Перемешав варево, зомби-домохозяйка опять схватила нож, и принялась деловито отделять от туши солидные куски мяса. С кусками поступала так – один кидала себе в рот, два в кастрюлю. Цент понял, что пора прекращать кулинарное шоу и деликатно кашлянул. Баба тут же обернулась, обнажила зубы и зарычала. Цент шагнул вперед, замахнулся лопатой, и голова стряпухи, отделенная от туловища одним ударом, шлепнулась прямо в кастрюлю. Тело при этом осталось стоять, даже пыталось слепо шарить руками вокруг себя. Цент заглянул в кастрюлю, увидел моргающие глаза и скалящий зубы рот, вздохнул, и прикрыл безобразие крышкой.

– Ну, вот что вы за люди? – обратился он к покойному проводнику. – Как можно вдвоем от одной дохлой бабы не отбиться? Вроде бы с виду взрослые, а на самом деле хуже малых детей, серьезно отстающих в умственном развитии от сверстников. И сами отмучились, и меня до общины не довели.

В этот момент покойник распахнул глаза и скосил взгляд на Цента. Поскольку полученные стараниями домохозяйки травмы исключали всякую возможность выживания, Цент не стал радоваться произошедшему на его глазах воскрешению из мертвых. Вместо этого замахнулся лопатой, целясь в окровавленную шею нового знакомого.

Второму, что валялся в коридоре, Цент тоже отрубил голову, хотя он и не проявлял никакой активности. Ну да это до поры до времени. Конкретный пацан уже разобрался, что и как. Любой, убитый мертвецами или даже просто укушенный ими, пополнял ряды тухлого воинства. Неясным оставалось другое: почему большая часть человечества превратилась в зомби, а вот некоторых это совершенно не коснулось? Если бы не Владик, Цент мог объяснить это тем, что господь сберег хороших людей, но он даже не допускал мысли, что очкарик входит в число божьих любимчиков. Да и гаишник тоже был жив, а уж эти-то прямым ходом в ад идут. И Анфиска с Маринкой, две злодейки легкого поведения. Нет, тут было что-то другое.

– Разберусь по ходу, – решил Цент, носком ботинка счищая кровь и мясо со штыка лопаты. – Все выясню, докопаюсь до правды, сыщу виновных и ввергну в бездну адских мук.

Переполнившись решимостью покарать злодеев, истребить всех программистов и спасти всю колбасу, Цент забросил лопату на плечо и отправился на поиски убежища. Следовало перекусить и отоспаться. Силы еще понадобятся ему, ведь стольких предстояло убить и закопать.

Глава 7

Тьма ночи окутала землю. Город, в прежние времена полный ярких разноцветных огней, теперь превратился в жуткий некрополь, с той лишь разницей, что все его обитатели не лежали себе в могилах, как полагается благовоспитанным покойникам, а бродили по улицам в поисках живого мяса. По черному небу длинной соплей размазался Млечный путь. Скупого света звезд было вполне достаточно, чтобы разглядеть жуткие рожи мертвецов, их гнилые зубы, их пустые глаза. Они никуда не собирались уходить, ибо чуяли добычу, и готовы были ждать ее сколь угодно долго. Владик прекрасно понимал, что в этом противостоянии у него нет ни единого шанса. Трупам не нужно пить и есть, они не устают и не спят. Если потребуется, они простоят под его автобусом неделю, две, три…. Впрочем, едва ли потребуется так долго. Осада продлилась всего часов двенадцать, а Владик уже был чуть живой от страха и усталости. Он забыл, когда последний раз спал, и теперь, стоило уронить зад на крышу автобуса, как веки начинали самопроизвольно смыкаться, грозясь обрушить своего хозяина в губительную дремоту. Владик знал, что если заснет, то погибнет. Дело было в том, что он всегда спал очень беспокойно, часто ворочался и менял позу. Из-за этого никогда не ездил в поезде на верхней полке, ну, кроме одного раза, который едва не обернулся трагедией. Шутка ли – рухнуть с немыслимой высоты на твердый пол. До сих пор удивляло, как тогда обошлось без переломов?

