Проводил удрученным взглядом бусик и остался один-одинешенек посреди людной площади. Бесспорно, отдавая отчет, что одиночество – всего лишь иллюзия. Как выяснилось позже, в ту самую минуту объект наблюдения, то бишь меня, «тащили» три группы сопровождения, не связанные между собой.
Далее предписывалось созвониться с Нюрой.
– Стойте, где стоите, – деловито распорядился помощник. – Ничему не удивляйтесь и на время забудьте, что бывший мент.
– Бывших не бывает, – парировал в ответ.
Сунул мобилку в карман и помыслил, предвкушая изумление:
«Умнейшие мужики придумали сотовую связь! Я в Николаеве, Нюра загорает на «Чайке», а такое впечатление, будто стоит неподалеку за углом. Интересно, с какой стати я должен временно потерять память? Похоже, скоро узнаю».
Невдалеке проскрипел рифлеными покрышками джип «Тойота Прадо». Не успела серебристая махина застопорить ход, как из утробы выкатилась троица богатырей в модных костюмах при галстуках. Изнывая от жары, геркулесы с бритыми затылками и помятыми ушами осмотрелись поверх солнцезащитных очков, после чего самый верткий подгреб ко мне.
– Проследуйте за мной, Сергей Иванович, – прогудел, кивая на джип. – Мы от Вадима Федоровича.
Сопроводил к машине и указал на место рядом с водителем. Сам затиснулся вместе с братками на заднее сидение.
Около получаса кроссовер колесил по незнакомым улочкам областного центра. Затем городской ландшафт изменился и стал напоминать центральную улицу небедного села. С обеих сторон потянулись глухие каменные и кирпичные заборы, за которыми виднелись фасады особняков, напоминавшие хижины имущих одесситов на улице Красных зорь.
Не сбавляя скорости «Прадо» вкатился сквозь распахнутые ворота во двор трехэтажного коттеджа и лихо тормознул у помпезного крыльца.
На верхней ступени стоял Вадим Федорович Бокальчук и улыбчиво щурился, приглаживая вздыбившуюся на ветру седую шевелюру. Белоснежная рубаха и брюки с молочным отливом контрастировали с загорелой физией, но вполне соответствовали упитанному облику народного избранника областного масштаба.
Повстречав Бокала на многолюдной улице, я, бесспорно, признал бы близкого по духу сотоварища. Невзирая на то, что от молодцеватой подтянутости мало что осталось.
– Надо же кто к нам пожаловал! Пан отставной полковник! – джазовым баском пропел Вадим. – Однако наел корпуленцию!
– Ты тоже не балерун, – ответил, преодолев дюжину гранитных ступеней.
Бокальчук подал руку и, притянув к себе, заключил в радушные депутатские объятия. Закачался, словно боец сумо, приговаривая:
– Здорова, Кучер! Как я рад тебя видеть!
– Сжалься! Не от жары, так от радушия загнусь.
‒ Подумаешь, неженка! Ладно, живи, – разжав захват, он отступил на шаг.
Мне же бросилась в глаза едва заметная скованность жестов, присущая срытой нервозности. Но тут же вспомнилась одна из знаменитых бокальчуковских аксиом о том, что анализировать настроение кого-либо без понимания причины и с позиции высокомерия чревато накоплению желчи и предвзятости.
Тем временем Вадим распахнул украшенную витражами входную дверь и первым шагнул за порог.
– Прошу в пристанище толстосума! – обронил с печальной усмешкой.
Оказавшись в просторном холле, обставленном добротной мебелью и вазонами с комнатными растениями, оглядел вычурный интерьер. Венецианская штукатурка, имитировавшая розовый мрамор, придавала гостиной вид торжественности. Оттого неуместно и гнетуще смотрелась коллекция причудливых масок из глины и дерева, занимавшая дальний угол с камином. Личины с выпученными глазами и перекошенными ртами изображали то ли божков ацтеков и майя, то ли кровожадных духов африканских племен.
«Раньше не замечал за Вадимом подобного пристрастия, – подумалось мимолетно. – Он зачитывался книгами по кинологии, но на первом месте всегда была музыка. В основном классическая. Еще до службы в армии закончил музучилище. За показной жесткостью угадывалась романтичность натуры. Категоричность казалась наигранной, но считалась неотъемлемой чертой сыскного норова».
