Цент не стал отвечать. Судьба программиста его волновала слабо, как и судьба остальных попутчиков, так и норовящих стать нахлебниками. Он-то знал, что нужно делать. Это был отнюдь не дебютный раз, когда жизнь ставила его в ситуацию, кажущуюся на первый взгляд безвыходной. Цент прорывался прежде, и в этот раз не планировал сдаваться на милость обстоятельствам. Могучим ударом он вынес ближайшее окно, приголубил зомби, который тут же нагло полез в образовавшуюся брешь, будто для него ее и проделали, и крикнул своим:

– Все на крышу!

– Что? – не расслышал Валера.

– Глухих повезли уши мыть. На крышу лезьте, бараны. А, ну вас к чертовой бабушке!

Цент справедливо считал, что сделал все возможное для спасения коллектива: идею придумал, до всех ее доступным образом донес. Если не сумеют выжить, это будет ни в коем случае не его вина. А его забота себя спасти. Чем Цент и занялся незамедлительно. Ныне покойная Анфиса изо всех сил старалась помешать ему в этом начинании. Лишние килограммы, набранные на ее блинах и тефтелях, тянули Цента к земле, прямо в лапы к вурдалакам, но конкретный пацан не может называться таковым, если не умеет стиснуть зубы и продемонстрировать могучую волю к жизни. Один зомби ухватил за ногу и попытался стащить вниз. Цент приласкал его пяткой по оскаленным зубам, чем напрочь лишил мертвеца возможности кормиться.

– Бейте по зубам! – поделился опытом Цент. – Не смогут кусаться, не съедят. Ну, разве что обслюнявят.

Сам он уже втаскивал себя на крышу вагона. Восхождение далось тяжело, аукалась сытая и безмятежная жизнь у домашнего очага. Пироги с мясом и оладья едва не сгубили доброго молодца.

Оказавшись наверху, в относительной безопасности, Цент свесился вниз, дабы посмотреть, что там как. Если повезет, удастся полюбоваться тем, как мертвецы будут заживо потреблять программиста, а на это стоило посмотреть. Вместо прекрасного зрелища пришлось стать невольным участником спасательной операции. Спутники все же поняли, что надо делать, и теперь пытались повторить его путь. Первой, по джентельменски, пустили Машку. Девушка с такой надеждой протянула Центу руку, что тот не смог отказать – схватил за конечность, и одним рывком втащил спасаемую на крышу.

Следующим оказался Миша. Цент и его втащил наверх, после чего решил, что с него будет. Нашли, тоже, сотрудника МЧС. От самих никакого прибытка, только спасай их по сто раз на дню.

– Как там Владик? – спросил Цент у диггера. – Жив ли еще?

– Дайте руку! – донесся снизу до тошноты знакомый голос.

Цент сделал вид, что ничего не слышал. Это оказалось нетрудно. А вот Миша все испортил – свесился вниз и стал тянуть программиста. Владик был худ и весил мало, но и диггер не отличался накаченной мускулатурой. Он пару раз покосился на Цента, ожидая, что тот подключится к процессу, но изверг был слишком занят тем, что пересчитывал гранаты. В итоге на помощь пришла Машка, и вдвоем они втащили Владика наверх. Тот был потный, бледный и попахивал.

– Ты по-прежнему жив? – не скрывая раздражения, спросил Цент.

Владик уставился на него шальными глазами. В его очах Цент увидел что-то очень необычное и подозрительное, но значения не придал. Хватало других забот.

– Валера? Валера? – хором зазывали Миша и Маша, свесившись вниз.

Владик с трудом разлепил губы и пробормотал:

– Он не придет.

– Что? – ужаснулись оба. Цент ужасаться не стал, ему было наплевать на Валеру, как и на всех остальных.

– Его схватили зомби, – шмыгая вечно сопливым носом, и как-то странно отводя глаза, поведал Владик. – Я сам видел. Это было ужасно…..

– Мы не можем его бросить! – заявил Миша, а Машка закрыла лицо ладонями и зарыдала горькими слезами.