Но если падание с верхней полки могло повлечь серьезные травмы, то падение с крыши автобуса будет означать смерть. Страшную, немыслимую смерть. Его съедят заживо. Стоило только подумать об этом, и сон как рукой снимало. Чтобы взбодриться, Владик поднялся на ноги и стал расхаживать туда-сюда, стараясь не подходить близко к краю. Его маневры вызвали оживление в рядах покойников – те зарычали, стали тянуть руки и скалить зубы.

– Убирайтесь! – в отчаянии закричал Владик, и его крик, обрастая эхом, далеко раскатился по безжизненным городским улицам.

Зомби не вняли. Напротив, их с каждым часом становилось все больше. Теперь они занимали всю улицу, как по ширине, так и по длине, и стояли так плотно, что яблоку негде было упасть. Мало того, от мертвецов смердело дохлятиной. Похоже, вся эта тухлая братия активным образом разолгалась.

Единственная надежда Владика на спасение растаяла вместе с наступлением ночи. Он ждал, что вертолет пролетит еще раз, и, разумеется, заметит его сверху, с такой-то группой поддержки. Но этого не случилось. А больше ему не откуда было ждать спасения. Единственный человек, который знал о том, где он, давно уже утратил все человеческое, превратившись в эгоистичную свинью садистской ориентации. В глубине души Владик верил, что Цент вернется за ним, но чертов уголовник не сделал этого. Поглумившись над несчастным программистом с безопасного балкона, он скрылся в доме и больше не показывался. Возможно, монстр из девяностых уже добрался до убежища выживших, и теперь наслаждается незаслуженной безопасностью, а он, Владик, в жизни своей не обидевший мухи, обречен на страдания и муки, финалом которых станет неминуемая смерть.

Устав ходить по крыше, Владик уселся на холодный металл и стал больно шлепать себя ладонями по щекам. Вскоре лицо запылало адским огнем, но даже это не помогало – глаза упорно закрывались. Владик ущипнул себя за бедро, но боль лишь на мгновение отогнала сон. Это была заведомо проигрышная борьба со своим организмом. Двое суток, проведенные без сна, давали о себе знать, а если помножить их на физическую усталость и колоссальное нервное напряжение, то удивляться было нечему. Владик и не удивлялся. Ему просто было до одури страшно. А потому, когда в его отчасти затуманенном дремой мозгу оформилась мысль о суициде, он даже не удивился ее появлению. Ведь каким-нибудь не слишком болезненным способом наложить на себя руки будет гораздо предпочтительнее, чем подвергнуться пожиранию заживо. Владик знал, каково это, когда тебя кусают. Имелся печальный опыт – в детстве будущего программиста зверски укусил хомяк. Но то хомяк, да еще один, и то едва живой остался от жуткой боли, а если сразу три десятка челюстей вонзятся в его тело, что же будет-то? Такую боль и представить невозможно.

С мыслями о самоубийстве Владик уснул сидя. Зомби продолжали рычать под автобусом, но он уже не слышал их. Ему привиделся сладкий сон, в котором как будто не было никакого зомби-апокалипсиса, а в мире царил порядок, помноженный на стабильность. Владик снова занимался своим любимым делом, то есть рубился в компьютерные игры, позволял своей невесте Марине строить планы на их совместную жизнь, и знать не знал ни о каком Центе. Прекрасный, чудный сон.

Проснулся Владик от женского крика. В первое мгновение ему показалось, что это вопит соседка, которая имела привычку выяснять с мужем отношения ранним утром.

– Эй, ты! Проснись! Проснись, дурак, сейчас упадешь!

Владик поморщился, и стал нащупывать одеяло, чтобы накрыться им с головой и спрятаться от чужих семейных разборок.

– Да проснись же ты, идиот!

Странно, но в это утро соседка использовала удивительно ласковые определения супруга, потому что обычно звучали куда более неблагородные слова. Владик опять попытался нащупать одеяло, потому что знал по опыту – после обмена комплиментами соседи начнут кидаться посудой или мебелью, но тут в его голову на большой скорости угодил какой-то твердый предмет, лишив сна и породив болевые ощущения. Программист распахнул глаза и увидел над собой голубое небо с белыми барашками облаков. Затем повернул голову и едва не умер на месте.