Бокал умостился в глубоком кресле, указав гостю на диван, обитый мягкой кофейной кожей. Сходу лимитировал встречу, глядя на каминные ходики:
– Выкроил полтора часа. Маловато, конечно, но отобедать успеем. Заодно кое о чем перетрем. Стол скоро накроют. Поднимайся на второй этаж – первая дверь справа. Там душ, туалет и все такое. Сделаю пару звонков и позову.
После визита в ванную комнату, я коротал время, стоя возле окна. Внизу раскинулся сад с ухоженными фруктовыми деревьями и аккуратными клумбами. Меж ними – резная альтанка под черепичной крышей в китайском стиле. Внутри двое крепышей в белых перчатках и длинных фартуках сервировали обеденный стол.
«Обслуга и охрана как у Вито Карлеоне! Небось, электроники кругом понатыкано, – констатировал, припомнив хобби Бокальчука. – Где же овчарки? Наверное, не может себе позволить ввиду занятости. Домашнему питомцу нужен уход и постоянное внимание, а человеческое тепло развивает повадки преданного друга. Потому не пожелал использовать псин в качестве сторожей. Другое дело в ментовке…».
Вспомнилась ситуация, когда служебно-розыскная собака участвовала в задержании вооруженного бандита и сыграла роль координатора.
□□□
Гангстерская оказия с потешной развязкой случилась на закате эпохи совка.
Служба наружного наблюдения, именуемая в народе топтунами, какое-то время «тащила» опасного рецидивиста, совершившего вооруженный разбой. Недавно освободившийся отморозок подстрелил милиционера отдела охраны во время неудавшегося налета на магазин. После чего скрылся.
Личность разбойника установили и дознались, что оружие при себе он не носит. Потому пустили «хвост» с целью разузнать, где припрятан пистолет.
Тайник обнаружили на чердаке пятиэтажной хрущевки в центре Печерска, где в квартире на верхнем этаже обитала беременная сожительница рецидивиста с мамой. Топтунам оставалось дождаться, пока он заберет с чердака ствол, чтобы поймать с поличным.
Так и вышло, но опытному бандюгану удалось оторваться от преследования и запереться в квартире.
Начались переговоры, в ходе которых он заявил, что сородичей взял в заложники, потребовал автомобиль и полста тысяч советских рублей. Сотрудники наружки запросили подмогу из местного райуправления.
Тогда в системе МВД не было отрядов особого назначения, а тем более – штурмовых антитеррористических подразделений. В экстренных случаях функции милицейского спецназа возлагались на личный состав районных управлений. В оружейной комнате РУВД хранились комплекты специального снаряжения, рассчитанные на пятерых смельчаков. Дежурный офицер экипировал первых попавшихся под руку сотрудников, формировал группу захвата, назначал командира и посылал на место происшествия.
В комплект амуниции входили: стальная армейская каска, неподъемный титановый бронежилет и автомат Калашникова калибра 5,45 мм.
По-видимому, разработчики бронежилета были уверены, что в милиции служат исключительно атлеты. Потому и сварганили неподъемную сорокакилограммовую жилетку, в которой среднестатистическому правоохранителю удавалось передвигаться разве что на четвереньках. Присесть вообще не мог, равно, как втиснуться в кабину милицейского уазика. Единичным уникумам удавалось простоять в доспехах целых десять минут.
В тот день я допоздна засиделся в кабинете. Собрался домой, но был пойман дежурным и назначен старшим группы захвата, сформированной из четверых сотрудников, входивших в состав суточного наряда.
Свалив снаряжение в задний отсек уазика, мы помчались на адрес. По прибытию экипировались и с одышкой вылезли на верхний этаж.
Двух молодых милиционеров и водителя Палыча я оставил внизу, наблюдать за окнами и контролировать вход в подъезд. Сам же возглавил штурмовую группу в составе дежурного сыщика Пети-афганца и прапорщика Вовы-баяниста с позывным Цицерон.
На пару с Петей мы заблокировали входную дверь в квартиру с заложниками, а Вова занял позицию прикрытия в пролете между этажами.
