Майнбласт. В бездне тьмы. Часть первая. Двуличие

– И ты еще скажи, что она будет согласна быть тобой съеденной, ну примерно, каждую неделю и ещё сама будет тебя поедать.

– Да какой там…

– Такие как мы с тобой, – улыбаясь, – мы хотя бы понимаем, что в случае отчаяния можем сожрать друг друга, – замирает и останавливает друга. – Такие хотя бы выжить могут. Женщины же, как ты сам знаешь, не особо понимают, как всё устроено. У них свой взгляд, свои привилегии, – оба продолжают движение в сторону места, где может располагаться О.Ч.А.Г.

– У нас с ней будет сильная любовь! Мы будем скреплять её нашим вапором, – сообщает со слабой усталостью в голосе.

– Любовь? Где ты вообще услышал это слово? Тут нет любви. Единственная наша любовь – голос крови, от него избавиться невозможно. Наша любовь – дорога в неизвестность в поисках себя и своей жизни. Забудь про полёты и каких-то дам. Найди сначала себя, а потом подумай, куда сможешь улететь и с кем улететь, – после небольшой паузы, Трог продолжает уже более восторженно, ведь замечает, что Безымянный поник. – Как восстановим мою память, думаю, откроются сотни тайн, тысячи. Мы сможем восстановить и твою память, а там найдём и возможность вернуться в наше смертное состояние. Тогда и улетать не нужно будет, – указав пальцем на пик Скорбящей Матери, который спрятан за облаками, продолжает: – Около вон той вершины поселимся с тобой, будем как-нибудь жить, – поднимает дробовик и концентрируется, понимая, что отвлёкся от руин.

– Интересно… – едва улыбнувшись. – Тебе никогда не было интересно, как вообще живут люди где-то там, за пределами этого всего?

– Не было бы, тогда бы мы не искали правду.

– Ты прав. Я помогу тебе, Трог, не сомневайся во мне. Только пойми, каждый раз после этого пожирания, внутри меня будто…

– Насрали?

– Именно… – усмехнувшись. – Давай найдём Лозу скорее. Она, кстати, должна быть не так далеко. Я уверен, что она бывает в О.Ч.А.Г.е.

Глава VI: Неподвластные Себе

Пребывая некоторое время в городе, Майнбласт не находил себе места. Зная, что все его планы разрушены, он думал о том, как можно узнать о Садросе. Некоторое время спустя, сталкивается с документами, которые заставляют пуститься в путь.

Какое-то время он подбирает новое снаряжение. Переодевается и прихорашивается, чтобы не быть похожим на бездомного пьянчугу, которого могут забрать представители власти для вытеснения на неблагодарную работу: либо на каменоломни, либо же в портовые районы, а может и на горные исследования. Гладко бреет лёгкую щетину и с гневом за плечами подбирается к вратам. Расписавшись в дневнике у южного понурого стражника, покидает проклятое место, зная свой следующий шаг.

– Мужчина! – кричит сзади неизвестный.

– Что еще? – рука падает на пояс, а взгляд медленно обращается на незнакомца. На раскрытой ладони у него немного потёртое серебряного цвета кольцо.

– Это кольцо, – протягивает Стрелку, – прошу прощения. Я его нашел на месте недавнего взрыва, – при этом опускает глаза, почёсывая затылок. Взгляд его иссяк, но блеск не исчезает и горит вспышкой надежды.

– Парень. Убери его, – поворачивает голову на дорогу и, вздохнув, старается убраться прочь.

– Да постойте же! – рассерженно высказывается мужчина. – Разве, это не то кольцо с руки девушки? – достав пистолет, Карвер подходит к незнакомцу и, приставив к подбородку, сообщает медленно и выразительно.

– Пошёл вон.

– Понял, – подняв руки и закрыв глаза от страха, буркает. – Но одна просьба. Выслушаешь?

– Да, – пистолет возвращается в кобуру. Терпение потихоньку заканчивается, а взгляд начинает гулять. Вокруг никого нет, только старые деревья по обе стороны дороги, дремлющие мертвецким сном.

