– Еще раз, – повторил он. – Вселенная, это поток времени, пространства, энергии и информации, который движется по кругу, исходя из точки большого взрыва, и возвращаясь в него. Большой взрыв, это источник энергии потока. Он происходит непрерывно, каждое мгновение в прошлом, толкая поток вперед. Большой взрыв это моторчик, который вращает вселенную. Это понятно?

– В общих чертах, – произнес Андрей. – Но какое отношение это имеет к нам?

– Самое прямое, – заверил его Бродяга. – Как я уже сказал, межзвездные путешествия невозможны, поскольку человечество никогда не заполучит в свое распоряжение столько энергии, сколько требуется для преодоления сопротивления временного потока. Но зато существует возможность перемещения по самому потоку, назад и вперед. То есть, грубо говоря, в прошлое или будущее.

– Мы поняли, что находимся в прошлом, – проворчала Оля. – Давай уже ближе к делу. Ты, вроде бы, собирался рассказать, как нам отсюда выбраться.

– Отсюда, это откуда? – уточнил Бродяга.

– Из этого здания. Из этого времени. Как нам вернуться домой? Домой, понимаешь? Мы домой хотим!

– Тише, – попросил Андрей, потому что девушка так разнервничалась, что неосознанно перешла на крик. – Пусть он все объяснит.

– Так вот, – вновь заговорил Бродяга, – путешествия во времени возможны. И, разумеется, появление объекта из будущего в прошлом неизбежно приводит к вмешательству в ход событий. А это, в свою очередь, должно повлечь временной парадокс.

– Это что такое? – спросил Андрей.

– Последствия. Ну, ты знаешь, если отправиться в прошлое и убить своих родителей, то ты не появишься на свет и, соответственно, исчезнешь. То есть, изменишь будущее, воздействуя на прошлое.

– И это возможно?

– Нет. Сила потока слишком велика. Никакое вмешательство не способно оказать на него влияние. Поэтому нельзя подкорректировать прошлое, тем самым изменив будущее по собственному усмотрению. Это как с межзвездными перелетами. Теоритически осуществимо, но где взять столько энергии?

– Выходит, можно отправиться в прошлое, и делать там все, что угодно? – попытался понять Андрей.

– В целом, да.

– Но как же так? Ведь если ты вторгаешься в ход событий….

– Да, да, вторгаешься, – перебил его Бродяга. – Ты вторгаешься, меняешь их, и все идет иначе, чем до твоего вмешательства. Это факт. Но эти изменения не касаются основного потока. Когда ты вмешиваешься в ход истории, то создаешь дополнительную петлю. Совсем маленькую, протяженностью десять, двадцать, может быть даже сто лет. Все зависит от степени вмешательства. То есть, это крошечная петля, примыкающая к основной петле, и питающаяся ее энергией. Это не параллельная ветвь развития, это просто закольцованный кусок континуума. Он никуда не ведет, просто существует сам в себе, постоянно возвращаясь к исходной точке – к тому событию, которое его спровоцировало. Это событие, эта точка, примыкающая к основному потоку, является для него большим взрывом – источником энергии. В этой точке все, произошедшее в петле, обнуляется и начинается снова. И так раз за разом, до бесконечности. Возникает замкнутая система. А поскольку ее энергия слишком мала для создания дополнительных петель, в ней можно делать все, что угодно. Все накопленные изменения будут обнуляться каждый раз, когда достигнут основной петли.

– Я все еще не понимаю, зачем ты нам это рассказываешь, – призналась Оля, которой стоило немалого труда держать себя в руках. – Это так важно? Как это все относится к нам?

– Дело в том, что мы, находясь в прошлом, неизбежно оказываемся в такой вот малой петле, отпочковавшейся от основного потока, – сказал Бродяга.

– И что с того? – раздраженно спросила девушка. – Ты знаешь, как нам вернуться в наше время?

– Вы уже в нем, – проронил Бродяга.

Андрей и Оля дружно уставились на собеседника, и в глазах обоих застыл один и тот же вопрос.

– О чем ты? – осторожно спросил Андрей.