Рецидивист истерично вопил за дверью, матерился и угрожал всех завалить. Соседи по лестничной клетке стыдили негодяя и уговаривали сдаться. Мы не участвовали в полунощных дебатах, дожидаясь подкрепления – группы захвата из главка.
Следует отметить, что управленцы были экипированы получше «окопных» ментов. Вместо касок вороненые стальные шлемы с зарешеченными забралами, облегченные бронежилеты вместо титановых доспехов. Пистолеты-пулеметы системы Стечкина и пуленепробиваемые щиты, похожие на рыцарские.
Прибывшие на подмогу штурмовики походили не то на водолазов-глубоководников, не то на космических сварщиков.
Двое, прикрывшись щитами, встали рядом с Вовой и нацелили автоматы на дверь злополучной квартиры. В результате мы с Петей оказались на линии огня.
‒ Капец! – констатировал ветеран афганской войны.
В наступившей тишине послышалось учащенное дыхание немаленькой псины. Тут же вспомнилась финальная сцена на болотах из романа Артура Конан Дойла «Собака Баскервилей». Спустя минуту, возле ног Вовы-гармониста примостилась здоровенная немецкая овчарка по кличке Занда – гарнизонная знаменитость и гроза бандюганов.
Нелишним будет пояснить, за какие заслуги прапорщик Вова удостоился чуждому для советского милиционера прозвищу Цицерон. Во-первых, за громозвучный баритон с хрипотцой и навык быстроговорения. Во-вторых – уроженец черниговской глубинки славился неподражаемой манерой витиевато и непонятно выражаться. В долгие тирады, сдобренные ненормативной лексикой, он вставлял выдуманные словечки, напоминавшие то ли германский, то ли белорусский говор.
До момента появления Занды я понятия не имел, что Цицерон боится собак. Поначалу он превратился в статую с гипсовой физией и выпученными глазищами, устремленными вдаль. Спустя минуту изваяние затряслось, отчего громоздкая амуниция залязгала и заскрипела, словно конская упряжь.
– Да ну его на…! – завопил прапорщик и взмыл вверх по лестнице.
Я чудом успел оттолкнуть афганца к соседской двери и прижаться к стене. Вова пронесся мимо и в одиночку обезвредил бандита.
Зачинщик смуты был придавлен снесенной дверью, на которой гарцевал Цицерон, будто серфингист на гребне волны. Оба изрыгали отборные ругательства, отчего прибежавшая следом овчарка остолбенела, задергала ушами и жалобно заскулила.
Казалось, операция успешно завершена. Преступник обезврежен, пистолет изъят, заложники в полуобморочном состоянии переданы на попечение бригады скорой помощи. Подоспевшая следственная группа приступила к осмотру места происшествия, а Вова оккупировал ванную комнату и, свалив амуницию на пол, обливался холодной водой.
Да не тут-то было!
Внезапно с треском и звоном разлетелась вдребезги оконная рама в гостиной. Карниз с портьерами обрушился на пол, будто открылся занавес перед началом второго акта. В комнату влетел вооруженный до зубов супермен, отстегнул страховочный трос и плашмя грохнулся на паркет. Подхватился, вскинул автомат и заорал:
– Руки вверх! Сдавайтесь!!
– Свои!! Придурок! Пошел вон! – завопили в ответ присутствующие и заметались в поисках укромных мест.
Позже выяснилось, что специально обученный штурмовик из главка был подвешен за окном на альпинистском снаряжении и рискнул автономно пойти на штурм, не дождавшись команды.
После акробатического фортеля докторам прибавилось работенки, а Цицерону представилась возможность подтвердить точность позывного. Сдабривая монолог неслыханными эпитетами, он доходчиво втолковал горе эквилибристу и его командиру – кто они такие, куда им следует идти и где демонстрировать цирковые трюки.
□□□
«Надо бы Вадиму рассказать про Занду, – помыслил, увидев, как он заходит в альтанку. – Поляна, видно, накрыта. Сейчас и гостя позовут».
Тут же раздался стук в дверь.
– Вадим Федорович ожидает в саду, – известил знакомый баритон.
