– Но и у последнего программиста, какой он ни есть лох позорный, все же есть в душе крупица конкретности. И проснется она когда-нибудь, когда уже поздно будет, и увидит он, что жизнь его отстой, и сам он лох, и друзья у него лохи, и невеста у него бывшая путана, и проклянет он тогда подлую жизнь свою, будет волосы драть отовсюду, где дотянется, да по полу кататься. И захочет конкретными делами искупить позор свой, да поздно. Все подмяли под себя злодеи, и нет больше простора для конкретных пацанов и дел их.

Цент сделал паузу, и вдруг воскликнул на всю округу:

– Все подмяли нехристи, всех подмяли. Всех, да не всех! Меня, Цента, никому не подмять. Один пытался, до сих пор таблетки пьет и пенсию по группе получает. Уж я покажу им всем, что такое есть конкретный пацан. Уж если дошло до того, чтобы мочить по беспределу, так я им покажу, как это делается. А доведется умереть, так и умру как конкретный пацан, а не как программист какой-нибудь, ветры от страха пуская да ляжки орошая. А что до твоего вопроса, Юрий, то отвечу на него так. Ты просил поведать тебе о свободных людях. Ну, так я поведаю, мне не трудно. Я расскажу тебе, и всем остальным, о братках. Расскажу правду, ведь кто-то же должен пролить свет истины в ваши погрязшие во тьме мозги. Ибо знаю я, что всем вам врали. Долго и упорно, каждый божий день, врали вам, что братки это бандиты и уголовники, отморозки и негодяи. Вам с упоением расписывали, как в ужасные девяностые эти братки вершили беспредел, убивали и грабили, занимались рэкетом и вымогательствами, похищали людей и требовали за них выкуп, являлись к честным коммерсантам и выколачивали из них деньги за крышу. Ведь это же вам рассказывали?

– Да, – хором ответила толпа.

– Так знайте – все это ложь! Вам сказали, что братки убивали. Что ж, не стану отрицать. Убивали. И самому, чего уж греха таить, доводилось марать руки кровью. Но кого они убивали-то? Думаете, добрых людей? Честных тружеников? Нет и нет. Братки убивали злодеев. Своих конкурентов, не чтящих понятия, жадных коммерсантов, что не платили зарплаты работникам, продажных чиновников и коррумпированных милиционеров. Тем самым очищали генофонд нации от всякого мусора. Пусть и неосознанно, но вершили великую миссию, возложенную на них свыше. Истребляя плохих людей, они приближали миг возрождения Руси, ее триумфа и процветания. И он был неизбежен, этот миг, он приближался. Еще бы чуть-чуть, и мы бы все жили в великой и могучей стране. Но нет, не срослось. Силы зла взяли верх.

– Я слышал, в девяностые братки курировали проституток, – сказал кто-то из толпы.

– И это правда, – не стал спорить Цент, который одно время сам был весьма успешным сутенером. – Но что в этом плохого? Проституция возникла не в девяностые, ее история уходит корнями вглубь веков. Братки были мудры, они понимали, что бороться с проституцией бесполезно, ибо многие умные люди и до них пришли к такому же выводу. Но чего нельзя допустить, так это проституции неконтролируемой. Спросите – почему? Отвечу охотно, за тем и пришел. Проституция, братья и сестры, это деньги. Большие деньги. А если проституция нелегальная, то и деньги, которые она приносит, соответственно, тоже нигде не учтены. И эти деньги, братья и сестры, могут идти на любые дела, в том числе и на весьма скверные. Ну, террористов там, каких-нибудь, финансировать, или что-то в этом духе. Братки просто не могли допустить подобного, и потому они вынуждены были взять проституцию под контроль. Исключительно, чтобы деньги, заработанные данной индустрией, не пошли на черные дела. Или вы бы предпочли, чтобы на те деньги всякие психи покупали себе бомбы и оружие?

Народ загалдел в том духе, что терроризм это плохо, и братки молодцы, что пресекли сие безобразие.

– Говорили еще, что братки бизнесменов похищали и пытали, – напомнил кто-то.