Он лежал на самом краю крыши автобуса, частично даже свесившись за край. Зомби не дотягивались до него всего каких-то десяти сантиметров. Владик взвыл от ужаса и откатился от края, чувствуя, что сердце вот-вот пробьет грудную клетку. Мир стабильности и порядка оказался сном, а реальность встретила его старым добрым зомби-апокалипсисом.

– Нет! – закричал Владик, сотрясаясь в рыданиях.

– Эй, ты? Ты чего? – опять донесся до его слуха женский голос.

Владик удивленно хлопнул глазами, пытаясь понять, почудилось ему или нет. Затем повернул голову, и не поверил своим глазам – на крыше соседнего дома стояла девушка и махала ему руками.

Первой мыслью было – спасен! Его не бросили, за ним прилетели. Сейчас его заберут в безопасное место, накормят, обогреют, дадут обувь и компьютер с высокоскоростным интернетом. Кончились все его мучения. И, конечно же, первым, что он сделает, когда попадет в резервацию нормальных людей, это сообщит компетентным органам о Центе и его злодеяниях. Люди должны знать, что в изверга из девяностых надо сразу стрелять на поражение крупным калибром, не предпринимая попыток взять его в плен.

– Я здесь! – замахал руками Владик, как будто его и так не видели. – Где ваш вертолет? Вы меня на тросе поднимите? Только хорошо проверьте страховку, чтобы не оборвалась.

– Что? – не расслышала девушка. Это было не удивительно, поскольку зомби, возбужденные человеческими криками, стали рычать и выть еще громче.

Владик сложил ладони рупором, и прокричал:

– Где ваш вертолет?

– Кто не дает?

– Вертолет!

– Вертолет?

– Да.

– Где вертолет? – удивилась девушка, оглядывая над собой абсолютно чистое небо.

Тут Владик понял, что рано обрадовался. Никакие это были не спасатели. Девушка являлась простой выжившей, как и он сам.

– Сколько вас там? – спросил Владик.

– Я одна.

Программист чуть не разрыдался, ибо рухнули все его надежды на спасение и кабельный интернет. Что могла сделать одна единственная девушка с огромной армией мертвецов? Она никак не сможет ему помочь.

– Ты видел вертолет? – прокричала незнакомка. – Когда?

– Вчера.

– Он искал выживших?

Владик пожал плечами, потому что не знал, с какой целью вертолет кружился над городом. Возможно, он искал уцелевших людей, а возможно, присматривал место для сброса ядерного заряда, чтобы выжечь всю эту тухлую братию. Владик не был против того, чтобы военные уничтожили зомби даже таким радикальным средством, как ядерное оружие, но он совсем не хотел, чтобы за компанию прибили и его.

– Ты думал, как оттуда выбраться? – прокричала девушка.

Владику показалось, что незнакомка над ним издевается. Если бы был способ убраться с проклятого автобуса, он бы уже сделал это. Да и о чем тут думать? Вся улица запружена мертвецами. Умел бы он летать, дело другое, но, к сожалению, он программист, а не птица.

– А других людей ты видел? – спросила девушка.

В ответ Владик кивнул головой. Кое-кого он действительно видел. Например, свою невесту, что превратилась в вурдалака и загрызла лучшую подругу. Еще видел гаишника, но недолго. Еще видел двух парней из какой-то общины, которые, не моргнув глазом, бросили его на произвол судьбы. Ну и еще одного видел, которого век бы не видеть.

– Их много?

Владик опять пожал плечами. Сам он в общине не был, и не знал, что там происходит.

– Надо что-то придумать, чтобы тебя вытащить.

– Придумай, да! – загорелся Владик. – Спаси меня!

Это была любимая эротическая фантазия Владика: его, такого несчастного и беспомощного, спасает красивая девушка, тут же влюбляется в него по уши и они живут долго и счастливо.

