– Намекаешь на инцидент перед выпуском? Я приложил к тому руку…
– Погодь, пока договорю, – пригрозил перстом Саечкин. – Успеешь оправдаться. Я о том, что Доходу следовало сразу все прояснить. Можно же было разрулить без заносчивости. Будто фамилию свою оправдывает – Недоходов. Может для того и позывной дали с обратным смыслом. Авось дойдет?!
– Похоже, дошло.
– Кабы не было поздно! Ленька захаживал ко мне ранней весной. Возжелал поплакаться в жилетку. Тебя не позабыл упомянуть. Все свои беды свел к позорному исключению из школы, будто жизнь после того остановилась. Я ему говорю, мол, неразумно так думать и небезопасно. Можно в такое болото угодить, что потом не выберешься. Он только зубами скрежетал. Думаю, из-за спеси и гонора тормознули нашего Дохода похлеще, нежели тебя. Теперь говори, что накипело.
Вмиг ощутил, как заныло под ложечкой. Лицо стало мокрым от пота, будто какой-то пакостник плеснул ушат воды на раскаленные камни в парной.
– Вина на мне, – пробурчал и услыхал свой голос, будто со стороны. – За то, что не поговорил с ним вовремя. Я ведь не сразу узнал, что Ленька меня обвиняет. Пуртев сообщил лет семь назад. Тогда и надо было разрулить. Может, не случилось бы…
– Отпускаются тебе грехи, ‒ пробасил Сан Саныч с обстоятельным видом. ‒ Принялась исповедь. Не было фальши и перекладывания вины.
– Не знал, что прощение настолько облегчает терзания. Осталось с Доходом утрясти.
– Успеется. Только не перебирай излишней ответственности. В данной ситуации нет абсолютно правых и виноватых. Каждый внес свою лепту, равно, как случившееся касаемо каждого из нас. Пока непонятно – кого в какой мере. Время подскажет, тогда и выяснится, почему Всевышний свел нас воедино спустя столько лет.
– Согласен. Непосильно быть ответственным за все.
– Вот и ладно. Теперь о деле поговорим. Слыхал, будто следят за тобой, а еще дознался о новых вещдоках.
– Откуда?! Я сам только узнал! Хотя, чему дивиться? Это ж Одесса!
Саечкин рассмеялся и успокоил:
– Не переживай! Ваша со следаком секретность не нарушена. Чтоб ты знал, у меня своя конспирация и топтуны свои. Не сижу, сложа руки, уповая только на молитву.
Наконец, подъехали к дому Костюченко. В округе царила горестная тишина, усиленная безмолвным присутствием множества людей. У запертых ворот выстроились в ряд легковушки, а чуть поодаль, словно на стороже стояли милицейский УАЗ и карета скорой помощи. Возле калиток и на лавочках кучковались соседи.
В ухоженном дворе припомнилось застекленное крыльцо под красной черепицей. Навстречу поспешал милицейский капитан, схожий телосложением с поджарым Батоном. Не сдерживая слез, бросился в объятия священника.
– Как же так, дядя Саша?! – только и смог вымолвить, уткнувшись в рясу.
– Крепись Андрюша, – ответил Саечкин. – Отыщем душегуба! Познакомься с полковником Кучером. Тоже из наших. Он тебя помнит еще с пустышкой.
Капитан отстранился, протянул для рукопожатия пятерню и позвал в дом.
За порогом накрыло довлеющей прострацией. Подойдя к родителям Славы, бормотал шаблонные фразы, подумывая, как поскорее выбраться на свежий воздух. Подальше от гнетущего покрова, сотканного из скорби и боли утраты.
Супруга Костюченко и тоненькая чернобровая дивчина с белым, как стенка лицом – изо всех сил старались держаться. Жена говорила чуть слышно с кажущимся спокойствием. Уверила, что помнит меня из-за прозвища, несвойственного внешности. Потом обессиленно выдохнула и разрыдалась, обняв дочурку. Дальнейшее стерлось из памяти.
Опомнился во дворе, повстречавшись с Молодязевым. Репа торопился в дом, а следом, чуть прихрамывая, шел седоусый мужичок, прятавший глаза за зеркальными стеклами окуляров. Хоть не сразу, но я признал Сеню Пуртева.
