Предводитель патруля резким движением попытался разорвать застежки пальто девушки, чтобы найти и сорвать с нее крестик, который он ожидал обнаружить на ней, но почему-то у него ничего не вышло, что еще больше разозлило его. Кавээнщик все думал, когда же закончиться этот бесконечный перегон между станциями, чтобы девушка смогла выбежать из вагона. Но она как будто и не думала двигаться с места. Разъяренный парень наотмашь ударил ее тыльной стороной ладони по лицу, но голова девушки почти не дрогнула. Наш герой уже представил, как следующий удар, на это раз – кулаком, летит в лицо несчастной, а она, уклонившись, проводит правый боковой в челюсть ее обидчика, и тот грузно опадает на пол. Но, конечно, этого не произошло. Изумленный стойкостью девушки, главарь в нерешительности замер. Заметив замешательство своего приятеля, третий воинствующий атеист, до этого не проронивший ни слова, молча выдвинулся вперед и со словами «Вот как надо» нанес девушке коротки мощный в голову, от которого она, отлетев, упала на ближайшее сидение метро. Парни обступили ее с явным намерением пустить в ход ноги, и закончить начатое избиение. Обычно такие упражнения заканчивались смертью или пожизненным статусом «лицо с ограниченными возможностями без права на компенсацию».
Тут с ним что-то произошло. Он выдвинулся вперед из толпы глазеющего народа, сунул в нос каждому из членов патруля свою карточку капитана команды КВН «Воинствующие атеисты» и со словами «Я ее забираю», буквально выволок еще не до конца пришедшую в себя девушку из вагона. Благо, поезд наконец-то добрался до станции, и двери открылись как раз вовремя: воинствующие атеисты не успели сказать ни слова, и даже расступились, давая им дорогу. Поток людей, заходящих в вагон, скрыл их.
Из носа девушки сочилась кровь, она приложила к нему свой платок, но тот почти сразу напитался кровью. Он дал ей свой, и они быстро шли через толпу людей, стараясь как можно скорее покинуть метрополитен. Девушка не плакала, одной рукой держала у носа платок, а второй сжимала его руку, насколько крепко, что ему даже стало немного больно.
Выйдя из метро, они прошли прямо и уткнулись в какой-то сквер. Кровь как будто прекратила идти, и они сели на первую же скамейку. Все время пока они шли, ни один из них не проронил ни слова. Как только они сели, он впервые услышал ее голос.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– М11122030ФАС – отчеканил он.
– Нет, какое у тебя нормальное имя, настоящее?
– А чем тебе это не нравится, вполне нормальное имя, ничуть не хуже других!
– А ты крещеный?
– Гм… Слава Радикальному Экстремизму, нет!
– Ох, какие страшные вещи ты говоришь! Но мне кажется, ты крещен, просто не знаешь этого. Вот что значат последние буквы в твоем имени?
– Первая – не знаю, никогда не интересовался. Знаю, что это единственное, что могут придумать родители в имени, остальное присваивается автоматически. Надо у них спросить… А вторая – первая буква имени отца и первая буква его фамилии.
– Узнай, как тебя на самом деле зовут, я помолюсь за тебя.
– Не надо за меня молиться. Тоже мне, придумала… Как ты вообще здесь оказалась. Такие как вы, уже давно прячутся по углам, и не кричат где ни попадя, что за кого-то молиться будут. Эдак недолго и психбольницу попасть. Или туда и шла? Может тебя проводить?
– Да, мне нужно в психбольницу, навестить отца.
– А ты не в курсе, что нельзя там никого навещать?
– Знаю я, но все равно хочу увидеться с ним.
– Там тебя и оставят, вместе с ним. Может, вылечат.
– Глупости ты говоришь. И не думаешь так вовсе!
– Откуда тебе знать, что я думаю?
– У тебя по лицу все прочитать можно. И глаза – не такой ты, как кажешься всем.
– Каким же я всем кажусь?
– Самодовольным развратником, талантливым и беспечным.
Он отшатнулся от нее, пораженный такими словами, сказанными остро, правдиво, пронзившими его четырьмя стрелами, и все точно в цель – в глухо, надсадно кровоточащее сердце.
Они помолчали какое-то время. Потом он спросил:
– А тебя как зовут?
– Анна.
– Что это за имя такое? Никакой идентификации! В чипе твоем что записано?
– Нет у меня никакого чипа.
– Как это? Всем с 2030 года при рождении чип вживляют.
– Я родилась раньше 2030-го.
– Ну и что, сейчас все чипованы, даже пенсионеры.
– Ты заблуждаешься.
– Тогда как ты живешь в Москве? В метро нельзя пройти, не приложив руку к валидатору.
– Ты очень многого не знаешь об этой жизни.