– Иди, спасай, я не возражаю, – пожал плечами Цент, закончив подсчитывать боеприпасы. – Так, все кто хочет жить, за мной. Остальные могут оставаться и спасать Валеру.

Хоть сгинувший Валера был Мише другом, а Машке почти что бой-френдом, желающих последовать за ним не нашлось. Рыдая и стеная, все поползли вслед за Центом. Зомби, меж тем, тоже не дремали. Их попытки взобраться на крышу состава пока что были безуспешны, но примененный ими тактический прием с засадой и окружением наглядно доказывал, что мертвецы быстро учатся.

– Что мы будем делать? – оплакивая потребленного товарища, спросил Миша.

– Прорываться к станции. Хватит с меня ваших безопасных подземелий.

– А если на станции зомби?

– Не каркай.

– Господи! Как жалко Валеру! – рыдала Машка. – Он был такой хороший. Такой милый. Такой….

– Поэтому его и съели, – догадался Цент. – Хороший, милый, очень вкусный. Того же Владика еще сто раз подумают, прежде чем кушать. Он одним своим видом любому аппетит отшибет на три дня.

Владик никак не отреагировал на очередной валун в свой огород, он даже не заметил его. И на то была причина. Очень веская причина.

Дело заключалось в том, что Владик сказал своим спутникам далеко не всю правду о том, что произошло в вагоне, когда в нем остались только он, Валера и зомби. Точнее, он вообще не сказал правды. Соврал он, притом совершенно бессовестным образом. Потому что произошло там не просто поедание мертвецами очередного человека, там произошло почти убийство. И в роли почти убийцы выступил Владик. В это не верилось даже самому программисту. Он до сих пор не мог переварить того, что сделал, и даже пытался впасть в некий самообман, дескать, ничего такого не было, просто померещилось. Но нет, не судьба. Правду можно не сказать другому, но из своей головы ее уж никак не выковырнешь. И эта правда кошмарным видением раз за разом вставала у Владика перед глазами.

Правда была ужасна. И заключалась она в том, что терзаемый ревностью программист решил последовать советам Цента, даденным ему чуть раньше. Изверг предлагал бороться за свою любовь всеми доступными средствами, начхав на законы земные и божественные, на мораль и предрассудки. Монстр из девяностых призывал его подняться выше добра и зла, выше самой человеческой природы, и поступать так же, как поступал он сам – брать что понравилось, сметая со своего пути любые препятствия. В иной ситуации Владик от таких советов шарахнулся бы как черт от ладана, но зомби-апокалипсис что-то в нем изменил. Пережитые лишения и потрясения превратили некогда законопослушного и до тошноты правильного программиста в человека, способного на все. Конечно, за это, в большей степени, следовало поблагодарить Цента. Это он приложил все силы для того, чтобы перетащить программиста на темную сторону. Это его стараниями Владик дошел до той степени озверения, что взял грех на душу. Ну и Машка, разумеется, тоже была виновата. Зачем она на первого встречного стала вешаться? Порядочная девушка так себя вести не должна.

Собственно, своими руками Владик Валеру не убивал, на это у программиста не хватило бы духу. Он просто изо всех сил толкнул его в спину, и ни о чем таком не подозревавший диггер, который, между прочим, в этот момент отбивался от мертвецов, давая возможность Владику спокойно влезть на крышу вагона, полетел прямо в объятия к зомби. Он даже крикнуть не успел, потому что мертвецы сработали быстро: первый же впился челюстями в его горло и выгрыз кадык. Владик все это видел. И что-то подсказывало ему, что это зрелище еще долго будет преследовать его в ночных кошмарах. Да и днем с этим тоже как-то придется жить.

Но вместе с мощным чувством раскаяния и глупым желанием отмотать все назад и поступить иначе, Владик испытывал нечто вроде подленькой радости, в которой не хотел признаваться даже самому себе. Как бы то ни было, но отныне на его пути к руке, сердцу и остальному телу возлюбленной больше не стоял какой-то выскочка Валера. Машка, конечно, будет горевать, и он с радостью ее утешит. Главное, чтобы на горизонте не замаячил еще один соперник, а то ведь придется и его убивать.