Его охватило тревожное предчувствие. Он начал догадываться, почему Бродяга разразился таким долгим и, на первый взгляд, неважным вступлением. Он как будто к чему-то их готовил. К чему-то такому, что их совсем не обрадует.

Собеседник огляделся по сторонам, затем коснулся рукой бетонной стены, и спросил:

– Как думаете – где мы сейчас?

– Уже надоело об этом думать, – проворчала Оля. – Может, ты скажешь?

– Ну, а на что это похоже?

– Ни на что, – ответил Андрей. – Просто какое-то огромное здание без окон, полное всяких странностей и населенное насильно помещенными сюда людьми.

– Попытайся взглянуть на все это со стороны, – предложил Бродяга. – Представь, что ты не один из узников данного места, но просто непричастный наблюдатель. Что это? Огромное здание, состоящее из целого лабиринта коридоров, крошечные комнаты и огромные залы, повсюду бродят враги, жаждущие твоей смерти, а из стен то и дело вываливаются контейнеры с едой. На что это все похоже?

Андрей потер ладонью лоб, и проворчал:

– Я не знаю. Не знаю. Может быть, на какую-то безумную игру….

Бродяга так неожиданно хлопнул в ладоши, что Андрей и Оля невольно вздрогнули.

– Верно! – сказал он, радостно улыбаясь непонятно чему. – Именно! Это игра. Понимаешь, да? Игра.

– Игра? – недоверчиво переспорил Андрей. – Но, подожди. В чем ее смысл?

– В чем смысл любой игры? Да ни в чем. Игра просто должна быть интересной. Она должна развлекать.

– По-твоему, пережитый нами кошмар должен был нас развлечь? – рассердилась Оля.

– Боже упаси! – всплеснул руками Бродяга. – Вовсе не вас.

– А кого же тогда?

– Игроков, разумеется.

Андрей исподлобья посмотрел на собеседника, и проронил:

– А мы, в таком случае, кто?

– Мобы.

– Кто?

– Ну, мобы. Вы должны знать этот термин. Слушай, ты догадался верно – это игра. Все это здание является игровым уровнем. Он, правда, не достроен до конца, поэтому выглядит бедновато и однообразно. А вы мобы. Враждебные объекты игрового мира.

– Мы никакие не мобы, – медленно проговорила Оля, с нескрываемой злобой глядя на Бродягу. – Мы люди. Понимаешь? Люди! Живые люди, которых насильно засунули в этот лабиринт. Что за чушь ты тут городишь? Какие еще игры?

– Подожди, я, кажется, понял, – сказал ей Андрей. – Они это делают специально. Засовывают сюда людей, ограничивают количество пищи, и вынуждают нас звереть. До такой степени звереть, чтобы мы тут жрали друг друга, и бросались с оружием на первого встречного. В том числе и на игроков. Чтобы им, значит, веселее игралось. Так?

Вопрос был обращен к Бродяге. Тот утвердительно кивнул головой.

– А ты, выходит, один из этих игроков? – спросил Андрей, и глаза его нехорошо сузились, а пальцы сомкнулись на рукояти топора.

– Я не игрок, – ответил Бродяга. – Я тестер.

– Кто?

– Человек, который тестирует игру. Проверяет ее работоспособность, наличие багов, выявляет недостатки.

– И как тебе игра? Понравилась?

– Ради бога, – вздохнул Бродяга, примирительно подняв перед собой раскрытые ладони, – давайте не будем поддаваться эмоциям. Не я засунул вас в этот лабиринт, и не я его создал. Я всего лишь наемный работник.

– Тебе, значит, платят деньги, чтобы ты ходил тут и всех убивал? – закричала Оля. – Хорошую ты себе работу нашел.

– Да кого всех? – тоже закричал Бродяга. – Кого всех-то? О ком вы говорите?

– О людях!

