Я чувствовал запах румяных тостов и клубничного джема, словно это происходило вчера. В то утро за столом сохранялась тишина. Я смотрел на свою тарелку и понятия не имел, как протолкнуть в себя завтрак. Ни я, ни Мейсон не хотели всей этой «семейной» ерунды, особенно после того, что произошло прошлым вечером.

Брат не разговаривал со мной, когда узнал, что я и Барбара встречались за его спиной. Вернее, он даже не думал, что мы встречались – нет. Он полагал, что я трахал его девушку, потому что я неполноценный закомплексованный ублюдок, которому хотелось хоть на секунду почувствовать свою важность, именно это он сказал мне перед завтраком.

Джемма всего лишь презирала меня, хоть и старалась не показывать этого, я не винил ее, ведь она – мама. Мама, которая очень любила своего сына и не могла смотреть на то, как он, совершенно разбитый, уже час смазывает свой тост маслом, так и не решаясь откусить хоть кусок. Вообще сомнительное блюдо на тарелке Мейсона едва ли можно было назвать тостом с маслом, это скорее было масло с тостом, никак иначе.

И я посочувствовал бы Мейсону, но правда в том, что весь прошедший час я продумывал, как глубоко нужно вогнать вилку в его глаз, чтобы она достала до мозга, и мой брат скончался в муках. Образ того, как Она выходит из его комнаты и небрежно утирает свои губы все еще стоял в моей голове. Ревность поглощала меня. Вчера я решил, что Барбара просто блефует, что в своем стремлении причинить мне боль, она зашла настолько далеко, что пыталась заставить меня поверить, будто сделала минет моему брату в его комнате.

Да. Она лгала, так думал я. Пока Мейсон не стал ухмыляться каждый раз, стоило ему взглянуть на меня этим утром. Он ухмылялся как самый настоящий сукин сын, будто знал нечто такое, что давало ему преимущество, будто вчера вечером забавлялся с моей девушкой.

– Я думаю, нам нужно обсудить то, что произошло вчера, – начала Джемма. – Вернее, будет правильно принять все события, и двигаться дальше. Война в этой семье ни к чему.

– О каких событиях ты говоришь? – сузив глаза, спросил Мейсон. – Ты о том, что мой брат трахал мою любимую девушку, которую я пытался вернуть. Или о том, что им обоим наверняка было до ужаса смешно, ведь они наблюдали, как я бегаю за той, что была подлой лгуньей?

Я напрягся, но даже не взглянул в его сторону, продолжая изучать взглядом пенку в кофе передо мной.

– Мейсон, мы хотим наладить отношения, а не испортить их окончательно, – назидательно проговорила Джемма, отчего я едва не рассмеялся вслух. Когда в этой семье были нормальные отношения?

– Отношения в нашей семье уже не наладить. Все было бы прекрасно, если бы кое-кто умел хранить верность своей супруге, – вдруг выдал Мейсон, повергая этим в шок всех присутствующих.

Если бы отец сохранил верность Джемме, то он никогда не связался бы с Дорис, а это значит, что я никогда не родился бы, вот о чем говорил мой брат.

– Перестань, – строго сказал отец, поглядывая на младшего сына из-под нахмуренных бровей.

– Что перестать? Я долго молчал, но я больше не буду терпеть, не после того, что он сделал!

Я почувствовал боль в ладони и только потом понял, что сжимал вилку с такой силой, что фамильное серебро едва не прорезало мою кожу.

– Ты прощаешь Джефри все, но не мне! Он всегда первый, а теперь он и девушку мою забрал себе!

Я усмехнулся. О чем когда-то и говорила Барбара. Мейсону, видимо, не хватало мозгов понять, что безразличие никак не связано с любовью.

– Ты не прав, я люблю своих сыновей одинаково, – вдруг заявил отец, повергая в шок уже меня.

– Да? Поэтому даже смотреть на меня стоит тебе огромных сил? Я не виноват в том, что ты и моя мать не потрудились купить парочку презервативов! – вскипел я. Виски нещадно пульсировали от боли, и я чувствовал, что вот-вот рвану, словно шар напичканный тротилом.