Состав закончился, Цент, являя чудеса ловкости, быстро и без травм спустился на рельсы, и даже успел поймать Машку, которая оступилась и едва не грохнулась на пятую точку. Владика никто ловить не планировал, и программист пал, да так, что от удара из него едва не вышибло дух.

– Владик, вставай! – кричала Машка, дергая его за руку.

– Брось этого симулянта и вперед! – заорал на девушку Цент. – Отбежим, я их гранами попотчую.

Услышав о гранатах, Владик чудесным образом исцелился от ран, вскочил на ноги и помчался по тоннелю быстрее возлюбленной.

Мертвецы уже выбегали из-за поезда огромной злой толпой. Цент зубами выдернул чеку и швырнул в них гранату. Следом полетели еще три.

– А теперь бежим во всю прыть! – закричал он, шутки ради ставя программисту подножку. Владик растянулся на рельсах, рыдая и вопя. На этот раз Машка не пыталась его спасти. Пришлось вставать самостоятельно и нагонять остальных. Впрочем, далеко уйти не удалось. Первый же взрыв опрокинул программиста на рельсы и полностью оглушил, так что остальные три он не слышал. Только почувствовал всем телом, как под ним вздрогнула земля, а все вокруг заволокло пылью так, что не стало видно света фонарей. Затем что-то тяжелое и твердое грохнулось ему на спину. Владик закричал от боли, но не услышал собственного голоса. В голове оформилась мысль, что это, похоже, все. Тут же возникло подозрение, что происходящее является божьей карой за совершенное злодеяние, но спустя несколько мучительно-долгих секунд кто-то неласково ткнул его в бок. Затем толчок повторился, и вышел больнее. А еще спустя мгновение программист расслышал слова, долетающие будто издалека.

– … подох что ли? Не пойму. Эй, прыщавый? Ну и хрен с тобой.

– Я жив, – прохрипел Владик, пытаясь пошевелиться. Спина болела, голова болела. Все остальное побаливало.

– Жив? – огорчился Цент. – Умеешь ты настроение испортить. Ну, раз жив, тогда вставай, чего развалился-то?

Владик обшарил весь организм, нашел горсточку сил, и оторвал свое многострадальное тело от земли.

Все вокруг по-прежнему тонуло в пыли. Рядом кашляла Машка, сквернословил Цент, а еще кто-то испускал столь жуткие стоны, что у Владика по отбитой спине побежали мурашки. Спину, кстати, спас только бронежилет. А ведь надеть его изверг заставил. Вот так даже монстры могут случайно совершить благое дело.

– Что случилось? – спросил Владик, сплевывая на собственные колени кровавую слюну.

– Тоннель обрушился, – сообщил ему Цент. – Бракованный, похоже. Очевидно, при постройке сэкономили. Машка?

– Что?

– Ты как?

– У меня голова разбита.

– Голова не ниже – перевяжи и лежи. Что, сильно?

– Не знаю. Кровь идет.

– Ладно, ерунда. Заживет до свадьбы. Очкарик, ты не ранен?

– У меня спина….

Несчастному программисту Цент даже не дал возможности озвучить хотя бы пару абзацев из жалобной книги.

– Пустяки. Ты крепкий, выносливый, да и свадьба тебе не грозит. Можно и поболеть. Ну, я, слава богу, тоже цел. Так, а кто там стонет, будто тройню рожает?

Подсвечивая себе фонариком, Цент пополз на звук, и вскоре добрался до его источника. Источником являлся Миша. Диггер лежал на спине, дико гримасничал и порождал носоглоткой жуткие звуки. Из его бока торчал железный прут, который, судя по всему, пронзил беднягу насквозь и пришпилил к земле.

– Боже! – вскрикнула Машка, когда увидела рану, и зажала рот ладонями.

Владик тоже добрался до диггера, увидел штырь, торчащий из его тела, увидел кровь, целое море кровищи, и почувствовал головокружение.

– Тебе больно? – глотая слезы, спросила Машка.

Миша что-то прорычал сквозь стиснутые зубы, но слов никто не разобрал. Одно было ясно – парень отнюдь не пытался похвастаться отменным здоровьем.