Мы сдержанно обнялись, а тем временем двор заполонила добрая дюжина бывших сокурсников. Учитывая обстоятельства, встреча получилась по-деловому нешумной.
Потом снова образовался временной вакуум и продлился до момента, когда раздобревшие «олимпийцы» затолкались в монастырский бус. Кто-то предложил помянуть Славика, а заодно отметить встречу.
Галдящая ватага высадилась на Соборке, после чего Сан Саныч пожелал приятного времяпровождения и укатил в обитель. Начались прения.
Двое сослались на занятость и, распрощавшись, удалились. Оставшиеся определились с питейным заведением, а по дороге откололись еще трое, огласив различные предлоги. В результате до уютного ресторанчика вблизи Сабанеева моста дошли пятеро.
Я умостился на диванчике рядом с Молодязевым, а Летописец занял место тамады во главе стола. Напротив, на мягких стульях с высокими резными спинками расположились шебутной низкорослый Зуй и долговязый сухопарый Проф.
Шуру Самчукова смолоду обзывали Профессором или сокращенно – Профом. Невзирая на жару, он пребывал при полном параде. Импозантный дядечка в роговых очках с толстыми линзами, в безупречном костюме при галстуке и алебастровой сорочке – вправду походил на уважаемого деятеля науки. Александр Сергеевич таковым и являлся, только зарекомендовал себя профессором оперативных наук. Особливо по части тактических разработок и многоходовых разведывательных комбинаций. Стратег и аналитик высочайшего уровня! Врожденная хваткость позволила Профу всего через пару лет после окончания школы милиции обрести известность и авторитет среди оперсостава Одессы-мамы. Продолжая службу в областном аппарате угрозыска, носил полковничьи погоны, но мало кто знал наименование его должности.
Усевшись рядышком в бусе, я насмелился спросить, но получил лаконичный ответ:
– Шо попало.
К угловатому плечу Самчукова тулился Виктор Петрович, носивший несвойственную для советского милиционера фамилию – Зимбер. За неуемную верткость и непоседливость он удостоился позывного – Зуй.
Если бы в советские времена популяризировали произведения Булгакова – Зимбера неизбежно прозвали бы Швондером. Отнюдь не из-за схожести характеров, а вследствие внешнего подобия с Семеном Карцевым, сыгравшим роль председателя домкома в кинофильме «Собачье сердце».
Он появился на свет в семье провинциального околоточного, обслуживавшего участок в курортном пригороде Одессы. Скорее всего, заместо погремушек батя забавлял Витька милицейским жезлом, в результате чего до выхода в отставку Зуй прослужил в отделе дознания ГАИ. На вольных хлебах возглавил крупную юридическую фирму, но друзья-товарищи знали, что это лишь видимая часть айсберга. Отставной полковник весомо котировался на одесском авторынке и мог порешать любой вопрос.
С Летописцем мы общались чаще, чем с остальными, невзирая на молчаливость и некоторую обособленность. Сеня Пуртев боготворил книги, читал их денно и нощно, выказывая задатки журналиста и литератора. В курсантские годы сочинял статьи для стенгазеты, славился рефератами по криминологии и правоведению, за что и удостоился надлежащего позывного.
Он первым нарушил тишину за столом, всматриваясь в экран смартфона:
– Внимание, господа! Я тут по сайту шарюсь, коменты по убийству Пуфика вычитываю. Стремная, однако информация проскочила.
‒ Можно без ораторской преамбулы?! – пробухтел Зуй.
‒ Вишня умер. Еще в прошлом месяце.
– Взводный?! – Молодязев округлил глаза. – Что случилось?
– Вечером заснул – утром не проснулся. Так написано. Остановка сердца.
‒ Кто сообщил? – справился Самчуков, поправляя очки.
‒ Аноним. Кто-то под таким ником зарегистрировался на сайте. Только вчера, кстати. Утром я выложил сообщение о гибели Костюченко, а пять минут назад появился комментарий про Вишню.
Теряя терпение, я поднял руку:
– Анонима можно вычислить?
– Вряд ли. Похоже, айди-адрес заблокирован.
