Неисповедимы пути туриста

Вряд ли найдётся в мире турист, который будучи на Монмартре не заглянул в музей Сальваторе Дали. Не миновала эта почётная участь и нас. Только здесь я впервые увидел картины гения сюрреализма, нарисованные рогом носорога и ползающими по холсту улитками, намоченными в красках.

Спустившись с холма на фуникулёре, мы приблизились к знаменитому кабаре Мулен Руж, которое названо в честь огромной деревянной мельницы, построенной над входом. Местные жители говорили, что исключительно благодаря ему, Париж обрёл славу европейской столицы любви и дух тусовочного и сладострастного города. Кабаре восхищает своим эротическим канканом и фееричным шоу с богатством декораций и роскошью костюмов, созерцаемыми из-за столиков с бокалом шампанского. Нам к сожалению, не удалось попасть туда, и не только потому, что стоимость входного билета составляла примерно столько же, сколько стоимость ланча в «туалетном» ресторане, а и ещё из-за того, что его надо было заказывать за несколько дней. Вместе с тем, напрасно путеводитель твердил, что не побывать в Мулен Руж означает не прочувствовать дух Парижа. Прошло почти четверть века, как побывал там, но до сих пор ощущаю соблазнительное дыхание города на Сене.

День третий мы провели на левом берегу Сены. Этот день выдался самым тяжёлым в моей парижской жизни. Его приличествовало охарактеризовать как музейно-экспозиционный. Начался же он в Музее д’Орсэ, который по мнению знатоков представлял собой настоящую сокровищницу художественного и прикладного искусства, продолжился в музее Родена, который размещался в том же доме, где проживал раннее великий скульптор и в музее Пикассо, где мы лицезрели творчество художника от периода кубизма до реализма и от барокко до современного «ню».

Во второй половине дня мы устроили себе отдых от духовных ценностей, посетив Латинский квартал, начав его осмотр с живописного фонтана Сен-Мишель, любимого места парижан для встреч и свиданий. Это один из самых старых районов Парижа. Он получил своё название благодаря, находившемуся здесь, знаменитому университету Сорбонне, преподавание в котором велось именно на латинском языке. Конечно же, мы зашли в главный корпус одного из древнейших университетов мира. Мила даже предложила зайти мне в отдел кадров и осведомиться не нужны ли им профессора для преподавания геодезии. На корню отвергнув её фантастическую идею и сославшись на полное незнание латыни, я предложил просто прогуляться по студенческому, в хорошем смысле, гетто. Квартал, действительно, представлялся молодёжным: однако трудно было определить, кого тут больше, студентов или туристов. В любом случае мы с большим желанием присоединились к пёстрой и, по своему, демократической, толпе праздношатающегося народа. Узкие улочки квартала, на которых расположились, как дорогие, так и доступные по цене кафе и рестораны, напоминали времена трёх мушкетёров. А наш незаменимый путеводитель навязчиво напоминал, что именно в Латинском квартале одинаково уютно чувствуют себя как богатая респектабельная публика, так и молодёжь с ограниченным бюджетом. Причисляя себя к последней, мы выбрали для ужина не самый фешенебельный, но, в тоже время, и не совсем убогий ресторан под названием «Le Chalet St Michel». К тому же и повод был достаточно привлекательный: в этот день Славе исполнилось тридцать семь лет. Ресторан оказался не только бюджетным, а ещё и вкусным. Нам попался очень симпатичный, где-то разбитной, очень весёлый официант, который первым делом поставил на стол красивые фужеры и бутылку бургундского красного вина. Когда я, всеми доступными мне языковыми и жестикуляционными средствами, объяснил ему, что мы хотим поужинать по-французски, он, доброжелательно улыбнувшись, кивнул головой, показывая поднятым вверх большим пальцем, что понял меня. И что вы думаете, действительно, воплотил в жизнь не только то, что я подумал, а дальше больше. Всё это выразилось в том, что он грациозно разместил на столе. Началось всё с обязательной закуски с романтическим названием «фуа-гра», на поверку оказавшееся специальным образом приготовленной печенью гуся. Это блюдо дополнилось «рататуем», нечто деликатесное, напоминающее лечо из баклажанов, перца и кабачков. Затем был фирменный луковый суп, который был вкуснейшей смесью овощного бульона, лука и гренок. И, наконец, гвоздь стола, то, что называется непонятным словосочетанием «Конфи де Канар», традиционное французское блюдо – утка, которая готовилась в консервированном маринаде из чеснока и тимьяна. Что сказать, это вам не духовная пища Лувра или музея Д’орсэ, а настоящая французская гастрономия. Это фразеологически, а, если одним русским словом, то просто «Обожрались!». С большой долей вероятности полагаю, что в череде своих будничных дней ангелов, этот день рождения Слава запомнит надолго.