– Еще бы я жаловался, если бы мне молча пополняли карту, не требуя, чтобы я отказался от любимого дела, – фыркнул Мейсон, складывая руки на груди.

– Поплачь, как несправедлива жизнь, а затем попробуй стать мужчиной хоть на секунду, возьми свои яйца в кулак и скажи уже отцу, что тебе не нужна эта гребаная компания! – зарычал я. Брат смотрел на меня, раздувая ноздри, губы плотно сжаты, взгляд прожигал мою голову. Да он взбешен не иначе. И я просто не мог остановиться, ярость на мою семью, на Мейсона, на чертову девушку, что вырвала мое сердце, переполняла меня, и я знал, на ком могу сорваться. – Может если бы ты не был таким нюней, мне не удалось бы увести ее у тебя?

– Джефри! – воскликнула Джемма.

– Хватит, вы оба! – вторил ей отец. Но ни я, ни Мейсон не слушали их. Вена на лбу Мейсона пульсировала так яростно, что могла разорваться в любой момент. Он хотел броситься на меня, ударить, но смог совладать с этими эмоциями. Вместо того чтобы пуститься во все тяжкие, он вдруг улыбнулся, эта улыбка не тронула его глаз, а тело продолжало источать ярость.

– О, так ты настолько наивен, что веришь, будто увел ее у меня? Нет, Джефри. Когда ты имеешь дела с Барбарой, нужно признать, что правила устанавливает она. Ты ведь сам говорил мне. Она манипулирует и играет людьми, словно пешками на шахматной доске. Если ты думаешь, что между вами было нечто особенное, то ты ошибаешься, потому что она просто выбрала себе нового песика. В противном случае она не пришла бы вчера ко мне в комнату, – выплюнул он, внимательно наблюдая за моим лицом. Я чувствовал, как меня трясет от ярости, а руки так и чесались придушить гребаного Мейсона. Он провоцировал меня и, судя по блеску в его глазах, ждал, когда я сорвусь. – Я уже говорил, что у Барбары просто потрясающий ротик? Кто знал, что ей придется хорошенько потренироваться на моем старшем брате, прежде чем она сделает хорошо и моим яйцам. Ох, а киска у нее такая тугая, что мне даже было больно, но спасибо, братец, что распечатал ее для меня…

– Твою мать, ты покойник! – зарычал я, толкая Мейсона со стула. Брат повалился на пол и тогда я обрушил на него сразу несколько точных ударов, я слышал крик Джеммы, голос отца и хруст носа младшего брата, а еще впервые с того момента, как мое сердце раскололось, почувствовал каплю облегчения. И эта секунда торжества и растерянности, странного наслаждения и спокойствия стала моей брешью. Мейсон использовал очень грязный прием и нанес удар в мой кадык, одновременно сбрасывая меня с его напрягшегося тела. Я закашлял, мне требовалось несколько секунд, чтобы собраться и убить чертового Мейсона. Из его носа потекла кровь, но он улыбался, словно психопат, и только я собрался надолго стереть этот самодовольный оскал с его лица, как между нами встал Дэниел.

– Что вы устраиваете?

– Мейсон, – взволнованно защебетала Джемма, – дай проверить твой нос.

– Я в норме.

На секунды в кухне воцарилась тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием. Каждый думал о своем. Я и Мейсон мечтали довести дело до конца – драться, пока не отключится один из нас, Джемма, возможно, пожалела о том дне, когда позволила мне остаться в их доме, Дэниел наверняка жалел о том, что не позаботился о предохранении в ту злополучную ночь. Но никто из нас не успел и слова вымолвить, ведь в холле послышался взбешенный голос Оливера Эванса.

– Где она? Где моя дочь? – он обращался ко мне, но я не понимал, о чем он говорит. Разве его дочь не должна быть дома?

И тут то мы узнали, что утром Оливер пришел в комнату Барбары, но не обнаружил ее, она сбежала, оставив своему отцу маленькую записку.

