4
Вечером того же дня Дайанис Эйстхарди, Альциано Мольтанни, Баштоф Кальтон и Гексель Фрапос поехали на стадион – трассу будущей гонки. Райнхард Ариенкранц же остался во Дворце в компании Рейби Драггера, которого встретил в комнате возле зала заседаний Императорской Канцелярии.
– Добрый вечер, принц! – поприветствовал тот, кланяясь. – Вы не пожелали осмотреть стадион? – сын Генерального Канцлера спрашивал с явно не самым чистым умыслом, поскольку мог сам себе ответить сколь это возможно пространно.
Наследный принц, однако, ответил хотя и очевидным, но абсолютно честным образом, без встречного подвоха:
– Добрый вечер, сэр Рейби. Вы знаете, что я не участвую в скачках. А вы что здесь делаете, позвольте спросить?
Рейби улыбнулся с лёгкой, но напущенной непринуждённостью:
– Что до скачек, то я неоднократно катался по стадиону и знаю его, как и правила гонки, а сейчас мне нужно дождаться отца и поговорить с ним. Недавно прибыл Болджон Слейкс, и Император вдруг устроил заседание Канцелярии, – наследник Полуострова говорил медленно, прощупывая реакцию своего собеседника, которой тот не выказывал. – Там сейчас нет только Канцлера Финансов, – Рейби смотрел на Райнхарда с каким-то даже удивлением, добавляя: – Потому что его в принципе нет.
– Однако, сам Исмор Мольтанни в столице, – заметил принц, приближаясь к дверям. – Здесь совсем ничего не слышно, правда, сэр Рейби? А ведь говорят они громко, – при этом замечании Райнхард, наконец, как-то изменился в лице, усмехнувшись одними глазами, и сказал: – Я вас покину, хочу отдохнуть во дворе.
Граф Драггер не мог не воспринять настолько объёмистого указания на понимание наследным принцем смысла его здесь пребывания, но всё-таки он усмехнулся, нелепо скривив рот: разве мог Райнхард знать, что Рейби ждёт здесь результатов объявления его отцом Сергиусу «предложения, от которого тот не сможет отказаться»? Сам Рейби, в свою очередь, не мог в такой волнительный, исполненный сердцебиения момент признаться себе, что со стороны Манфира было бы чистейшим безумием высказывать такие «предложения» перед праздником, да ещё и на формальном заседании Императорской Канцелярии. Он морально готовился стать наследником кое-чего побольше герцогства Полуострова, но сам с собой продолжал играть в ромашку, не осмеливаясь знать, чем закончится предприятие, которое и не думало ещё начинаться.
Тем временем молодой Ариенкранц, быстро прошагав по довольно пустынным коридорам Императорского Дворца и ожидаемо не встретив никого из высшей и – даже и тем более – низшей знати, вышел во внутренний сад, представлявший из себя то ли кортиле вроде перистиля, то ли, наоборот, бывший курдонёр, теперь закрытый стенами со всех сторон. Здесь были ординарными рядами высажены невысокие кусты, организованы многочисленные маленькие клумбы с немногочисленными, но яркими цветами, а по главной линии располагались три фонтана. Здесь должно было быть тихо и мягко сумеречно, но было только мягко сумеречно, потому что в журчании воды и шёпоте прохладной сырости стен отчетливо слышались женские голоса. Повинуясь скорее своему первоначальному порыву, чем чему-нибудь более осмысленному, Райнхард прошёл вперёд, тихо шурша белым гравием дорожки, и остановился только у кустов, непосредственно за которыми на узких в форме полумесяца скамейках, очевидно, сидели говорящие. Принц должен был бы прислушиваться, чтобы разбирать отдельные слова, но мог без труда различить интонации и сами звуки голосов. Заранее узнал он голос своей матери, Лайолы Ариенкранц, урождённой Эйстхарди (сестры герцога Эйстера, Юниса), потом голос Хельги Кальтон, в котором он не мог ошибиться не только потому, что она и раньше приезжала в столицу, но и потому, что говорил с ней тем же утром, и ещё три незнакомых голоса. Принц не собирался подслушивать и, тем более, вмешиваться в женскую беседу, а потому, хотя беседа эта и происходила в той части сада, в которой он больше всего любил сидеть подобными вечерами, читая, думая о чём-нибудь или пытаясь покормить с руки птиц, он повернулся и пошёл искать другое место. Однако, не успел молодой человек сделать несколько шагов, как его окликнул нетвёрдо-негромкий, но мелодичный голос:
– Вы торопитесь, принц Райнхард?