– Надо вытащить прут и перевязать рану, – заявила Машка, обращаясь почему-то к Центу. Тот так и не смог вспомнить, когда это он козырял перед спутниками дипломом о высшем медицинском образовании, и какого черта должен возиться с малознакомым растяпой? Будь на месте диггера Владик, Цент бы с огромным удовольствием поупражнялся в хирургии без наркоза, но Миша не пробуждал в нем такой неудержимой тяги к садизму, как прыщавый балласт.

– Нужно найти лекарства, – продолжала тараторить Машка. – Бинты, антибиотики….

– Клизму, – подсказал Цент, придирчиво ощупывая разбросанные вокруг себя куски бетона.

– Зачем клизму? – не поняла девушка.

– Тоже лекарство. Эй, Михаил, – обратился изверг к раненому, – ты скажи нам по-русски, как сам-то?

Мутный от боли взгляд диггера на мгновение прояснился, он разлепил губы и очень тихо простонал:

– Плохо.

– Очень плохо? – уточнил Цент.

– Я не могу пошевелиться, – прошептал умирающий. – Ног не чувствую. И рук. Мне холодно.

– Еще бы! На голой земле развалился, и хочет, чтобы тепло было, – фыркнул Цент.

– Нам нужно соорудить носилки, – засуетилась Машка, оглядываясь вокруг в поисках стройматериалов. – Мы сможем его нести. Нужно добраться до больницы. Там есть медикаменты. Владик, помоги мне.

– Чем? – проблеял чуть живой от вида крови программист.

– Нужно соорудить носилки.

– Носилки?

Владик в своей жизни руками делал только одно, да и то было трудно назвать созиданием. Все попытки освоить чисто мужские навыки, такие как прибивание картин и полок, всегда заканчивались катастрофой. Обычно в таких ситуациях в равной степени страдал и умелец и тот предмет, над которым он пытался произвести некие манипуляции. Картины рвались, полки падали и разбивались, а когда Владик однажды починил стул и сел на него, тот развалился на мелкие кусочки, а мастер, упав, расшиб себе локоть и затылок. Но отказать Машке Владик не мог. Нужно было как можно скорее покорить ее, пока опять не появился какой-нибудь соперник и не увел девушку.

– Да, да, давай сделаем носилки, – забормотал он.

Какое-то время Владик и Машка тупо суетились, ползали кругами, но не нашли ничего, из чего можно было бы сделать носилки. В итоге они вернулись к раненому, и к Центу, который продолжал спокойно сидеть подле него.

– Ты поможешь? – спросила его Машка.

– Конечно, – кивнул тот, как раз нащупав подле себя подходящий кусок бетона. А затем схватил его, замахнулся, и обрушил на Мишину голову. Удар вышел такой силы, что череп лопнул как арбуз. Во все стороны брызнула кровь и ошметки мозгов, а спустя мгновение Владик и Машка дружно извергли на конвульсивно дергающееся тело два потока рвоты.

Нескоро неженки успокоились. Машка плакала так горько и долго, будто потеряла новый мобильник, Владик переваривал тихо, но его колотило с такой силой, будто программист сунул пальцы в розетку.

– Ну, будет вам, – заметил Цент, ладонью размазывая по щеке розовую субстанцию, бывшую еще недавно мозгом диггера. – Что уж так-то убиваться?

– Мы могли ему помочь! – надрывно прокричала Машка.

– И помогли. Избавили от мучений.

– Мы могли его спасти. Донести до больницы, вылечить….

– Ну, ты давай не фантазируй, – осадил девушку Цент. – Я вот, например, лечить не умею. Занозу, там, могу вытащить, прыщик выдавить, эротико-оздоровительный массаж сделать симпатичной барышне. И все. Из вас кто-нибудь доктор?

Владик доктором не являлся, в чем честно и покаялся. Машка нехотя призналась, что и она не сильна в медицине.

– Вот! – веско протянул Цент. – Лечить не умеете, а хотели браться. Еще больше бы навредили.

– Да куда уж больше-то? – всхлипнула Машка.

– Да мало ли. Вдруг бы у него от вашей терапии ноги отнялись? Или то, что между ними?