– Как дойдете до конца дороги, – делает глубокий вдох, – можете выбросить кольцо, – выдох. Проведя рукой по затылку, – о большем не прошу. Хоть, эта девица и обогревает Фортуито своим теплом, касается и твоей кожи и моей, но, всё же, её каэлум распался, перестал держать вапор. Не забывайте о ней. Не забывайте о мёртвых, – Карвер взял кольцо, бросил в карман и спешно отправляется в сторону. Парень кричит ему вслед, стараясь предупредить: – Будьте аккуратнее, эта дорога перестала быть безопасной! – знакомая пустота окружает Стрелка, ни одна эмоция не может разорвать оковы. Глаза направлены только в мглистую даль, скрывающую в себе безмолвие и беспечность не городской жизни.

Шёл он в полной тишине. Через некоторое время поднимется ветер, а он должен будет искать укрытие, защищая кожу от мороза. На теле у Майнбласта длинное пальто, закрывающее большую часть тела. Оно хорошо защищает от ветра и удобно облегает худощавое телосложение.

– Помни, абаналара, о ней… – гневно цитирует неизвестного парня. Стрелок достаёт сигарету и зажигалку, желая заглушить эмоции. Легким движением пальцев создаёт слабый огонёк. Табак начинает тлеть, а холодок пробегает по телу. Поднимается не сильный, но достаточно холодный ветер, который заставляет ускориться.

Дорога, которая представляет из себя зыбкое болото из грязи, протягивается от одного крупного города к другому. Сейчас она заледенела и превратилась в шершавый примятый снег с тончайшей ледяной корочкой. На неровной поверхности лежит тонким слоем хрусталь, ломающийся от ударов обуви. Шаги тяжелы, а мысли мрачны. Стрелок проверяет боезапасы, думая, как рассчитать патроны на следующие схватки. Тринадцать в запасе и три в барабане. Шмыгнув, понимает, что этого мало. Делает он патроны самостоятельно, используя стреляные гильзы, или отливает новые. Почти в каждом городе есть кузня, в которых он занимается ремеслом. Там он не только работает над своим револьвером, но и над клинком, который часто меняет, так как они часто приходят в негодность. Считает холодное оружие обыкновенным расходником. Чаще всего, сами патроны заполняет порохом в Могроуде – городе, расположенном к северу от Традстольма, Портэлдо и Тортесвела. Находится населённый пункт у подножья горы, где производится самая крупная на острове промышленность, добыча полезных ископаемых и всякие разные ремесленные дела. По сути этот город – город работяг и мастеров, поэтому там можно приобрести всё за относительно дешёвую цену без обложения налогов на доставку и пересечения границ городов. Сможет ли Карвер уложиться в эти патроны – он сам не знает, так как двигается в неизвестность.

Рука падает в карман, чтобы согреть подмёрзшие пальцы. Едва коснувшись кольца, который вмешивается в сознание разрушенными грёзами, напрягается, не желая понимать, что оно раньше принадлежало Мираэтте. Останавливается, чтобы внимательно разглядеть.

– Манящее… – блеск серебра слепит на солнце. На гладких поверхностях отражаются деревья, изгибаясь в уродливые фигуры. Кажется, что, если поднять кольцо и посмотреть сквозь него, можно заметить растворяющийся вапор золотоволосой покойницы.

Взор унылый и разбитый. Проскакивают безобидные зверьки. Стая волков, заметив Карвера, не смеет к нему приближаться, а тот даже и не поворачивается на очевидную угрозу.

Карвер останавливается вновь. Закрывает глаза. Дышит медленно и глубоко. Тень печали ложится на него. Воспоминания подбрасывают ему дивные образы Мираэтты, весёлые фразы Олафа и ещё тысячи и тысячи невинных, которые погибли из-за него. Не контролируя свою память, она будто играет с ним в злую шутку, будто подталкивает его к апатии и депрессии, стараясь пробудить в нём человеческий механизм защиты. Однажды, как думает Карвер, такой уже происходило. Более шести лет назад произошло что-то, что настолько травмировало его мозг, что все прошлые года забылись, оставшись где-то далеко-далеко в подсознании.

Достав револьвер, видит первые мгновения новой жизни, когда единственное, что у него было – это семисотый. Семисотый назван именно из-за того, что в тот момент у него был номер для поездки на Фортуито с острова Ройл. Воспоминаний никаких не было, оставаться в бессознании казалось ему не только бессмысленным, а даже страшным. В тот момент, потерявшись в своём настоящем, Карвер впервые ступил на путь неизвестности. В тумане, единственное, что он мог сделать, так это назвать свой револьвер тем номером, который у него был для поездки. Холодный поток ветра пробуждает его от глубоких дум.