Прихватив сумку, я сошел в гостиную и поспешил за атлетом из джипа.
Спустившись с крыльца, мы повернули за угол и проследовали к альтанке. Сидевший за столом Бокальчук заулыбавшись, привстал.
– Располагайся, бродяга, – пригласил и, посерьезнев, потянулся к глиняному кувшину. – Первым делом помянем наших. Вино домашнее, хоть и жарко, но по чуть-чуть не навредит.
Молча выпили и закусили, после чего я насмелился похвалить депутатское обиталище:
– Шикарный дворец. Главное, уютный. Семейный очаг для грядущих поколений.
Бокал криво усмехнулся и подметил:
– Отгроханный на честно заработанные гроши, чтоб ты знал! Насчет уюта не согласен. Пусто до омерзения. На пару с женой обретаемся, но чаще – я один.
– Зато прислуги полон двор.
– Подтруниваешь? Давай-давай! Критику уважаю и заслуживаю. Особенно в последнее время.
Не желая того я угодил в десятку. За видимой успешностью и занятостью он пытался скрыть наболевшее житейское неудобство.
«Причина пока непонятна, – прикинул в уме. – Похоже, Вадим решается выговориться. Вот и нечего торопить события».
Бокал зыркнул исподлобья и проворчал:
– Просканировал депутатское нутро? Каков результат?
– В целом нормально.
– Не юли! Друг называется! Хотя ты прав – на поверхности все путем. Работы выше крыши, от деловых базаров язык пухнет. На пересуды с родичами и друзьями не остается ни сил, ни желания. Благоверная запилила. Плюнула и укатила в город к дочке – с внуком нянчится. Сын за кордоном бизнес налаживает.
– У меня нечто похожее…
– Знаю. Наводил справки еще до ареста Недоходова. Была нужда да рассосалась. Потом как-нибудь расскажу.
Я закивал, не удивившись и тем более не обеспокоившись. Бокальчук слыл толковым и честным опером. Не опускался до жульничества и нечистых комбинаций. Правда, давненько покинул розыскную ниву, а причиной увольнения стал конфликт с руководством местной прокуратуры.
‒ Могли понадобиться твои связи на Банковой, – продолжал слуга народа. – В последний момент все устаканилось. Ну а как оно на гражданке? Хватает на жизнь?
– Порядок. Без дела не сижу, – ответил, налегая на борщ. – Не бедствую, но за командировочные благодарен. За Нюру отдельное мерси! Где только выискиваешь таких самородков?
– Сами меня находят. Желают, чтоб направил в верное русло. Павел – сын моего близкого друга, ныне покойного. Не скрою, повозиться с пацанчиком пришлось. На травке конкретно сидел, но совместно управились. Ты там присматривай. Пашка мне как сын.
– Заметано. Покамест он за мной присматривает не хуже профессионального бодигарда. Поведай лучше, что обо всем этом думаешь.
– Легко. Сначала расскажу предысторию, – согласился Вадим, наполняя вином пиалы. – В последнее время я зачастил нырять в субъективное нутро. Раньше наблюдал за собой, но как-то поверхностно. Теперь будто глаза поменяли. По-иному все видится. Обнаружил на поверхности небывалый пофигизм к людям. Даже к родным и близким. Наверное, деньги и власть слепили из меня чурбана. Но если что не по мне – взрываюсь будто фугас. Ты знаешь, я человек прямой и требовательный. Люблю, чтобы было по-бокальчуковски! Если же люди так не могут – швыряюсь ими направо и налево. Типа незаменимых нет. Лузеров презираю до ненависти. Я ведь первым узнал про халепу, в которую угодил Доход. Знаешь, о чем подумал сходу? Так ему и надо! Добухался, пьянь подзаборная! Жену сгубил и себя заодно.
– Но ведь помог…
– Из важности! Все знают, что Бокал наделен властью и возможностями. А я себе прикидываю, что зауважают пуще прежнего. Как тебе такое?!
– Сам же поймал себя за хвост. Значит, встал на путь исправления.