Довлеющая тишина за столом, напомнила немую сцену из гоголевского «Ревизора». Через минуту Репа прокашлялся и деловито заключил:
– Рыба воняет от головы, как говаривал начальник нашего курса.
– Ты, о чем? – обронил Зимбер.
– Вся эта хрень могла начаться с Вишенцева. Потом приструнили Дохода. Следующим оказался Славик.
– Намекаешь на серию? – насторожился Проф. – Коробки с медведями только в Одессе фигурируют. Аноним написал, что у Вишенцева сердце остановилось. Думаешь, Недоходов и Костюченко как-то связаны? Имели общий бизнес?
– Да бросьте вы, Шура! – опередив Репу, выкрикнул Семен. – Какие из них компаньоны?! Последние десять лет Славик с Доходом точно не пересекались.
– Серийную версию придется отработать, – настоял я. ‒ Хотя согласен, что смерть взводного как-то не вписывается. Во всяком случае, пока.
– Во-во. Коробок надо поискать, – Юрий Всеволодович заговорил полушепотом. – Следак изъял новые вещдоки по делу Дохода. Мы-то думали, что Лёнька сбрендил по пьяни, а он и вправду видал коробок с олимпийским медведем на этикетке.
– Слава прокурорским! Спасибо – до суда не довели! – желчно подметил Зуй.
– Отставить кипиш! – Репа повысил голос, зыркнув на критикана. – Не сметь наезжать на подшефного аспиранта! Лучше за галстуком присмотри, шоб не заляпать фрикасе!
– Приторможенный у тебя аспирант, – не унимался бывший гаишник.
– Менты не лучше! Коробок, похоже, опера заныкали. Только сие недоказуемо. Зато появился довод в пользу серии. В коробке Дохода насчитали семь целых спичек с красными головками и один обломок. Эксперт говорит, что спички раритетные. Сейчас таких не выпускают. Коробок Костюченко аналогичный, только в нем шесть целых спичек и один обломок.
– Интересное кино получается! – оживился Летописец. – По идее в коробке Вишенцева должно быть восемь спичек…
– Погоди, Семен! – не дал я досказать и поинтересовался у Репы. – Эксперт осмотрел бутылку?
– Химики изучают остатки водяры. Есть подозрение, что алкоголь с примесью. Армянин тоже вырубился почти на сутки.
После такого известия бывалые одесские сыщики стали наперебой делиться эпизодами из собственной практики. Наконец, поднялся Самчуков и, обращая на себя внимание – постучал вилкой по фужеру.
– Дозвольте слово молвить?! – испросил, прокашлявшись. – Дела подождут! Предлагаю тост за старую гвардию! Кто знал, что спустя много лет доведется встретиться при таких поганых обстоятельствах? Тем не менее, мы готовы к решительным действиям! Только не хочется верить, что кто-то из наших заварил эту кашу. Короче, разберемся. Виват, панство!
После того, как «гвардейцы» усугубили – Проф наклонился ко мне и зашептал:
– Что за история с топтунами? Всяческие хвосты в пределах области, это мой хлеб. Почему же я не в курсе?! Недоработку принимаю на свой счет, а ты береги нервы. Отныне за тобой будет глаз да глаз, – повысив голос, обратился к присутствующим. – Надеюсь, все в деле?
– А то! – отозвался Летописец.
– Шо за вопрос, Шура?! – поднял брови Зуй.
– Даже обидно! – насупился Репа.
Александр Сергеевич ухмыльнулся и продолжил:
– То слушайте сюда. Ваш статус в деле – неофициальный. Будете фланировать на кошачьих лапах и туда, куда я скажу. Скрытно, бесшумно, неосязаемо, но решительно! С этой минуты наша секретная операция обретает кодовое название: «Седьмой флот»!
Пенсионеры одобрительно закивали, услышав устаревший розыскной термин. Все помнили, что в структуре союзного МВД профильные главки значились под порядковыми номерами. Седьмое управление занималось секретными оперативными разработками в стане неприятеля, а на сленге именовалось седьмым флотом. По аналогии с седьмым флотом ВМС США, призванным реализовывать секретные форс-мажорные операции по всему миру.