– Да что со мной не так? – прошептав, взводит курок. Мертвая тишина, даже при таком относительно сильном ветре. Глубокий вдох и выдох. Свободная рука гладит голову, а вторая же висит с револьвером. Образы проносятся перед глазами. Воспоминания терзают. Он оборачивается, всматриваясь в каждый скрытый элемент пустого пейзажа. Не замечает ничего, кроме следов животных. Переводя внимательный взор от древа к древу, крепче сжимает рукоятку, предвещая опасности. Чувствуя человеческий взгляд, нервничает, ведь в округе никого нет.

– За мной слежка? – не увидев ни единицы вапора в округе, расслабляется, связывая волнения с пережитыми событиями. Тем не менее, кольцо в кармане кажется ему тяжёлой ношей, будто именно оно вызывает чувство преследования за ним.

Прикуривает самокрутку. Легкие наполняются успокаивающим дымом, шаги снова пробуждают пустое окружение. Взор направлен вдаль. Оружие отправляется в кобуру.

Пройдя уже пару часов, Карвер знает, что если посмотреть направо, то перед ним откроется безупречная локация – ледяное озеро. В теплые месяцы там действительно развлекаются люди, купаются и ловят рыбу, ведь более там ничего и нет. Местный курорт для жителей двух городов: Традстольм и Портэлдо. Всё в сопровождении стражи, которую нанимают для обороны от хищников. С каждым годом зубастых становится все больше и больше, а съедобных существ, которых можно пристрелить без боя, всё меньше. Некоторые байки гласят, что монстры поселились в округе, ищущие заблудившихся и заманивая в своё логово. К сожалению, или же к счастью, пока не было замечено случаев убийств от монстров. Хотя по неизвестным причинам люди из Традстольма пропадают, лишь ступив на дорогу в Портэлдо. Все сваливают проблемы на мистические болезни, поэтому абсолютно все люди скрываются за стенами и выбираются оттуда на свой страх и риск. Только торговые пути проходят от города к городу, чтобы обезопасить народ поставками выпивки и большого количества провизии на несколько месяцев, а то и больше в зависимости от сезона.

Карвер останавливается и вновь закуривает, смотря сквозь безжизненный лес на озеро. Сходит с дороги. Снег слегка похрустывает под ногами, мысли сдувает ветер, что проносится сквозь высокие и безжизненные на вид деревья. Всё слишком одинаковое в местной природе, что точно нельзя сказать об озере. Здесь оно словно искусственное. Вокруг нет совершенно ничего, кроме бескрайних лесных просторов, невообразимых полей и унылых гор, возвышающихся и не представляющих из себя совершенно ничего, кроме как источник железа и других разных руд, хотя с ними связано очень много исторических событий. Останавливается, где начинается лёд.

Ступает на озеро. Назвать крупным застывший водоём нельзя, но и маленьким тоже. Здесь чудесным образом живет целый мир, что стоит в криогенезе большую часть года. Семь месяцев длится холод, но настоящие морозы ещё не наступили, хотя многие обещают их скорое пришествие. Встав в центре окаменелой воды, Карвер поднимает голову в небо, где облака заполоняют небосвод своими волнениями. Солнце пропало из виду уже как несколько дней. Последний раз, наверное, было тогда, когда Стрелок попрощался с друзьями. Хлопая глазами, разглядывает небо. Большая лепёшка лежит на Фортуито. Вата, что парит в воздухе, налетает друг на друга, некоторые двигаются быстрее других, но большая часть небесных замков стоит на месте, застревая на вершинах гор.

Карвер снимает с себя пальто, достаёт пистолет и направляет его под себя, замерев. В ожидании проходит пару минут. Хмурится. В мысли поселилась одна страшная идея, которую он желает исполнить. Понимая, что терять уже нечего, сдаётся с каждой секундой, не желая более чувствовать эту ужасную тьму, поселившуюся в его сердце. Тысячи сомнений и печали выжигают нервы. Прошлое бессмысленно, а будущее тщетно. Не понимая, к чему стремиться, ведь и месть уже выглядит сомнительной. Зачем ему мстить, ведь совершив одну роковую ошибку и не обратив внимание на такую смешную деталь – фитиль или щелчок ловушки, если она сможет удовлетворить только бессмертный гнев его разума. Вернуть к жизни возлюбленную и своего друга он уже никогда не сможет, а жить без них означает, что через некоторое время он превратится в чудовище-убийцу, которому с каждым днём нужно будет больше и больше крови. Стрелок считает, что не сможет остановить себя, что станет монстром вооружённым револьвером. Тем более, желание пристрелиться давно посещает его. Насколько факторов падают на его плечи: проверка своего бессмертия и не желание жить. Хотелось бы ему понять кто он такой на самом деле, но существование с каждой секундой будто теряет смысл.