– Только сдвигов не наблюдается. Ярлыки на людей, будто сами навешиваются. Будто шепчет кто-то – этот дурак, каких свет не видел, тот вообще тормоз по жизни. Кипит мой разум возмущенный! Вконец вымотало высокомерие. Родичам геноцид учинил. Детишки подросли и радостно скачут оттого, что живут отдельно. Супруга туда же. Дразнит меня саквояжем без ручки – тащить тяжело, а бросить жалко.
‒ Как по мне – ты элементарно вымотался, потому сгущаешь краски.
Вадим хохотнул и пробормотал:
‒ Не старайся – адвокат из Кучера никудышний. Я ведь тебе помогаю, дабы не оплошать в глазах дружбанов. Не замарать депутатский мундир. Сечешь, какова мотивация? Где же пресловутое чувство локтя?! О дружбе только разглагольствуем!
– Сан Саныча бы сюда, – осторожно подметил, глядя в сторону. – Батон подобрал бы нужные слова.
– Посещала идея к нему податься, – признался собеседник. – Всячески оттягивал мероприятие, пока не объявился альтернативный знахарь. Прививочку вколол от вшивости. Укольчик в задницу от самовлюбленности. Короче получил я намедни письмецо с угрозами.
‒ Эка невидаль! Тебе ли привыкать?! Бронированный джип и взвод охраны не для профилактики держишь.
‒ Наблюдательный. Только угрозы знахаря оказались покруче бандитских разборок. Зацени, полковник!
С ловкостью карманника-щипача он выудил из кармана рубахи сложенный лист бумаги. Потряс, разворачивая, и продемонстрировал до боли знакомый рисунок.
От увиденного я едва не поперхнулся, глаза округлились, а вверх по спине промчалась свора гадких мурашек. Перестроившись боевым порядком, они вскарабкались на голову, рассредоточились и вздыбили короткостриженые волосы.
С примятого офисного листа пялился олимпийский мишка – ехидно скалился и глумливо щурился.
– Точно дебильная улыбка, – только и смог выговорить.
– Вчера получил по электронной почте, – разъяснил Вадим. – Нюра заранее отсемафорил про черные метки в виде спичек, потому я в курсе. Можешь представить, что ощутил, увидев это?! Поджилки до сих пор трясутся. Вчера в истерике грохнул о стену хрустальную статуэтку олимпийского медведя.
– Московский сувенир? Жаль! Столько за ними выбегали. Мой пока цел.
– Вернешься – кокнешь! Чую после этого дела нас всех отвернет от олимпийской символики. Лично у меня пофигизм враз рассосался!
– Видишь?! Во всем можно разглядеть положительные стороны.
Бокальчук тряхнул шевелюрой и поднял пиалу.
– Точно! Нам не привыкать! За то и выпьем. Завтра же отправлю супругу к сыну за кордон. Зятя отозвал из командировки, чтобы эвакуировал куда-нибудь дочку с внуком. Тачку и охрану ты видел.
– Значит, полный ажур? Готов дать отпор маньяку!
– Будь уверен! Только переживаю, чтобы ничего со мной не случилось именно теперь. Замутил я проект – дело всей жизни! Если выгорит, то приберу к рукам практически весь турбизнес на черноморском побережье. Прикинь?!
От услышанного екнуло сердце. Передо мной снова сидел заносчивый бизнесмен и депутат, стремившийся удержаться в привычной для себя колее.
Попутно мелькнула полубредовая мыслишка:
«Что если вся эта медвежья катавасия нацелена на Бокальчука? Тогда причем Доход и Костюченко? Абракадабра какая-то! Небось, от вина и жары сумбур в голове».
Неожиданно запиликал один из трех смартфонов, лежавших перед Вадимом на столе. Прижав к уху, он с минуту молчал, потом поморщился и матерно забубнил:
– Да… я их знаю. Нет… нормальные пацаны… не надо протоколов! Езжай, забери их, Репа! И мотык пусть вернут. Спасибо! С меня кабак, – отложил телефон и потянулся за графином.
Я успел перевернуть свою пиалу, предположив:
– Пашину наружку повязали? Не беда. Извини, но пить больше не буду.
– Как знаешь. Да, захомутали пацанчиков. Самчуковские топтуны постарались.