– Да это…. Слушайте, вы, и все остальные в этом лабиринте, не люди. То есть, биологически вы люди, это да, но юридически вы ими не являетесь. Ваши тела созданы искусственно, ваши личности скопированы с оригиналов. Вы, это не вы. Вы никогда не жили в двадцатом веке, или откуда вы там происходите. У вас никогда не было никакого прошлого. Вам некуда возвращаться. Вы созданы в этой временной петле, и в ней же и останетесь. Вопрос лишь в том, где именно: здесь, в лабиринте, или там, снаружи? Намекну – снаружи значительно лучше. Там, по крайней мере, на вас никто не станет охотиться. Вся эта локация расположена под землей, на поверхности находятся модуль управления и жилое помещение. Оно достаточно комфортное, снабжено всем необходимым. Имеется порядочный запас пищи. Это лучше, чем бродить здесь, вечно страдая от голода, жажды и желающих полакомиться вашим мясом. Вам, на самом деле, очень повезло. В иной ситуации я не стал бы поступать подобным образом, но у меня нет выбора. Так уж сложилось, что я застрял в этом лабиринте так же, как и вы. Мне нужно выбраться отсюда, но один я с этим не справлюсь. Помогите мне покинуть игру. И я позабочусь о вас.

– Позаботишься? – сквозь зубы процедила Оля.

Андрей заметил нож в ее руке, и поторопился отнять его. Девушка особо не сопротивлялась. Трудно было сказать, какое чувство преобладало в ее душе – злость или отчаяние. Андрей не мог сказать этого и о себе. Он определенно испытывал желание убить Бродягу, поскольку видел в его лице виновника всех свалившихся на его голову бед. Но, в то же время, этот человек был единственным, кто мог хоть чем-то им помочь.

– То есть, – попытался уточнить Андрей, – мы поможем тебе, а ты выведешь нас на поверхность и поселишь в некоем жилом помещении? И что мы там будем делать? Сидеть до глубокой старости в четырех стенах?

– Так долго не придется, – ответил Бродяга.

– Не понял.

– Ну, я же вам объяснил. Вы во временной петле. Являетесь ее частью. А когда петля совершает оборот, она перезапускается. И все, что ее составляет, перезапускается вместе с ней. Игровая локация была создана в другом месте и перенесена сюда одномоментно. Время включения мобов в игровой процесс тоже запрограммированно. Одни появятся сразу, другие чуть позже. Этакий приток свежей крови, чтобы контингент пополнялся по мере естественной убыли. Когда временная петля завершит оборот и достигнет своей стартовой точки, весь алгоритм перезапустится. Вы снова окажетесь в лабиринте с набором базовых воспоминаний, и начнете свой путь заново. Ваш путь не будет прежним, в следующем витке вы двое, возможно, вообще не встретитесь. Это как проживать одну и ту же жизнь бесчисленное множество раз, всегда начиная с одного и того же мгновения.

– И сколько осталось до конца витка? – спросил Андрей. – Как скоро мы… перезапустимся?

– Года три с чем-то, – неуверенно произнес Бродяга.

Оля громко выдохнула и закрыла лицо ладонями. Андрей изо всех сил старался держать себя в руках.

– Нельзя ли более конкретно? – спросил он. – Для нас это важно.

– Не могу сказать точно, – пожал плечами Бродяга. – Говорю же – я сам тут застрял. И провел очень много времени. Уже, честно говоря, со счета сбился.

Оля отняла ладони от лица, и Андрей заметил на ее щеках влажные дорожки слез.

– То есть, через три года мы умрем? – всхлипнув, спросила она.

– Перезапуститесь, – поправил ее Бродяга.

– А в чем разница?

– Для вас нынешних – ни в чем. Нынешние вы исчезните. Но вы базовые останетесь, и начнете все сначала.

– Опять в этом проклятом лабиринте?

– Да.

Оля вскочила со скамьи и выбежала в коридор. Андрей не пытался ее удержать. Ему и самому хотелось забиться в какой-нибудь темный угол и вдоволь там поплакать.

– Понимаю, все это нелегко принять, – произнес Бродяга. – Не думай, что я какая-то бессердечная сволочь, для которой вы игровые мобы. Я, можно сказать, сейчас нахожусь в том же положении, что и вы.

– Ты? – удивился Андрей. – Ты тоже перезапустишься?