Садится на колени, кладет рядом револьвер и начинает счищать снег руками. Перед глазами чистейшая замерзшая вода, и видна абсолютная тьма, тьма, которая только и может, что поглощать собой беды. Пытается собраться с силами, чтобы совершить страшное безвыходное действие. Карвер, присмотревшись в эту бездну, возможно, не только видит все утопающие идеи и мысли, все вапоры, впившиеся в мозг терновой иглой, но и себя в окружении, старающегося покинуть мир, остатков от вапоров невинных и преступников. Его пронизывает глубокое отчаяние, которое так и желает с ним заговорить.

Стрелок медленно опускается и касается ухом невероятно холодной поверхности и, закрыв глаза, делает долгий выдох. Вдох и выдох. Садится обратно на колени. Медленный вдох. Тяжелый выдох. Больно смотрит на семисотый. И кажется, что мысли желают одного. Положив руку на рукоятку, поднимает оружие. Взводит курок. Медленно и холоднокровно поднимает ствол к голове, но слышит голос, который останавливает его:

– Эй ты! Я к тебе обращаюсь! – с ружьем в руках кричит молодой тепло одетый парень в меховой куртке, сделанной из волчьей шкуры. Лицо чистое, а светлые глаза бегают от страха, смотря то в лес, что со стороны дороги, то в бескрайний простор деревьев за спиной, то на безжизненную пустошь. – Здесь волки! Уходите! Ещё метель… – крепче упирается на оружие, – приближается! – бледнолицый встаёт и, надев верхнюю одежду, кладёт в кобуру семисотый. Неизвестный, подойдя почти вплотную, поднимает оружие на Стрелка.

– Р-ради вашей же безопасности! – одной рукой держит ружье, а другой, расправив ладонь, сохраняет дистанцию.

– Откуда здесь это озеро? – продолжает смотреть в чёрное зеркало.

– Всегда было, – опускает ружьё и пожимает плечами.

– Когда я сюда первый раз ступил, оно казалось мне меньше, гораздо меньше. Меня Майнбласт звать, – протягивает ладонь в знак доброй воли.

– Оле, – хлопок от рукопожатия громко и дружелюбно пробуждает местное гниение социальных отношений.

—Что вы здесь делаете? – после неловкой паузы.

– Это вас не касается.

– А как же волки?

– Они, – потерев глаза пальцами, Стрелок тянется за сигаретами, – по-видимому, меня опасаются, – пожимает плечами и вскоре дым вновь тушит его мысли.

Проходит некоторое время. Молодой человек любезно предлагает проводить до ближайшей придорожной хижины, специально сделанные для одиноких и опасных путешествий ещё во времена наступления "Синих Зим", которые продолжаются уже сто сорок два года. Однажды Фортуито сразило резкое похолодание в шестьдесят пятом году эры Господства Людей, люди стали находить всё больше и больше замёрзших. Учитывая цвет их лица – синий, Фортуитцы так и прозвали холодный сезон – "Синие Зимы".

В дороге незнакомцев охватывает молчание. Парень не знает, как подступиться к Майнбласту. По правую руку показывается хижина, к которой они подошли до наступления темноты. Огненный закат освещает раздутые облака, окропляя снег пламенем. Карвер останавливается, всматриваясь в чудеса природных пейзажей. И кажется, что в мире что-то перевернулось. В пылающих красках видит ту угрозу, ту болезненность, которая раковой опухолью старается утопить Фортуито в горячей крови. Кого-то он хотел бы увидеть, но только кого, Стрелок даже не может предположить. В безжизненных глазах сияли величественные пейзажи и рубиновые краски. Кажется, единственное, что может отвлечь его – так это именно цвета уходящего солнца.