□□□
Ближе к полуночи я добрался до временного пристанища на такси. Захотелось постоять у калитки.
Ласковый ветерок доносил низкочастотное буханье всенощной дискотеки на «Чайке». С противоположной стороны – распускались и таяли в небе разноцветные зонтики фейерверков над Аркадией.
Во дворе минипансионата жизнь протекала своим чередом. В беседке под гроздьями винограда заседала шумная компашка. По гоготу и обрывкам фраз несложно было заключить, что подогретые алкоголем отдыхающие неистово режутся в карты.
В располагающей к отдохновению обстановке не верилось, что где-то поблизости затаились соглядатаи. События прошедшего дня казались давно минувшими, и я впервые всецело осмыслил, что оказался на черноморском побережье в самый разгар знойного лета.
Послабление бдительности длилось недолго.
Добравшись до опочивальни, привычно осмотрелся и понял, что в каморке побывали посторонние. Контрольки оказались не на месте – чемоданный замок-молнию кто-то старательно застегнул. Я же всегда оставлял несколько зубчиков до ограничителей. Второй признак – полотенце, якобы брошенное в спешке поверх лежавшей на стуле одежды. Злоумышленники не могли знать, что после осмотра вещей нужно подвернуть уголок полотенца так, чтобы он оказался под футболкой.
Тем не менее, я пришел к выводу, что орудовали профессионалы. С виду обстановка оставалась ненарушенной и, конечно же, ничего не пропало.
Хозяйка пансионата требовала, чтобы постояльцы перед уходом оставляли ключи от комнат в аптечном шкафчике на веранде. Ценные вещи и документы можно было сдавать на хранение. Для этих целей в хозяйской зале был приспособлен массивный сейф, выполнявший функцию подставки под телевизор.
Золота-бриллиантов я в поездку не брал, а ключ от каморки прилежно вешал в шкафчике на гвоздик. Оттого принял решение немедля поговорить с Марией, нацелившись на ее звонкий голос, доносившийся из беседки.
Заприметив важного постояльца, хозяйка обрадованно запричитала:
– Идите к нам, Сергей Иваныч! – потом обратилась к присутствующим. – Это родич мой по мужу из Киева. Большой начальник! Здесь по работе, заодно отдыхает.
Краснолицый упитанный мужичок моего возраста вытер о футболку ладони и, поднявшись, отрекомендовался:
– Борис. Очень приятно! – потряс мою руку и покосился на сухощавую блондинку с обгоревшими на солнце плечами. – Мы с Тамарой из Питера, а рядом с ней – Раиса из Донецка. Отдыхает сама!
Он сделал ударение на последнем слове и выразительно повел бровью.
Я же лишился дара речи, изумившись наружностью злачной женщины бальзаковского возраста. Должен признаться, что такого попугайского смешения цветов и стилей ранее наблюдать не доводилось. Короткая стрижка в стиле «панк» представляла собой ядовитую палитру из ярко-оранжевых, каштаново-шоколадных и огненно-красных пятен. В целом же смысл ретроградной композиции оставался секретом неизвестного цирюльника. Из-под палитры выглядывало пухлое личико, покрытое толстым слоем кофейной штукатурки с кругами малиновых румян. Причем полные губки бантиком и обводка округлых изумленных глаз имели одинаковый темно-фиолетовый окрас. Типаж искательницы курортных приключений подчеркивал цветастый сарафан в старорусском стиле с атласным рюшем, глубоким декольте и тонкими бретельками.
Борис тем временем продолжал вещание, подмигнув белобрысой веснушчатой девчушке:
– Это Даша, а тот, что ее тискает – Паша. Молодожены из Херсона. Проставились по причине медового месяца. Присоединяйтесь к честной компании!
– Благодарю! Вынужден отказаться. Весь день на ногах и жара измотала. Завтра непременно исправлюсь, – заверил, поманив за собой Марию. – Похищаю на минуту хозяйку.
Дошагав до крыльца, негромко сообщил:
– Кто-то рылся в моих вещах.
– Господь с вами! – перекрестилась Мария и сдвинула брови. – Обождите! Вот же прохиндеи! Паспортистка приходила, а с ней менты… простите – милиционеры в штатском.