– Если все сложится неудачно, то, в некотором смысле, да. Видишь ли, в чем дело: я, это не совсем я. Ну, в том смысле, что это тело, оно не мое. Оно создано искусственно, и на него просто записаны параметры моей личности.

– Значит, настоящий ты где-то в другом месте?

– Нет. Я и есть я, самый настоящий. Однако параметры моей личности скопированы и хранятся на специальном носителе. Если этот я погибну, они автоматически запишутся на новое тело. Понимаешь? Человеческая личность, это информация. Достаточно всего лишь уметь считать ее, скопировать и сохранить, а это не так уж и сложно.

– В таком случае, я не понимаю, почему ты до сих пор торчишь здесь, – признался Андрей. – Убей себя, и возродись заново.

– Я бы так и поступил, если бы потрудился сохраниться перед отправкой сюда, – проворчал Бродяга. – Но ведь нет, не удосужился. Подумал – ну что со мной может случиться в каком-то хорроре с элементами выживания? Я высаживался в Нормандии, ходил в штыковую атаку на Сомме, лез на стены Трои, воевал за марсианских сепаратистов. И ни царапины! Никогда ведь не знаешь, где влипнешь. Я влип здесь. Если я погибну в этом месте, то потеряю последние лет восемь. Представляешь? А там, поверь мне, есть что терять.

– То есть, если ты погибнешь в этом месте, то забудешь последние восемь лет жизни? – попытался уточнить Андрей.

– Я их не забуду. Для меня их просто не будет. Я начну с последнего сохранения, с последней записи своей личности.

– Как-то это непрактично, – заметил Андрей. – Почему было не отправить сюда дистанционно управляемое тело, ну или что-нибудь в этом роде? Чтобы не рисковать ничем.

– В том-то и вся штука, чтобы рискнуть, – ответил Бродяга. – Тебе это трудно понять. В твоем времени… ну, в том времени, которое ты считаешь своим, у людей хватало причин бояться. Опасности подстерегали их повсюду, а жизнь была одна, и она могла закончиться в любое мгновение. Но в нашем времени все иначе. Нам почти нечего бояться. Мы фактически бессмертны, перед нами не стоит проблема голода, болезней, нищеты. Цивилизация достигла пика своего развития. По причинам, которые я объяснил тебе ранее, мы не в состоянии направить свою энергию в дальний космос, просто потому, что никогда не сможем добраться даже до ближайшей звезды. Человечество заперто в пределах солнечной системы, где все его проблемы давно решены.

– То есть, вам просто скучно? – язвительно произнес Андрей.

– Напрасно иронизируешь. Поставь себя на наше место. Ты бессмертен, ты ни в чем не нуждаешься, тебе ничего не грозит, и ты имеешь неограниченный доступ ко всему, что может предложить тебе твой мир. Тебе просто кажется, что это звучит классно. Ну, первые лет пятьсот это, допустим, классно. Но рано или поздно развлечения заканчиваются, забавы приедаются, ничто уже не радует, ничто не вызывает интереса. Человек теряет вкус к жизни, когда осознает, что той больше нечего ему предложить. И остается только один выход – придумывать новые и новые развлечения. Они должны быть интересными, они должны быть необычными, и они должны быть опасными. Если в вашу эпоху рулили энергия и технологии, то в наш золотой век основой являются человеческие эмоции. Мы используем свое прошлое для создания игровых зон, и позволяем людям испытать новые ощущения. Перед отправкой туда, игроки создают записи своих личностей, которые смогут обновить только в одном случае – успешно пройдя игру. Проигрыш означает возврат к последнему сохранению. Поэтому каждый раз им приходится начинать заново, и всякий раз игровая зона становится для них открытием, дарящим массу эмоций, как положительных, так и отрицательных. Но не важно, в какой цвет окрашены эмоции. Главное, что они есть.

– Но ведь они все равно знают, что это игра, – заметил Андрей. – И знают, что им, в сущности, ничего не грозит.

– Эту проблему уже давно решили, – возразил Бродяга.

– Как?

– Путем изменения личности.

– То есть, человеку создается новая личность? – попытался понять Андрей. – Но ведь, в этом случае, он перестанет быть собой, и все полученные им в игре эмоции окажутся не его. Какой в этом смысл?