– Я постараюсь что-нибудь придумать, – пообещала незнакомка.

Эти слова были для Владика слаще меда. Наконец-то снова кто-то другой решает все проблемы и принимает решения, а ему только и остается, что сидеть и ждать. Это он умел, это всегда пожалуйста. Фантазия программиста уже пустилась в полет, он уже воображал, что его чудесное спасение станет началом романтической истории, что его ждет настоящая любовь на руинах цивилизации, жаркий секс в декорациях зомби-апокалипсиса, неистовая оргия назло кровожадным зомби и на зависть монстру Центу. Еще пять минут назад Владик мечтал о том, чтобы изверг вернулся и спас его, но теперь он мечтал об ином – чтобы проклятого братка загрызли мертвецы, и сделали это с причинением максимальной боли. Цент уже испортил ему одно семейное счастье (Владик винил изверга в том, что Маринка превратилась в зомби, хотя никаких объективных оснований для этого не было), нельзя допустить, чтобы эта печальная история повторилась и во второй раз. Дабы высшая справедливость восторжествовала, лютый уголовник должен погибнуть страшной смертью, а он, несчастный программист, в награду за все свои страдания и унижения, удостоиться хэппи-энда по полной программе, с красоткой, богатствами и радужными перспективами.

Так думал Владик, а вот Цент думал иначе. То есть, он вообще ни о чем не думал, поскольку спал и видел очередной волшебный сон. Центу снилось, как он пытает на даче за городом жадных коммерсантов, не пожелавших добровольно делиться с братвой нечестно нажитым капиталом. Дело попахивало олимпийским рекордом, жадные коммерсанты, едва попав в руки к опытному палачу, тут же признавали свою неправоту и выражали страстное желание делиться. Цент трудился не покладая рук. Паяльники выходили из строя, ржавые иголки тупились, кусачки ломались, три утюга уже перегорели, а Цент со стахановским задором прикрикивал на ассистентов, чтобы скорее заводили следующего клиента, дабы производственный процесс не прервался ни на секунду.

Сон, как всегда, оборвался на самом интересном месте – Центу вот-вот собирались вручить золотую медаль и удостоверение почетного инквизитора. Открыв глаза, и увидев вокруг себя интерьер чужой квартиры, Цент лишь горько вздохнул. Сбудутся ли когда-нибудь его заветные мечты в реальности, а не только в ночных грезах? Сумеет ли он умучить без перерыва три десятка жадных коммерсантов, пробудить в их черствых и эгоистичных душах благородное стремление делиться средствами с конкретными пацанами? В том, что хватит сил, Цент не сомневался. Проблема была в том, что жадных коммерсантов больше не осталось, притом исчезли они задолго до зомби-апокалипсиса. Можно, конечно, вместо коммерсантов подвергнуть зверским пыткам аналогичное число программистов, но вот вопрос – засчитают ли в этом случае рекорд?

За подпертой тяжелым комодом дверью кто-то скребся и рычал. Цент поднялся с кровати, справил в углу малую нужду, после чего позавтракал скудными запасами провизии. Вчерашние хождения по чужим квартирам принесли небогатые плоды. Большую часть добытой провизии Цент съел на ужин, ибо терпеть не мог ложиться спать на пустой желудок, так что утром пришлось довольствоваться кусочком пахучего сыра, основательно подсохшей булкой и ста граммами выветрившейся водки, оставшимися на дне бутылки. Подобная трапеза ничуть не способствовала хорошему настроению. Потребив калории, Цент почувствовал, что очень хочет кого-нибудь убить. Кандидата не пришлось искать долго – какая-то тварь давно скреблась в дверь и портила своим рычанием аппетит.

Цент отодвинул комод, и в комнату тут же ввалился наглый зомби в одних рваных семейных трусах. Острый штык лопаты без труда вспорол ему брюхо, и под ноги мертвецу вывалились его собственные, основательно протухшие кишки. В нос шибанула такая вонь, что Цента едва не вывернуло наизнанку. Вторым ударом он отрубил вурдалаку его жуткую голову, после чего поспешно выбежал из помещения.