День четвёртый мы посвятили поездке в Версаль. Всего полчаса езды на электричке окунули нас в, один из самых посещаемых памятников Парижа, дворец, который знаменит своей архитектурой, необычной историей и удивительными садами. С одной, стороны, налицо некая схожесть с Петергофом в Ленинграде и с Воронцовским дворцом в Алупке, а с другой – совершенно уникальное, ни с чем не сравнимое, зодчество. Мы несколько часов гуляли по роскошным залам дворца, открывая для себя особенности интерьеров королевских апартаментов.

Вернувшись из Версаля, мы поехали в центр Жоржа Помпиду, который резко контрастировал с, уже привычной нам, средневековой готикой. Перед нашими глазами предстало колоритное сооружение. Его особенность состояла в том, что, не внутри стен здания, а прямо на фасаде были проложены синие вентиляционные и зелёные водопроводные трубы с жёлтыми сплетениями электрических проводов и красными эскалаторами с лифтами. На пяти этажах этого футуристического здания разместились выставочные залы с творениями современной живописи, дизайна, скульптуры, инсталляций и перфоманса. Вспоминая вчерашний музейный день, мы ограничились смотровой площадкой этого необычного сооружения, откуда открывался вид от Монмартра до Собора Парижской Богоматери.

Продолжая осматривать современный Париж, мы добрались на метро до района Ла-Дефанс, который называли не иначе, как французским Манхэттеном, полностью и целиком состоящим из офисных и торговых зданий. Сегодня он считался самым большим деловым центром во всей Европе. Надо же тому случиться, что именно здесь снова приключилась история, связанная с туалетами. Если она, вся история, развивается по спирали, то наш инцидент складывался из её виточков. Короче говоря, в какое-то, не самое удобное для неё мгновение, Слава повторила тираду своей сестры:

– Сеня, ты, случайно, не знаешь, где здесь туалет?

Надо сказать, что Сеня и на этот раз не располагал информацией о размещении «уголков задумчивости» в стольном граде под названием Париж. Как назло, ни кафе, ни рестораны в радиусе полкилометра невооружённым взглядом не просматривались. Зато опытным геодезическим глазом наблюдателя измерительных объектов я вдруг заметил прямо на тротуаре невзрачную, малоприметную для гуляющих туристов, серую будку, на которой маленькими, почти незаметными, буквами было написано «toilletes». Это было спасение не только для моей свояченицы, как остронуждающейся в этом «приюте», но и для моего авторитета руководителя и идеолога нашего путешествия. Не долго думая, я схватил Славу под руку и подвёл к заветному сооружению. Там висела маленькая табличка, на которой были пронумерованы пять предложений: очевидно, эта была инструкция для пользователя, разумеется, на французском языке. Единственное, что было доступно моему пониманию: это какого достоинства французскую «денежку» надо было вставить в монетоприёмник. Счастье, что нужная монетка нашлась у меня в кошельке. Когда я ввёл её прорезь, дверь минитуалета тут же приоткрылась, и я широким жестом хозяина заведения пригласил Славу пройти в вожделенное место. Сам же, счастливый, с осознанием завершённого дела, примостился на скамеечке, напротив туалета. Но оказалось, что до финала туалетного церемониала было ещё далеко. Не успел я и выкурить желанную сигарету, как вдруг дверь туалета раскрылась, и я увидел свою родственницу, мягко говоря, в неглиже, которая окончательно не закончила то, что надлежало сделать. Остроту в происшествие добавило и то, что, не совсем одетую, Славу видел не только я, а и достопочтенные парижане, которые в этот момент проходили мимо раритета туалетного зодчества. Когда она, кое-как приведя себя в порядок, вылетела из туалета и без сил опустилась на скамейку рядом со мной, первое, что она произнесла:

– Куда ты меня завёл? Просто ужас какой-то. Это ты во всём виноват. Что это за дурацкая французская автоматика, которая отпирает двери, когда я ещё не закончила свою процедуру.

Когда я напоил успокоившуюся Славу кофе с жёлтым вкуснейшим парижским эклером, она пришла в себя, и мне удалось провести следственное дознание. Ещё до этого, с известной долей вероятности, я предполагал, что свояченица совершила нечто такое, что категорически запрещалось совершать и что точно было написано на маленькой табличке у входа на непонятном нам языке. Когда же Слава сказала, что она нажала кнопку смыва воды в унитазе перед тем, как одеться, я скорее догадался, чем понял, что при этом сработал какой-нибудь фотоэлемент или другое автоматическое устройство открытия дверей. Просто авторы этого электронного механизма, наверное, не без основания, полагали, что пользователь туалета сначала приводит себя в порядок и только потом устраняет следы своего деяния. В нашем случае имел место парадоксальный случай, когда клиент вёл себя деконструктивно. Теперь, в этой ситуации, мне было трудно предположить, что сестра моей жены запомнит больше: ресторанный день рождения в Латинском квартале или туалет в парижском квартале Ла-Дефанс.

День пятый. Утром обнаружилось, что после вечернего ужина, который мы соорудили на основе продуктов, купленных в супермаркете, у нас остался набор французских сыров, разные копчёности и даже непочатая бутылка вина. Поскольку завтрак входил в гостиничный сервис, у меня созрело, ранее незапланированное, решение – посетить знаменитый Булонский лес и устроить там небольшой пикник с оставшимися гастрономическими яствами. Если быть до конца откровенным, то тоже самое рекомендовал нам наш незабвенный путеводитель, в котором открытым текстом подчёркивалось, что Булонский лес – это западное «лёгкое» Парижа, которое упоминалось на многих страницах романа Ги де Мопассана «Милый друг». Я вдруг вспомнил, что ещё будучи пионером, втайне от родителей, перечитывал, кажущиеся тогда более, чем эротическими, эпизоды романа. Вспомнил, что классик женской прозы писал, что Булонский лес был, с одной стороны, знаменитым местом прогулок богатых людей, а с другой, имел репутацию укрытия, которым часто пользовались для тайных любовных встреч. Именно тогда в народе говорили, что в Булонском лесу брачные союзы заключались без присутствия священника. А сегодня, по заверению всё того же путеводителя, ночами район Булонского леса наводняют, самые красивые в мире, парижские девушки лёгкого поведения, ищущие знакомств с мужчинами, которые передвигаются уже не в каретах, а в дорогих автомобилях. Что можно здесь сказать, если даже русский поэт Евгений Евтушенко в одном из своих стихотворений писал:

«Какие девочки в Париже, чёрт возьми!

И чёрт – он с удовольствием их взял бы!

Они так ослепительны, как залпы

Средь фейерверка уличной войны.

Война за то, чтоб царственно курсируя,

Всем телом ощущать, как ты царишь,

Война за то, чтоб самой быть красивою,

За то, чтоб стать мадмуазель Париж!»