– Нет, ты не понял, – пояснил Бродяга. – Новая личность не создается. Создается имитация, с опорой на базовые точки личности. Ты ведь понимаешь, что личность человека не является стабильной величиной. Люди меняются. Постоянно. Сегодняшний ты уже не тот человек, каким был ты вчерашний. Любая информация, поступая извне в твой мозг, меняет тебя. Однако существует некая база, можно сказать – личностный скелет, который крайне слабо подвержен изменениям. Так вот, на основе этого скелета и создается новая личность. Ты остаешься собой, и одновременно становишься кем-то другим. Это трудно объяснить. Пока сам не переживешь подобный опыт, не поймешь.

– И люди, при этом, не понимают, кто они? Не осознают, что играют в игру?

– Это уже зависит от желания клиента. Кому-то нравится оставаться собой, кто-то, и таких большинство, стремится оказаться в чужой шкуре. Просто потому, что за сотни лет существования своя шкура успевает порядком надоесть. И, как ты справедливо заметил, игра теряет весь свой интерес, если ты понимаешь, что это игра. Только искренняя вера в реальность происходящего дарит действительно яркие и незабываемые эмоции. Есть люди, которые проходят одну и тут же полюбившуюся игру сотни раз, просто потому, что она оказалась особенно яркой в эмоциональном плане. И всякий раз она оказывается для них новой, неведомой, свежей.

– Я все равно не понимаю, – признался Андрей. – Если ваша цивилизация такая всемогущая, почему не создать какую-нибудь виртуальную реальность и погружать в нее людей….

– Да ведь я тебе объяснил, – перебил его Бродяга. – Виртуальная реальность виртуальна. А реальность реальна. И настоящие живые эмоции дарит только она. Сколь бы ни была детально проработана виртуальная реальность, эта проработка никогда не станет абсолютной. В отличие от реальности, где все настолько настоящее, насколько это возможно. Возьми хоть это место. Да, декорации созданы искусственно, но они настоящие. Вот, видишь, – Бродяга дотронулся рукой до стены, – это настоящий бетон. А это, – он постучал пальцами по столу, – настоящее дерево.

– И настоящие враги, – закончил за него Андрей.

– Да, это тоже. Мы бы могли создать человекоподобных роботов, могли бы разработать для них самую изощренную программу, но это была бы фальшивка, сразу бросающаяся в глаза. Все дело в деталях. В том, чтобы враждебные объекты игрового мира не просто наполняли его, выполняя заложенную программу, но жили, развивались, менялись, принимали подчас самые неожиданные и нелогичные решения и оказывали влияние на сам игровой мир и игроков. Понимаешь? Это двухстороннее взаимодействие. Игрок в такой системе не является центром мироздания и пупом земли, вокруг него не вертится вся вселенная. Он, по сути, ничем не отличается от мобов. Никто не станет двигать его по сюжету, давать подсказки, озадачивать квестами.

– Но ведь у игры должна быть цель, – заметил Андрей. – Игроку положено ее знать.

– Цель у игры одна – получить новую порцию впечатлений. Если брать данную конкретную игру, то она проста, линейна и имеет четко выраженный сюжет – игрок, очнувшись в лабиринте, должен найти из него выход. Попутно стараясь не протянуть ноги от голода, жажды, ран и мобов. Есть игры иного рода – там вообще нет никакой цели. Игрок просто оказывается в определенных условиях, и существует в них какое-то время. Лет пятьдесят назад большой популярностью пользовалась эпоха великой чумы. Потом в моду опять вошли войны. Какая цель может быть у простого солдата в мировой войне? Какая цель у жителя пораженного бубонной чумой города? По сути, только одна – не умереть хотя бы сегодня. Зато впечатлений остается масса.

– Ладно, – произнес Андрей, – это все не так уж и важно в настоящий момент. Ты сказал, что не можешь выбраться из лабиринта. Что тебе нужна помощь. Помощь в чем?