Прежде чем приступить к поиску пропитания, Цент решил выяснить, как там Владик. Вчера он оставил его на крыше автобуса, в окружении целой армии зомби. Поскольку программист не был оснащен встроенным реактивным двигателем, сбежать он не мог, поэтому, либо сидит на том же месте, либо, если его там нет, пошел на корм мертвецам. Нужно было проведать очкарика и поднять себе настроение порцией глумления над обреченным.

Цент поднялся на крышу дома, не встретив по пути никакого сопротивления. Похоже, все зомби в округе сбежались на вопли Владика. Это было хорошо. Цент даже начал строить кое-какие планы по проникновению в продуктовый магазин, пока тухлые занимаются очкариком, но когда подошел к краю крыши и взглянул вниз, то забыл обо всем на свете.

Программист все еще был непростительно жив, но в том заключалась не самая большая проблема. Куда хуже было то, что он не бился в истерике на крыше своей тюрьмы, не обрушивался в глубины отчаяния и не взывал к высшим силам. Программист пытался спасти свою никчемную жизнь. Мало того, он сумел привлечь к этому делу какую-то бабу, что обосновалась на крыше дома через улицу от Цента. Браток не отличался орлиным зрением, поскольку в тюрьме много читал при плохом освещении, и не сумел разглядеть в подробностях глупую курицу, решившую помочь очкарику, а зря – такое прощать нельзя, следовало после найти и наказать. Однако кое-что другое он рассмотрел. То, как именно незнакомая баба собиралась спасти программиста. План был несложен: девка сбросила с крыши длинную веревку, и теперь Владик пытался закрепить ее на своем автобусе, а затем, уже по ней, планировал взобраться наверх. Цент с ужасом понял, что у очкарика может получиться. Тот, конечно, рахит слабосильный, а лезть высоко, но когда внизу тебя поджидают голодные зомби, это очень хороший допинг.

– Да ведь он, чего доброго, уцелеет, – простонал Цент, прекрасно понимая, что не может безучастно наблюдать за всем этим возмутительным непотребством. Нужно лечь костьми, желательно чужими, но не дать очкарику спасти свою шкуру. Ну, в крайнем случае, максимально осложнить этот процесс.

Когда замышляешь доброе дело, сами небеса помогают, посылая светлые идеи. Поскольку убой очкарика был однозначно богоугоден, из райских кущ прямо в голову Цента снизошло озарение. Он понял, что нужно делать. Это было гениально.

А Владик в это время был с головой в работе, и даже не подозревал, какие темные тучи сгустились над его головой. Девушка где-то отыскала очень длинную и прочную веревку, с третьей попытки бросила ему конец, и теперь программист отчаянно думал, к чему бы его привязать. Предстоящее восхождение пугало, но не так сильно, как ожидал Владик. После кромешной безнадежности даже крошечный лучик надежды воспринимался как дар божий. Программист сказал себе, что он сможет. Да, будет тяжело, да, силы его невелики. Но тут вопрос жизни и жутко мучительной смерти, а потому надо стиснуть зубы, напрячься и смочь. Ведь в школе он лазал по канату, правда, невысоко, уже на двух метрах голова закружилась, и он упал на маты, умудрившись в полете окатить рвотой физрука. Но зато и сам он с тех пор подрос, возмужал, и из тощего бессильного мальчика превратился в тощего бессильного мужчину. Мужчину – вот ключевое слово. Он мужик! Самец! Он не испугается и не упадет. Он сделает это!

Веревку Владик привязал за люк на крыше, намотав столько узлов, что сам сбился со счета. На своей безопасности он экономить не собирался, а потому, прежде чем лезть, долго дергал спасительный канат, проверяя его прочность, а затем минут десять выпытывал у девушки на крыше, хорошо ли закреплен ее конец. Та клялась, что намертво.

Натянутая под углом веревка, соединившая крышу дома и автобус, была тонким спасительным мостиком. Очень тонким. Владик с нежностью и теплотой вспомнил школьный канат толщиной в руку. Вот бы его сюда.

