На две минуты повисла тишина, неслышно было даже шороха, который бывает, когда человек подходит к двери и осторожно смотрит в глазок, ее собака тоже молчала.

Может, Дороти нет дома, и она на вечерней прогулке?

Подрастеряв весь примирительный настрой, я развернулась, чтобы дойти до своей двери, но услышала, позади щелчок замка.

– Чего тебе? – послышался старушечий недовольный голос.

Я обернулась и выдавила из себя приветливую улыбку.

– Здравствуйте, я хотела поговорить.

Миссис Скотт открыла свою входную дверь ровно на двадцать сантиметров, высунув аккуратно причесанную седую голову в проем.

– Говори, – строго сказала она.

– Я хотела…

– Чем это пахнет? – спросила она, зашевелив носом.

Я вспомнила, что держу в руках бумажный пакет с сэндвичами и подняла их выше. Но не успела я и рта раскрыть, как Дороти сказала:

– Ты принесла мне ужин?

Ее тон был таким недружелюбным, что я уже пожалела, что решила примириться с ней. Сориться с кем–то всегда проще, чем просить прощения.

– Это сэндвичи, – объяснила я, – они для вас.

Старуха недоверчиво взглянула мне в глаза.

– Ты отравила их?

– Нет! С чего бы мне делать это? – спросила я. Она, конечно, была не ангелом, но это же не повод травить ее как подвальную крысу.

Это точно было плохой идеей, сейчас она позвонит консьержу и скажет, что соседская блудница решила ее отравить, мои сэндвичи заберут на экспертизу, а меня в полицию, где долго будут допрашивать о мотивах отравления старушки.

Иисусе.

Но Дороти поступила по–другому, она выхватила у меня из рук пакет и закрыла перед моим носом дверь, не сказав ни слова.

Это было, странно.

Я несколько раз моргнула, ожидая, что она снова откроет дверь, и может быть, что–то скажет. Но Дороти не показалась больше, и я решила вернуться домой.

Во мне теплилась надежда, что Дороти увидев сэндвичи, пригласит войти меня в свой дом, где мы могли бы обе поужинать и поговорить о том, чтобы зарыть топор войны. Но все пошло не так, как я себе представляла.

Что ж, я сделала первый шаг, теперь остается ждать ответа от нее.

Вечером я решила принять душ, высушить и сразу завить волосы. Только я схватилась за плойку, на прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Это был Блейк.

Тогда на пляже в Лонг-Бич, куда Блейк привез меня после парка аттракционов мы немного повздорили с ним. Хотя скорее это я отреагировала слишком остро на его вопросы обо мне и Конраде.

Блейк решил исправить эту ситуацию, и на следующий день он снова пригласил меня в клуб, а еще через пару дней, мы побывали в баре с живой музыкой. Оба раза мы были не одни, а с его друзьями.

– Привет, – раздался уставший голос Блейка в трубке. – Я закончил свою работу здесь и завтра вылетаю в Нью–Йорк.

Компания, принадлежащая семье Джефферсон, занимала лидирующее место в строительстве в Европе и Северной Америке, их офисы располагались по всему миру. Поэтому Блейку приходилось работать в нескольких странах и городах одновременно.

Прошлую неделю Блейк с его отцом провели в Сиэтле. А завтра, он возвращается в Нью–Йорк. Я не могла сдерживать эмоции по этому поводу и заулыбалась.

За то время, что мы не виделись, я стала ловить себя на мысли, что скучаю по нему. Это так странно для меня, ведь я никогда и ни по кому не скучала. Мама, отец, бабушка, брат. Не было людей, по которым я тосковала, возможно, потому, что мне всегда нравилось быть одной.

– Привет, это здорово, – отозвалась я. – У тебя все в порядке?

– Да, а почему ты спрашиваешь?

– Ты звонишь так поздно, – объяснила я.

– Сейчас только девять вечера.

Беззлобный смешок сорвался с моих губ.

– В Сиэтле. Девять вечера в Сиэтле, а в Нью–Йорке двенадцать часов ночи.

В трубке на секунду повисло молчание.

– Я разбудил тебя? – спросил он.

– Нет, и тебе повезло, первый кто встречает меня после пробуждения, удостаивается самой страшной кары.

– Тогда мне точно повезло, – усмехнулся он. – Если ты не спишь, то чем занимаешься так поздно?