– Вот и наш ночлег! – радостно сообщает парень и широко улыбается, улыбка добрая и вызывает удивительно приятное доверие. Хижина бревенчатая, маленькая. Из неё выходит железная, старая труба. По правую сторону от двери лавочка, а по левую лежат бревна в сундуке, который удобно располагается на земле, не мешая проходу. Сундучок с практичной крышкой, защищающей от осадков. Если заглянуть за лачугу, то можно увидеть мёртвые пни. Хижина из сруба цела и не имеет повреждений. Удивительно то, что путешественники с добром относятся к своим местам пребывания. Благодаря каждому чистому и доброму вапору, домик стоит и процветает, как хранилище историй, укрытие в бурю или же совершенно обычный ночлег.

– Заходите, – Оле открывает дверь и приглашает, словно домой. Карвер молча входит в помещение. Большое окно, разделённое довольно толстыми брусками на четыре маленьких, сразу бросается в глаза. Утолщённые створки защищают стекло от разных повреждений и позволяют крепче держаться в любую бурю. Вид открывает взор на пеньки, что бездумно и нелепо вырубили неизвестные – печальная картина. По левую и правую сторону стоят две маленькие кровати, а между ними небольших размеров столик. При входе стоит печь. На ней старая посуда. Пахнет помещение мёртвой древесиной.

– Помочь чем? – Карвер осматривается.

– Чувствуй себя в гостях! – кидает рюкзак на пол при входе и через пару секунд подбрасывает пару брёвнышек прямо к ногам Стрелка, от которых разлетаются разные кусочки грязи и коры. Убийца снимает ножны и кладёт на одну из кроватей, пистолет же при нём. За окном смеркается. Снег окрашен кровавыми оттенками солнца, но цвета смываются холодом и тьмой, которая стремительно наступает. Майнбласт понимает, что на озере чуть не сделал роковую ошибку в своей жизни. Пусть тьма вонзает клыки или когти в вапор, пусть тело медленно погибает или бездна поглощает его, но жизнь – то, что имеет великую для каждого ценность. Он будет бороться за себя, пусть даже теперь в долгожданном одиночестве. Его путь освещают такие, как Оле, которые встретив случайного прохожего, способны пригласить на ночлег и развести огонь в печи. Радость медленно разгорается в голове Карвера, но всё же гадко из-за событий прошедших дней. В мысли, кажется, тоже перестали приходить плохие воспоминания.

Лесник поджег в печи сухие щепки, что лежали прямо под рукой, а после уже бросает раз за разом топливо больше и больше. Печка представляет из себя маленькую металлическую бочку на ножках, из неё выходит труба, та делает полный оборот по потолку и выходит со стороны двери на улицу. В топливоприёмник помещаются небольшие брёвнышки. Также у печи есть дверца, имеющая три тонких полоски – отверстия, чтобы заглядывать внутрь, и чтобы тепло лучше разливалось по помещению. Сверху на плоскости лежит чайник и небольшая мятая кастрюля. Не раз бывавший здесь мужчина достаёт из-под кровати разные шкуры. Двое хорошо устроились.

Стрелок лёг на кровать, закинув руки за голову, на груди лежит одна волчья шкура, но малых размеров. Печь открыта, поэтому всё тепло разносится по комнате в разы быстрее, а лица двух освещаются приятным, тёплым светом. Лесник достаёт самокрутку и поджигает об огонь в бочке. Делает пару затяжек и протягивает Стрелку. Тот не отказывается. Достаёт вторую, прикуривает и возвращает сигарету назад. Обратив взгляд на природу, видит – лес совсем померк, хотя благодаря окну свет разносится не только внутри, но и жутко освещает мертвую пустошь. Пеньки, словно павшие на ратном поле, бессмертно, уже в небытие гниют, лишь только говоря о гуманности человеческих действий.

– Меня, по правде говоря, пугает, что лес… – кладёт маленькую щепку в огонь, – каменный, – говорит парень, разбавляя атмосферу. Он поднимается и, взяв палочку, помешивает содержимое чайника.

– Каменный? – продолжая наблюдать за удивительным пейзажем.

– Природа в лесу в холодное время каменеет, как и сердца людей, – долгая затяжка, которая задерживается в легких еще пару секунд, и они оба выдыхают едкий, но приятный дым.

– Хотел бы побыть на их месте. Хотя бы на время стойких морозов, – Стрелок тем не менее держит семисотый в руке, несмотря на то, что она за головой.