– И это правда, – согласился Цент. – Но прежде, чем обвинять братков в злодеяниях, спросите себя – почему так плохо жилось в девяностые простому люду? Почему ему нечего было есть и пить, не на что купить одежду? Отнюдь не братки виноваты в этом. В этом виноваты бизнесмены-работодатели. Разве не помните вы, как эти подлые злодеи годами не выплачивали людям зарплаты, как банкротили предприятия, доставшиеся им путем мошеннических махинаций? Это из-за них, из-за жадных и бессовестных коммерсантов, народ в стране голодал. И разве могли братки безучастно наблюдать за творящимся произволом? Нет, не могли. Они просто вынуждены были принимать экстренные меры, дабы пробудить в жадных коммерсантах щедрость и совесть. И я вам так скажу – творя добро, они проявляли известный такт и солидную гуманность. Бывали, разумеется, и неизлечимые случаи, когда коммерсант оказывался столь жадной гнидой, что никакие доводы не помогали, и тогда у братков просто не оставалось иного выхода, кроме спасительной эвтаназии. Но чаще всего в коммерсантах удавалось пробудить совесть. Иногда хватало простой дружеской беседы, порой требовалось дозированное внедрение паяльника в организм. Но все платили! Кто не платил, того нарезали кусками, закатывали в бочку с цементом, и погружали на дно ближайшего водоема. Ну и скажите мне после этого, разве братки были не правы?

– Правы! – завопил Юра. – Братки классные!

Но не все разделяли его любовь к браткам вообще, и к Центу лично. Еще чей-то голос из толпы напомнил, что благородные братки отметились в девяностые насильственным отъемом недвижимости у населения. И хотя говоривший не сомневался, что и на это у братков имелось благородное и возвышенное оправдание, ему бы все-таки хотелось его услышать.

– Бывало, бывало и такое, – кивнул Цент. – Но можно ли назвать сие деяние злодейством? На первый взгляд – да. Ведь законного хозяина жилплощади выкидывают на улицу, а его квартира достается кому-то другому. И для человека неопытного, мало сведущего в философии и основах марксизма, тут все предельно ясно – поступок преступный, оправданию не подлежащий. Но давайте подойдем к делу без эмоций, с холодной, так сказать, головой. И, прежде всего, разберемся, кого именно выкидывали из квартир. Добропорядочных граждан? Честных тружеников? Никак нет. Первыми на выселение были асоциальные типы, всякие алкоголики и наркоманы. Да видели бы вы, как ликовали соседи, когда очередного пропойцу выдворяли из несправедливо занимаемой им жилплощади. Ведь алкаш в подъезде, это отнюдь не сахар. Сами ведь знаете, многие с этим сталкивались. И потом, ну кто они такие, эти алкоголики и наркоманы? Да просто биологический мусор. От них никакой пользы, один вред. Своим присутствием они разлагают общество, подавая пагубный пример подрастающему поколению. Братки понимали это, и потому выселяли алкашей из городов, отправляя их в более подходящую для них сельскую местность. А в освободившиеся квартиры въезжали нормальные люди, и все были счастливы – и новые жильцы, и соседи. И алкаши тоже были счастливы. Им на природе даже вольготнее, там можно под любым кустом валяться, и никто к ним приставать не станет, в вытрезвитель не потащит.

Цент перевел дух и хлебнул коньяка.

– Так же выселялись всякие вредные бабки, столетние кошелки, наглые и зловредные, живущие эгоистично долго и являющиеся занозой в коллективной заднице всего подъезда. Ну, все вы их видели – сидят на скамейке у подъезда, и каждого, кто проходит мимо, за глаза помоями поливают. Каждый парень у них наркоман, каждая девка проститутка. А в это же самое время молодые семьи с детьми мучаются без жилья. Негде им жить, потому что жилье занимают загробные старухи. Разве могли братки безучастно наблюдать за этим? Нет! Бабок выселяли в деревню, там свежий воздух и натуральное питание, а квартиры отдавали молодым, дабы жили там, плодясь и пользу принося. И скажите мне, разве не справедливо поступали братки? Разве не добрый умысел двигал ими?