«Со мной все хорошо. Я начинаю новую жизнь, не нужно меня искать. Я надеюсь наконец стать счастливой»

– Все, как я и говорил, она ушла, – надломленным голосом бросил Мейсон, когда мы оба сидели за обеденным столом, пока Джемма, Дэниел и Оливер бурно обсуждали сложившуюся ситуацию. Мейсон держал окровавленную салфетку у своего носа, его взгляд был помутнен воспоминаниями, я не знал, что именно он проигрывал в своей голове, но то, как исказилось его лицо, говорило мне, что Мейсону больно. Не физически, ведь как оказалось, его нос был цел, опух немного, кровоточил, но точно не был сломан. Это была душевная боль.

Но его боль никогда не сравнится с моей.

– А знаешь, почему она ушла? Потому что в этом мире, единственный человек которым она дорожит – это сама Барбара.

Так что вот вам еще один факт о девушке, которую я когда-то боготворил – когда у нас все покатилось в бездну, она первым же делом дала трахнуть себя моему брату. И час назад, когда я увидел ее в своей прачечной, всю вывалянную в грязи, не мог не улыбнуться. Кто теперь дурная кровь?

– Джеф, ты не хочешь этого? – спросила Челси, вырывая меня из собственных раздумий. Удивленный взгляд блуждал по моему лицу, пока ее рука сжимала мой член, который никак не хотел приходить в готовность.

О сексе я думал в последнюю очередь.

Положение Барбары куда более печальное, чем я предполагал. Мейсон сказал, что ее выставили из дома. Но вместо того, чтобы уехать из города, снять себе номер в отеле, во время бури она пробирается в конюшню. Значит, выбора у нее нет. Барбара на мели и в полном отчаянии. Она не может отказаться от наследства и намерена во что бы то ни стало получить его. Если Мейсон не согласился брать ее в жены, то остается лишь один Фостер.

Челси продолжала поглаживать меня, ее тонкие пальцы скользили вверх-вниз, вызывая покалывание внизу моего живота. Она покусывала мою шею, что-то нашептывая, но я не понимал ни слова из ее тихой болтовни, ведь был поглощен мыслями о другой.

Хлопнула дверь, я вскинул голову, встречаясь взглядом с растерянными голубыми глазами Барбары. Она медленно дошла до середины кабинета и замерла. Ее взгляд блуждал по мне, а затем перебежал на Челси. Легкая тень отвращения появилась на бледном лице: она все верно поняла, рука ее подруги была в моих штанах, и с приходом Барбары Челси не остановилась, смотрела на подругу не прекращая двигать рукой по моему напряженному члену. И Барбаре это не понравилось. Однако уже через секунду на ее лице не было ничего, кроме холодной уверенности и скуки.

– Зачем ты здесь? – спросила Челси. Эта брюнетка ревновала меня к каждому столбу, а к Барбаре особенно, учитывая то, что связывало нас с Эванс в прошлом. Раньше меня злило такое собственническое поведение Челси, ведь я никогда не обещал ей чего-то большего, чем секс, но сейчас моими губами завладела маленькая довольная улыбка. Ведь как бы хорошо Барбара не прятала свои эмоции, ее в мгновение побагровевшее лицо выдавало ее.

Однако ревность Челси была безосновательна. Все, что я хотел сделать со светловолосой куклой, так это сломить ее волю, указав на ее положенное место. И, кажется, мой план начинал приходить в действие, ведь Барбара все еще не уехала. Она успела принять душ и переодеться. Даже волосы уложила и теперь они светлыми волнами лежали на плечах и груди. В этом была вся Барбара, она по уши в дерьме, но ее локоны будут сиять, как у тех девиц из рекламы шампуня.

Я обратил внимание на розовое платье с длинным рукавом. Тонкая ткань облегала ее грудную клетку, выпячивая вперед пышный бюст, выделяло тонкую талию и свободно струилось вдоль пышных бедер, однако было очень коротким. Мой взгляд упал ниже, замечая на ней серебристые туфли на огромных каблуках.