– Мы бы могли… – попыталась опять что-то доказать девушка, но Цент потерял терпение и сердито произнес:

– Короче тихо! Хватит уже. Он знал, на что шел. Я его сразу предупредил, что будут жертвы, что дело опасное. А таскать всяких лохов на себе в больницу я не хочу и не буду. Вот еще! Нашли коня!

Бледный Владик только сейчас понял истинную причину поступка изверга. Тот добил раненого не из милосердия, а просто потому, что было лень тащить его до поликлиники. И тут бы ужаснуться кошмарной сути Цента, но Владик прекрасно помнил, что он сам недавно проделал. Было, правда, слабое утешение: сам-то он убил ради большой и чистой любви, а Цент убил, потому что скотина ленивая.

– Все, идем, – скомандовал изверг. – Очкарик, поднимай подругу. Темные силы не дремлют. Кто даст им отпор, если не мы, воины добра и света?

– Ты просто чудовище! – в сердцах бросила Машка, все же поднимаясь на ноги.

– Перестань уже обзываться, – возмутился Цент, возглавляя шествие. – Думаешь, меня это не задевает? Это я с виду такой бесчувственный, но под этой грубой оболочкой таится нежная ранимая душа. Своими словами ты причиняешь мне моральные страдания, что в итоге может привести к твоему физическому уничтожению. Так что фильтруй базар. Очкарик, ты тоже.

– Но я ничего не говорил, – напомнил Владик.

– Не говорил, но думал. Я по твоим глазам вижу, что ты меня не любишь.

Ныне покойные диггеры оказались правы, и до станции, в самом деле, оставалось немного. Но не успели спасители мира обрадоваться окончанию подземных приключений, как Цент вдруг выключил фонарь и злобным шепотом приказал замереть и не порождать ни звука. Хорошо выдрессированный Владик тут же застыл в нелепой позе, Машка провела подле изверга не так много времени, и еще не усвоила, что все приказы оного должны исполняться в точности и мгновенно.

– А что там? – начала выспрашивать она.

– Заткнись, дура! – зашипел на нее Цент.

– Но….

– Убью! Молчи!

Причины стать неласковым у Цента были значительные. Он шел первым, и прекрасно видел, что станция буквально кишит мертвецами. Те застыли, будто статуи, иные топтались на одном месте или бродили кругами. Они выглядели сонными, медлительными и неопасными, но Цент прекрасно знал, что это впечатление обманчиво. Стоит только зомби почуять мясо, и вся эта якобы сонная свора тут же рванет в погоню. А гранат-то больше нет.

По чуть слышному приказу Цента воины света и добра отступили вглубь тоннеля, так, чтобы не привлечь шумом голосов внимание зомби. Уже тут, в относительной безопасности, Цент осуществил воспитательную процедуру над Машкой. Одной рукой отвешивал затрещины, второй держал автомат, направленный в грудь девушке. При этом сквозь зубы читал нотацию, суть которой сводилась к тому, что послушание – залог здоровья и долголетия. Машка получала свое молча, боялась даже пикнуть. Владик топтался рядом, но не мог помочь возлюбленной ни словом, ни делом. В этот момент ему безумно хотелось убить Цента, броситься на него, вырвать из рук оружие и изрешетить пулями, превратив ненавистного монстра в дуршлаг, но программист не пошевелился. Понимал, что с извергом ему не сладить, а попытка восстания однозначно выльется в жестокую и беспощадную расправу над бунтарем.

Отвесив двадцатый подзатыльник, Цент решил, что пока хватит.

– Вообще-то я такого не делаю, – признался Цент заплаканной Машке. – Ну, в том смысле, что второго шанса не даю и за неповиновение кончаю сразу на месте, но для тебя, лохудра, сделаю исключение. Если жить не хочешь, иди к мертвецам, пусть они тебя съедят. Но раз уж трешься в коллективе, не смей подвергать всех опасности своей тупостью. Особенно меня. Ясно?

Девушка кивнула отбитой головой.