– Ты лезешь или нет? – крикнула сверху девушка.

– Сейчас, – раздраженно отозвался Владик. Разве можно торопить человека, идущего на подвиг? Ведь тут внизу нет мягких матов, готовых нежно поймать неудачливого верхолаза. То есть, если сорвется, упадет-то он на мягкое, ибо мертвецы стояли один к одному впритык, вот только затем это мягкое оскалит зубы, и вонзит их в нежную плоть программиста.

Представив себе на беду, как все это будет происходить, Владик едва не передумал лезть. Страх начал оплетать его липкими холодными щупальцами, силясь утащить на дно безумия, но мужик и самец не поддался ему в этот раз – встряхнулся, расправил плечи, стиснул зубы. Нужно быть сильным! Зомби-апокалипсис не для слабаков.

Веревка оказалась даже тоньше, чем показалось Владику. Стоило повиснуть на ней, как она начала безжалостно резать ладони, а ткань штанов скользила по тросу как насаленная. Владик спустился обратно на крышу автобуса, подумал, и снял штаны. Не дело, конечно, представать перед почти незнакомой девушкой в семейных трусах, усыпанных большими алыми сердечками (подарок Маринки), но в данном случае во главу угла Владик ставил не имидж, но вопрос выживания. Штаны он повязал вокруг пояса, чтобы впоследствии надеть.

Девушка следила за его манипуляциями с крыши и больше не торопила. Владик поплевал на ладони, еще раз напомнил себе, что является самцом, и начал восхождение. Восхождение, которое в прошлой жизни, до зомби-апокалипсиса, он не совершил бы даже ради спасения всего человечества, и даже за новенький навороченный компьютер тоже. Но конец света меняет людей. Кто не может измениться, тот погибает. Владик уже чувствовал в себе огромные перемены. Еще недавно он был жалким трусом, а сегодня уже крупой парень. И куда только делся страх высоты?

Но если Владик и считал себя отныне крутым, то был один человек, который сильно сомневался в данном диагнозе. Этот человек полным ходом осуществлял свой дьявольский план, благо все необходимое он приметил еще вчера во время обыска квартир. Но тогда Цент даже внимания не обратил на пневматическую винтовку, которую обнаружил в шкафу – какая там пневматика, если проклятых вурдалаков автомат не берет? Винтовка действительно была бесполезна против зомби, но в сложившейся ситуации она могла стать идеальным средством борьбы с невыносимо живучим очкариком.

Удача сопутствовала хулигану. Рядом с винтовкой, на полке, обнаружились две коробки с пульками. Когда-то в далеком детстве у Цента была такая игрушка, при помощи которой юный охотник добыл немало славных трофеев. Убитыми голубями был завален весь парк, в трех соседних дворах не было ни одного не хромающего кота, собаки при виде Цента с ружьем делали лужу и исчезали с позорным визгом. Но кто бы мог подумать, что тот отстрел всевозможной живности являлся лишь подготовкой к величайшей охоте в жизни Цента? Теперь ему предстояло добыть самый ценный трофей в своей практике – программиста. Голова очкарика неплохо бы смотрелась на медальоне, украшая стену гостиной. Цент мог бы любоваться на нее долгими зимними вечерами, сидя у камина и рассказывая юным семнадцатилетним озорницам о своем славном прошлом. Увы, не нажил ни дома, ни гостиной, ни камина. Голову Владика некуда было повесить. Но и на плечах очкарика ей больше не болтаться, уж это к бабке не ходи.

Цент переломил ствол, взвел тугую пружину, и зарядил пульку. Времени на то, чтобы пристрелять винтовку, не было, оставалось надеяться, что прицел выставлен хорошо. Впрочем, с его-то огнестрельным опытом, да в такую заманчивую мишень, Цент, пожалуй, попал бы и с закрытыми глазами.