– Откуда знаете, что менты?
– Петровна сказала. Паспортистка. Она регулярно захаживает проверять книгу регистрации, а менты проводят рейд по нелегалам. Расспрашивали меня про жильцов. Я об вас молчок! Сергей Давидович наказал.
– Долго были?
– Минут двадцать. Петровна быстро управилась, а сосунок в штатском меня задолбал! Тиранил лекцией о паспортном режиме.
– Где?
– Тут в беседке. С ним двое юнцов были. По двору шастали. Могли к вам в комнату залезть. Я показала, где ключи висят. Вот гады! Завтра пойду к начальнику паспортного стола! Такой гембель устрою! Хоть ничего не пропало?
– Вещи на месте и ходить никуда не надо. Я переговорю с Сергеем Давидовичем.
Отпустив хозяйку, прихватил из комнаты туалетные принадлежности и отправился к умывальнику. Предполагал, что Нюра изыщет повод выйти на переговоры и не ошибся.
– Теперь вы под присмотром, – из-за куста прошептал помощник. – Про ментов знаю. Уверен, что приходили из-за вас.
– Разберемся. Кстати, я под тройным присмотром. Добавилась местная наружка. Имей это в виду. Спасибо за коробок и бутылку!
– Ерунда. Вы в курсе, от кого и за что получил Недоходов поллитру?
– За какую-то халтуру по месту работы. От кого не ведаю.
– Я тоже. Знаю, за что именно с ним расплатились. Доход армянину похвастался, пока не потух. Какие-то крутелыки приехали в Лески. Попросили припарковать на базе джип, а заодно помыть.
– Задешево отделались.
‒ Стольник сверху подогнали. Стал бы Недоходов за флакон корячиться. Ладно, пойду я.
‒ Погоди! Вы точно молодожены?
– Ступайте отдыхать, Сергей Иванович. Дело сделаем – раскрою тайну.
Той ночью я дрыхнул без задних ног.
Глава четвертая
БОКАЛ
Пробудившись без четверти шесть, ощутил приток сил с пополнением резервов оптимизма. Понял, что сызнова уснуть не удастся и засобирался на прогулку. Пока не так жарко.
Бодрость духа укреплялась личностным фактором, не позволявшим растратить за пару минут суточный запас энергии. Речь о состоянии внутреннего эфира, который виделся чистым, словно горный хрусталь. К сожалению, не всегда так бывает.
Порой проснется индивид отдохнувшим, потянется в постели и призадумается – стоит ли пыхтеть на утренней пробежке, иль отдать предпочтение прохладному душу? Одновременно может пробудиться так называемый внутренний червячок, проявления которого у каждого персональные. У кого-то – тлеющие издавна обиды и невысказанные претензии. Кто-то ожесточился на олигархов и руководителей страны из-за растущих цен и тарифов. Возможно, даже испытывает тремор из-за потенциального захвата земли пришельцами.
Червячок приступает к сверлильно-бурильной работе, и запас дневной энергии стремительно утекает в образовавшийся жупел. В итоге, добравшись до места работы или учебы, человек уподобляется дырявому воздушному шарику, из которого улетучился воздух.
«Утренние часы располагают к раздумьям, – констатировал, выйдя за калитку. – Насущные проблемы еще не оседлали руководящее кресло в аналитическом отделе мозга. Так пусть же главенствуют воспоминания, не угнетающие приподнятый настрой!».
Шествуя по знакомым с детства улочкам и проулкам, я наблюдал за собой, как бы со стороны и безмолвно подтрунивал над мальчишеским задором:
«Вроде бы солидный дядька, а не может приструнить распирающее изнутри ребячество. Едва сдерживается, чтобы не махнуть через забор за персиками! И махнул бы, если бы не ранние курортники, марширующие растянутым строем на пляж».
Припомнил, как с раннего детства родители прививали дитяти любовь к морскому омовению спозаранку. Папа ни свет, ни заря убегал в столовку занимать очередь, а мама хватала меня в охапку и мчалась на пляж, чтобы успеть расстелить полотенца поближе к воде. Вскоре весь берег пестрил простынями и ковриками, а пробираться к морю доводилось узкими стежками, обжигая босые ноги в раскаленном песке.