– Как я уже говорил, это линейная игра, – ответил Бродяга. – И задача, поставленная ею, предельно проста – покинуть лабиринт. Игрок, попадая в него, поднимается с нижних этажей вверх, преодолевая всевозможные препятствия, борясь за жизнь, обзаводясь необходимыми навыками и снаряжением. Но последнее, главное испытание, его ждет перед выходом наружу. Финальный босс.

Андрей прикрыл глаза и шумно выдохнул. Значит, все эти байки про некого монстра, обитающего на верхних этажах, имели под собой реальное основание.

– Я так понимаю, это не человек, – не столько спросил, сколько догадался Андрей.

– Правильно понимаешь, – ответил Бродяга.

– Да мать твою!

– На самом деле, в его наличии нет ничего странного, – пожал плечами Бродяга. – Напротив, довольно типичное, и, я бы даже сказал – приевшееся явление. Но проблема здешнего босса в том, что он дьявольски силен. Не в том смысле, что его сложно пройти, а в том, что это невозможно сделать. По крайней мере, сделать в одиночку. Сам понимаешь – игра еще не доработана, и босс, соответственно, не сбалансирован.

– Убить невозможно? – угрюмо повторил Андрей. – А ты пытался?

– Много раз, – махнул рукой Бродяга. – Я что только ни испробовал. Вначале думал, что к этой заразе нужен какой-то особый подход. Пытался его отыскать. Да только нет там никакого подхода. Он слишком сильный, вот и весь секрет. Со здешним оружием….

Бродяга поджал губы и отрицательно мотнул головой.

– Значит, много раз пытался, – медленно повторил Андрей.

Он поднял взгляд на собеседника и спросил:

– В одиночку?

– По-разному. Пробовал и один, и с помощниками.

– Но ты вот сидишь здесь, живой и здоровый, – заметил Андрей. – А где твои помощники?

Бродяга не стал юлить и ответил прямо:

– Мертвы.

– И ты предлагаешь нам с Олей последовать их примеру? – спросил Андрей. – Хочешь использовать нас для очередной попытки?

– Слушай, я тебя прекрасно понимаю, – со вздохом признался Бродяга. – Тебе кажется, что я желаю использовать вас. Ну, это правда. Более того, я не стану лукавить и скажу прямо – весьма высока вероятность того, что вы погибнете. Но, подумай сам, какая у вас альтернатива? Провести остаток своей жизни в этом месте? В этой, прости за выражение, жопе. А это ведь жопа, как ни посмотри. Даже по меркам двадцатого века.

– Двадцать первого, – машинально поправил его Андрей.

– Да без разницы. Сколько ты уже здесь с момента активации?

Андрей задумался. Точного количества прошедших суток он не помнил, да их и невозможно было сосчитать. В лабиринте не происходило циклических событий, которые могли бы послужить мерилом времени. Время в нем текло неравномерно – иногда ужасно быстро, а иногда почти останавливаясь.

– Ну, где-то около месяца, – неуверенно ответил Андрей. – Возможно, чуть меньше. Не могу сказать точнее.

– И как оно? Как ты провел этот месяц?

Вместо ответа Андрей грязно выругался.

– Вот видишь, – значительно произнес Бродяга. – Это место не создано для тихой и спокойной жизни. Чтобы выжить здесь, нужно непрерывно драться, убивать и, зачастую, пожирать других людей. Не рассчитывай, будто вы с подругой обустроите себе уютное гнездышко, и будете наслаждаться безмятежной жизнью. Не будете. Лабиринт вам этого не позволит. Я же предлагаю вам пусть и недолгую, но неплохую и безопасную жизнь. Три с половиной года это сильно меньше, чем то, на что вы оба рассчитывали. Но в лабиринте ваша жизнь будет еще короче. Здесь смерть повсюду. Она может прийти в виде заражения крови в результате ранения, в виде серьезной травмы, получить которую – раз плюнуть. В любой момент вас может схватить банда людоедов и тупо съесть. Здесь такое происходит постоянно и со всеми.

– Нас не съедят людоеды, зато прикончит босс, – ворчливо заметил Андрей.