Народ согласно кивал, восхищенный благодеяниями братков. Многие на полном серьезе удивлялись, как это они раньше могли плохо думать о таких великих героях. Здравомыслие, пожалуй, сохранил только Батя и парочка его приближенных, ну и еще Владик. Безрадостному программисту было ясно, как день, что всю это ахинею Цент городит не просто так, а с каким-то умыслом. И умысел его, в отличие от сказочных братков, был злее самого злобного зла.

– Тебя послушать, так эти братки были чисто ангелы, – не выдержал Батя. – Одно добро делали.

– Так и есть, – сухо ответил Цент, недобрым взглядом смотря на командира Цитадели.

– Если так, то где все их добро? Кому они его делали? Самим себе, и более никому.

– И это правда, – произнес оратор.

– Тогда что ты их расхваливаешь? К чему нас всех призываешь? Эти паразиты жили грабежом и разбоем, а все отнятое у других забирали себе. Сами-то они горя не знали, а вот все прочие люди в девяностые наплакались.

– Лохи наплакались, – уточнил Цент.

– А, так у тебя теперь нормальные люди – лохи?

– Нет. Лохи это лохи.

– Вот как? Ну и мы все, по твоим словам, тоже лохи. А ты….

Цент резко вскинул руку, призывая к молчанию, и Батя послушно закрыл рот. Ну, то есть ему помогли закрыть – со всех сторон на руководителя крепости зашикали, притом отнюдь не дружелюбно. Было ясно, что Цент своим сольным выступлением сумел заиметь среди электората гораздо больший авторитет, чем человек, построивший Цитадель и собравший за ее стенами выживших после зомби-апокалипсиса людей.

– Я скажу, чего я добиваюсь, – негромко произнес Цент. – Да, вы лохи. И лохи не имели успеха в девяностые. Те годы, они чем-то похожи на нынешние времена. И лохи тогда страдали и мучились. А преуспевали, что тогда, что сейчас, конкретные пацаны. Я не требую от вас, чтобы вы возлюбили девяностые, превозносили братков и даже меня, хотя от последнего не откажусь, ибо мои персональные заслуги перед человечеством велики. Я призываю вас не быть лохами. Не будьте ими. Перестаньте быть. Давите в себе лоха, гоните его вон из себя. Станьте крутыми. Крутой перец всегда преуспевает, в любой ситуации он хозяин положения. Лох уповает на власть, на вождя, на кого-то еще, кто придет и сделает ему хорошо. Никто не придет и не сделает, зарубите себе это на носу! Пока вы лохи, вас будут кидать и разводить, разводить и кидать, ибо для того лохи и существуют. Крутой перец не таков. Он сам себе и хозяин, и слуга. Никто ему не указ, ничто не закон. Крутой перец живет не ради кого-то или чего-то, он живет ради себя. Запомните твердо: ради всяких высших целей живут и дохнут только лохи. У конкретного пацана цель одна – собственное благополучие, личное счастье. Кто-то скажет, что это эгоизм. А я скажу – да! И это хорошо. Лучше быть эгоистом, и жить сыто, чем быть лохом, и жить плохо. Только тот, у кого на первом месте он сам, преуспеет. Для крутого перца нет понятия нации, народа, общности и даже семьи. Все это придумали для лохов, чтобы удобнее было сгонять их в стада, ведь стадом проще управлять. Для крутого перца нет иных интересов, кроме интересов личных. А когда крутому перцу сообщают, что ради интересов государства надо затянуть пояса, тот сразу понимает – пытаются развести на бабки. Потому что затягивать пояса это удел лохов. Это они вечно терпят, сносят, безропотно глотают, покорствуют и смиряются. Но только подумайте, насколько иной была бы жизнь, если бы общество состояло лишь из крутых особей. Из тех, кто не позволяет вытирать об себя ноги, не терпит призывов затянуть пояса, а на любую попытку наезда отвечает дуплетом из дробовика. О, это была бы чудесная жизнь. То был бы мир свободных и счастливых людей. Не униженных и трусливых лохов, но гордых перцев. Вот к чему призываю я вас. Вы тут мните себя ростком новой цивилизации, началом возражения человечества. Но если это будет цивилизация лохов, то зачем ее вообще возрождать? Разве не лучше создать цивилизацию людей крутых, конкретных таких людей, которые за один только призыв потерпеть и затянуть пояса бьют по голове дубиной? Лишь такие люди, сильные и свободные, смогут выжить в новом мире. У лохов нет шансов.