Он обернулся и, несмотря на послезакатный полумрак сада, а также и на то, что раньше слышал об этой девушке только по описаниям, узнал её:
– Нет, леди Верена, – ответил он, шаркая и кланяясь.
– Рада знакомству с вами, принц! – улыбнулась девушка, делая реверанс и протягивая руку для поцелуя.
– Я рад не меньше, – сказал он, целуя руку и сразу отступая на шаг, словно приглашая девушку пройтись. Она приблизилась, но идти никуда не собиралась, а вместо этого спросила, робко водя взглядом по сторонам и лишь вскользь останавливаясь, чтобы встретиться с Райнхардом глазами:
– Сэр Райнхард, я всегда думала, что как только я с вами познакомлюсь, я сразу задам этот глупый вопрос, а сейчас я даже и не знаю, позволительно ли это.
Принц тихо засмеялся:
– Что вы говорите, леди Верена? Я ничего не понимаю! Какой глупый вопрос? Задавайте же его!
Молодая леди Кальтон вдохнула, будто это придавало ей смелости, и произнесла:
– Ваше Высочество, это правда, что вы знаете Замёрзший язык?
– Aesto ie Arienkranz koniur speltarum ie myr ter pleigos aet iemyd serfezyd2, – ответил юный принц.
Верена Кальтон была удивлена до расширенных глаз:
– Похоже, всё правда! А правда, что вы будете на скачках? – спросила она, оборачиваясь на какой-то шум за ветками, там, где она оставила своих собеседниц.
Райнхард кивнул:
– Завтра буду. Послезавтра тоже, пожалуй, ведь я – сын Императора, а он будет непременно.
– Ваша матушка тоже весьма приятная женщина, – к чему-то сказала леди. – А выступать вы будете?
Наследник не успел ответить на этот вопрос, потому что из-за поворота дорожки раздался смешок и юбкой мелькнуло чьё-то платье. Девушка была смущена подобным – мелким и понятным здесь, но едва представимым в прохладном Дэмбринке – происшествием и, потупившись и извинившись, убежала. Юноша, машинально поклонившись уже исчезнувшей собеседнице, машинально же пошёл прочь из сада.
5
На следующий день был канун Дня рождения Сергиуса III, и все собравшиеся знатные (следовало бы даже сказать – «более чем знатные») гости совершали первый совместный выезд на скачки. Соревнования между детьми из семей высшей аристократии должны были пройти в сам День рождения Императора (он же – канун Дня рождения наследника), но в этот первый день гонок всем надлежало присутствовать и наблюдать состязания незнатных наездников и аристократии меньшего (следовало бы сказать – «много меньшего») калибра.
По Дороге Империи, украшенной флагами и гирляндами цветов, сопровождаемый толпами бездельничающих и жадных до праздника людей, ехал длинный и весьма пёстрый кортеж. В голове его, охраняемый по бокам двумя офицерами Драконьего батальона, на серой, ничем особенным не выделяющейся лошади ехал Император Кондера, Владетель Девяти клятв и Защитник Лидерфлара Сергиус III Ариенкранц. Императору было на вид около пятидесяти, ростом он был выше среднего, серо-зелёно-голубые глаза спокойно, но немного устало-торжественно смотрели из-под жёстких прямых бровей, а светлые волосы поблёскивали ещё слабой, но уже уверенной в себе проседью. Одетый в тёмный, разных оттенков чёрного костюм с голубым плащом, он держался в седле прямо; иногда он отпускал поводья и клал левую ладонь на рукоять меча, а правой рукой приветствовал народ. На голове у Императора была корона с одиннадцатью зубцами, особенно ярко сверкавшими на солнце светлой, точно бы почти белой, сталью.