Захотелось пройтись знакомым с детства маршрутом, проложенным не напрямик, а через десятую станцию Фонтана. Манило особливое место – поворот Ванного переулка на улицу Ляпидевского, откуда море видится издалека.
Раньше я всегда добегал сюда первым, чтобы уведомить родителей или прародителей, к чему им следует подготовиться. Коль на море штиль, то состоится заплыв на пару с дедом к волнорезу для сбора мидий. А вечером – готовка на костре знаменитого черноморского плова с морепродуктами.
Если же море вздыблено волнами с пенными бурунчиками – предкам можно было посочувствовать. Особенно маме и бабушке. Никакими ухищрениями не удавалось выловить малолетнего ныряльщика из воды хоть на пару минут.
– Ты уже синий, как пуп! – вопила бабушка, выманивая меня на берег литровой банкой с варениками.
Остановившись на заветном пятачке, убедился, что море спокойное и мечтательно помыслил:
«Занесло ж меня в дебри воспоминаний с утра пораньше! Ну и что? Нельзя же сутками думать о деле. Море манит! Полный штиль. Еще бы денек выдался таким же спокойным».
Купальщиков и любителей утреннего загара оказалось не много. Зато рыбаков на пирсах и волнорезах – пруд пруди. Шаланд и яхт на морской глади я насчитал больше десятка.
Выйдя на берег, наполнил легкие пьянящим воздухом с примесью аромата прелых водорослей.
«Испытанный природный релаксант для моей Оли, – поностальгировал улыбаясь. – Жаль, нет ее рядом. Обычно наплавается, надышится дурманом, а потом заявляет, дескать, наотдыхалась – пора уезжать. В шутку конечно».
Искупавшись, побродил босиком по бетонному пирсу. Позаглядывал в рыбацкие ведерки с утренним уловом.
Возникла идея о завтраке. Непостижимым образом посыл докатился до Сиреневой рощи и возвратился, преобразовавшись в телефонный звонок. Приняв вызов, услышал знакомый голос послушника Даниила:
– Утро доброе! Батюшка ожидает к завтраку. Авто прибудет за вами к восьми.
– Отличненько. Обожду возле фонтана «Похищение Европы».
Ускорившись, протрусил до временного приюта.
Приоделся и, заприметив в беседке Пашину макушку – побрел на запах свежезаваренного кофе.
– Какие будут директивы? – осведомился помощник, кивнув на парующую кастрюльку. – Хлебните горяченького. Дашка только заварила. Щас бутерброды принесет.
– От кофе не откажусь, а позавтракаю в монастыре. К восьми скрытно сопроводите до быка. Хвостов должно прибавиться.
– Уже срисовали. Бойцы пытаются отфильтровать, где свои – где чужие.
‒ Пусть на рожон не лезут. Сбор информации и только. Потом проанализируем.
– Окей. Даша вас проводит.
На углу Фонтанской дороги приостановился и огляделся. Позади на предупредительном расстоянии семенила рыжеволосая девчушка с объемными кульками в руках. Как видно направлялась к мусорным бакам, расставленным вдоль забора за поворотом. Оттуда просматривался сквер с фонтаном, километровый отрезок трамвайных путей и обе остановки.
Возле фонтана еще разок осмотрелся. Обратил внимание на двух юнцов в модных спортивных костюмах. Сидя на бетонном парапете, они негромко переговаривались. Чуть поодаль стоял новехонький скутер с рифлеными покрышками на миниатюрных колесах.
«Похоже, контрнаблюдение, – предположил, спрятавшись в тень. – Конспирация подобающая. Вот и монастырский бус подруливает».
□□□
Молодязев первым добрался до Сиреневой рощи и успел приступить к трапезе. На пару с Батоном они расположились в леске за столом, уставленным глиняными мисками и расписными чашками. Аппетитно пахло салатом из свежих овощей, картофельным пюре и рыбными котлетами.
– Остыло уже, – завидев гостя, проворчал Саечкин. – Садись, заправляйся поплотнее, ибо путь тебе предстоит неблизкий.
– Во-во! – подхватил Репа. – Братия постановила командировать Кучера в Скадовск. Сам же давеча заикнулся.