Запиликал другой его телефон, и переговоры возобновились:
– Да… это мои! Издеваешься, Шура?! Под меня копаешь?! Дай команду, чтоб отпустили! Пусть едут прямиком сюда… премиальные выдам! – сбросил вызов, нервно хохотнув. – Проф до Николаева добрался. Мало не покажется! Прикинь, повязали моих орлов прямо под домом! Они прикрывали джип, на котором тебя привезли, а самчуковцам привиделось, будто засекли вражеский хвост. Короче дурдом!
– Ни фига себе! У Профа длинный щупальца! – наряду с изумлением я польстился вниманием и опекой. – Однако у меня эскорт! Шура держит слово. В принципе мало что поменялось. Стреножили, да не тех.
– Все что не делается – к лучшему, – взбодрился Бокал. – Хоть и не попались недруги, зато убедились, с кем имеют дело! Посему предлагаю закругляться. Покуда они в ступоре, успеете выехать из города. Даю в сопровождение лучших бойцов. В Скадовске будете до полуночи. Переночуете на нашей базе, а поутру – за дело. Местные подмогут.
– В каком смысле?
– Нюра не единственный, кого я направил на путь истинный. Завтра узнаешь.
В очередной раз запиликал и заерзал по столу увесистый смартфон Бокальчука. Он опасливо покосился на экран и заулыбался:
– Какие люди?! Пан Юнкер!! – восторжествовал, приняв вызов. – Здравия желаю! Угадал – Кучер у меня! Шашлык доедает…
□□□
На протяжении учебы Виктор Иванович Черноух исправно выполнял обязанности заместителя командира нашего олимпийского взвода. Денно и нощно был правой и левой рукой Вовы Вишенцева.
Оба заявились на вступительные экзамены в дембельском обмундировании. Только китель комвзвода украшали стройбатовские эмблемы, а на сержантских погонах Черноуха красовались гусеничные танчики. Улыбчивый усач восполнял недостаток роста высокими каблуками безупречно начищенных сапог, маскируя завитками бакенбардов юношеский румянец.
Форма сидела, словно влитая. В осанке и выверенных движениях угадывались щегольские манеры младших офицеров царской армии. Чем не юнкер?!
Ежели предстояло кого-то взгреть, усища замкомвзвода дыбились, бакенбарды круче завивались, а очи угрожающе выпучивались. С подобной миной он тужился отвечать на семинарских занятиях, особенно если нуждался в подсказке.
Черноуха уважали и любили за веселый нрав, рассудительность и покладистость. С Вишней у них получился тандем по типу – добрый и злой дознаватель. Правда, зачастую приходилось меняться ролями в зависимости от обстоятельств.
После выпуска Юнкер вернулся в родной Крым на должность инспектора уголовного розыска симферопольского главка. Через пару лет успешно сдал экзамены в академию МВД на заочное отделение. Мы изредка виделись в Киеве, и я не раз бывал в гостях у Черноухов, наведываясь на полуостров по служебным делам или во время отпуска.
□□□
Возглас Бокальчука прервал воспоминания:
– Извиняй, Витек – трубу Слону не дам! Сам перескажу. Он шибко поспешает в Скадовск. Выяснит все по Вишне, потом уже к тебе. Мои бойцы подвезут до Армянска – там и пересечетесь. Накануне созвонитесь. Бывай!
Отложил мобильник, перевернул пиалу и стал наполнять.
– Возражения не принимаются, – строго упредил. – На коня!
– Ладно, выпьем. Все равно командировка затягивается. Неужто медведи в Крыму объявились?
– Пока нет, но… короче, Слоник пропал.
– Вот те раз! Нехорошо это.
– Поэтому я и сказал, что приедешь. Юнкер позвонил Летописцу, чтобы тот разместил на сайте информацию про Слоника, а Сеня все выложил. О медведях, о спичках, о твоей командировке.
– Может, Слоник загулял? Хотя, это нонсенс.
– Во-во! Саня еще тот аскет! Помнишь, как в школе штундой прозвали? Говорят, таким и остался. Жена позвонила Черноуху из Джанкоя. Истеричит, причитает, что благоверный вторую ночь дома не ночует. В жизни такого не было. До этого неделю ходил, как в воду опущенный. Юнкер все новости до кучи сложил и чуйка подсказала, что пахнет жареным.