– Я только что вышла из душа, – пожала плечами я. – Через пятнадцать минут буду спать.

В трубке снова повисла тишина.

– Если ты только что из душа, значит ли это, что ты замотана в полотенце, как мой рождественский подарок в подарочную упаковку? – раздался его соблазнительный рокот в трубке.

Я рассмеялась. Блейк не был бы им без пошлых намеков и оговорок.

– Спешу огорчить, я уже оделась.

– И что на тебе надето? – его голос стал ниже и происходил, будто из глубины его груди. От этого звука, я сначала на секунду опешила, ведь было ясно к чему ведет Блейк. Но потом почувствовала тепло, прокатившееся по моей коже и устремившееся к низу живота.

– На мне новый комплект белья, – соблазнительным голосом поведала я, забираясь в кровать под одеяло.

– Да? Расскажи мне о нем больше, – попросил он.

В трубке послышалось какое–то шуршание. Готова поспорить, именно таким является звук расстегивающейся ширинки.

– Ну, хорошо. Хочешь узнать? – медленно спросила я.

– Угу.

Я сглотнула и перевернулась на бок, крепко прижимая телефон к уху.

– Он состоит из двух предметов.

– Так, – выдохнул он, и я снова услышала на фоне его голоса шуршание.

– Я купила его сегодня.

– Продолжай, – хриплым голосом сказал Блейк.

Шуршание стало более выраженным.

– В женском отделе, – добавила я, вслушиваясь в его тяжелое дыхание.

– Да, Джоанна.

– Для тех, кому за семьдесят.

Я почти слышала, как он подавился. Голос стих, все звуки исчезли.

– Что? – громко спросил он.

Я не могла сдержать смеха.

– Не дождешься, я в пижаме.

Но он и здесь выкрутился.

– Мм, а расскажи поподробнее, – в его голосе снова появился игривый тон.

Я мельком оглядела воротничок своей пижамы и пожала плечами.

– Черная, шелковая, прочная ткань. Длинные штаны и рубашка.

– Рубашка? – хрипло спросил он.

Я почувствовала, как в моей груди медом разливается тепло. А в животе возникло приятное ощущение, словно лопаются маленькие пузырьки газировки.

– Да, застегнутая на все пуговицы. Вот так вот.

Он рассмеялся.

– Ладно, а ты совсем не даешь мне пофантазировать.

– Нечего тебе фантазировать на ночь. Как по мне ты слишком впечатлительный. Насмотришься ерунды, а потом расхаживаешь с голым задом у туалетных кабинок.

– Дикарка.

– Я не Дикарка, и не называй меня так. Когда слышу это прозвище, то ощущаю себя какой–то первобытной женщиной. Понимаешь?

– Да, – выдохнул он. – Я рад, что ты ответила, Дикарка. Мне нравится твой голос.

От его откровения, мои щеки залило краской. Это была такая мелочь, но отчего–то меня наполнило радостью.

Я быстро успокоила затрепетавшее сердце и сказала твердым голосом:

– Я же попросила.

– Прости, – вздохнул он, в голосе слышались смешливые нотки. – Ты собиралась спать?

– Да, – заторможено ответила я, все еще думая о его словах.

– Спокойной ночи, Дикарка.

– Ах, ты!

Блейк повесил трубку.

Я откинула телефон на прикроватную тумбочку и замоталась в одеяло.

Ему нравился мой голос, может ему нравилась и я? Нравилась по–настоящему, а не в качестве сексуального объекта?

Вчера Барбара сказала, что Блейк мог в меня влюбиться, и я ответила ей строгим «нет», я бы и дальше так думала, но этот звонок, заставил меня засомневаться в своем ответе.

Если он действительно начнет чувствовать ко мне что–то, даже самую маленькую влюбленность, мне нужно будет отступить. Я хотела поиграть с человеком, который состоит из тьмы, в котором не было ни капли света, ничего хорошего.

Я винила его в том, как он обходился с девушками. А что, если все они понимали на что шли? «Я не тот, кто принуждает. Я люблю, когда девушка сама желает этого», «я не стану делать что–то без твоего разрешения» – говорил он. Блейк не скрывал от меня ничего в нашу первую ночь, но я была так зла на него, что решила проигнорировать его предупреждение. Выходит, что из тьмы, скорее, состояла я. Моя злость на отца и зависть брату были так сильны, что я решила отыграться на Блейке, за все, к чему он вообще не был причастен.