Осторожно приоткрыв окно, Цент высунул кончик ствола наружу, а сам уронил зад на стул, ибо ноги не казенные. Владик только начал восхождение, и судя по его скорости, времени было предостаточно. Очкарик полз как дохлая черепаха, часто останавливаясь и выворачивая голову, чтобы посмотреть вниз. Девчонка на крыше что-то кричала ему, но Цент не расслышал. С этой благодетельницей, взявшей моду протягивать руку помощи всяким разным программистам, он еще разберется.

Наличие оптики существенно упростило бы дело, но Цент и так нащупал крайне интересную мишень. Решил для разогрева стрельнуть Владику в ляжку. Кто знает, глядишь, и этой малости хватит, чтобы сбросить очкарика вниз.

Палец плавно потянул спусковой крючок, раздался негромкий хлопок, полностью заглушенный рычанием зомби, а в следующее мгновение по улице раскатился истошный крик подранка. Цент, хихикая как школьник, подложивший дохлую мышку в сумку классной руководительницы, быстро пригнулся, дабы программист не вычислил его. Так было гораздо интереснее. К тому же всегда мечтал пойти в киллеры, даже освоил азы профессии, но не срослось. А жаль. Нет ничего более приятного, чем видеть в оптический прицел какого-нибудь типчика, и понимать, что через мгновение его никчемная жизнь оборвется. Невероятно волнительно, даже чувствуешь себя чем-то вроде бога, ну, или ангела смерти – бог все-таки слишком жирный титул даже для киллера.

Владик дергался на веревке и кричал диким криком. Боль, пришедшая внезапно и неизвестно откуда, едва не сбросила его вниз. А внизу уже была не крыша автобуса, а сплошное море распахнутых ртов.

– Что случилось? – кричала девушка сверху.

– Моя нога! – захлебываясь слезами, пожаловался Владик.

– Что с ней? Судорогой свело?

– Я не знаю! Как будто огромной иглой ткнули…. Боже! Что же это? Откуда?

– Может быть, это пчела? – предположила благодетельница.

Владик побледнел от ужаса, поскольку у него была аллергия на укусы пчел. То есть, пчелы-то его ни разу не кусали, и врачи никаких диагнозов на эту тему не ставили, но Владик просто сам знал, что у него есть аллергия на укусы. И на укусы пчел, и на укусы ос, и собак, и кошек и всех остальных, в том числе и зомби.

– Нужно лезть дальше, – подсказала девушка. – Крепись.

Владик и сам понимал, что лезть надо, не на месте же оставаться, но бедро болело невыносимо. Даже не верилось, что такую чудовищную боль может причинить какое-то насекомое. А что, если это пчела-зомби? Не превратится ли он сам в живого мертвеца точно так же, как покусанная невеста? На этот вопрос не было ответа. Но Владик знал кое-что другое – если он продолжит торчать на месте и тратить силы впустую, их может не хватить на весь подъем. И тогда он превратится в еду, без вариантов. И Владик полез вверх, через боль, через страх, через муки. Ведь самец, все-таки, значит, должен бороться и терпеть.

В этот момент Цент закончил смену позиции. Нужды в этом не было, Владик не вычислил его огневую точку, но решил все делать по науке, потому что если по ней не делать, то зачем она вообще нужна, наука эта? Следующим огневым рубежом оказалась кухня. Цент быстро просмотрел шкафчики и полки, нашел несколько сушек и коробку рафинада. Лакомясь сахарком, ибо любил сладкое, он переломил винтовку, зарядил пульку и, осторожно приоткрыв окно, высунул ствол наружу.

Невероятно, но очкарик продолжал выживать. Цент даже испытал что-то вроде уважения к программисту, но не к нему самому, а к его упорству в деле спасения собственной шкуры. Если бы каждый человек в каждом своем начинании проявлял столько же упорства, сколько он являет, спасая свою жизнь, цивилизация уже достигла бы немыслимых высот. Но никакое уважение к жизнелюбию программиста не могло остановить Цента на его охотничьей тропе. Грызя рафинад, он поймал в прицел извивающуюся на веревке тушку очкарика, навел на голову, потом передумал, и решил проверить, как оно будет, если пальнуть в руку. Поди так же весело, как и в ногу, а то и веселее.