Ожидая с Сашей на улице наших жён, под впечатлением евтушенковской поэзии, я стал меланхолически вглядываться в проходящих молодых парижанок и пересчитывать их. Поскольку улица, где мы стояли, была достаточно оживлённой, а Мила и Слава собирались довольно долго, то среди полутысячи прошедших мимо меня мадмуазелей я признал, действительно, «красотками», в лучшем случае, три десятка из них. Отмеченное, возможно, говорило о неполном моём понимании французской гламурности или о том, что современные критерии оценки женских прелестей претерпели существенные изменения со времён Мопассана, Золя и Стендаля.

Я утвердился в этом своём, возможно некомпетентном, мнении, когда мы, гуляя аллеями Булонского, уже не леса, а парка, не встретили ни одной красивой женщины, напоминающей, хотя бы отдалённо, Мадлен и Сюзанну, героинь мопассановского романа «Милый друг». В чаще леса, открыв на берегу озера бутылку вина, мы с аппетитом закусывали знаменитыми французскими сырами: Camembert, Roquefort и Brique. Саша, словно читая мои мысли, сказал:

– Ну вот тебе и Булонский лес, сколько ни гуляем, даже одного презерватива не нашли. Наверное, его вторая жизнь начинается с наступлением темноты, когда аллеи, где сейчас играют дети, превращаются в огромный бордель под открытым небом.

– Ладно, Саша, – перебил я своего свояка, – в конечном итоге дело не столько в притонах и разврате, сколько в том, что сегодня мы покидаем замечательную европейскую столицу под названием Париж. Давайте же здесь, в именитом Булонском лесу, выпьем остатки нашего вина за этот прекрасный город, который подарил нам немало прекрасных мгновений ощущения полноты жизни.

После обеда мы должны были попрощаться с Парижем, но, никоим образом, не с самой Францией. Проектом, который я составил ещё в Израиле, было предусмотрено восемнадцать дней путешествия, последняя треть которого приходилась на автомобильно-экскурсионный пробег по замкам, расположенным по реке Луара. В тель-авивском турагентстве мне попалась симпатичная девушка, у которой я попросил найти мне прокатный автомобиль по наиболее бюджетной цене. Им оказалось малогабаритное итальянское авто Fiat Punto, малопригодное для длительного путешествия в составе четырёх персон, с их немалым багажом впридачу. Прочитав на моём лице некое неприятие предложенному, обаятельная менеджер по имени Хана стала что-то выуживать из своих туристических кондуитов. Вдруг её лицо пронзила блистательная улыбка и она, обращаясь ко мне, ликующе воскликнула:

– Нашла для вас, небесного цвета, Мерседес, как раз подойдёт к вашим голубым джинсам.

Я хотел было сказать, что цена таких дорогих автомобилей у меня не ассоциируется с колером брюк, но Хана опередила меня, довольным голосом пропев:

– Вы только посмотрите, всего на десять шекелей в день дороже, чем Fiat, который я только что предлагала. Получается, что вы за шесть дней потрясающей езды переплатите всего около двадцать долларов. Это просто прокатное агентства «Budget» объявило скидку на несколько дней. Берите, даже не думайте. Будете ездить по Франции, как король Людовик, вспоминая при этом меня.

Хана была права, я вспоминал её не только, сидя за рулём пятиметрового с хромированными бамперами, с именитой звездой на капоте «Mercedes-Benz 300», с объёмом двигателя 3500 куб. см, а и в момент, когда уже в Израиле, пересаживался в свою первую миниатюрную машинку (1000 куб. см) «Subaru Justy».