– Ну, во-первых, это далеко не факт. А, во-вторых, с вами буду я, что существенно повышает наши шансы на успех. В ходе своих предыдущих попыток я неплохо изучил эту скотину, и нашел ее слабое место. Я смогу убить босса. Но мне нужна помощь. Одному не справиться. Тут все решает численность. Чем она выше, тем выше вероятность успеха.

– В таком случае, не следует ли собрать больше людей? – спросил Андрей.

Бродяга невесело усмехнулся.

– Ты ведь уже достаточно пронаблюдал здешний контингент, – сказал он. – Те, кого не убивают в первые дни, очень быстро звереют, и начинают воспринимать любого встреченного человека как врага или еду. Представить себе не можешь, как трудно найти общий язык с такими людьми.

– Кое-что я себе представить могу, – заверил его Андрей, вспоминая свой опыт общения с обитателями лабиринта.

– В таком случае, ты понимаешь, что собрать здесь армию просто нереально. Знаешь, сколько времени я ждал вас двоих? Подожди, дай-ка припомнить. Ну, да, месяца три, или около того. Если я ничего не путаю, поскольку сутки я считал чисто по ощущениям, а ощущения обманчивы.

– Сюда так редко поднимаются? – удивился Андрей. – Это не то, чтобы легко, но выполнимо.

– Поднимаются….

Бродяга пренебрежительно махнул рукой.

– Подниматься-то поднимаются, – продолжил он. – Но люди людям рознь. Приходившие до вас просто пытались меня убить. Пытались сделать это прежде, чем я объяснял им ситуацию, либо в процессе объяснения, либо уже после оного, уличив, как им казалось, удобный момент. Они делали это не потому, что прозвучавшая правда шокировал или бесила их. Просто условия лабиринта очень быстро прививают определенную модель поведения, вколачивают в головы нерушимые аксиомы, незыблемые в этом месте. А именно, что все люди вокруг враги или пища, и что лучше убить кого-то первым, чем дождаться, когда он убьет тебя. Конечно, сумей я собрать человек десять, убийство босса перестало бы быть проблемой. Но это, поверь, невыполнимая задача. Лабиринт изначально создан таким образом, чтобы настраивать мобов друг против друга, доводить их до зверского состояния и не позволять им объединиться в крупные группировки.

– Одна группировка все-таки образовалась, – напомнил Андрей.

– Племя? – сказал Бродяга. – Да, оно образовалось. Но не думай, пожалуйста, что это произошло по причине случайного стечения обстоятельств. Образование Племени было, грубо говоря, запрограммированно.

– В каком смысле?

– Вовсе не случайность, что три точки, наиболее урожайные в плане появления коробок с едой, расположены очень близко друг от друга, и одновременно рядом с обелиском. Наличие физической и духовной пищи создает условия для формирования многочисленной сплоченной группы. Так было задумано изначально. Чтобы игрок встретил на своем пути не только злобных мобов-одиночек, но и крупную банду.

– То есть, вы нарочно создали все условия для образования Племени? – проворчал Андрей.

– Не мы, а разработчики, – поправил его Бродяга. – Но в целом – да. Это было не так уж и сложно. Человеческое поведение легко прогнозировать, хотя всегда остается вероятность того, что все пойдет не по плану. Но если все сделать правильно, шанс успеха весьма высок. На самом деле в лабиринте много странных, сбивающих с толку, артефактов, призванных запутать игрока. Таинственные надписи, непостижимые предметы, загадочные письмена.

Андрею вспомнилась рукопись, которую Оля таскала с собой и считала важной. Кажется, девушка сообщила, что обнаружила ее в тайнике. Теперь стало ясно, что это такое и в чем его смысл. Вовсе не послание из прошлого, а искусственно созданная пустышка.

– И на кой черт понадобилось сколачивать банду людоедов? – проворчал Андрей. – Неужели здесь без них скучно?

– В том-то и дело, что да. Наличие столь крупной группировки добавляет интереса в игровой процесс. Можно наловчиться убивать одиночек, обзаведясь оружием и необходимыми навыками, но с целой бандой лоб в лоб не сойдешься. Тут требуется проявить смекалку, хитрость, действовать с умом. Прятаться от них, избегая встречи, или, напротив, объявить им войну – устраивать засады, расставлять ловушки. Заманчиво, согласись.