В восемнадцать Барби была слишком стройна, виднелись ребра, бедра были меньше. Но сейчас она была другой, части ее тела стали взрослее. Грудь налилась сильнее, была изящная талия и пышные бедра. Она стала аппетитнее, готов поспорить, каждому, кто видел ее, приходилось старательно сдерживать свой стояк. Лицо ее наоборот стало худее, исчезли подростковые щеки, маленький подбородок заострился, скулы стали более выражены, невинность пропала из ее глаз.

Любопытство почти сжигало меня до костей. Мне хотелось увидеть ее всю, без одежды, хотелось узнать, по-прежнему она нежно стонет, когда чужой язык касается ее горячих местечек, такая же она сладкая как была раньше? Почувствовал бы я полное помешательство от секса с ней, как тогда, в прошлом или нет? Ведь она была единственной, кто знатно расплавила мой мозг, при этом ей даже не пришлось ничего делать, лишь сжимать мои волосы в своих ладонях и извиваться под моими губами и языком.

Нет. Я совсем не хотел этого. Секса в моей жизни было достаточно.

Черт, мой живот моментально потеплел, а член откликнулся на подобное зрелище. Что не укрылось от Челси, которая приходила в ярость так же быстро, как отвердевал мой член.

– Нам нужно поговорить, – сказала блондинка.

– Если ты не заметила, мы немного заняты, – фыркнула Челси.

– Продолжите позже. Это срочно.

– Мне плевать на срочность, уйди!

Ох, я не мог отказать себе в удовольствии узнать, что же задумала Барбара.

– Дай нам поговорить, – поглядывая на брюнетку, сказал я. – Продолжим после.

Челси наградила меня холодным взглядом, убрала свою руку, взмахнула волосами, и обижено сжала губы в тонкую линию. Она посчитала меня предателем, однако спорить не стала, убежала из кабинета, с грохотом захлопывая за собой дверь.

Как только мы остались вдвоем, я встал с кресла, и медленно, наблюдая за реакцией Барбары, застегнул свои брюки.

– Говори.

Я неторопливо обошел стол и встал напротив нее. Барбара долго молчала, будто не могла подобрать слов. Я видел, как неуютно она себя чувствует здесь. Она была достойной дочерью своего отца, больше всего на свете не любила просить о помощи. Однако она смогла задушить свою гордость, ведь в следующее мгновение с ее губ сорвались до боли приятные слова:

– Сделай что-нибудь. Ты в состоянии нанять лучших адвокатов, которые разобьют это дело за секунды.

– И зачем мне делать это? – хмуро спросил я, растягивая момент превосходства над девушкой, которая когда-то решила, что прыгать из постели одного брата к другому – хорошая идея. – Твои проблемы меня не касаются.

Барбара замолкла, ее глаза лихорадочно забегали по моему лицу. Столько разных эмоций пронеслось в ее глазах: страх, отчаяние, безнадежность, но, в конце концов, все завершилось одним – решительностью.

Она подошла ближе ко мне, ее запах моментально опалил мои легкие.

Успокойся, Фостер.

Многие девушки пахнут приятно, это не стоит того, чтобы терять голову.

– Ты понимаешь, что мне нужно от тебя, иначе давно выставил бы меня из этого дома, но нет, ты позволил остаться, хотя ненавидишь меня. Готова поспорить, ты ждал этого момента все пять лет, мечтал, чтобы я приползла к тебе и вымаливала на коленях прощение за свои слова, но ты не дождешься этого. Просто скажи, что ты хочешь взамен.

Я еще раз скользнул по ее телу взглядом, подмечая каждую деталь: вздымающуюся грудь и кружево ее бюстгальтера, просвечивающееся через тонкую ткань платья, искусанные в терзаниях губы и огромные глаза, лишившиеся доверчивости, но полные надежды. Я отошел назад и сел на край стола, свысока взирая на порозовевшую от моего долгого изучающего взгляда Барбару.

– Разве ты можешь предложить мне то, чего у меня нет? – издевательским тоном спросил я. Мы оба понимали к чему все идет, и я слукавлю, если скажу, что совсем не заинтересован в том, что она может предложить.