День, когда он решил отвезти меня в парк аттракционов, сильно пошатнул мою уверенность в том, что я делала. Вчера мне не хотелось делиться с Барбарой мыслями, ведь она сразу приняла бы меня за еще одну влюбленную фанатку Блейка, но кажется, он не был таким, каким его считали окружающие. Он не холодный человек с ледяным сердцем, он тоже мог чувствовать. Раньше мне удавалось увидеть лишь его злость или недовольство или презрение – не самые лучшие чувства, как по мне, но каждый имел на них право. А во время наших встреч Блейк ненадолго показывал свою другую сторону, которую, вероятнее всего не видели окружающие.

Вторая сторона Блейка боялась высоты, находясь на колесе обозрения, он задеревенел и не мог пошевелиться, хоть и не хотел показывать свой страх. Отсюда вытекает следующее: другая сторона Блейка шла на компромиссы и могла отступать. Он мог отказать мне, но по какой–то причине человек, который до ужаса боится высоты, взобрался со мной в облака. Но возможно, я ошибаюсь и это была банальная гордость, он просто не мог признаться, что ему страшно, но мне хотелось верить в первое.

Вторая сторона Блейка была заботливой и участливой. Заметив мою хромоту, он, не раздумывая схватил меня на руки, хотя мог просто проигнорировать мой дискомфорт. Он пронес меня на руках до самой парковки, а потом довез до отеля. Там мне пришлось уговаривать его не провожать меня до моего номера. Блейк не знал, что я живу не в отеле. Он совсем ничего обо мне не знал.

У каждого из нас было две стороны, но моя, пожалуй, была в сто раз ужасней его.

Глава 22

Джоанна

Закутавшись в черное пальто, и нацепив тяжелые кожаные ботинки, я порхала по улицам как проснувшаяся весной бабочка. Настроение было замечательным, а все, потому что через неделю мой день рождения. Я уже представляла, как мы с Барбарой будем попивать просекко в каком-нибудь баре города. А вот Конрад приехать не сможет, мой братец весь в работе. Но думаю, что мы и вдвоем с Барбарой хорошо проведем время.

Толкнув крутящуюся дверь, я вошла в отель, но свернула не к лифтам, а к ресторану. Моя прошлая попытка подружиться с миссис Скотт принесла свои плоды. Старушка не говорила мне больше гадости, и даже поздоровалась сегодня утром, а в ее взгляде я не заметила ни капли неприязни.

Я же говорила, от сырных сэндвичей Пьера никто не устоит!

Наши с ней отношения двигались в правильном направлении, еще немного усилий и она, возможно, улыбнется мне.

Проходить в кухню я не собиралась, чтобы не пропитать одежду запахами еды. Нужно было предупредить Аманду, у которой как раз сегодня смена. Она все организует.

Я заметила, что она стоит у барной стойки, но не одна, а с девушкой. Незнакомка была с черными прямыми волосами до лопаток, в кожаной куртке и джинсах. Кажется, они ругались: Аманда выглядела недовольной и активно жестикулировала руками, а плечи незнакомки были очень напряжены.

У меня совсем не было времени ждать, когда они закончат, думаю, Аманда не сильно разозлится, если я вмешаюсь в их разговор.

– Аманда, мне нужно четыре жареных сырных сэндвича к семи вечера, пожалуйста, – сказала я, но тут же замолкла, когда незнакомка повернулась ко мне лицом.

Салли.

– Мисс Хэтфилд, здравствуйте, я как раз вас везде ищу.

Интересно, зачем она здесь, надеюсь не скандалить пришла.

– Я слушаю тебя.

– Салли, ты переходишь все границы, – сердито процедила Аманда. Затем она обратилась ко мне. – Простите Селеста, я уже все объясняла ей, но Салли видимо не понимает.

– Все в порядке, – кивнула я Аманде.

Салли бросила на администратора взгляд полный ненависти, набрала в легкие побольше воздуха и сказала:

– Мисс Хэтфилд, Аманда уволила меня две недели назад. Я пыталась с вами поговорить, но в кадровом отделе мне не дали ваш номер. У меня забрали пропуск, и мне никак не удавалось пройти к вам в кабинет.