– А что у вас случилось, Майнбласт?

– А какая разница?

– Погодите! – уверенно. – У меня есть то, что точно развяжет вам язык, – Оле встаёт и замирает. Чешет лоб, смотрит на почти заваренный напиток. Травяной и успокаивающий, состоящий из разных трав, что растут в лесах и у подгорья в теплое время года, когда вся растительность растёт невероятно быстро и бесконечно долго, пока вновь холода всё не убьют. Махнув рукой на этот согревающий напиток, лезет под кровать. Кряхтит и достаёт большую бутылку зеленоватого оттенка с приятным для пальцев изгибом у горлышка.

– Вот так вот! – восторженно молвит лесник. Стрелок же от этих слов парня поднимается и, облокотившись на руку, спрашивает:

– Крепкий?

– Ха-ха! Мы, лесники, другого не пьем! – большие латунные кружки мигом приземляются на стол, а жидкость поднимается почти до краёв. В воздухе кружит аромат горячих трав, а кипящая вода булькает припеваючи. Оле снимает с огненной печи чайник и кладёт на деревянную подставку у стены. Вернувшись на место, так же достаёт из рюкзака рыбу, что очень удивляет Стрелка, бросает её на тарелку и широко улыбается.

– За знакомство! – оба опрокидывают кружки. Карвер вскакивает и неимоверно сильно кашляет и плюётся, капельки попадают на огонь в печи и вспыхивают, испаряясь.

– Абаналара! – ругается, задыхаясь. Ходит по хижине в поисках спасения и вскоре вываливается за дверь, упав на холодную землю. Парень же понимающе смеётся, почти падая от неутихающих эмоций.

– Мы, лесники! Другого не пьём! – смеясь, подходит к Стрелку и помогает ему подняться. Майнбласт, прокашлявшись и похлопав глазами, говорит:

– Наливай.

– Вот это по-нашему! – кладет руку на плечо своего товарища, и вместе они захлопывают дверь. Немного погревшись у печки, пропускают ещё пару кружек.

Спустя три, Карвер уже качается, заваливаясь то в одну, то в другую сторону, подскакивая, когда орбита смещается. Вместе знакомые обсуждают разные темы. В последних парень ведает о работе, сообщает о том, что люди здесь бывают нечасто, то и дело говоря о странных событиях в Портэлдо, рассказывает, как попал в эти края. Майнбласт же, в свою очередь, говорит об опьгараниду. Для него удивительно то, что все краски города вложены в это здание.

– Каждый приходящий туда оставляет себя, – говорит Карвер в заключении своих слов. Достаёт сигарету и предлагает собутыльнику, тот не отказывается. На столе красуются остатки большой рыбы.

– Слушай, Майнбласт! – кричит лесник. – А это что? Это имя твоего рода? – шатаясь и бормоча себе под нос. – А, ну! как звать-то тебя?

– Карвер, – усмехнувшись. Кружки снова ударяются. Перед тем, как выпить, Стрелок тоже обращается с вопросом.

– А твой род как звать?

– Нина, – гордо отвечает парень, немного приподняв голову. Опрокидывают кружки, едкий спиртовой напиток отправляется в желудки.

Карвер размахивает через некоторое время пистолетом и уже совсем пьяный говорит:

– Я… знаешь, – никак не может сказать то, что хочет, – вижу образы из чьей-то жизни! Будущее! – широко раскрывает очи и приставляет дуло к виску. От чего собеседник подрывается и отрывает револьвер от головы.

– Ты… – оттягивает орудие от черепа, – крыша поехала уже? – гневно.

Карвер рассказывает последние события молодому человеку, подробности опускаются, а собеседник от слов бледнеет. Речи о везении и тяжелой доли убийцы, его пугают события, когда тот чудом выбирается живым из удивительных случайностей.

– Мастерство? – возмутившись, интересуется Стрелок. – О каком мастерстве может идти речь, если не в тебя ударила молния, а в твоего напарника? Случайность! – монолог продолжается. Повествователь вскоре, прислонив к голове холодный семисотый тыльной стороной, замолк. Треск бревен в шумных всхлипах скорбит и плачет, как и завывающий ветер. – Непонятно, но и волки страшатся меня.