Барбара сделала несколько глубоких вдохов, огонек надежды стал угасать в ее глазах. Но вдруг Эванс вскинула голову, очевидно, ей на ум пришла какая-то невероятная мысль, и я уже знал какая. Мои яйца болезненно сжались, когда она несмело схватилась за пуговицу на своем платье и расстегнула ее.

– Могу, – тихо ответила она и продолжила расстегивать свое платье. Я следил за каждым движением ее пальцев, за тем, как розовая ткань расходилась в стороны. Когда показалась ее большая грудь, прикрытая кружевом бюстгальтера, я почувствовал, как сердце подпрыгивает до самого подбородка.

– Остановишь меня?

– Зачем? – усмехнулся я, внутри сгорая от сумасшедшего возбуждения и вожделения. Моя рука непроизвольно дернулась, мне так сильно хотелось опустить ее и сжать себя, я просто не мог спокойно стоять и смотреть на то, как она раздевается.

Барбара скинула платье, оставаясь в одном нижнем белье. Кружевные трусики на ней были совсем крошечными.

Дьявол.

Я не мог отвести взгляда, хотя понимал, что должен держать себя в руках. Не думал, что после стольких лет меня впечатлит ее тело, но оно определенно впечатляло так, как не впечатляло ни одно другое.

Всего лишь похоть, ничего большего. То самое «большее» она уничтожила пять лет назад.

Барбара завела руку за спину, и оторопела на секунды. Она надеялась, что я остановлю ее, но я не собирался делать этого. Смотрел на нее прямым взглядом исподлобья, которым часто пользовался во время заседаний совета компании, которого не боялись, ведь я был юн по сравнению с остальными, но определенно уважали. И только она собиралась расстегнуть бюстгальтер, как из моего рта вырвался презрительный смешок. Эванс замерла, с удивлением заглядывая в мои глаза.

– Ты, как и раньше, готова раздвинуть ноги, чтобы получить желаемое, ничего не меняется, верно, Барбара? Прешь напролом и не важно какой ценой, – прозвучал мой холодный, наполненный жестокостью голос.

Я жадно заскользил взглядом по ее телу. Думал ли я в этот момент о сексе?

Нет.

Я думал о мести.

Глава 6

Барбара

Я беспомощно открыла рот и зашевелила губами, пытаясь подобрать слова, чтобы ответить ему, но как назло, не могла даже просто обозвать его.

– Зачем ты это делаешь?

Он усмехнулся, однако улыбка не коснулась его глаз, отчего выражение лица Фостера было чертовски жутким.

– Потому что могу, потому что это легко, потому что это забавно, – медленно перечислял он, приближаясь ко мне. Оказавшись рядом, он коснулся моих волос, заправил светлый локон мне за ухо. Он вел себя так, словно я была его домашним питомцем. Его большой палец скользнул по моей нижней губе, чуть оттягивая ее вниз. Я отклонила голову, только бы он не прикасался ко мне.

– Тебя забавляют мои страдания?

– Меня забавляет полное отсутствие у тебя самоуважения, – ответил он, заставляя меня одной фразой покрыться мурашками с головы до ног. Я контролировала себя, чтобы не ударить его. Боже, я больше не была той маленькой игрушкой в его руках, меня не должны заботить его слова, они не должны трогать мое сердце, ведь я преодолела это еще несколько лет назад. Я жила полной жизнью, встречалась с парнями, крутила ими, как хотела, не позволяя манипулировать мной. Мое сердце возродилось и стало каменным, до него нельзя было добраться, но вот я в доме Фостера, и снова позволяю кому-то влиять на меня.

– Знаешь, мне ведь всегда хотелось немного тебя запачкать.

– Запачкать?

– Показать тебе, что твоя задница сделана не из золота, Барбара. Ты не такая идеальная, какой мнишь себя. Кому-то нужно было напомнить тебе это. – Я прикусила губу, сдерживая боль, которая пронзила мою грудь. – Признаться честно, мне не хочется ввязываться в это, но было бы очень глупо отказаться от человека, который готов пойти на все, только бы я сделал что-то с ее бедственным положением, не считаешь? – Фостер подобрал мое платье с пола, а затем небрежно бросил его мне, словно я была грязной шлюхой, которую он подцепил в дешевом, пропахшем алкоголем баре, и передумал ее трахать, когда увидел на ее животе странную сыпь.