Аманда как–то говорила мне о том, что Салли была недовольна своим увольнением и искала меня, чтобы поговорить об этом лично. Но какой смысл мне беседовать с ней? Уволили ее за дело, не без моего участия. Аманда уверяла меня, что разберется с Салли, и хотя администратор могла давно попросить охрану решить этот вопрос, она этого не сделала. Аманда была очень добра.

Я надеялась, что Салли, в конце концов, поймет, что ее не вернут, и перестанет искать со мной встречи. Но раз она все еще здесь, значит не поняла.

– Мне известно об этом, Салли, – спокойно сказала я.

На лице девушки отразилось замешательство.

– Известно?

– Да.

– Я думала вы не в курсе этого, – озадаченно сказала она.

– Салли, ты может, и считаешь меня «разбалованная куклой с папиными деньгами», – процитировала я ее недавние слова, – это не меняет того факта, что я здесь хозяйка, поверь, я знаю обо всем, что происходит в стенах моего отеля.

Лицо Салли покраснело, она поняла, что я слышала их с Камиллой разговор. Но мне, по большому счету все равно, обсуждают меня мои сотрудники или нет. Для меня гораздо важнее, чтобы они хорошо выполняли свою работу. Салли была хорошей официанткой, но делала вещи, которые могли навредить отелю.

– Так в этом все дело? – вспыхнула она. – Вы уволили меня из–за того, что вам кто–то насплетничал обо мне?

Мне хотелось улыбнуться, ведь никто и ничего не рассказывал мне, я услышала это сама.

– Это не повод для увольнения! Верните меня! – приказала она таким тоном, словно была здесь хозяйкой.

– Это не обсуждается, – отрезала я, складывая руки на груди.

– Я подам в суд! – взревела Салли, на ее лице отразилась гримаса злости.

– У тебя нет для этого оснований. Я не закомплексованная нарциссичка с комплексом неполноценности, чтобы увольнять тебя за разговоры обо мне и моей семье. Нет, – я покачала головой. – Я уволила тебя за отношения с посетителями. Разве ты не знаешь об этом?

Щеки Салли побагровели от злости, она покосилась на Аманду. По взгляду бывшей официантки я видела: она знает, за что ее уволили, но решила напасть на меня в надежде восстановиться в должности.

– У меня не было отношений с клиентами! Аманда может говорить вам, все что угодно, но она не живет со мной, чтобы следить с кем я сплю.

– Аманда говорила мне лишь о твоем неподобающем поведении. Остальное я узнала не от нее. Я знаю, что ты имеешь личные отношения с мистером Лоусоном, я также знаю, что ты оказывала непозволительные знаки внимания мистеру Маккензи и мистеру Джефферсону, – твердо сказала я.

– Вы не можете этого доказать! – уверенно выдала она, но в глазах Салли заплясали страх и отчаяние.

– Мне и не нужно доказывать, мистер Лоусон все подтвердит.

– Вы не можете со мной так поступить, я исправлюсь. Я не буду больше нарушать правила, дайте еще один шанс, пожалуйста, – взмолилась она.

Одна часть меня, которая всегда всех жалеет, готова была простить ее, но другая часть, которая отвечала за порядок и полагалась на холодный расчет, не дала мне этого сделать.

– Слишком поздно, Салли. Аманда предупреждала тебя, шанс был, да вот только ты им не воспользовалась, – сказала я.

Лицо Салли мгновенно изменилось. Не было жалобно нахмуренных бровей и страха и отчаяния. Были лишь ненависть и бесконечное возмущение. Хотя возмущаться нужно было, прежде всего, мне.

– Я знаю, почему ты так поступаешь, – начала она надорванным голосом. Пропала вся ее любезность, Салли перестала осторожничать, а это значит, что она смирилась с увольнением, и сейчас готовится напасть в последний раз. Но чтобы она не сказала, ей не тронуть мою душу. – Все дело в Джефферсоне. Я знаю, что у вас с ним что–то происходит.

– Салли довольно, – грозно сказала Аманда, – покинь отель, иначе я попрошу охрану помочь тебе.

Но Салли ее не услышала, она приблизилась ко мне и сказала, так громко, что, наверное, слышали все посетители, благо их в такое ранее утро было не много в зале.

– Чтобы ты знала, я не просто оказывала ему «непозволительные знаки внимания», – передразнила она меня, – мы с ним трахались как кролики, прямо у тебя под носом. – Она засмеялась. – Так что у меня были личные отношения не только с Эриком, но и с твоим Блейком.