Позади монарха ехали прибывшие в столицу представители старшего поколения высшей знати. Возглавлял их группу брат Императора, старший принц Эрхард и Генеральный Канцлер Манфир Драггер. Позади них ехал герцог Странных Островов и Канцлер Флота Болджон Слейкс со своим братом, Роджимом, а дальше – герцог Западных Равнин и бывший Канцлер Финансов Исмор Мольтанни бок о бок с Хельгой Кальтон. Исмор, лорд Тур-дё-Хиллс, был человеком высокого роста и весьма плотного сложения, но плотного не той мясистостью или мышечной массой, какой могут быть плотны иные, а той, что достигается скорее врождённой «шириной кости». Его когда-то чёрные, как у большинства Мольтанни, волосы почти полностью выгорели и поседели с годами, а был он старше Сергиуса и Манфира, хотя и не на целое поколение. В лице герцога, при желании, можно было разглядеть хищноватую соколиность западного купца крупного пошиба, а вообще же держался он, пожалуй, надменнее всех, выше уже упомянутых. На фоне бывшего Канцлера Финансов Хельга Кальтон оставалось в явной тени. Она, кстати, была единственной во всём кортеже женщиной, ехавшей верхом, потому, вероятно, что герцогиня Дельта Мальвина Ристарро не смогла приехать. (Некоторые злые языки ещё поговаривали за спиной, что Прецитта Мольтанни, старшая дочь Исмора и жена лорда Боумберга, тоже не брезгует сидеть в седле, хотя её сан к такому и не может обязывать, но, как бы там ни было, Боумберги, в точном соответствии со словами Бринхена Тайна, не приехали).
Наконец, замыкающим в группе аристократов старшего поколения ехал молодой Гексель Фрапос, бывший ненамного старше Райнхарда Ариенкранца и младше Альциано Мольтанни и Рейби Драггера, но уже владевший при этом титулом герцога Восточных Равнин, что и давало ему право и даже вменяло ему в обязанность шествовать вместе с остальными лордами-владетелями. Отец и мать его недавно умерли, а сестра и двухгодовалый брат осталась дома, и этот невысокий, не выделяющийся молодой человек был единственным представителем своего семейства на празднествах.
Дальше за солдатами Драконьего батальона в окружении солдат и офицеров городской стражи, кто в крытых, а кто в открытых колясках ехали женщины, девушки и маленькие дети приехавших гостей. Впереди была Лайола Ариенкранц с Джеллой и Йохеном, шестилетним братом Райнхарда, дальше в закрытом экипаже Линда Драггер –единственная дочь Манфира, за ними – Ольмея Мольтанни (сестра Генерального Канцлера) с Альмиттой и, наконец, Шайенна Эйстхарди, не скучавшая, хотя и имевшая в своём окружении только служанок. Ах, да, ещё, конечно, кареты с многочисленными детьми Слейксов: двумя сыновьями Болджона, из которых одному чуть-чуть не хватало до шестнадцати и, соответственно, до права ехать в седле на этом параде, и одним сыном и тремя дочерьми Роджима, тоже несовершеннолетними, а также и с их матерями, женщинами из неаристократических семейств.
Наконец, последняя группа знати в торжественно-полусонном кортеже состояла из совершеннолетних детей герцогов Кондера. Райнхард Ариенкранц в плаще с изображением дракона, как на гербе его семьи, за ним Дайанис Эйстхарди, довольный собою, Рейби и Скамо Драггеры, не слишком красовавшиеся, но и не блиставшие врождённой скромностью, и, замыкая кавалькаду, Белый Герцог Альциано Мольтанни, любовавшийся своей персоной так, словно вокруг были тысячи зеркал, и почти что угрюмый Баштоф Кальтон рядом с ним.
Таким ордером, со знамёнами, сопровождаемая толпами горожан, приветствующими или просто глазеющими с обочин, колонна вышла во внешнюю часть города, где Дорога Империи превращалась в кипарисовую аллею, уходящую за горизонт.