Андрей воздержался от комментариев. Лично он не видел в этом ничего заманчивого. Кому вообще в здравом уме могло понравиться охотиться на людей? Не говоря уже о риске самому оказаться убитым. Далекие потомки, похоже, и впрямь лезли на стену от скуки, раз считали подобные развлечения приемлемыми.

– А с ними ты договориться не пробовал? – спросил Андрей.

– Это с кем? – уточнил Бродяга.

– С Племенем.

Тестер усмехнулся.

– С Племенем? – повторил он. – Нет, с Племенем не пробовал.

– Почему? Их много, они хорошо организованы и вооружены.

– Вот поэтому и не пробовал, – усмехнувшись, ответил Бродяга. – От двух-трех человек я еще сумею отбиться. Но не от целой орды. К тому же в Племени как-то не принято вести разговоры с едой. Тамошние представители обладают довольно характерным складом ума. Если в двух словах, это убежденные антропофаги. Человек иных взглядов в их коллективе не приживется.

– Но если бы удалось договориться с Племенем, это повысило бы наши шансы на успех? – не унимался Андрей.

– Разумеется, – ответил Бродяга. – Но, повторюсь, это невозможно. Я достаточно часто контактировал с членами Племени. С этими людьми нельзя договориться. Они не слушают. То есть, они делают вид, что слушают, пока ты держишь нож у их глотки. Но стоит убрать его, и они тотчас же пытаются наброситься на тебя. Вроде бы у них есть какой-то вожак, но с ним мне встречаться не доводилось. Да и едва ли он сильно отличается от своей паствы.

– А если я смогу с ними поговорить? – спросил Андрей.

Бродяга пристально посмотрел на него.

– Сможешь? – переспросил он. – С чего бы вдруг?

– Я встречался с их вожаком, – пояснил Андрей. – Он, вроде как, приглашал вступить в ряды их общины. Сказал, что если я вернусь, он меня примет.

Бродяга подался через стол и вкрадчиво спросил:

– А в ходе вашей милой беседы у чьего горла был нож?

– Не у моего.

– Тогда все ясно. Он сказал это, чтобы выжить. Если ты вернешься, тебя просто убьют.

– Или меня убьет босс, – пожал плечами Андрей.

– Ну, с боссом еще есть варианты….

– Ага, конечно. Расскажи это тем, кто ходил к нему с тобой прежде.

Андрей поднялся со скамьи и заявил:

– Я пойду к Племени. Попытаюсь с ними договориться. Объясню им ситуацию. Не думаю, что они в курсе происходящего.

– Поступай, как считаешь нужным, – ответил Бродяга. – Только ты все им не вываливай. Не надо с ходу сообщать, что жить им осталось три года с четвертью.

– Нам ты не постеснялся это вывалить, – напомнил Андрей.

– Потому что вы произвели на меня впечатление разумных людей, способных адекватно воспринять эту информацию. Что же касается членов племени, то не думаю, что адекватные люди там в большинстве. В общем, если ты о чем-то умолчишь, от этого будет больше пользы, чем вреда. Хотя лично я посоветовал бы тебе вообще отказаться от этой затеи.

– Нет, я пойду! – поспешно заявил Андрей, боясь, что Бродяга сумет его отговорить. А сделать это было нетрудно. Андрею ужасно не хотелось возвращаться к безумным каннибалам. И страшно ему было до чертиков. Ведь шутки шутками, а его ведь и впрямь могли съесть. И тот факт, что в следующем витке временной петли он возродится и начнет свой путь заново, нисколько не обнадеживал Андрея. Хотя бы потому, что это будет уже не он. Он, это тот, который здесь и сейчас. Не тот, что был вчера. И не тот, что будет завтра. Он – текущая версия самого себя. Умрет эта версия, и ему конец. Тот, кто возродится через сколько-то лет, не будет им. Это будет другой человек. И уже он пройдет свой путь, скорее всего короткий и несчастливый. Чтобы затем обнулиться в точке рождения петли и начать все сначала. И снова, и снова, и снова до бесконечности.