– Давай Макс, выведи ее, совсем уже чокнулась. – Голос Аманды вернул меня в реальность. Макс – сотрудник службы безопасности схватил Салли и выпроводил из зала, видимо Аманда все–таки вызвала охрану.

Несколько секунд я пребывала в полной прострации, переваривая слова бывшей официантки.

«Но и с твоим Блейком».

Блейк не был моим.

«Мы с ним трахались как кролики, прямо у тебя под носом».

– Селеста, вы в порядке? – осторожно поинтересовалась Аманда. – Салли, она…

– Она больше не попадет в отель, передай это охране, – перебила я девушку.

Мне вдруг стало жарко, тяжело вздохнув, я развязала пояс пальто.

– Аманда, мне нужны четыре жаренных сэндвича с сыром к семи вечера. Два со шпинатом и два с… Пусть Пьер сделает с индейкой.

Аманда кивнула.

– Поняла мисс Хэтфилд.

Развернувшись, я направилась к себе в офис.

Салли только что сказала, что имела отношения не только с Эриком, но еще и с Блейком. С тем Блейком, с которым мы не обсуждали то, что происходит между нами, и не давали этому названия. С тем Блейком, который вот уже на протяжении целого месяца общается со мной и приглашает на встречи, которые он не при каких обстоятельствах не желает называть «свиданиями». С тем Блейком, который является эгоистом и бабником, который ни за что в жизни не привязал бы себя к единственной девушке. Ну и наконец, с тем Блейком, с которым я никогда не была искренней, которого я обманываю, ради глупой договоренности с подругой.

С этим Блейком я была, и этот Блейк продолжал спать с другими, после того, как доставлял меня в отель.

Зайдя в кабинет, я первым делом сбросила с себя пальто и повесила его в шкаф, затем пригладила руками рубашку, и расчесала волосы.

Он ничего мне не должен, я ничего ему не должна. Именно это, как мантра, крутилось в моей голове снова и снова. Но в груди все равно не прекращалась ноющая боль. Сердце стучало о ребра, как загнанная в клетку птица. И кажется, появилось это неприятное ощущение вокруг носа, которое предвещало слезы.

Нет, плакать из–за Блейка, с которым мы даже не вместе? Вот еще!

Но если мы не вместе, то что из себя представляют наши отношения? Как я могу это обозначить? На дружбу это не было похоже. На нормальные любовные отношения тоже.

В кармане моего пальто зазвонил телефон. И тогда я поняла, что какое–то время просто стояла у шкафа и смотрела в одну точку, размышляя о своем.

Нет, так продолжаться не может.

Я вытащила из кармана телефон. Звонил Блейк. Настроение упало до нуля.

Сбросив звонок, я заняла свое рабочее место и принялась просматривать документы, которые на моем столе оставила Лина.

Снова зазвонил телефон. Блейк не собирался успокаиваться, он ведь всегда добивается своего. Но кому-то нужно было прекратить это.

Я сбросила вызов и выключила телефон.

Блейк может катиться к черту.

***

Запах сэндвичей растекался по всему этажу. Пакет в моих руках все еще был горячим.

Окинув нерешительным взглядом большую светлую дверь, я сделала вдох и тихо постучалась.

Надеюсь, сегодня миссис Скотт будет в хорошем настроении.

Дверь сразу отворилась, но на пороге показалась не Дороти, а какая–то женщина, на вид ей было около сорока лет. Смуглая кожа, карие глаза и темные короткие волосы, собранные в низкий хвост.

– Здравствуйте, – нерешительно сказала я. Затем обернулась, чтобы удостовериться у правильной ли двери я стою. На просторном этаже было только четыре двери, две в правом крыле, две в левом. Я точно не могла ошибиться с дверью.

– Вы к кому? – спросила женщина.

– К Дороти, вернее, я принесла ей сэндвичи, – сгорая от неловкости, пояснила я.

В глазах женщины отразилось понимание.

– Аа, вы должно быть соседка Дороти? Джессика?

– Джоанна, – поправила я.

– Да, Джоанна, прошу прощения, – она отошла, придерживая дверь, – проходите.

Я замялась на пороге.

– Не думаю, что миссис Скотт будет рада моему приходу. Мне бы только передать сэндвичи.

– Фелиция, кто там пришел? – спросила Дороти, выплывая из–за спины незнакомой мне женщины. Помнится, Ларри говорил, что у Дороти есть дочь. Возможно Фелиция и есть дочь миссис Скотт.