Выстрел вновь потонул в рычании мертвецов, зато истошный вопль Владика обласкал слух ликующего садиста. Программист извивался на веревке, слабосильные пальцы только чудом удерживали его на месте. Боль была сильная, но куда больше страданий Владику доставляло то, что он не мог установить ее источник. Жизненный опыт подсказывал, что у всякой боли всегда есть причина. Но ведь он висел в пятнадцати метрах над землей, совершенно один. Зомби до него дотянуться не могли, кто-то другой тоже. Но что-то все же пыталось сбросить его вниз, что-то злое и даже дьявольское, некая загадочная кошмарная сила, вторгшаяся из иного измерения, царства боли и ужаса.

– Я самец! Я самец! – попытался взбодрить себя Владик, но к своему ужасу понял, что его губы произносят: мне конец, мне конец. Он всегда знал, что существует на свете нечто, что недоступно ни глазу простого обывателя, ни точным измерительным приборам. Это был мир сверхъестественного, таинственный, загадочный, непостижимый и зловещий. Его насеяли ужасные существа, настроенные крайне враждебно в отношении людей, и в частности программистов. После просмотров любимых фильмов ужасов, Владик, лежа в темноте, слышал их завывание за окном, видел, как колеблется занавеска, а уж в том, что под его кроватью обитает монстр, он никогда не сомневался. Раньше еще как-то удавалось списать все на игру воображения, но теперь, когда ад разверзся, и большая часть человечества превратилась в ходящих мертвецов, сомневаться в существовании демонов, призраков и снежного человека было бы просто нелепо.

– Почему ты не лезешь? – прокричала сверху девушка.

Владик хотел объяснить незнакомой благодетельнице, что стал жертвой потусторонних сил, но тут очередной носитель боли вонзился ему в бедро в опасной близости от семейных ценностей. Притом Владик каким-то непостижимым образом сразу понял, что демоны целились именно в них, просто чуть-чуть промазали.

– Боже мой! Я так больше не могу! – рыдал страдалец, чувствуя, как вниз по голым ногам журчащей рекой хлещет из раны теплая кровь со странным резким запахом.

– Осталось немного, – подбодрила его девушка. – Ты сможешь!

Рыдания душили программиста, лишь один вопрос интересовал его: за что? Чем он провинился перед миром непознанного? Разве мало ему зомби-апокалипсиса, смерти невесты и адских мук, познанных в компании изверга Цента? Не довольно ли страданий с маленького безобидного программиста, который в жизни своей ничего плохого не сделал?

Тот, кто мог бы ответить на все эти вопросы, в настоящий момент был слегка занят. Подкравшийся сзади зомби мало того, что испортил хороший выстрел, долженствующий предотвратить возможное размножение программиста в будущем, так еще и покусать попытался. Цент отоварил его по зубам прикладом винтовки, затем лягнул ногой и завершил фаталити штыковой лопатой. Не успел окучить одного, как в комнату нагло ввалился второй и тоже повел себя как порядочная свинья – оскалил зубы, зарычал, попытался отведать кусочек рэкетира. Попытку дегустации своего организма Цент пресек безотказной лопатой, опробовав, в этот раз, убойные качества черенка. После третьего удара в висок голова зомби лопнула как арбуз, во все стороны полетели тухлые мозги, глазное яблоко упало Центу на ботинок.

– Все? Или там еще есть? – спросил Цент, стряхнув чужое око с ноги и выглянув на лестничную площадку. Снаружи было тихо, все зомби давно уже собрались под акробатом Владиком, с нетерпением ожидая, когда тот рухнет к ним в объятия.

Цент вернулся в квартиру, зарядил винтовку и осторожно выглянул в окно. Глазам не верилось, но получив три пульки в тушку, очкарик продолжал не просто висеть на веревке, но и медленно карабкаться вверх. Баба на крыше что-то говорила Владику, возможно, обещала отдаться забесплатно, если он одолеет восхождение. Подобный стимул запросто мог воодушевить озабоченного программиста, у которого из женщин была только Маринка да любимые сайты с бесплатным видео на все руки.