Я начала лихорадочно натягивать розовую ткань на себя, но она не поддавалась, руки меня не слушались, отчего в своих попытках одеться я выглядела нелепо. Он больше не смотрел на меня, спрятал руки в карманы брюк и отошел к своему столу.

– Есть завещание, есть закон, твой отец был во здравии, насколько я знаю, поэтому признать его недееспособным не удастся. Я не смогу опровергнуть завещание, даже если задействую все свои ресурсы, чего ради тебя, я делать и не собираюсь.

Ненависть к этому человеку сжигала меня изнутри и, разобравшись со всеми пуговицами на платье, я выпрямилась.

– Ты ничтожество, Фостер.

– Хотя есть еще одна идея, можешь переспать с адвокатом твоего отца, нотариусом, или со всей нотариальной коллегией, возможно, они смогут «потерять» завещание. – Фостер хотел приблизиться к моему уху, но я замахнулась в попытке ударить его по лицу, он перехватил мою руку, тогда я замахнулась другой, но и она была схвачена. Джефри с силой сжал мои запястья и притянул меня к нему, следующие слова он прошептал в мои губы: – И скажу наперед, ведь твоя светлая голова может счесть это хорошей идеей: это был сарказм. Потерять завещание невозможно, поэтому переспи ты хоть со всем городом, штатом, с белым домом, твоей проблемы это не решит.

– Ублюдок! – зарычала я и начала брыкаться, чтобы причинить ему хоть немного боли от той, что испытывала сейчас. Но он развернул меня и прижал спиной к своей груди, намертво припечатывая меня и сковывая мои руки. Своими ягодицами я чувствовала его внушительную эрекцию. Но это совсем ничего не значило, причиной его возбуждения была банальная похоть.

Его губы коснулись моего уха.

– Да, и этот ублюдок – единственный человек, который стоит между тобой и твоим наследством.

Я пыталась вырваться, но все было тщетно, он был больше меня в несколько раз, сильнее, я чувствовала спиной каменные мышцы его груди и в какой-то момент просто сдалась.

– Говори уже, что тебе нужно, я терпеть не могу неизвестность. – Он вжимал меня в свое тело, но при этом держал меня в своих руках очень отстраненно, будто не хотел прикасаться вовсе, словно одна мысль о том, чтобы держать меня была для него омерзительна.

– Привыкай. Я еще не придумал, что сделаю с этой властью, но уверяю, у меня просто потрясающее воображение.

– Не сомневаюсь, – скрывая дрожь в голосе, ответила я.

– Я знаю, какой занозой в заднице ты можешь быть, залезешь так глубоко, что ни один врач не достанет. Поэтому будь паинькой, Барби.

Барби.

Я думала, это что-то значит для него, но на самом деле я всегда была для него глупенькой Барби.

Первая слезинка скатилась по моей щеке, замирая где-то на губах. Я сглотнула ком в горле размером с бейсбольный мячик и обреченно откинула голову на его плечо. Он ощущался большим и теплым позади меня, в его руках я утопала почти полностью, ведь была очень маленького роста, раньше он был моей надеждой, моей защитой и опорой, но он выбрал быть моим наказанием, моей ненавистью.

– Я постараюсь, – обреченно выдала я.

Смешок одобрения сорвался с его губ, грудь позади меня завибрировала.

– Вот и славно. Займи комнату около прачечной на первом этаже.

– Комнату для прислуги? – ошеломленно спросила я.

– Да.

Я не смогла сдержаться и тихо всхлипнула. Услышав это, он напрягся, замер.

Неужели человек без сердца почувствовал жалость ко мне? Мои подозрения развеялись слишком быстро, ведь в следующее мгновение он сказал:

– Спокойной ночи. Думаю, тебе понравится быть за-му-жем, Барби.

Его губы съехали чуть ниже, трепетно коснулись моей щеки. Если бы я не знала, как сильно он ненавидит меня, то решила бы, что это был жест нежности. Он шумно вдохнул, будто… нюхал меня.