– Так, с этим разобрались. Теперь нужно придумать, как выбраться на поверхность. Ну, чего глазами хлопаете? Думайте! Должна же от вас быть хоть какая-то польза. Я схожу в разведку, вам такое дело доверять нельзя. А вы думайте, думайте. Кто не придумает умный план к моему возвращению, подвергнется санкциям.

Озадачив подчиненных, Цент неслышно удалился. Машка и Владик остались на месте в полной темноте. Программист слышал, как девушка тихо всхлипывала, переваривая недавнюю порцию гостинцев, и у несчастного так и чесались руки обнять ее и утешить. Но смелости так и не набрался.

– Господи, какое же он чудовище! – тихо посетовала Машка.

– Да, – вздохнул Владик. – Он такой.

– Разве мы должны его терпеть? – спросила девушка. – С какой стати мы подвергаемся побоям и унижениям? Он морит нас голодом, издевается над нами. Он свинья.

– Да, – согласился Владик. – Он такой.

– Может быть, хватит? – предложила Машка.

– Что? – не понял Владик.

– Хватит с нас Цента. Мы свободные люди, мы сами по себе. Я не хочу больше с ним оставаться. Я уйду.

– Как? – испугался программист.

Надо сказать, что подобное желание и его самого посещало многократно. Тоже хотелось сбежать подальше от проклятого изверга, и спрятаться так, чтобы он не нашел. Временами Владику даже казалось, что он способен выжить в условиях зомби-апокалипсиса и один, без содействия Цента. Правда, казаться начинало только тогда, когда он оказывался в относительной безопасности, а вот в окружении мертвецов приходилось благодарить бога за бывшего рэкетира – тот и решение мог принять, ибо даже под угрозой поедания сохранял здравомыслие, и оказать достойное сопротивление, защитив и себя, и слабосильного спутника. Но теперь, когда Машка заявила о своем желании сбежать, Владик решился следовать за ней. Не мог же он пожертвовать своей любовью ради того, чтобы и дальше терпеть рядом с собой монстра из кошмарных девяностых.

– Как только появится возможность, я сбегу! – решительно заявила Машка. – Я с этим неандертальцем не останусь.

– Я тоже! – выпалил Владик.

– Правда? – обрадовалась девушка. – Ты пойдешь со мной?

– Хоть на край света! – поклялся программист. – Я тоже не хочу оставаться с этим козлом. Я его ненавижу и презираю. Вдвоем нам будет лучше. Мы сами защитим себя от зомби. Я буду защищать нас, и себя и тебя.

– О, ты такой храбрый! – растрогалась Машка.

Владик понял, что момент упускать нельзя. Он шагнул вперед, ориентируясь на голос, и заключил возлюбленную в объятия. Та на ощупь оказалась какой-то крупногабаритной, широкой и высокой, с широченными плечами и слегка выпирающим животом. А когда рука Владика случайно нащупала мощную щетину на лице любимой, программист и вовсе растерялся.

– Так-так, – прозвучал над ним ввергающий в недержание голос. – Интересные вы тут беседы разговариваете. Очкарик, прекращай меня лапать. Хоть никто и не видит, но все равно ты с этими европейскими ценностями не по адресу.

Когда до несчастного программиста дошло, что Цент все это время стоял рядом, скрытый темнотой, и все слышал, у него отказали ноги. Рухнув на рельсы, Владик всхлипнул, и пробормотал:

– Я больше не буду.

– Больше уже и не требуется, – заверил его Цент. – Вот, значит, как вы ко мне относитесь. Плохой, значит, Цент, не кормит вас, не поит, по головке не гладит. А вы сами-то заслужили, а? Один только и может, что воздух портить да патроны терять, от второй тоже никакого толку. Хоть бы носки мне постирала, и то польза. Сбежать вздумали, да? Думаете, я вас силой удерживать стану? Да мне такие наглые и неблагодарные попутчики даром не нужны.

– Ты все неправильно понял, – попыталась объяснить Машка, очень боясь, что разочаровавшийся в окружающих Цент может сгоряча и прибить.