– А ты прямо вот знаешь? Кто ты вообще такая?
– Та, с кем тебя свел Бог для какой-то важно цели. Так, наверное.
Он, конечно, предполагал, что эти «церковники», как их все называли, – странные люди. Но скорее он считал их просто темными невеждами, которые родились не в то время и которым прямая дорога либо в глубокое средневековье, либо в глубокие леса. Но эта девушка, так странно, но так правдиво и открыто говорящая, вовсе не казалась малограмотной и недалекой. Совсем наоборот, смотря на него своими огромными глазами, пронзительно карими, она четко знала, что и почему говорит.
– Ну ладно, я смотрю, ты вроде в порядке, так что я пойду, – сказал он.
– Ты только скажи, а почему ты решил меня спасти?
– Не знаю… Я ничего не решал, просто поддался какому-то порыву, что ли. Не знаю…
– Наверное, у тебя теперь будут проблемы из-за этого?
– Да не должно быть. Кому я нужен!
Он был неправ. Камера в вагоне, а также в вестибюле и на выходе из метро записала каждый их шаг, и данные об инциденте уже передавались в Федеральную службу по контролю религий, более известную как ФСКР. Трое патрульных «Воинствующих атеистов», конечно, не очень-то хотели огласки этого случая, в котором они показали себя, откровенно признаться, совершенно жалко. Но это никого не интересовало, и присутствовавшие в вагоне люди поспешили сообщить обо всем случившемся в ближайший пункт полиции.
***
На следующий день он, как ни в чем не бывало, пошел на репетицию. У входа в Дом КВН к нему очень вежливо обратились двое молодых людей в строгих дорогих костюмах и, предъявив удостоверения, попросили пройти с ним для небольшого разговора.
В переговорке было несколько душновато, но гораздо больше угнетала атмосфера напряженности, которая сгустилась над тремя людьми: М11122030ФАС и «сотрудниками в штатском».
– Вы знаете М03022028АКА?
– Нет.
– Вас видели вчера, выходящими из вагона, а потом и из станции метро «Клиновская».
– Я не знаю имени девушки, с которой выходил.
– Как же так? Объясните, пожалуйста.
– Вы думаете, я имена у всех девушек спрашиваю? Зачем мне это?
– Вы спасли ее от патруля «Воинствующих атеистов», вмешались в их работу. Это серьезное правонарушение.
– Не было похоже, что эти ребята хорошо выполняют свою работу. Один задавал ей глупые вопросы, пытался разодрать одежду, ударил. Но, думаю, если бы эта девчонка ударила в ответ, он бы потерял сознание. Жалкое зрелище представляли собой эти члены патруля, таких не должно быть в рядах «Воинствующих атеистов». Ждать, пока они дальше буду проявлять свою некомпетентность, я не мог, и забрал девчонку.
– Ваши слова подтверждаются показаниями других свидетелей. Признательны за Вашу помощь, капитан.
– Всегда готов помочь, офицеры!
– А где Вы оставили девушку?
– В сквере недалеко от метро.
– Вы с ней о чем-то говорили?
– Она несла какой-то бред, имя мое ей не понравилось, – тут он осекся, так как понял, что сболтнул лишнего и закончил уже скороговоркой, – видимо, от удара не оправилась. Я поспешил от нее отвязаться.
– Она знала ваше имя? Откуда?
– Наверное, увидела на карточке, когда я ее выводил из вагона.
– То есть Вы ей своего имени не говорили?
– Нет.
– Ну что ж, еще раз выражаем нашу признательности и позвольте вас покинуть.
– До свидания, офицеры!
Двое в костюмах покинули переговорку и вышли на улицу. Уже сев в машину, они обменялись впечатлениями от разговора:
– А капитан-то наш что-то скрывает, – сказал один из них.
– Да, это точно. У него явно состоялся разговор с этой девушкой. И вряд ли она его имя на карточке рассмотрела. Не в том она была состоянии. Свидетели утверждают, что он выводил ее из вагона в полуобморочном состоянии, камера наблюдения это подтверждает.
– Так и доложим. Видать, будет у нас еще один «клиент». А парень-то вроде неплохой…
– Да ты подоги его раньше времени «хоронить». Ну, перекинулся парой слов с какой-то церковной девкой, не велика провинность. Может он ее и не увидит больше никогда.
– Не, чую я, что придется нам с ними много помучиться.
–Ох, уже мне эти твои «чую»! Ладно, поехали…
Тем временем наш герой пытался репетировать. Его команда должна была выйти в финал Вышей лиги в это году, и предстояло много работы. Но мысли его метались от девушки к сотрудникам ФСКР и обратно.