– Достаточно было просто попросить. Но это ведь так сложно для тебя. Всегда было. На глотку себе наступишь, но не станешь умолять. Гордая Барби лучше даст себя трахнуть, чем нормально попросит о помощи, – прошептал Фостер. Его шепот отразился мурашками на моей шее.

Слезы крупными каплями покатились из моих глаз, стекали к подбородку и опадали на его руки, которыми он сжимал меня. Его пальцы разжались, он отстранился и ушел из кабинета так быстро, что я даже не успела взглянуть на него.

***

Ранним утром я бесцельно наблюдала за покачивающимися на ветру ветвями кустов во дворе. Буря миновала, небо было голубым, из-за горизонта совсем недавно показалось солнце.

Я не могла больше уснуть. Стоило мне закрыть глаза, как я видела ухмыляющееся лицо Фостера. Чувство стыда, в которое он вогнал меня, разъедало мой мозг. Я чувствовала себя грязной, хоть и не сделала ничего плохого. Думаю, всему виной сам факт того, что я сбросила с себя одежду по первому его требованию и позволила управлять мной. Хотя если быть откровенной, он ведь совсем не принуждал меня, это сделала я сама.

Ночью я решила пробраться на кухню, потому что очень сильно хотела есть. Мой желудок болел, ведь в течение дня я выпила лишь несколько чашек кофе. Я знала, что никого не застану, ведь все нормальные люди спят ночью. Как же я ошибалась.

Из гостиной раздавались странные звуки, и это смутило меня. Я говорила сама себе, что мне не следует заглядывать туда, но все же решила проверить. В камине плясал огонь, отбрасывая танцующие тени на стены. Я медленно скользила взглядом по залу, пока не заметила их. Джефри восседал в кресле без рубашки, а верхом на нем была Челси. Она терлась о его колени, предвкушая момент, когда он наконец разденет ее и трахнет так, что будут дрожать ноги.

Моя подруга и мой бывший.

Челси оставляла поцелуи на его шее, даже с такого расстояния я видела, как краснеет его кожа от ее грубых укусов, видела, как напрягаются его мышцы каждый раз, стоит ее бедрам потереться о его член. Я видела лишь ее спину, тогда как в случае с Фостером, мне было доступно его лицо. Оно прекрасно освещалось светом от огня в камине.

Я вдруг почувствовала, как в моей груди разрастается бездна размером с Аляску. Фостер не захотел спать со мной, потому что я противна ему, но легко мог делать это с Челси.

Словно почувствовав, что я наблюдаю, он вскинул голову, взгляд зеленых глаз остановился на моем лице. Одна его рука опустилась на задницу Челси, он резко прижал ее к своему наверняка уже твердому члену, внимательно наблюдая за моей реакцией.

Первым моим порывом было отвернуться, спрятать взгляд, я не испытывала возбуждения, как в прошлом, когда застала его трахающимся сразу с двумя девушками, сейчас я испытывала только отвращение, что мгновенно отразилось на моем лице. И совершенно странным образом в ответ на мои эмоции он нахмурился. На одно короткое мгновение в моей голове появилась мысль, будто Фостеру было дело до моих эмоций, будто одно это маленькое отвращение, что я излучала, могло хоть как-то задеть его душу. Но, как и раньше, я ошибалась, ведь в следующую секунду его лицо стало безразличным, холодным и твердо глядя мне в глаза, он отодвинул в сторону волосы Челси и расстегнул ее бюстгальтер. Я не хотела видеть то, что должно было случиться дальше, поэтому я ушла.

Уязвленное эго не давало мне выдохнуть ни на секунду, напоминая о том, как низко я пала в погоне за наследством. Я – Барбара Эванс, родом из династии, построившей свой бизнес на энергетической промышленности, так просто позволила унижаться себе перед этим мудаком!

Интересно, когда отец составлял эту проклятую бумажку, он думал о том, через что меня заставит пройти Фостер? Боюсь, что не думал, иначе не составил бы такое дерьмовое завещание. Узнай он, что Джеф решит шантажировать меня, пристрелил бы того одним из своих охотничьих ружей. Отец, конечно, любил охоту на оленя, но куда большее удовольствие ему доставляла охота на козлов.