– Но мы же выжили, – прокричал кто-то из толпы. – Ты говоришь, что мы лохи, но мы живы. Мы построили эту крепость, мы обеспечиваем себя припасами. По весне поля засеем. Мы в безопасности. Да и мертвецов в округе почти не осталось. Зачем нам становиться свирепыми эгоистами, если у нас тут цивилизация и без этого успешно развивается? Какой в этом смысл?

В этот момент Владик встретился глазами с Центом, и у программиста подломились ноги. Он в один миг все понял. Изверг знает! Все знает! И о некроманте, и о его планах, и об армии мертвецов, что обосновалась на скотомогильнике. Он знает, а обитатели Цитадели нет. В курсе только Батя и его приближенные, которым Владик успел сообщить о предложении Легиона.

– Считаете, что вы в безопасности? – зловеще усмехнулся Цент. – Думаете, что отгородившись этими хлипкими стенами от полного ужасов мира, вы можете позволить себе роскошь и дальше быть лохами?

– Но мы и правда в безопасности, – прокричали из толпы, и люди закивали головами в знак согласия.

– Мертвецы нам здесь не страшны, – прорезался еще чей-то голос. – Они и до стен-то не дойдут. Да и ходят по одному. К тому же они тупые….

– Они? – с сомнением произнес Цент. – Точно они? Или, может быть, все же вы? Вы и вправду решили, что за этими стенами вам ничего не грозит? Вы думаете, что знаете обо всех угрозах, что притаились снаружи? В таком случае, у меня для вас плохие новости. Пока вы тут строили свою цивилизацию лохов, силы тьмы тоже не дремали.

– О чем ты говоришь? – воскликнул Юра.

– Вон там, – Цент рукой обозначил примерное направление, в котором располагался скотомогильник, – расположилась целая армия мертвецов. И это не просто зомби. Это чудовищная нечисть, монстры, каких еще мир не видывал. И они отнюдь не тупы. Они повинуются какому-то демону, разумной твари. Если не верите мне, то спросите их. Они все видели.

И Цент указал на Андрея, Машку и Алису, что стояли возле танка, который крутой перец использовал в качестве трибуны. Вся троица закивала головами, подтверждая сенсационные слова.

– Но это еще не самое худшее, – крикнул Цент, заглушая поднявшийся в толпе ропот. – Куда печальнее, что ваш лидер, человек, которому вы слепо доверяли, продал ваши задницы некроманту. Он поступил с вами, как с лохами. Да, да, ваш Батя вас продал. Он договорился с демоном, решил расплатиться вашим мясом за свое благополучие. Посмотрите на него. На его лживую рожу. На ней все написано крупными буквами.

Тут Цент попал в самую точку – Батя и впрямь оказался до того смущен и растерян, что выглядел со стороны злодеем, застигнутым за совершением преступления. Возможно, спустя мгновение он взял бы себя в руки и объяснил все, но этого мгновения у него уже не было.

– Предатель! – завопил Юра, и, расталкивая людей, устремился к Бате. Один из приближенных лидера поднял автомат и дал очередь в воздух. Люди отхлынули от них, но Юру это не остановило. Паренек бросился на командующего крепости, замахиваясь появившимся в его руке ножом. Вновь грянули выстрелы, и несостоявшийся герой, споткнувшись, рухнул лицом вниз. Он распластался на земле, а под ном начала стремительно растекаться кровавая лужа. Охранник Бати, который и произвел выстрелы, потрясенно глядел на убитого им человека, и едва не ронял оружие из рук. Похоже, ему еще не доводилось стрелять в кого-то, кроме зомби.