– Точно. Интуиция Черноуха еще не подводила, – невесело заключил я.
Заодно припомнил, как с первых дней учебы сдружился с толковым и немногословным крымчаком, получившим из-за меня прозвище Слоник.
После выпуска Саня получил назначение в родной Джанкой и с тех пор мы не виделись.
Однажды Юнкер упомянул, что Кухаренко вышел в отставку в звании подполковника. Руководил в Джанкое службой угрозыска по линии несовершеннолетних.
□□□
Хватило пары минут, чтобы распрощаться с Бокальчуком, не забыть сумку и умоститься в прохладном салоне «Прадо».
Менее чем за полчаса бронированная махина домчала до Херсонского шоссе. Я только подумывал вздремнуть, а водитель уже закладывал крутой поворот, выруливая на Скадовский тракт. Не сбавляя скорости, шел на обгон, оставляя позади бесконечные колонны неповоротливых фур и чадящих грузовиков. Изредка семафорил дальним светом или упреждал о маневре спецсигналом, напоминавшим утиное кряканье.
Я лишь опасливо косился на улыбчивого коренастого брюнета, который успел поведать, что за бесконфликтность и веселый нрав коллеги по цеху нарекли его Лютиком. Позади на заднем сидении развалился долговязый жилистый блондин, назвавшийся непонятным погонялом Борила.
Броневик проносился мимо придорожных фермерских рынков, обустроенных в лесополосах или на кромках необозримых арбузно-дынных баштанов. Стройные ряды пирамидальных тополей тянулись за линию горизонта и будто растворялись в сиренево-бирюзовой дымке южных сумерек.
Совсем стемнело, когда миновали стелу с надписью: «Скадовск». Лютик ориентировался на местности и, убавив скорость, уверенно рулил по немноголюдным улочкам засыпающего городка.
Вскоре за окнами потянулись глухие заборы и кованые ограждения пансионатов и баз отдыха. Свернув с дороги, броневик уперся бампером в металлические ворота. Створки заскрипели, и казалось, нехотя разъехались в стороны.
Кроссовер прокатился по аллее, освещенной садовыми фонарями, и остановился у ступенчатого крыльца трехэтажного здания, напоминавшего санаторный корпус.
Поздних визитеров встретила статная дама с высокой прической. Услужливо распахнула стеклянную дверь, поздравствовалась, как со старыми знакомыми и сопроводила на второй этаж. Расселила по разным комнатам и чинно удалилась.
Откуда не возьмись, навалилась усталость. Хватило сил умыться и доковылять до кровати. Уснул моментально, лишь только умостил голову на жесткой шелестящей подушке.
Глава пятая
ЮНКЕР
Проснулся позднее обычного и позволил себе поваляться в казенной постели. Попутно разложил по мозговым ячейкам скопившиеся в анализаторе информационные файлы. В половине восьмого раздался стук в дверь.
– Побудка, Иваныч! Кличут завтракать, – прогудел Борила. – Ожидаем внизу.
По-военному собравшись, спустился в холл и поручкался с телохранителями. Тут же явилась распорядительница, встречавшая нас накануне, и проводила в безлюдный зал просторной столовой. С порога указала на единственный накрытый стол.
Я осмотрелся и подметил:
– Сезон в разгаре, а курортников не видно.
– Обстоятельства, – неохотно обронила дама.
– Вы, наверное, администратор?
– Вообще-то я директор. Заезда нет, и пока не предвидится. Российская турфирма выкупила все путевки и вдруг объявила о банкротстве.
– Ништяк! – резюмировал Лютик. – Главное, что бабосы отстегнули.
Пожелав приятного аппетита, немногословная руководительница удалилась, а спустя минуту стало слышно, как распекает кого-то на кухне.
– Шамаем и валим на точку. О прибытии я отсемафорил, – доложился Борила, тщательно протирая салфеткой не пользованную с виду вилку. – Стрелка в центре через сорок минут. Толковище проведем в точиле по-быстрячку. Сыскарь кипишует за лимит часу. Говорит, законники в кадык вцепились, головняк скликают.
Водитель кашлянул и сделал напарнику замечание:
– Фильтруй базар, Борила. Сергей Иваныч не врубается.