– Тут понимать нечего! – отрезал Цент. – Все мне ясно. Не цените вы хорошего к себе отношения. Ну, дело ваше. Не бывать теперь промеж нами теплых дружеских взаимоотношений и коллективного сотрудничества. И раз уж вы так хотели уйти, то вот вам шанс. Идите. Станция там. Вверх по эскалатору, и здравствуй воля.

Ни Машка, ни Владик не сдвинулись с места.

– Чего ждем? – удивился Цент.

– Я передумала, – заверила девушка. – Мне уже совсем уходить не хочется.

– Мне тоже, – поддакнул Владик.

– Оно, конечно, хорошо, что вы передумали, – согласился Цент, – но вот только это было не предложение. Это был приказ. И повторять два раза я не буду. Теперь уже точно не буду. Так что встали, и бегом на станцию.

– Но там же зомби, – напомнила Машка.

– Ничего, прорветесь. Вы же крутые, можете сами за себя постоять. Прыщавый перец грозился тебя защитить. Вот и посмотрим, какой из него защитник. Ну, я долго буду ждать? Если не побежите, я вас прямо здесь порешу.

Смертники вновь не сдвинулись с места. Цент понял, что лох и лохудра вконец потеряли страх и не воспринимают его слова всерьез. Поди, решили, что Цент шутки шутит. Думают, Цент клоун, из цирка сбежавший.

– Все, начинаю убивать, – вздохнул изверг. – С кого начнем?

Машка первая бросилась к станции, Владик рванулся следом, но на втором шаге споткнулся и грохнулся на рельсы. В спину ударил луч фонаря.

– Я тебя вижу! – кровожадно прорычал Цент.

Превозмогая боль и ужас, Владик вскочил и побежал следом за своей возлюбленной. На верную смерть побежал, но за спиной его поджидала альтернатива не лучше. Стоило вспомнить, как совсем недавно изверг разнес куском бетона голову диггера, и зомби сразу переставали казаться самым худшим кошмаром на белом свете. Куда там! До Цента им было как раком до Гибралтара.

Даже не пытаясь скрыть свое присутствие, парочка обреченных выбежала на станцию. Цент двигался следом, освещая путь фонарем. Зомби, до того вялые и неподвижные, едва зачуяв дичь, резко активизировались. Издавая загробные стоны и зловещие завывания, они повалили на людей со всех сторон. В скачущем свете фонаря Владик увидел жуткие синие рожи, оскаленные пасти, обнаженные гнилые зубы, где кариес на кариесе и кариесом погоняет. Уровень страха зашкалил на всех приборах, и у программиста отнялись ноги. Он с надеждой глянул на Машку, но та уже карабкалась вверх по эскалатору, притом так шустро и ловко, что мертвецы не успевали ее схватить. Мимо него также пробежал Цент, но вместо того, чтобы протянуть руку помощи или, на худой конец, взбодрить товарища словами поддержки, радостно закричал:

– Владик решился на акт самопожертвованья. Хочет отвлечь на себя зомби, тем самым освободив для нас выход. Он герой и храбрец!

– Нет! – закричал страдалец, вскакивая на ноги. Попытался обойти Цента и первым добраться до эскалатора, но садистический изверг толкнул его плечом с такой силой, что сбил с ног.

– Надумал погибнуть со славой, так погибай, – крикнул изверг, бросаясь вверх по ступеням.

Возлюбленная и изверг бежали по эскалатору, унося с собой единственный источник света. Владик вскочил на ноги, рванулся вдогонку, и тут же мощно врезался промежностью в турникет. Крича котом, посетившим ветеринара, Владик на пяточках запрыгал по ступеням. Мертвецы уже хватали его за одежду, желая опрокинуть назад, в царство тьмы и острых зубов. Свет фонарика мелькал высоко и далеко, до слуха программиста доносился переполненный радостью голос Цента. Людоед из девяностых убеждал Машку, что сегодня самый счастливый день в его жизни, и заявлял, что просто обязан напиться по этому поводу.

– Владик ушел от нас! – восторгался Цент, пучимый радостным смехом.

– Я жив! – завопил программист, прибавляя ходу. Ноги уже не держали, измученный стрессами и голодомором организм отказывался бороться за скотскую жизнь. Но Владик бежал вверх по ступеням, к свету и жизни, а на пятки ему наступала тьма и гибель. Он не оглядывался, но точно знал, что у него за спиной – жуткая лавина мертвой плоти, скалящая зубы и тянущая к нему руки.