– Они убили Юру! – взревел Цент. – Вот ваши благодетели! Вот кому вы вверили свои судьбы! Они убили этого героического паренька, и убьют всех вас, если потребуется. Они будут скармливать вас некроманту, отстреливать непокорных, будут делать все, что пожелают, лишь бы им было хорошо. Ну, кто-то из вас еще считает, что быть лохом не так уж и плохо? Что вы выбираете: свободу или рабство? Хотите сами быть хозяевами своей жизни, или отдадите ее в руки подобных типов?

Разъяренная толпа бросилась на Батю и его подручных со всех сторон. Прозвучало еще несколько выстрелов, но это уже не могло остановить взбешенных людей. Через мгновение они уже рвали на куски человека, которого час назад считали лидером и благодетелем, безмерно уважали и всецело доверяли ему. Вместе с Батей растерзали и двух его самых верных подручных, еще одного славно отлупили, но убивать не стали.

Когда творилась народная расправа, Владика уже не было рядом с Батей. Едва ли не на четвереньках, он пробирался сквозь людскую толпу, лихорадочно пытаясь найти какое-нибудь убежище, забиться туда и отлежаться до ночи. А ночью, как-нибудь спустившись со стены, бежать к своему другу Легиону.

– Вон! Вон! – закричал Цент с танка, указывая куда-то рукой. – Хватайте программиста! Он тоже в сговоре с демоном.

В один миг Владика схватили восемь рук, и он понял, что сейчас его многострадальная жизнь прервется.

– Нет, не бить! – крикнул Цент. – Он нужен живым. Этот подонок, предавший человечество, слишком много знает. Мы вытрясем из него всю информацию, а уж потом казним.

В этот момент не растерялась Машка. Она набросилась на разлучницу Олю, вцепилась ей в волосы и без труда повалила на землю.

– Она тоже предательница, я знаю! – вопила Машка, охаживая соперницу ногами.

– Маша, что ты говоришь? – ужаснулся Андрей, пытаясь разнять дерущихся девушек. – Оля хорошая.

– Оля очень плохая! – возразила ему Машка, после чего подняла голову и выразительно посмотрела на Цента. Тот, когда надо, умел понимать намеки любой толщины.

– Да, эту тоже взять и запереть! – крикнул он, указывая на Олю. – У меня есть неопровержимые доказательства того, что данная зараза давно и бессовестно сотрудничает с некромантом. Он ее нарочно к нам подослал, чтобы она нам тут моральный дух разлагала.

Олю тут же схватили и связали ей руки. Андрей еще пытался спасти подругу, но на нем мертвым грузом повисла Машка, и стала уверять, что все хорошо и от судьбы не уйдешь.

– Большое дело сделали, – воскликнул Цент с танка. – Разделались с внутренними врагами. Это уже шаг к победе. Герой Юра не будет забыт. Мы похороним его во дворе крепости, дабы каждый день воздавать почести его величественному захоронению. Владика запереть в одиночную камеру. И не кормить.

Оратор слез с техники, и его тут же окружили восторженные поклонники.

– Да, да, теперь вы все будете крутыми, – обещал он. – Я вас научу. Что? Нежить? Отобьемся! Лохи бы не отбились, а уж мы, крутые ребята, любому некроманту наваляем.

К нему пробилась Алиса, и попыталась выяснить, в каком именно месте площади рыть могилу для Юры.

– Могилу? – удивился Цент. – Здесь?

– Но ты же сам сказал….

– Оговорился, должно быть. Да ты и сама могла бы сообразить. Какая еще могила в крепости? Ходить и спотыкаться об нее каждый день? Нет уж, нет уж.

– Тогда куда же девать тело Юры? – спросила Алиса.

– Да я не знаю. Утащите наружу, и там как-нибудь утилизируйте. Сама, короче, реши. Не до Юры твоего сейчас. Есть более важные дела. Так, – возвысил голос Цент, – минуточку внимания. У кого ключи от продовольственного склада? Это важно. Я бы сказал – вопрос жизни и смерти. У ключника? А он где? Найдите мне срочно ключника. Срочно!