Как это объявляют на цирковой арене, следующим номером нашей программы было заполучить шикарный автомобиль в агентстве и доставить его в отель, где собирали свои вещи к грядущему путешествию Мила, Слава и Саша. Программа, действительно, имела, в некотором роде, цирковой оттенок. Первая её часть, которая казалась самой страшной, заключалась в оформлении необходимых формальностей для получения машины. Просто, когда в предыдущих поездках мы оформляли прокатные автомобили в Мюнхене, я, худо бедно, говорил по-немецки, в Мадриде – мои дочери могли, близко к тексту, выстроить английские предложения. Здесь же, в Париже, я не говорил ни по-английски, ни, тем более, на языке Ги де Мопассана. Если бы кто-то спросил, как я справился с поставленной задачей, вряд ли внятно ответил бы этому человеку. Возможно, если бы какой-нибудь режиссёр театра пантомимы наблюдал за нашим диалогом с менеджером «Budget», то непременно, без всякого кастинга, зачислил бы меня в театральную труппу. Как бы там ни было, но уже через четверть часа после нашего фантомного общения со служащим агентства, подписав, неизвестно о чём гласящие, бумаги, я сидел на кожаном сидении роскошного «Mercedes-Benz», изучая приборную панель и средства управления немецким чудом автопрома.

Вторая часть программы заключалась в доставке этого чуда к отелю, и представлялась мне более простой. Несмотря на это, я подошёл к ней ответственно, не ограничиваясь просмотром маршрута по карте, а пройдя его пешком, изучая по пути, важные для водителя, географию движения, детали поворотов и дорожных пересечений. В принципе, всё было не так уж и сложно, расстояние от агентства, которое размещалось на Елисейских полях, до нашего отеля не превышало пяти километров. Буквально через несколько минут пробега от паркинга предстояло выехать к Триумфальной арке, а затем, повернув направо, практически по прямой линии двигаться к улице Rue Лаfayette, где размещался наш отель.

Однако именно с Триумфальной арки, которая, по большому счёту, была построена для военных триумфов после блистательных побед Наполеона, и начались все неурядицы. По крайней мере, в отличие от Бонапарта, никакого торжества и ликования у меня не получилось. Просто возле знаменитой арки, которая возвышалась на площади Шарля де Голля посредине улицы Елисейские поля, асфальтовыми лучами разбегались в разные стороны, всего-навсего, двенадцать оживлённых парижских магистралей. Поэтому, автомобильное движение там носило сверхинтенсивный характер. Когда, уже мой, «Mercedes» выехал на этот «триумфальный» круг, он оказался в третьем, от края, дорожной окружности, ряду, с которого совершить поворот направо не было ни малейшей возможности. С невероятным усилием мне всё-таки удалось перестроиться в первый ряд. Этот, непредусмотренный домашним проектом, манёвр лишил меня точки индикации, от которой надо было отсчитать седьмой поворот направо. Теперь трудно было угадать, который, из двенадцати реально существующих, мне нужен. Счастье, что мой напряжённый мозг вспомнил название, нужной мне, поворотной улицы «Rue Friedland». Теперь оставалось только в бурном потоке французских «Renault», «Peugeot» и «Citroen» разобраться, где находится надобная мне «Rue» (улица). Совершив несколько полных оборотов вокруг всё той же Триумфальной арки и, вглядываясь в таблички с названиями, радиально расходящихся от неё, улиц, мне всё-таки удалось найти искомую «авеню» и совершить правый поворот в её сторону. Облегчённо вздохнув, преисполненный победоносным чувством решения трудной задачи, я поехал по оживлённой улице, по которой передвигались потомки древних галлов. Однако оказалось, что радоваться было преждевременно. Совершенно неожиданно прямо перед лобовым стеклом моего немецкого транспортного средства «нарисовалась» фигура французского, уж не знаю, как точно назвать, то ли жандарма, то ли ажана. Светодиодный полосатый жезл служителя дорожной полиции однозначно предписывал, что мне, вместо продолжения прямолинейного движения, следует немедленно повернуть направо. На этот раз моя усердная жестикуляция, показывающая, что мне жизненно необходимо ехать именно прямо, не оказала на стража дорожного порядка никакого влияния. Только потом я узнал, что именно на этой улице происходила забастовка государственных служащих. Пришлось повернуть в направлении, указанным французским ажаном. Усилием воли пришлось снова включить свой мозговой центр. Я, сообщив самому себе:

– Ну и где наша не пропадала, – подумал, – нет ничего проще: после своего правого поворота, я вырулю налево, потом ещё раз налево, и, таким образом, снова попаду на улицу, по которой ехал ранее.