Цент обернулся, направил луч фонаря вниз, увидел бегущего по эскалатору Владика, и в отчаянии закричал:

– Нет! Только не это!

– Я здесь! – завопил Владик.

– Кто это кричит? Это Владик? – забеспокоилась Машка.

– Нет, тебе показалось, – огорчил ее Цент, толкая девушку в спину. – Шевелись, они наступают. А о Владике забудь. Мир его праху. Он уже видит свет в конце тоннеля… красноватый такой, уже чует жар адского пламени, слышит шипение масла на сковородке.

– Его больше нет? – всхлипнула девушка.

– Взгляни на это с положительной стороны, – предложил ей изверг. – Владик отдал свою жизнь за нас. Он бы не хотел, чтобы мы грустили и плакали. Я уверен, он мечтал бы увидеть нас веселыми и счастливыми. Не подведем же его.

– Я тут! – взывал заживо погребенный, но Цент и Машка уже одолели подъем. Свет фонаря вспыхнул в последний раз, а затем наступила кромешная тьма.

Выход из метро Цент расчистил лопатой, и они с Машкой вывалились наружу. Зомби, разумеется, были тут. Много зомби. И все они, как по команде, тут же пошли на добычу, скаля зубы и рыча. Цент схватил девушку за руку и потащил за собой, а сам вертел головой, высматривая подходящее транспортное средство. Автомобилей было предостаточно, и припаркованных, и брошенных посреди дороги, но Цент не торопился лезть в первую попавшуюся тачку. Понимал, что у них лишь один шанс. Если они ошибутся с выбором автомобиля, то он станет для них братской и сестринской могилой. Мертвецы окружат добычу, и тогда уже не вырваться.

– Они везде! – рыдала Машка, и это было правдой. Зомби напирали со всех сторон, неотвратимо сжимая кольцо. Цент понял, что затягивать с выбором не стоит. Следовало рискнуть.

– Давай вон к той! – скомандовал он, указывая на дорогой внедорожник. Даже на краю гибели Цент не забывал о своем авторитете, и не желал ронять его. Если уж на чем-то и ездить, то на крутой тачке. В крутой тачке, в принципе, и погибнуть не стыдно. А чем помещать свой конкретный организм в какое-нибудь ведро отстой класса, лучше уж самому себя отдать мертвецам на растерзание, ибо жить после такого позора незачем.

Водительская дверь оказалась не заперта. Распахнув ее, Цент увидел мертвеца, что сидел, пристегнутый к креслу ремнями безопасности, и яростно грыз гнилыми зубами обшитый натуральной телячьей кожей руль. Обнаружив поблизости более перспективную еду, автовладелец прекратил портить четырехколесное имущество и попытался отведать Цента. Зря, разумеется, ибо попытка сия непотребная окончилась для него утратой большей и лучшей части зубов. Цент лопатой перерубил ремень безопасности и вытащил обезвреженного мертвеца наружу. Тот упал на четвереньки, но не растерялся, и тут же схватил Машку за ногу. Та завизжала, когда зомби попытался впиться зубами в ее сочную ляжку, да только ничего-то у него, беззубого, не вышло. А тут и Цент подоспел – двинул проказнику черенком лопаты в лоб, добавил с ноги, а завершил предварительные ласки уже наработанным отрубом головы.

– Садись в машину, поехали кататься! – приказал он девушке. Ту не пришлось просить дважды.

Ключ зажигания был в замке. Повернув его, и услыхав шум двигателя, Цент возблагодарил всевышнего. Датчик горючего показывал, что бак заполнен более чем наполовину. Этого было достаточно, чтобы убраться отсюда очень далеко.

– Поехали! – умоляла Машка, нервно ерзая в кресле.

– Подпустим ближе, – зловеще оскалился Цент. – Хочу побольше этих нехристей на колеса намотать. Для чего на этом ведре полный привод, как не для перемалывания большого количества тухлых людей в несвежий фарш?