Глава 11

Сквозь грязное стекло крошечного оконца тюремного контейнера Владик следил за тем, что творилось в крепости. А творилось там что-то страшное. Во всей Цитадели царила суета, не сулящая ничего хорошего. На стены поднимали ящики с патронами и гранатами, извлекали из складов все оружие, какое имелось в наличии. Узник с оторопью наблюдал за тем, как десять человек, кряхтя и надрываясь, тащили по мосткам какой-то огромный пулемет с двумя длинными стволами. Все кричали, ругались, подбадривали друг друга, но даже в этой какофонии хорошо различался зычный голос изверга. Поскольку таскать тяжести не подобало осененному крутостью перцу, Цент взвалил на свои широкие плечи нелегкое бремя командира. Орал на всех и без разбора, тем, кто по его субъективному мнению трудился недостаточно усердно, угрожал трибуналом. А когда юный паренек, пробегая мимо него с большим ящиком, оступился, упал и рассыпал по грязной земле патроны, Цент рассвирепел, и отдал распоряжение о создании штрафного батальона.

– Живее, крысы помойные! – орал изверг, воинственно размахивая шашкой. – Зенитки ставить по углам, минометы по пять на стене. И принесите кто-нибудь пива главнокомандующему, у меня в горле пересохло вас всех спасать.

Владик отошел от окошка и присел на жесткий зловонный тюфяк, служивший ему постелью. Чтобы согреться, он завернулся в тонкое одеяло, но в том было столько дырок, что теплее от этого не стало. Владик, впрочем, не расстроился. Он понимал – мучиться осталось недолго. Человечество могло быть спасено, могло вернуть себе свой мир и возродиться из пепла зомби-апокалипсиса. Но теперь ничего этого не произойдет, и поблагодарить за это стоит Цента. Проклятый уголовник погубил всех.

Не вынеся душевных терзаний, Владик заплакал. Отчаяние охватило его. А ведь еще недавно казалось, что всему этому ужасу пришел конец, и вот-вот грянут времена порядка и стабильности. Ага, как же! Чтобы Цент да такое допустил…. Изверг скорее ляжет костьми, чем позволит покончить с хаосом. А еще скорее, положит костьми других, к чему все, собственно, и шло.

Снаружи послышались голоса, затем лязгнул засов и дверь распахнулась. На пороге узилища стояли двое в форме. Владик никого из них не знал. А ведь в глубине души рассчитывал, что за ним придут друзья, освободят, помогут выбраться из Цитадели. Как же он мог забыть, что у него больше нет друзей?

– На выход! – скомандовал один из незнакомцев.

Владик всхлипнул, и не пошевелился. Знал, что поступает опрометчиво, осознавал, что церемониться с ним не будут, но в том-то и дело, что подчинение командам точно так же не сулило ему ничего хорошего. Пока он во власти Цента, его ждут лишь бесконечные страдания.

Пришедшие за ним люди оказались удивительно ленивыми, и не стали утруждать себя повтором приказа. Вместо этого они делом объяснили Владику всю серьезность ситуации, начав бить сразу, больно и ногами. Владик закричал, не столько от боли, сколько от страха, и обхватил руками голову, дабы уберечь самое ценное, что имел. Впрочем, по такой жизни это было неразумно с его стороны. Пусть бы уж лучше отбили мозги, превратился бы в овощ, так хоть перестал бы осознавать весь окружающий ужас.

– Эй! Вы чего? – раздался до тошноты знакомый голос. – Кончайте уже. Еще убьете.

Прекратив воспитательную процедуру, молодцы отступили от жертвы, и та получила возможность узреть наяву свой ночной кошмар – Цента собственной персоной.

– Вы же сами приказали за малейшее неповиновение жестоко наказывать любого, – виновато сообщил один из садистов.

– Хм. Да, действительно, было такое, – согласился Цент. – А он, значит, не слушается?

– Нет. Сказали ему выходить, а он сидит и не шевелится.

– Да, узнаю друга Владика. Он у нас трудный подросток, с первого раза не понимает. Ну да вы тоже войдите в положение. Человек непоправимо изуродован временами порядка и стабильности, зачем же сразу бить-то?