6
Арена была строением каплевидной или, скорее, грушевидной формы, определявшейся очертаниями круга для скачек (чем определялись сами эти очертания, едва ли кто мог сказать). По внешнему краю круг опоясывали многочисленные ряды каменных скамеек, а в центре его, на свободном от полотна трассы пространстве, устраивались под навесом места для Императора, его семьи и семей высшей знати, а также членов Императорской Канцелярии и главы Учёной клики. Эта огромная ложа или, лучше сказать, мансарда, была обвешена по периметру гербами всех девяти герцогств, но внутри никакого разделения по местам не было, а потому, с одной стороны, нельзя было понять, не зная заранее, что начисто отсутствуют Боумберги и Ристарро, а с другой стороны, все обитатели мансарды могли переходить с одной стороны на другую и следить сразу за всем кругом.
Однако, вследствие такого устройства, всё смешалось на этой трибуне и, когда начались соревнования, Гексель Фрапос оказался рядом с Вереной Кальтон.
– Вы когда-нибудь были на скачках в столице? – спросил он, вкрадчиво-гнусавящим голосом, выдававшим лёгкую заложенность носа.
Леди Верена, следившая за всадниками на арене, не сразу поняла, что с ней кто-то говорит, но всё-таки обернулась и опознала лорда Фрапоса:
– Ах, это вы, сэр Гексель! – воскликнула она, выдыхая облегчённо. – Нет, я не была вообще ни на каких скачках.
– Как?! В Холодной Стране настолько холодно, что лошади мёрзнут на бегу? – удивился он, не чувствуя двусмысленности своей шутки.
Девушка, однако, тоже предпочла её не заметить, ответила коротко:
– У нас не бывает гонок, – и быстро направилась к противоположной стороне павильона.
– Это, должно быть, скучно, – заметил герцог Восточных Равнин, переходя вслед за ней, и продолжил, моментально увлёкшись: – Видите ли, сегодня первый день гонок, участвуют незнатные и представители низшей знати. Это зрелище весьма заурядное, потому что у них нет ни настоящего желания победить, ни хороших лошадей, ни опыта заездов, – он явно пытался спровоцировать Верену на личный вопрос, ради чего склонялся ниже к её плечу, ловя на себе уничижительно-презрительные взгляды Хельги Кальтон.
Леди, однако, оставалась равнодушна к его попыткам, хотя и слышала и воспринимала всё, что он говорил. Она не отдавала себе отчёта в том, чего от неё могут хотеть подспудно и, в связи с этим, тем более не собиралась отвечать на невысказанные запросы, зато скачки её интересовали, а потому, вместо личного вопроса она сказала:
– Сэр Гексель, расскажите мне лучше о правилах. Они ведь есть? – тон её звучал почти наивно.
Фрапос мгновенно снял со своего лица маску полу-хищнического кошачьего ожидания и продолжил:
– Кругов по арене пять. В идущей сейчас гонке все круги обычные, без усложнений. Более серьёзный вид скачки вы увидите чуть позже, ну и, конечно, завтра. Будет тоже пять кругов: первый, третий и последний – без препятствий, второй – с препятствиями в виде барьеров разной сложности, которые выдвигаются из-под арены, четвёртый – с барьерами и рвами с водой, неглубокими, но широкими. Задача наездников совершенно проста – прискакать первым, несмотря ни на что. Силовые воздействия на соперников и их лошадей запрещены. Чётко регламентируются подковы.
– Вы, видно, хорошо знаете этот вид соревнований, – заметила Верена тоном, в котором трудно было бы распознать заинтересованность. Гекселя это мало смутило: он слышал слова прежде интонаций:
– Я имею опыт.
Тем временем в другой части павильона Сергиус и Лайола Ариенкранцы, сдавшие Джеллу и Йохена Эрхарду, подозвали к себе Дайаниса Эйстхарди, ровесника Райнхарда, обожжённого песком, скорее пустынного, нежели просто восточного юношу, многим, кажется, похожего на свою тётю, Императрицу, среднего роста женщину с тугой каштаново-чёрной косой и чётко очерченными глазами.