– Здравствуйте, Дороти, – улыбнулась я.

Миссис Скотт прищурилась и принялась сканировать взглядом мое лицо.

– Джессика? – спросила она.

– Нет, я Джоанна, ваша соседка.

Дороти сжала морщинистые губы, а затем дернула подбородком.

– Я так и сказала, – фыркнула она. – Сэндвичи опять принесла?

– Да, – закивала я, вытягивая перед собой бумажный пакет.

– Ну, заходи, Фелиция поставила чайник, – пораздумав несколько секунд, пригласила она.

Пока хозяйка не передумала, и не прогнала меня, я вошла в ее апартаменты.

Фелиция закрыла за мной дверь и пригласила меня проследовать в кухню.

Квартира Дороти была меньше моей в два раза. Холл я рассмотреть не успела, но по пути в кухню пробежалась взглядом по интерьеру гостиной. На полу была керамическая светлая плитка, стены в бежевых оттенках, без рисунков или узоров.

А вот мебель, как бы помягче сказать, ее будто выбирал слепой человек, у которого к тому же напрочь отсутствовал вкус. Диван был в готическом стиле, на ножках из темно–коричневого дерева, обит фиолетовой бархатной тканью.

На этот диван могло бы поместиться ровно три человека, но не поместится даже один. Диван был завален одинаковыми подушками из той же ткани, что и обивка. Ровно девять штук, лежат идеальным строем, плотно прилегая друг к другу.

Рядом с диваном находился небольшой столик, назвать стиль я не могла. Но он был похож на нечто современное. Стеклянная столешница, под которой закреплена мраморная белая плитка с розовыми разводами, столик на деревянных ножках белого цвета. В гостиной не было телевизора, зато стояла деревянная тумба черного цвета, а на ней старинный граммофон для проигрывания музыкальных пластинок.

Еще было трюмо с зеркалом в современном стиле, края у него были не острые, а закругленные, рядом стул из белого дерева с оранжевого цвета обивкой.

От такого количества цвета у меня рябило в глазах.

Мебель была не старая, но совершенно не сочеталась друг с другом. Впрочем, чего я ожидала от такой претенциозной женщины? Ее наряды всегда пестрили яркостью, и вычурностью. Если розовый, то фуксия, если синий, то индиго, если зеленый, то салатовый. Никаких скучных, темных и пастельных оттенков. Так было и в квартире.

Пожалуй, даже в таком интерьере была своя система, потому что собачья лежанка, которая сейчас пустовала, была сделала из ткани, которой был обит диван.

Войдя в кухню, я уже не удивлялась: на полу был тонкий палас, цвета свежей травы, желтый кухонный гарнитур, белый столик из дерева, и стулья, обитые зеленой тканью.

Дороти кивнула мне, показывая на стул, и я послушно села. На соседний стул запрыгнул фоксик хозяйки, который не сводил с меня подозрительного взгляда.

Прекрасно.

Вошла Фелиция, я молча передала ей сэндвичи и вернулась на специально отведенное для меня место. Я чувствовала себя кем–то вроде собаки, которой приказали сидеть, и я послушно сидела.

– Дороти, садитесь, – сказала Фелиция. – Я сама налью чай.

– Не указывай мне, я еще в состоянии налить чай своей гостье, – пробубнила миссис Скотт.

Ух ты, я ее гостья. Не блудница, а гостья. Нужно отметить это день в календаре.

Фелиция отошла в сторону и Дороти поставила передо мной чашку чая. Затем она поставила еще две чашки, я полагаю, для себя и для Фелиции и села за стол напротив меня.

Чай пах земляникой. Один из моих самых любимых запахов.

Фелиция поставила на стол сэндвичи, что я принесла и овсяное печенье.

– Мне понравились твои сэндвичи в прошлый раз. Те, что с травой не очень.

Прошлые были с овощами, а не с травой, как она выразилась, но кто я, чтобы спорить.

– Я рада, что они пришлись вам по вкусу.

Дороти сделала глоток чая и взглянула на меня исподлобья.

– Скажи, ты все еще водишь к себе мужчин, Джессика?

Я сначала не поняла к кому она обращается, но потом вспомнила, что она назвала меня Джессикой у порога, да и фраза о мужчинах явно была адресована мне.