– Так ведь приказ….

– Приказ был, не отрицаю. Но помня о букве закона, нельзя забывать и о его духе. Все-таки тут требуется индивидуальный подход. Разве можно Владика ногами обрабатывать? Много ли ему надо, хилому и болезному? Убьете, а у нас каждый человек на счету. Этак если половину контингента переведете, кому сражаться-то?

Один из садистов покосился на жалкого заплаканного Владика, и высказал мысль, что к строевой службе данный юноша не пригоден категорически. Его напарник согласился, и озвучил диагноз, что такие, как Владик, только продукты попусту переводят, а в бою от них больше вреда, чем пользы. Но Цент возразил им.

– Погодите судить по внешности, она бывает обманчивой, – мудро посоветовал он. – Владик на первый взгляд хил и немощен, но в этом тщедушном теле живет дух настоящего берсеркера. Когда явятся силы тьмы, Владик нас всех удивит. Ибо несет в себе ярость богов, гнев стихий и мощь космоса.

Два садиста не стали спорить с предводителем, хотя по их лицам и было видно, что тот их отнюдь не убедил, и касательно пригодности Владика к военной службе они остались при своем мнении.

– Вставай, очкарик, – повелел Цент.

На этот раз Владик мгновенно вскочил на ноги. Ослушаться Цента он просто не мог.

– Владик, грядет великая битва добра со злом, – провозгласил Цент, роняя ладонь на плечо программиста. Тот охнул и присел под тяжестью рэкетирской длани.

– Многое решится в этой битве, – продолжал Цент. – Либо мы их, либо они нас. И перед лицом великой опасности должно нам всем забыть старые обиды, сплотиться, помолиться, и дружно встать на защиту человечества. Прежде, Владик, ты был нехорошим парнем, вел неправильную жизнь и редко стирал носки. Но сегодня у тебя появится шанс искупить все свои грехи, очиститься и переродиться. Готов ли ты?

Особой готовности к чему бы то ни было Владик не чувствовал, но возражать Центу было немыслимо страшно. Поэтому страдалец кивнул головой.

– Я не ждал от тебя другого, – заверил его Цент. – Пусть ты якшался с нашим врагом, вступил с ним в сговор и предал род людской, но я верю, что вся эта правозащитная деятельность была не со зла, но по глупости. Ответь мне, Владик, готов ли ты сражаться с силами тьмы, разить их без жалости и страха, и, с высокой долей вероятности, погибнуть страшной смертью?

Владик опять кивнул, потому что прекрасно понимал, что от его ответов ничего не зависит. Цент уже все решил. И за всех.

– Героя вижу перед собой! – воскликнул изверг. – И чую, многих вурдалаков сразит твой топор. А потому я своей безграничной властью присваиваю тебе внеочередное воинское звание старшего программиста, и назначаю командиром штрафной роты берсеркеров-камикадзе, она же засадный полк суицидальных задротов. Ну, как, ты доволен повышением по службе?

– В восторге, – простонал Владик, а про себя пожелал извергу самую страшную участь на свете – качаться до сотого уровня на одних мобах.

Вместе с новым назначением Владик получил и свободу. Цент лично отвел его в расположение вверенного ему подразделения, которое, как выяснилось, состояло из Пети и Вовы. Оба программиста как раз проходили курс интенсивной воинской подготовки под руководством инструктора с крепкой палкой. Будущие берсеркеры в полном боевом облачении отрабатывали удары на вкопанном в землю бревне. Дело было непростое, потому что в тяжелых доспехах, состоящих как из средневекового ассортимента, так и из вполне современных деталей, вроде хоккейной защиты и мотоциклетных шлемов, просто стоять-то было тяжело. А страдальцам приходилось еще и бревно рубить, используя в качестве оружия тяжелые колуны. Получалось у ребят скверно. То ли сказывалось отсутствие навыка, то ли давно исчерпавшиеся силы. Инструктор, впрочем, подбадривал подопечных так, как только мог – палка в его руках не застаивалась без дела. При этом чувствовался завидный профессионализм – удары выходили не сильными, но исключительно болезненными, поскольку инструктор без промаха разил те немногие участки тел берсеркеров, что не были защищены доспехами. Будущие герои выли в голос, захлебывались рыданиями, и взывали к Всевышнему. Цент, слушая их, порадовался возросшему среди личного состава уровню набожности. Сам был глубоко верующим, и в других это весьма поощрял.