Но так уже устроена наша жизнь, что реалии, почти всегда, вносят свои коррективы в планируемое. Так произошло и на сей раз. Я попал в такую невообразимую паутину парижских улочек и переулков, что выбраться из неё представлялось достаточно сложной задачей. К тому же и карта Парижа осталась в рюкзачке, который остался в гостинице. Единственно положительным в этой непростой ситуации оставалось то, что я помнил название улицы Lаfayette, на которой помещался наш отель. На своём хорошем французском прононсе, методом многочисленных расспросов у прохожих, мне всё-таки удалось на своём быстроходном «Mercedes», вместо запланированных четверти часа, через полтора часа добраться до нашего парижского пристанища, где меня ожидали, уже встревоженные, родственники.

Стоянка автотранспорта у нашей, далеко не пятизвёздочной, гостиницы была запрещена. Несмотря на это, всё равно около всех бордюров теснились частные машины, и мне пришлось своим огромным «Мерсом» нахально, чуть ли не по диагонали, приткнуться между парижскими авто. Саша быстро загрузил чемоданы в багажник, и, «прощай, Париж», я плавно надавил на педаль акселератора, в последний раз выезжая на улицу Lafayette.

Наверное, даже в Африке жёны, когда их мужья задерживаются на охоте, спрашивают традиционное:

– Где ты пропадал?

Вот и сейчас, вместо того, чтобы сосредоточиться на своих штурманских обязанностях и внимательно вглядываться в карту, Мила поинтересовалась, где я задержался. Как-то не очень хотелось во время напряжённого вождения по узким улицам центральной части Парижа вводить свою жену в курс моих приключений на пятикилометровом прогоне «Budget – Rue Lafayette», поэтому я отшутился, ничего не значащей, фразой:

– Да понимаешь, так получилось, что на подъезде к Триумфальной арке меня остановила, кто бы ты думала, сама Марина Влади, и попросила подвезти её на парижскую киностудию «Pathe Freres».

Когда-то я рассказывал своей жене, что, пребывая в Приэльбрусье в альпинистском лагере, мне удалось познакомиться с этой знаменитой русской француженкой и даже пройти вместе с ней около двухсот метров, чтобы показать дорогу на скалы, которые она хотела увидеть. Помня об этом, Мила спросила:

– И что Марина узнала знаменитого альпиниста и пригласила его на чашечку кофе?

В этот момент мы выехали на перекрёсток, где были выезды не несколько магистралей. Пока я ожидал зелёного света светофора, Саша, понимая, что надо вывести меня на нужное шоссе, выхватил у Милы карту и, мгновенно сориентировавшись, где мы находимся, скомандовал:

– Сеня, сворачивай налево на шоссе А10, – и тут же, повернувшись к моей жене, мрачно проговорил:

– Неужели ты не понимаешь, Милочка, что твой муж шутит, – сделав многозначительную паузу, он, уже игриво добавил:

– Хотя в каждой шутке есть только доля шутки.

Всю эту бессмысленную словесную перепалку прервала Слава и, обращаясь к моей жене, сказала:

– Послушай, сестричка, брось ты свои инсинуации и дай Сене спокойно управлять машиной, и пусть он расскажет, куда мы едем.