Он понимал, что допустил сразу две оплошности: заговорил с девушкой и проговорился об этом на добровольном опросе. Теперь за ним, скорее всего, организуют слежку. Нельзя сказать, что это его сильно беспокоило. Ведь сейчас факта тотальной слежки всех за всеми никто не отрицает, государство даже гордится ею. Но все равно, осознание того, что за тобой будут персонально наблюдать 24 часа в сутки люди из ФСКР, вряд ли будет приятно даже самому безразличному человеку.
– ФАС, ты чего? Сегодня сам не свой! Все из-за «пиджаков», которые к тебе сегодня приходили? – раздался голос режиссера и вернул нашего героя на сцену.
– Да, извините, что-то выбили они меня из колеи. Извините еще раз.
– Может сегодня отдохнешь, и завтра с новыми силами?
– Нет, все нормально. Я уже в порядке!
Кое-как он отработал полный день и пошел домой. К вечеру его настроение улучшилось, он почти перестал думать о своем вчерашнем приключении. Поужинав, он довольно рано лег спать и, ни на мгновение не просыпаясь, наутро встал свежий, с ясной головой.
Прошло несколько дней. Он почти не вспоминал о ней. Она молилась за него. Сотрудники органов, которых действительно приставили к нему, вяло наблюдали за ним. После недели полной тишины наблюдение решили снять. По счастливому совпадению их встреча произошла на следующий день после снятия наблюдения.
***
Во всей Москве не осталось ни одного действующего храма. Многие из них являются культурными ценностями, поэтому двери их оставались открытыми, но их постигла судьба, которая уже очень давно настигла храмы в Кремле – служить было нельзя. Именно статусом культурной ценности и «бесхозяйным содержанием» власти оправдывали изъятие храмов у Русской Православной Церкви. Расчеты наличными деньгами были сведены к такому минимуму, что пожертвования на службах стали почти невозможны, а перечисления на счета храмов строго отслеживались. У людей, которые практиковали щедрые жертвы Церкви, начинались совершенно неожиданные проблемы с налоговой службой, никак формально не связанные с этими переводами. Но из разговоров с сотрудниками фискального органа все становилось предельно ясным… А если человек был коммерсант, то на него, к с цепи, срывались все головы Лернейской гидры – многочисленные контролирующие органы всесильного государства. Как в древнем мифе, как только современный Геракл срубал голову одной, на ее месте появлялись две другие.
Храмы же, величественные, красивые, древние, они были как воины, у которых вырвали сердце, но, по силе своей, они продолжали идти вперед, хотя дни их уже сочтены. Православные люди приходили в эти храмы как будто на экскурсии, скрывая свою принадлежность к Церкви. Они тайно молились, пропуская мимо ушей речи экскурсоводов о происхождении фресок, «языческих корнях христианства» и прочем. Те немногие священники, которые остались жить в Москве, служили по домам. Чтобы соседи не услышали, что происходит за стенкой, приходилось включать телевизор или радио. Сделать алтарь не представлялось никакой возможности, и тогда священники вспомнили, как поступали их предшественники – новомученики и исповедники, служившие литургию в тюрьмах сто лет назад: в качестве алтаря использовали живот священника.
Столь сложные условия оставляли в Церкви только истинно и глубоко верующих, которым не могли помешать ни радио, ни телевизор, ни запрет на служение в храме. Такой тайной прихожанкой «домашних храмов» была Анна. Как и другие православные, она не могла позволить себе постоянно приходить в одну и ту же квартиру несколько раз подряд, поэтому такими храмами становились в разное время разные квартиры, чтобы не привлекать внимания. Стоило проводить службы на протяжении более трех раз в одном месте, как священник или пропадал, или отказывался служить вовсе. Поэтому место службы меняли. Служили по очереди у каждого прихожанина. Так, в один из дней пришла очередь прихожанина, квартира которого располагалась прямо над той, где жил наш герой. Этот прихожанин сравнительно недавно присоединился к приходу и впервые принимал у себя дорогих гостей.
В субботу люди стали постепенно собираться в доме. Каждый приходил через определенный промежуток времени после предыдущего, чтоб привлекать наименьшее внимание. Анна пришла среди последних. Позже нее, как и обычно, последний, пришел священник.
Отец Глеб был довольно молодым батюшкой: среди тех, кто были рукоположены на финальной волне за несколько дней до того, как начались массовые закрытия храмов. Его возраст никак не умалял той глубины веры и духовной опытности, которая угадывалась в его словах и делах. Любивший читать своим прихожанам проповеди и интервью митрополита Антония Сурожского, он не ограничивался только этим. Проповеди, идущие от его сердца, всегда были проникнуты такой правдой, были столь актуальны и остры, что не оставляли равнодушными никого из присутствующих. Прихожане записывали их, надеясь, что когда-то их можно будет опубликовать.