Дом Фостеров практически не изменился. Комната, в которой меня разместили, была не маленькой, но явно уступала гостевым спальням поместья. На стенах были тусклые желтые обои с рисунком мелкого цветочка. Кровать была неудобной, матрац скрипел даже при малейшем вздохе, напротив кровати было огромное зеркало в пол, словно специально размещенное там, чтобы я не расслаблялась и с каждым рассветом видела, в какой заднице оказалась.

Единственное окно выходило прямо на подъездную дорожку поместья. Солнечный свет проникал сквозь шторы, освещая краешек комнаты, что делало ее чуть симпатичнее – если к уродству вообще применимы такие понятия как «симпатичный».

Комната находилась на первом этаже в крыле для прислуги. Раньше на Фостеров работали дворецкий, кухарка, и парочка горничных – стандартный набор для жителей этого района. В отдельные дни по сезону появлялся садовник, сейчас, полагаю, были еще работники конюшни, ведь та теперь принадлежала придурку-старшему, однако вчера в доме я не увидела ни одного работника, хотя внешне поместье было ухожено. Значит, прислуга больше не живет в доме, а приезжает утром. Именно поэтому конура, в которой меня разместили, свободна.

Я нехотя встала с постели и потянулась, разминая затекшие мышцы. Спать на этом матрасе все равно, что в яме для погребения – твердо и не видно ничего кроме крышки гроба. Но я переживу все, что подкинет мне жизнь, получу свое наследство, а потом найму киллера, который сделает так, чтобы Джефри подавился маленьким глоточком воды. Ярость и упорство в комбинации дают невероятный заряд энергии для мести. Моей ярости и упорства хватит на Фостера и на пять его таких же высокомерных копий.

Я сделала легкую укладку и подобрала наряд для этого дня: свободные брюки в крупную клетку, бежевый свитер на замке и в тон ему замшевые ботильоны. Одежды со мной было мало, я ведь не думала, что зависну в городе надолго. Некоторые вещи и вовсе промокли после бури и теперь над ними нужно корпеть в прачечной. Но проблема с недостатком вещей уже была в процессе своего разрешения.

В столовой давно был накрыт стол. Во главе, словно гребаный король, восседал Джефри. На нем был костюм-двойка и белая рубашка, с задумчивым видом он уставился в экран своего телефона. На соседнем стуле расположилась Челси. Сегодня ее темные волосы были убраны в строгий узелок на затылке, на ней было темно-синее платье свободного силуэта с короткими рукавами, на шее маленькая цепочка с подвеской в виде русалочки.

Безвкусица. И это я о Челси, приспешник сатаны на удивление выглядел весьма стильно. Кто знал, что через пять лет он сменит свои белые футболки на белые рубашки? Не хотелось признавать, но он выглядел потрясающе и в том и в том.

Джефри, услышав мои шаги, вскинул голову и остановил безэмоциональный взгляд на моем лице. Уголки его губ даже не дрогнули.

С надменной маской на лице я медленно потянула бегунок молнии на кофте вниз, края свитерка разошлись в стороны, являя Фостеру элегантный кружевной топ бежевого цвета на тонких бретелях с глубоким декольте. Нижняя часть топа доходила до крайней пары ребер, но вещь все равно выглядела неподходяще для обычного завтрака. Для вечера в клубе, для бурной ночи в спальне – возможно, но не для завтрака.

Фостер замер с кружкой кофе в одной его руке и телефоном в другой. Лишь на секунду его взгляд скользнул ниже, однако это не было тем самым взглядом, которым смотрят на красивых женщин, он просто проследил за моим действием без задней мысли. В следующее мгновение он безразлично изогнул губы и вовсе перестал интересоваться моим появлением, обратил все внимание на экран своего телефона.

Вот так легко.

Он не хотел меня, словно я была недостойной, непривлекательной или даже грязной. И на фоне этого всего он просто трахается с моей подругой.