– Подходите, сэр Дайанис, присаживайтесь, – пригласил его сам Император после вялого обмена полумёртво-формальным приветствиями. – Мы хотели спросить у вас, как вам нравится в Лидерфларе.
Дайанис поклонился, присел в стороне от монаршей четы, подбирая полу халата и придерживая саблю (в Эйстере никогда не пользовались прямыми мечами), и сказал:
– Для меня всегда удовольствие пребывать в столице, когда Ваше Величество – наш Император. Леди Шайенна же по природе любознательна. Ей нравится, – он говорил несколько прерывисто, но, может статься, всего лишь неспешно. – Девочке очень понравилась прогулка с принцем Райнхардом. Она узнала много нового о городе, и принц был очень любезен.
Сергиус кивнул. Лайола, подождав, пока зрители на трибунах откричатся по какому-то, только следящим за ходом гонки известному поводу, спросила:
– А что же Юнис?
– Герцог не смог приехать, о чём очень сожалеет. Ему помешала слабость, герцог немного нездоров.
– Да, он об этом пишет, – произнёс Император.
Лайола опустила взгляд, явно желая что-то сказать, но не собираясь этого делать. Однако Дайанис, с присущей жителям Эйстера ясностью, которая не слишком оборачивается на окружающие обстоятельства, спросил:
– Ваши Величества очень хотели бы видеть герцога, правда?
Сергиус никак не отреагировал, а Императрица подозвала племянника к себе и, сделав знак наклониться, прошептала почти на ухо (чем привлекла спокойно-насмешливые взгляды Манфира Драггера и Исмора Мольтанни):
– Передайте ему, когда вернётесь, что мы очень скучаем, и он нам очень нужен.
Юный Эйстхарди поклонился и пошёл прочь, возвращаясь к группе молодых людей, где Скамо Драггер, Альциано Мольтанни и Баштоф Кальтон, более-менее заинтересованно наблюдая за гонками, обменивались редкими и безобидными колкостями, а Райнхард Ариенкранц и Рейби Драггер, на первый взгляд скучавшие, на самом деле следили за действиями Гекселя Фрапоса, увивавшегося вокруг Верены Кальтон. Молодые люди наблюдали это так, что сам факт наблюдения мог обратить на себя внимание лишь проницательного взгляда, но всё-таки оба они в этот момент понимали, что другой смотрит туда же и делает те же про себя замечания. Что-то изнутри толкнуло Дайаниса, уловившего суть происходящего, поспешить вмешаться, однако, пока он обходил остальных дам, господ, детей и слуг, к Райнхарду подбежал какой-то мальчик и что-то сказал. Ариенкранц коротко ответил, скорее жестами, чем звуком голоса, сравнительно бесполезного под рёвом публики и разноголосицей обитателей павильона, извинился и пошёл, как вскоре выяснилось, к Манфиру Драггеру.
Генеральный Канцлер, имевший довольно отвлечённый вид, расплылся в улыбке при приближении принца.
– По милости Высших Людей вы решили откликнуться на мой призыв, сэр Райнхард, – сказал он.
– Я к вашим услугам, сэр Манфир, – бесцветно ответил наследник.
– Моя жена Сибила нашла бы деликатный способ объяснить вам суть моего приглашения, сэр, но я не настолько утончённый дипломат, – Генеральный Канцлер по-птичьи стрельнул глазами, – А потому просто представлю вам свою единственную дочь, Линду. Вы ещё не были напрямую знакомы до сегодняшнего дня, но, надеюсь, простите мне это, ведь я должен её беречь.
Девушка, почти ещё девочка, бывшая явно, хотя и ненамного младше Верены Кальтон, стоявшая рядом со своим отцом, присела в реверансе и протянула руку для поцелуя.
– Приятно познакомиться, леди Линда, – проговорил Ариенкранц с будничной вежливостью; девушка улыбнулась, а Манфир отошёл в сторону, оставив их одних, насколько это было возможно в окружении такого количества людей.