Когда мы уже выехали на автостраду и заехали на заправку, где подкрепились кофе с знаменитыми французскими круассанами, посадив Сашу за руль, который он жаждал заполучить, я неторопливо объявлял, так сказать, весь список. Начал с того, что быть в Париже и не посмотреть старинные замки на живописной реке Луаре – это всё равно, что совершая экскурсию по Иерусалиму, иудею не посетить Стену Плача, а христианину – Храм гроба Господня. Однако в долине Луары больше трёхсот замков разной степени сохранности, всевозможных размеров и красоты. Нигде в Европе нет такой концентрации великолепных дворцов. Наш путеводитель настаивал, что обязательно следует посетить двадцать один замок, снискавшие этой речной долине всемирную известность. Если всмотреться в карту, то можно заметить, что все они расположены на извилистой линии, параллельной руслу реки Луары. Длина её составляет около четырёх сотен километров. В нашем распоряжении имелись, не считая сегодняшнего, пять полных дней. Всем понятно, что смотреть по четыре замка в день практически невозможно, поэтому я выбрал только десять, самых лучших из них. Лучших не на мой, не очень-то и просвещённый взгляд, а по мнению талантливой американской журналистки, которая и составила прекрасный путеводитель, который я держал в руках.

Часы уже показывали четыре часа пополудни, смотреть какой-либо замок было уже поздновато, и я попросил Сашу быть готовым через полчаса не пропустить указатель поворота в город Орлеан. Когда мы въехали в город, памятуя первейшую заповедь бывалого командировочного – первым делом определиться с жильём, нам удалось прямо при въезде в центр найти недорогой уютный отель. Перекусив в каком-то укромном, похожем на бистро, заведении, мы, как солдаты на передовой, уже были готовы к бою, который, в нашем понимании, означал беглый, но в тоже время достаточно основательный, осмотр старинного городка с узкими улочками, просторными площадями и богатой историей. В считанных метрах от гостиницы находилась, подсвечиваемая романтическим желтоватым светом старинных фонарей, главная площадь города под названием Мартруа. В её центре, стояла статуя, сидящей на коне, Жанны д’Арк. С этого момента начался отсчёт изваяний «орлеанской девы» на улицах этого средневекового городка. Конечно же, именно она и являлась символом Орлеана, девизом которого являлось – «между небом и Луарой». Именно это и отражал герб этого города, на котором просвечивались две изогнутые голубые вилки (небесный свод и гладь реки), обнимающие силуэт исторических зданий, находящихся в его чреве. Наверное, совсем не так плохо, что мы, совсем незапланированно, попали в городок, с которого удобно начать путешествие по реке Луара, чтобы встретить на своём пути десятки королевских дворцов, рыцарских замков и аристократических поместий.

Первым из них следующим утром оказался Замок Блуа, расположенный в часе езды от Орлеана. Это самый крупный из дворцов по реке Луара, бывший в своё время резиденцией французских королей Людовика XII и Франциска I.

После двухчасовой экскурсии по этому элитному сооружению, всего через двадцать минут езды на нашем «Mercedes», мы оказались в Шамбор, самом большом и величественным замке долины. Роскошный комплекс, расположенный на территории огромного лесного парка и частично спроектированный по чертежам Леонардо да Винчи, по величию форм и оригинальности архитектурных элементов чем-то напоминал нам, совсем недавно увиденный, Версаль.

Очередной замок под названием Шенонсо располагался всего в шестидесяти километрах от Шамбора. Похоже, что это был самый романтический дворец по реке Луара. Этот замок называли «дамским», поскольку его многочисленными хозяйками всегда были красивые женщины. Замок стоял на воде и имел неповторимый оригинальный дизайн. Все эти особенности сделали его жемчужиной реки Луары и создали атмосферу необыкновенного постижения прекрасного и величественного. Когда мы шли к порталу замка по живописной аллее Платанов, моя жена мечтательно вздохнула и тихим голосом проговорила:

– Вы просто не представляете, как мне захотелось стать королевой или хотя бы жить во времена её правления.

Ей вторила её сестра Слава:

– Мы бы жили в этом знатном дворце, гуляли в этом красивом саду Дианы де Путье и любовались речными перекатами Луары.