– Прошу пардон, журфаков не кончал, – стушевался верзила и надвинулся на Лютика. ‒ Для кого-то может и Борила, а для тебя – Борис Николаевич. Как Ельцын. Вкурил?! Мечи пайку и сопи в две дырки!
‒ Тебя никто в конфуз не вводил! – раздухарился водила. – Неча батон крошить!
– Тихо ша! – прервал я светскую беседу. – Терки не к месту. Феню разумею. Тулите хоть на фарси, только без понтов.
Утренняя трапеза вскорости завершилась без бузы и выяснения отношений. Распрощавшись с директрисой, проводившей гостей до автостоянки – расселись по местам.
Спустя четверть часа Лютик зарулил на центральную площадь Скадовска. Борис Николаевич пробурчал с заднего сидения:
– Вишь у киоска зубило маячит канареечного цвета? Подкатывай помалу. Оба на! Вот и начальник нарисовался.
Из ярко-желтого «опеля» неспешно выкарабкался здоровенный детина в просторной рубахе такого же окраса и потертых джинсах, облегавших накачанные ноги. Ручища с бугристыми бицепсами и трицепсами оканчивались увесистыми кулаками, а шаровидная бритая голова крепилась к покатым трапециям. По-юношески открытые черты лица слегка диссонировали с грозной наружностью, но возраст угадывался легко – не старше тридцати.
Здоровяк запрыгнул на заднее сидение и молча поручкался с Борилой. При этом бронированная махина чуток накренилась, а водила обернулся и беззлобно проворчал:
– Не развалите ласточку, Игорь Петрович!
– И тебе не хворать, – зычным тенором парировал визитер, подал мне пятерню и отрекомендовался. – Майор Иванов. Начальник местного угрозыска. Можно по имени. Располагаю тремя с половиной минутами. Поспешаю в прокуратуру на заслушивание.
– Полугодие закрываете? – блеснул в ответ компетентностью. – Висяков много?
– Хватает, Сергей Иванович. Я в курсе, что вы бывший опер. Пообщался с Бокальчуком. О делах в Одессе тоже осведомлен.
‒ Тогда к делу.
– Извольте. Подполковник Вишенцев вышел на пенсию четыре года назад с должности замначальника городской милиции по охране общественного порядка. Проживал с супругой на окраине Скадовска в приватном домовладении.
– Дети есть?
– Два сына. Взрослые, женатые. Живут отдельно в Херсоне. Владимир Николаевич зарегистрировал частный бизнес – пристроил флигель и сдавал отдыхающим комнаты. До моря пять минут ходу. Двадцать первого мая около семи утра супруга обнаружила его спящим на диванчике в летней кухне. Будить не стала. Знала, что накануне вечером квартиранты накрыли стол по поводу отъезда. Пригласили хозяина.
– Вишенцев разве пьющий?
– Не особо. Сердце пошаливало. Регулярно подлечивался в херсонском госпитале. Оттого жена обеспокоилась и через час снова наведалась. Ирина Ивановна медик по образованию – определила, что Вишенцев умер. В половине десятого следственная бригада прибыла на место. Во время осмотра ничего подозрительного не выявили. Позже медэксперт подтвердил обширный инфаркт. В крови мизерная доля алкоголя. На токсины не проверяли – повода не было.
– Квартирантов опросили, с которыми он выпивал?
– Тем утром они съехали. Еще до того, как все случилось. Живут в России за Уралом. Мы связались с тамошним участковым по телефону. Он с ними поговорил, а я справку вывел. Прокуратура согласилась с полнотой собранных материалов.
– Я ж без претензий. Возникли вопросы после событий в Одессе.
– Бокальчук говорил. Помогу чем смогу.
– Нужен адрес Вишенцева и подготовь список всех, кто был на похоронах.
– Считайте, уже сделано. С Ириной Ивановной поаккуратнее, пожалуйста. Не оклемалась еще.
– Прикинусь, будто заранее не знал. В отпуске решил навестить бывших сокурсников, а тут такое. Приехал выказать соболезнование.
– Звоните, ежели что, – Иванов протянул визитку. – Адрес Вишенцевых на обороте.
□□□