Когда подошли они с Владиком, инструктор дал берсеркерам передышку, и те без сил повалились на холодную землю.

– Вот, привел пополнение, – сообщил Цент, указывая на своего мальчика для битья. – Великий воин, Владик из рода Трусливых Хомячков. Выдай ему амуницию и оружие, и тренируй пуще прочих. Он, не побоюсь этого слова, наша главная надежда в предстоящей битве. Потенциал его неимоверен, вот только все раскрываться не хочет.

– Я раскрою, – пообещал инструктор, смерив Владика плотоядным взглядом.

– Тогда оставляю его на тебя. И надеюсь получить на выходе берсеркера, достойного собственной саги.

– Поработаю с ним по индивидуальной программе, – заверил новый садист. И откуда их столько взялось в Цитадели? Раньше, вроде, были нормальные люди, но стоило Центу взять власть в свои руки, как все они превратились в извергов, подобных своему новому начальнику.

– Тогда сага с меня, – сказал Цент. – Ну, Владик, оставляю тебя в надежных руках. Тренируйся, не ленись. И когда пробьет час смертной битвы, ты покроешь себя славой с головы до ног.

Перепоручив программиста хорошему учителю, Цент отправился на обход по Цитадели с целью выяснить, как идет подготовка к обороне. Попутно решал возникающие проблемы и порождал гениальные решения. Например, отверг инициативу социально активных граждан вывести танк наружу и им атаковать зомби на подступах.

– Это стратегически неразумно, – растолковал он. – Танк нам тут понадобится. Мы им ворота подопрем.

– Ворота крепкие, зомби их не сломают.

Цент вспомнил исполинского мертвеца, которого видел на скотомогильнике, и покачал головой. Этакий таран мало что удержит. Под его натиском никакие ворота не устоят долго. А когда чудовищный великан ворвется в крепость, мало никому не покажется.

– Нет, танк останется внутри, – положил конец дискуссии Цент.

Несмотря на кажущийся хаос, все работало, как часы. Люди знали, что им делать, и делали это хорошо, а непричастный к воинскому делу контингент, то ест баб, детей и стариков, Цент велел запереть по отсекам, чтобы не путались под ногами.

Поднявшись на стену, он и здесь не нашел к чему придраться. Четыре зенитки установили по углам крепости, закрепили и обеспечили боеприпасами. По стенам выстроились батареи минометов и пулеметов, а так же еще было в достатке места для личного состава с более легким вооружением. Огневой потенциал Цитадели внушал уважение, но Цент был мрачен и не спешил радоваться. Ведь им угрожал не простой враг, но орда мертвецов неизвестной численности. Клятых покойников не брали пули, и даже изрешеченные до кондиции дуршлага, зомби продолжали сохранять боеспособность. Куда большие надежды Цент возлагал на огонь, а потому повелел собрать все топливо, что еще осталось в крепости, и поднять его на стены. На вопрос подчиненных – зачем, ответил так:

– Нехристи как полезут, а мы их сверху бензином спрыснем, и спичку кинем.

Когда же личный состав выразил опасение, что подобная оборонная процедура может превратить Цитадель в огромную печку, а всех ее обитателей в жаркое, Цент заметил, что кому суждено сгореть, тот не утонет, и еще посоветовал не паниковать раньше времени.

Горизонт был чист, врагов пока не наблюдалось. Разосланные во все стороны дозоры не возвращались, из чего следовало заключить, что вражья сила медлит с наступлением. Взяв бинокль, Цент долго разглядывал окрестности, кои выглядели обманчиво мирно. Затем, опустив взгляд, понаблюдал за подчиненными, что минировали дальние подступы за внешней оградой. Мина дело хорошее, ногу там оторвет, а то и все обе. Без ног даже зомби далеко не уползет.