– Точно крыша поехала. Но знаешь… для начала скажу тебе, раз видишь будущее – будь уверен, проживёшь до этого момента. Значит, чтобы ты не сделал, ты в любом случае будешь жить! Как бы, если бы ты умер сегодня, то как ты вчера видел, что будет завтра, если оно уже никогда не наступит? – говорит лесник, потерев подбородок. Взор, потеряв фокус, направлен на остатки рыбы, что лежат на столе. – Но рассказать я тебе хотел следующее: есть одна легенда, – медленно наливает полкружки каждому. – Существует, как говорят, такой человек, который обрёл, – притих и уже шепотом. Он оборачивается по сторонам, взглянув на пеньки, – бессмертие!

– В каждой деревне своя сказка, – нахмурившись, говорит Стрелок. – Расскажи, – сложив пальцы, облокачивается на стену, чувствует, что алкоголь, кажется, перестаёт так сильно бушевать в его крови.

– Олаф "Мертвец", как говорят… – вспоминает. – Или… – закрывает глаза. Распахнув, продолжает, – его еще называют "афоантропосом". Он не получил в привычном понимании "бессмертие".

Стрелок внимательно слушает и, взяв кружку, медленно поднимается.

– Он как бы и умер, но и нет. Давно, когда элеменадала стали болезнью для всего Фортуито, когда, ну, всё было очень плохо! Кейл Фист Ха… Хар… неважно! Ну этот, кто ещё встал на путь порабощения этих, скажем так, врагов. Захватчиков, – делает глоток и, выдохнув, продолжает историю. – Каким-то образом Кейл экспериментировал с балансом элеменадалис, смешивая несмешиваемое, – медленно стал поднимать кружку ко рту. Резко останавливается, ударяет ей о стол и, ткнув пальцем на Карвера, – естественно над человеком. Попался под руку сумасшедшему в общем.

– Кто?

– Ну, Олаф попался под руку обезумевшему от победы Кейлу. И когда он совершал свои гадости в угоду собственного самолюбия, что-то пошло не так и… я не уверен. Часть его сущности осталась в теле, а часть была вырвана. Тогда-то он умер и в то же время нет. Мы все знаем, что наше тело – Каэлум, а, скажем так, живительная энергия – Вапор… – сам уже не понимая, что говорит. – Но как получилось сделать так, что он обрёл вечную жизнь, если это совершенно невозможно. Ну, солус может… Хотя нет!

– Не понял, а что с его телом? – интересуется Карвер, сделав медленный глоток. Понимает, что Нина совсем захмелел.

– Тело его гниёт, насколько я знаю. Вот здесь и как раз столкновение с народом, ведь не просто так история витает в городах местных. Олаф якобы питается людьми. Это останавливает странное проклятие. Говорят, что именно он, как раз и натравил на нас эту болезнь или призраков, которые по мнению многих! – подняв палец вверх и, выпрямившись, насмешливо пародирует горожан. – Являются людьми, съеденные "мертвецом". Дурития – это дело Олафа – афоантропоса, – договорив, ложится на кровать и смотрит на потолок.

– О чём только не говорят, – замечает Стрелок. – Вокруг всегда какие-то тайны от недосказанности, – усмехнувшись, тоже ложится на кровать и закидывает ноги. Пламя в печи освещает светом небылиц хижину. – Знаешь, зачем сжигают лица после смерти? – в голову приходят горящие лица мёртвых друзей. Он немного напрягается, но отбрасывает эти мысли, таким образом отпуская их навсегда. Желает этим диалогом подвести итоги жизни Олафа и Мираэтты.

– Зачем же? – интересуется Оле.

– У тебя никто из близких не умирал?

– Никогда.

– Говорят, что это единственное место откуда может выйти вапор при смерти, таким образом ты позволяешь ему пробить каэлум, питая теплом уже солус. Поэтому наши смерти кормят природу, – задумавшись.

– Меня редко заботят истории, религии и всякое. Дай мне ружьё, хижину, и я расскажу тебе о настоящем: о состоянии леса, вымирании травоядных и волках, которых уже пора истреблять. Да даже эта байка – лишь собрание мнений разных путников. Сплетни, – зевает, – сказки… страшилки… В общем-то – выдумки! – сообщает парень под треск брёвен. Расслабившись, Майнбласт понимает, что пора покончить с безднами мучительных воспоминаний и с омутом теней, который желает просочиться в его разум. Двое медленно засыпают под веяние уже оконченного диалога.