М11122030ФАС услышал, как у соседа сверху достаточно громко заиграла какая-то музыка. «Субботний вечер… Что они там празднуют, интересно!», – подумал кавээнщик.
Через пару часов он, в нарушение всех правил и норм, вышел на лестничную площадку курить. Прокуривать дальше свою квартиру ему почему-то не хотелось, а бросать он не хотел, так как считал эту свою вредную привычку особой привилегией. Ему, единственному в их юмористическом цехе, не промывали мозг на тему непозволительности курения для высокого статуса члена команды КВН.
Тут он боковым зрением увидел ее, спускающуюся по лестнице, и резко сдвинулся в сторону лифтов, рискуя вызвать пожарную тревогу. Анна прошла мимо, не обратив на него внимания, она была слишком занята была собственными мыслями, и не заметила бы его, даже если бы он стоял у нее на пути и выдыхал сигаретный дым ей в лицо. А думала она, как ни парадоксально, о нем. Она рассказала отцу Глебу о встрече с ним. Он не торопился с выводами по поводу сказанного, но почему-то уверенно отметил, что она с ним еще встретиться.
Он был в замешательстве. Девушка, которая таким странным образом промелькнула в его жизни, буквально через неделю появляется в ней вновь. И исчезает еще быстрее. Почему он скрылся от нее, не заговорил? Первое, что пришло ему в голову – за ним еще следят, и общение с ней усугубит его положение. Потом он подумал о ней, ведь ее общение с ним могут расценить как пропаганду «религиозного мракобесия», а это уже уголовно наказуемо, ведь он, в сущности, должностное лицо.
Несмотря на все эти мысли, на следующий день, в воскресенье, с замиранием надежды в сердце, он вышел с утра на свою привычную лестничную площадку с чашкой кофе, выкурить первую сигаретку. За пару часов до этого, рано утром, он проснулся от неясного шума сверху, но идти и устраивать скандал он совершенно не хотел, а звонить из-за такого пустяка в полицию тем более не имело смысла. Немного размявшись и отжавшись обычные для себя 50 раз, он не нашел ничего лучше, чем вооружиться кофе и сигаретами, а неясные звуки сверху все не прекращались, затихая лишь на некоторое непродолжительное время. Здесь стоит отметить, что литургию старались вести очень тихо, музыку для создания искусственного шума приходилось не включать, это привлекло бы совсем ненужное внимание. Если небольшой шум субботним вечером легко объяснить, и к нему все относились достаточно лояльно, то громкие звуки воскресным утром вряд ли бы кто-то смог простить.
Первым из квартиры вышел хозяин. Наш герой его знал только в лицо, причем до этого он не был уверен, в какой из квартир над ним он живет. С беспокойством оглядываясь, сосед быстро побежал вниз по лестнице, чуть не сбив нашего кавээнщика и с недоверием покосившись на него. Прихлебнув кофе, ФАС (как вы уже заметили, так для краткости называли его знакомые) уже вдогонку поздоровался с соседом, но тот его не услышал.
Через несколько минут запыхавшийся сосед вернулся, и из квартиры стали по очереди, по одному или два человека, через некоторые промежутки времени выходить его гости. Сосед вышел на лестничную клетку, с деловым видом поднялся на пару этажей выше, чтоб обзор был лучше, и украдкой наблюдал за выходящими из дома единомышленниками. Признаков слежки или чего-то подозрительного он не обнаружил. Верующие спокойно расходились в разные стороны.
Кофе уже давно остыл, его оставалось совсем немного на донышке, в ход пошла третья сигарета за это долгое утро, но он все не уходил. Прошло достаточно много времени, больше часа, прежде чем из квартиры вышли священник и Анна. Внешним видом батюшка себя никак не выдавал. С чемоданчиком и аккуратно подстриженной бородкой типа «эспаньолка» он был похож скорее на научного сотрудника какого-то чудом не закрывшегося института РАН, чем на священника. Неизвестно, почему они с Анной решили выйти вместе, но, как выяснилось несколько минут спустя, это спасло их.
Анна шла вперед примерно на один пролет раньше иерея, она опять умудрилась не заметить нашего героя, а он почему-то снова опешил и не мог произнести ни слова. Вдруг внизу послышались быстрые шаги – кто-то, человека два-три поднималось вверх по лестнице. В этом, казалось, не было ничего особенного, но Анна, почувствовав что-то, обернулась и стала скорой тихой рысью подниматься навстречу отцу Глебу. Тот недоуменно взглянул на нее, но все понял буквально за доли мгновений и тоже развернулся. В его глазах мелькнул страх, но он сразу прошел, и, пробормотав «На все воля Божья», пошел вверх.