Не знаю сколько всего ещё бы нафантазировали сёстры, если бы Саша, расставив широко свои руки для объятий, торжественным голосом не объявил:

– А теперь, дорогие мои королевы, приглашаю вас в ресторанчик на берегу французской речки.

Стоит, наверное, признаться, что пить кофе с десертами, наслаждаясь при этом видом замка и пением птиц в лесу, было совсем не хуже, чем усталой рысцой ходить по роскошным залам дворца Шенонсо.

Наша дворцовая эпопея продолжилась и на следующий день. Сделав утром глубокий вдох свежего воздуха, поступающего с реки Луары, мы набрались наглости до вечера осмотреть четыре замка. Начали с того, который находился всего в шестидесяти километрах от Шенонсо и назывался Вилландри. Мы снова попали в волшебную атмосферу, которой пропитался почти каждый сантиметр этого французского замка. Трудно было не восхищаться его роскошным внутренним убранством и зачаровывающим внешним обликом.

Следующие три замка располагались совсем близко, на радиальных десятикилометровых лучах, отходящих от дворца Вилландри. Первый из них, под названием Азе-ле-Ридо, кто-то очень метко сравнил с алмазом, вставленным в оправу волшебной реки. Романтичный замок Юссе был построен в конце готической эпохи. Считалось, что именно он стал прообразом сказочного дворца Спящей красавицы Шарля Перро. И, наконец, замок Ланже, который, трудно даже поверить, был заложен ещё в 992 году и являлся, пожалуй, единственным, в котором сохранилась обстановка с 11 века. Именно здесь мы смогли посидеть на старинных скамьях, подняться по древней винтовой лестнице, насладиться видом с архаичной башни и пройти по настоящему подземному мосту.

Уже в десять утра следующего дня, отдалившись от Ланже на сто километров, мы парковались возле очередного старинного замка в городе Анже. Он стал известен всему миру благодаря своей уникальной коллекции гобеленов под общим названием «Апокалипсис». Да и сам замок поразил нас своими масштабами и неповторимой архитектурой.

Осмотр дворца занял меньше времени, чем рассчитывали, и уже к обеду, проехав ещё девяносто километров «мерседесного» пути мы оказались в устье реки Луара в городе Нант. Всего полсотни километров отделяло нас от Атлантического океана. Мы въехали в чистый, нарядный, с красивыми вымощенными улицами, с множеством изящных зданий, средневековый город. В его центре не представило труда отыскать Замок герцогов Бретонских, который, собственно, и являлся целью нашего приезда. Прямо скажем, он не так уж и поразил меня по сравнению с очарованием предыдущих замков. Тем не менее, это величественное сооружение из гранита и белого песчаника отличалось монументальностью стен и создавало впечатление неприступной громадины.

После осмотра замка мы ещё несколько часов гуляли по старому городу, пока не набрели на симпатичный ресторанчик на берегу Луары. Он оказался не только привлекательным, а и недорогим, с хорошей кухней. На каждую пару нам преподнесли большую тарелку с устрицами, лангустинами, креветками и ракушками четырёх видов, добавив при этом непревзойдённого вкуса хлеб со сливочным маслом. Не обошлось и без бутылки белого вина из виноградника долины Луары под названием Pouilly-Fume. Когда винные пары несколько расслабили изобилие впечатлений от живописных замков, я вдруг отчётливо осознал, что их количество не то, что приблизилось, а даже, в некоторой степени, перемахнула точку насыщения. Рюмка коньячного «Наполеона», которую я заказал, подсознательно понимая, что его нельзя смешивать с марочным вином, помогла мне прийти к, единственно правильному, решению. Неожиданное изменения маршрута заключалось в резком развороте нашего «Mercedes Benz» на север вместо того, чтобы мчаться по той же дороге назад в Париж и бродить по десяткам недосмотренных замков по славной реке Луаре.