– Миссис Скотт, я Джоанна, – поправила я Дороти.

– Я так и сказала, – пробубнила старуха и сделала еще один глоток чая.

– Никаких мужчин я не вожу, все время ко мне захаживал лишь один мужчина – это мой родной брат. Еще ко мне часто приходит подруга.

– Та светловолосая кукла? – изогнула бровь миссис Скотт.

– Да.

А Дороти бы поучиться такту, с другой стороны учиться ей уже поздновато.

– Красивая твоя подруга. Но мужчин я помню несколько. Один был с уродливой собакой, второй без.

Я усмехнулась.

– Миссис Скотт оба раза это был мой брат, а вот, то, что его собака уродлива, я соглашусь с вами.

Клянусь, на губах Дороти на секунду проскользнула тень улыбки. Поэтому я решила добить это, окончательно растопив ее сердце.

– Не то, что ваш… Ээ–э. Ваша собака, – кивнула я на ушастого телохранителя, сидящего по левую руку от меня.

Стул справа от меня заняла Фелиция. Она не чувствуя ни капли неловкости, которую я в отличие от нее буквально ощущала осадком на своих губах, потянулась к середине стола и взяла себе сэндвич со шпинатом.

– Это Лесси, моя девочка, – пояснила Дороти, на ее губах появилась небольшая улыбка.

Кажется, победа за мной.

Я пробыла в гостях у Дороти около двух часов. Все это время она безумолку трещала о своей собаке. А когда я похвалила ее мебель, что явно было пустой лестью, она получила новую порцию воодушевления и начала рассказывать мне о каждом предмете в ее квартире: что, где, когда и при каких обстоятельствах она купила.

Я засобиралась домой, а Фелиция вызвалась меня проводить.

Мы вышли за дверь, и я не могла не задать мучающий меня весь вечер вопрос. Спрашивать при Дороти я постеснялась.

– Фелиция, я правильно понимаю, что вы ее дочь.

Женщина по–доброму улыбнулась, но отрицательно качнула головой.

– Я социальный работник, – пояснила она.

Я была в смятении.

– Но я ни разу не видела вас.

– Я работаю всего три недели с Дороти, до этого она выгоняла всех, кого к ней подсылала социальная служба, – сказала Фелиция сложив руки перед собой, и получше запахивая свой серый кардиган.

– Вы не знаете где ее дочка? – спросила я.

– К сожалению, я не знаю многого, но за это кроткое время, что мы провели вместе, я поняла, что Дороти давно перестала общаться с дочерью.

– Насколько давно? – не унималась я.

Фелиция задумалась.

– Я полагаю, что они не общаются уже около тридцати лет.

Я удивленно вскинула брови.

– Как такое возможно?

Фелиция пожала плечами.

– Давние обиды.

– Но прошло тридцать лет. Разве эти обиды все еще имеют силу? – недоумевая, спросила я.

– Вы не поверите, как долго один человек может хранить в себе обиду. Я думаю, они обе уже не помнят, что стало причиной раздора. В какой–то момент выработалась привычка, – предположила Фелиция.

– Но у дочери Дороти наверняка уже есть свои дети, а может, даже внуки.

– Вполне возможно. Такая легкая, но вместе с тем трудная вещь обида. Она лишила дочь матери, а мать ребенка, внуков лишила бабушки, а правнуков прабабушки.

Я все еще пыталась осмыслить ее слова. В душе оставалась какая–то пустота.

– Почему она называет меня Джессикой? – решила задать я последний вопрос.

– Не знаю, но ее дочь вроде звали Джессикой.

– Аа, – только и выдала я. – Ну, спокойной ночи.

– Приятно было познакомиться, Джоанна.

– И мне.

Я зашла в квартиру и скатилась по двери на пол. Это день был тяжелым. Столько всего произошло, что касалось меня лишь косвенно, но я все равно чувствовала себя, словно по мне прошелся грузовик.

Я вынула телефон из кармана и включила его.

Два пропущенных от мамы.

Три смс от Барбары.

Пять смс и четыре пропущенных звонка от Блейка.

Это нельзя больше продолжать. Мне нужно сказать ему правду и закончить эту историю.

Открыв диалоговое окно, я напечатала короткий текст:

Тяжелый день, было много работы.

Поговорим завтра?

Нажав отправить, я не стала дожидаться ответа от Блейка. Просто выключила телефон.