Обалдевши от известия, промямлил:
‒ Благодарствую за оказанное доверие. Лишний раз убеждаюсь, что инициатива наказуема.
‒ Зато с Бокалом повидаешься. Его преосвященство любезно предоставил карету до Николаева.
– Очень остроумно, ваше высокодурство! – парировал Сан Саныч.
– Не дуйся! Я ж по-свойски, – оправдался Юрий Всеволодович. – Прям пошутить нельзя. Неужто обиделся, отче?
– На обиженных кадила падают, сын мой.
Я перестал жевать и поинтересовался:
‒ Как такое возможно?
‒ Элементарно, Ватсон, – растолковал Батон. – Самолично созерцал картину маслом! Диакон с кадилом храм обходил и вдруг обрывается цепь. Тыдыщ!! Толстому дядьке прямо по кумполу. Он так обрадовался! Битый час крестился, а потом похвастал, что благодаря гематоме на темечке простил теще все ее козни.
– Может, меня кадилом оприходуешь? – попросил Молодязев. – Пора кое-чего из бестолковки повытряхивать.
– Нет проблем. Только сначала потормоши следователя, чтоб Дохода вызволил. Опасаюсь, как бы мозги у Леньки не поплавились.
– Скоро освободят. Давидович ждет заключения экспертизы по остаткам водки. Пообещали до вечера накрапать. Постановление об изменении меры пресечения уже готово. Со спичками проблема. Прокуратор серийную версию напрочь отмел. Буратино стоеросовый!
– Никуда не денется, – заверил я и выказал согласие с предстоящей командировкой. – В Скадовск, так в Скадовск! Раздобуду улику, тогда прокурор согласится объединить эпизоды. По логике Летописца, если Вишенцеву первому подкинули коробок, то в нем должно быть восемь спичек и обломок. Получится, что в черном списке чистильщика девять человек с Вишней во главе.
– Почему ты отморозка чистильщиком обозвал? Он же Дохода не грохнул, – пробурчал Репа. – Жена помешала, что ли?
– Скорее всего, – ответил вместо меня Саечкин и подстегнул. – Позже докумекаем. Карета ждет! Поспешай, Слон! Душегуб нас на несколько шагов опережает.
– Я готов, только заскочу по дороге в апартаменты. Сумку с бельишком прихвачу и бодигардов предупрежу о командировке.
– Меня до центра подбросите, – засобирался Юрий Всеволодович.
– С Богом! – Саечкин поочередно нас перекрестил.
Белобрысый парнишка-водитель умело правил монастырским бусом, демонстрируя завидное спокойствие. Битый час прорывался сквозь транспортные заторы до Куликового поля. На углу Преображенской и Малой Арнаутской притормозил по просьбе Молодязева.
‒ Бокалу привет и не вздумайте там расслабляться! – наставлял на прощанье Репа. – Чую, смерть комвзвода таки впишется в нашу серию, и продолжение последует – типун мне на язык! Ладно, бывай!
До Николаева домчали за два часа с небольшим. В дороге я успел подремать и припомнить былое.
□□□
После вступительных экзаменов новоиспеченные курсанты взялись за учебу. Курс был поделен на взводы, а взводы – на отделения. Командиром нашего первого взвода назначили Вову Вишенцева. Многим казалось, что неказистый деревенский паренек, отслуживший срочную службу в стройбате, не дотягивает до руководящей должности. Прежде всего, из-за чувства юмора, которое прихрамывало на обе ноги. Оттого на первых порах Вишне пришлось несладко, ведь большинство подчиненных были одесситами. Но вскоре ситуация изменилась – всего за один семестр он сумел добиться всестороннего признания и расположения.
Не обращал внимания на юморные подколки, не психовал, не обижался. Если надо – просил о помощи, не опасаясь потерять авторитет. Доказал конкретными делами, что генетически наделен навыками военачальника, за что удостоился почетного звания «отец-командир».
Вишенцев мог виртуозно навесить лапшу на уши, отстаивая подчиненных, но срывался и выходил из себя, когда ему врали. Особенно, если неумело и нагло. Нерадивые курсанты оказывались в списке неблагонадежных, лишаясь права на согласованные с комвзвода самоволки и прочие неуставные мероприятия.