Единственная дочь Генерального Канцлера, имевшая, судя по всему, четырнадцать-пятнадцать лет отроду, была яркой и на чей-нибудь вкус весьма красивой девушкой с тёмными рыжеватыми волосами, густыми ресницами и объёмными, словно созданными для того, чтобы быть всегда чуть приоткрытыми, губами. Кожа её румянилась готовым в любой момент прорваться ясным половозрелым жаром, а в движениях безошибочно улавливалась кошачья сила.
– Я долго ждала встречи с вами, Ваше Высочество, – было первым, что заявила она. – До сих пор мы виделись разве что издалека.
– Пройдёмся по павильону? – предложил принц.
Линда взяла его под руку и продолжила щебетать, задавая вопросы и не ожидая ответов:
– Вас совсем не интересуют скачки? Меня тоже! Зачем же мы тогда сюда все приехали? Я думаю, для того чтобы познакомиться друг с другом получше. Жалко, что нет Боумбергов и Ристарро… Хотя… Вы не жалеете, сэр Райнхард? Я тоже не слишком, – девушка вдруг хихикнула: – Ха! Я сказала это, проходя прямо перед графом Дайанисом, а ведь леди Ристарро замужем за кем-то из Эйстхарди! Вот это да!
– Вы искушены в знании кровных связей между знатными семьями? – поинтересовался молодой человек, чуть наклоняя голову к своей спутнице и вдыхая густой и тяжеловатый аромат мыла и пахучих трав, исходивший от её волос.
– О, я изучала всё это! Я помню гербы и девизы всех герцогств, только иногда путаюсь. Сыграем в игру? Я начну называть гербы и девизы, а вы мне поможете.
Райнхард засмеялся:
– И в чём же тут игра?
Линда поглядела на него с оттенком неопытно-обольстительного задора:
– А попросите меня назвать какой-нибудь девиз.
– Хорошо. Девиз Ристарро?
– Пфф!.. Слишком просто! «Стоя у реки».
– Боумбергов?
– «Оставим ошибки другим», – невозмутимо ответила девушка. – А знаете, каков их герб? Ну вы, конечно, знаете.
– И каков же?
– Ледяная Плотина со скрещенными мечами на бордовом фоне, – сказала Линда, плотнее обхватывая руку принца и прижимаясь к нему.
– Нет, леди Драггер, – запротестовал он, – Это герб Кальтонов, а у Боумбергов – гора с заснеженной вершиной на фоне цвета веток хвойных деревьев.
Настойчиво-весёлая дочь Генерального Канцлера ничуть не смутилась замечанием:
– Я предупреждала вас, что путаюсь, – тут она вдруг отпустила руку Райнхарда, немедленно же оступилась, споткнувшись о ногу проходившего мимо слуги и, наталкиваясь всем телом на принца, который её, конечно, поддержал, снова беря его за руку, призналась: – Но мне всегда хотелось больше знать об Ариенкранцах, о нашей Императорской династии.
Немного ошарашенный произошедшим, юноша сказал:
– Вот как?
Линда кивнула в сторону Верены, от которой наконец-то отстал Фрапос:
– Я слышала, как вы говорили с молодой леди Кальтон на Замёрзшем языке. Скажите и мне что-нибудь.
– I veit avi ie lot kylte guial, um xem ulmaz vylte ter pleigos?3
– Вы произнесли что-то связное, – заключила Линда, немного подумав. – Научите меня нескольким фразам?
Принц покачал головой:
– Может, завтра, пока все будут праздновать и напиваться?
– Думаю, мне это подойдёт.
В подобных разговорах прошли все гонки первого дня. Мало кто из членов семейств высшей знати всерьёз следил за ними, хотя некоторые, как, например, Слейксы, выглядели весьма заинтересованными. Когда исполненная пёстрого достоинства толпа покидала арену, Верена успела обмолвиться несколькими словами с Райнхардом.
– Сэр Гексель, – сказала она, – Был сегодня так любезен, что объяснил мне правила соревнований. Вы всё же не станете завтра выступать?
Во взгляде Райнхарда что-то блеснуло и, остановившись, заколыхалось:
– Надеюсь, гонка вам понравится, – он кивнул на Дайаниса, шедшего впереди: – Наш фаворит всем известен.
Вернувшись во Дворец, он прошёл в конюшню и приказал готовить лошадь.