– Уставы писаны для разгильдяев, – любил повторять Вишня. – Не хотите по-людски – будете жить по уставу.
Денно и нощно он являл собой образец внешнего вида – наутюжен, подстрижен, безупречно выбрит. Подтянут и осанист, как придворный гренадер, но только когда облачен в милицейскую форму. В несуразно сидевшей цивильной одежонке Вова казался блеклым и немодным. Без изюминки что ли.
У прочих сокурсников наблюдалась обратная тенденция. Многие обожали приодеться по тогдашней совковой моде. Рассекали по городу в расклешенных слаксах или джинсах, цветастых рубахах и плечистых пиджаках с накладными карманами. Выхвалялись итальянскими туфлями на высоких каблуках, купленными у бессарабских смуглянок на Привозе.
Будущие сыщики предвзято относились к милицейскому обмундированию и уставному внешнему виду, а преподаватели всячески боролись с модными веяниями, хотя и безрезультатно. Науськивали младших командиров, а те повиновались, но завуалированно саботировали наказы.
Однажды на утреннем построении Вишенцев объяснялся перед начальником курса:
– Одембелели, товарищ полковник! Не буду же я их насильно стричь?! Побьют!!
Преподы грозились снижать оценки за длинные прически, ссылаясь на требование замполита школы, но дальше угроз дело не шло.
Следует заметить, что с преподавательским составом нам здорово подфартило. В прошлом большинство из них служили в оперативных подразделениях. То есть были окопными практиками, как принято выражаться.
Начальник курса Антон Петрович Новохатов слыл легендарным одесским опером по линии ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности) времен хрущевской оттепели. Вероятно, поэтому считал себя непревзойденным психологом и физиономистом. Практически все курсантские прозвища устоялись с легкой руки Новохатова вследствие метких юморных характеристик.
– Позывной – дело привычное для сыскарей, – разъяснял он на собрании курса.
– Мы, прям, как урки! – возмутился кто-то из ретивых комсомольцев. – Клички, нецензурщина, воровская феня!
– Привыкайте, сынки! – урезонивал бывалый опер. – Получите эполеты и окажетесь с уркаганами на одном толковище, только по разные стороны баррикад. Клички сыщикам потребны для дела. Удобно в общении и показательно, типа сжатой характеристики. На передовой или в тылу неприятеля без позывного тяжко управлять ситуацией. Главное, чтобы погоняло соответствовало конкретной персоне.
Новохатов был вне конкуренции по искрометным наброскам психологических портретов. Однажды на построении курса он охарактеризовал на одном дыхании дюжину курсантов:
– Я опер по сути, а не по должности. Оттого ведаю, где у каждого из вас припрятан секретный тумблер. С его помощью можно легко вывести из душевного равновесия, только для каждого потребен определенный временной зазор. Вишенцева могу взбесить одним взглядом. На Молодязева и Зимбера уйдет три-четыре минуты словесных пререканий. С Бокальчуком и Недоходовым придется попотеть – минут семь. С Кучером – семь с половиной. Но!! От одного только вида курсанта Саечкина я выхожу из себя молниеносно!
Хохотали мы тогда до слез.
Своим позывным я тоже обязан Новохатову. Сдружившись на первом курсе с крымчанином Сашей Кухаренко, мы пристрастились к прогулкам по старой Одессе в свободное от учебы время. То есть в экстренных случаях нас вряд ли могли застать в расположении школы.
– Где эта вечно слоняющаяся парочка?! – негодовал начальник курса во время тревожного построения.
В итоге ко мне прилепилось погоняло Слон от слова слоняться, а Кухаренко нарекли Слоником из-за меньшей комплекции.
□□□
Монастырская «карета» доставила седока к центральному автовокзалу Николаева.
Размеры постройки и вычурный фасад впечатлили несоответствием. Стиль зодчества отвечал эпохе развитого социализма, а размах свидетельствовал о возведении объекта в честь какой-то немаловажной совковой даты. Вот только завершенность подкачала – или времени не хватило или стройматериалы растащили. Как бы там ни было, но вышло, как в футболе – разбег на рубль, а удар на копейку.