Увековечено костями

5

Крохотная каморка бара вмещала всего несколько столов. Как и коридор, он был отделан сосновыми досками, и внутри возникало ощущение, будто находишься в гигантской деревянной коробке. Камин у стены выложен ракушками. В очаге горел торфяной брикет, наполняя воздух насыщенным ароматом.

Меньше дюжины посетителей создавали оживленную атмосферу. В голосах звучало занятное смешение шотландского распева и жесткого гэльского акцента. На меня устремились любопытные взгляды. Очевидно, досюда дошел слух о находке в старом коттедже благодаря, несомненно, Мэгги Кэссиди. Однако все тотчас вернулись к своим занятиям. У окна два старика играли в домино, черные костяшки отрывисто стучали по столу на фоне постоянного звона стаканов. Кинросс, бородатый капитан с парома, разговаривал у барной стойки с высоким пузатым мужчиной. С ними была женщина за сорок, чей пронзительный смех и прокуренный голос перебивали стоявший в баре гул.

Все столы были заняты. Фрейзера нигде не наблюдалось: видимо, он поехал отвезти ужин Дункану в фургон. Я остановился, чувствуя привычную неловкость при вторжении в чужую компанию.

– Господин Хантер. – За столиком у камина сидел Броуди. У его ног, свернувшись, спала старая колли. – Составите мне компанию?

– Спасибо, – обрадовался я знакомому лицу и поспешил к нему, протискиваясь мимо доминошников.

– Хотите выпить? – Перед ним стояла кружка с чаем. Я пока не ел, но выпить не помешало бы.

– Виски, пожалуйста.

Он пошел к бару, а я сел на стул напротив. Кинросс кивнул ему и пододвинулся с видом скорее почтительным, чем дружелюбным. Обслуживать было некому, поэтому Броуди просто налил виски в стакан и записал себе на счет мелом на дощечку у барной стойки.

– Вот. Айлейский солодовый пятнадцатилетней выдержки, – сказал он, поставив передо мной стакан с кувшином воды.

Я посмотрел на его чай:

– А сами вы не пьете?

– Больше нет.

Я добавил воды в виски.

– Ваше здоровье.

– Докопались до чего-нибудь после моего отъезда? – спросил он и тотчас грустно улыбнулся: – Извините, не следовало спрашивать. Старые повадки.

– Поделиться пока нечем.

Он кивнул и сменил тему:

– В фургоне удобно?

– Думаю, да. Там Дункан.

Броуди снова улыбнулся:

– Вытащил короткую спичку, а? Ему придется побывать в местах и похуже. Этот фургон пригодился, когда я вышел на пенсию. А с тех пор как приехал сюда, стоит без дела.

– Дункан сказал, вы работали с его отцом.

– Да, мир тесен. Мы вместе служили в территориальной армии, а затем в полиции юнцами. Последний раз как я видел Сэнди, его сын еще ходил в школу. – Он покачал головой. – Как время-то летит. Казалось, вчера бегали за воришками и мечтали о продвижении по службе, а сегодня…

Он замолчал, но преобразился при появлении Эллен.

– Приготовить вам что-нибудь поесть, доктор Хантер? – спросила она.

– Было бы неплохо, и называйте меня Дэвид.

– Дэвид, – повторила она и улыбнулась. – Надеюсь, Эндрю не досаждает вам. Знаете, какие бывают бывшие полицейские.

Броуди нарочито сурово пригрозил пальцем:

– Это клевета.

– Кусок домашнего яблочного пирога искупит мою вину?

Он постучал по животу:

– Звучит соблазнительно, но я, пожалуй, откажусь.

– Небеса не свалятся на землю, если вы доставите себе удовольствие.

– Всякое бывает.

Эллен рассмеялась:

– Да, помню, как вы таскали конфеты для Анны.

Крупный мужчина с Кинроссом вдруг подал голос:

– Налей нам, Эллен.

– Минутку, Шон.

– Может, нам самим обслужить себя? Мы умираем от жажды, – заявила женщина из их компании. Она была пьяна, и, судя по взгляду, это было ее обычное состояние. Пару лет назад она могла бы показаться привлекательной, но сейчас лицо сделалось одутловатым, погрубело.

– В прошлый раз, Карен, обслуживая себя, ты забыла записать себе в счет, – парировала Эллен стальным голосом. – Я разговариваю с клиентами и уверена, вы не умрете за две минуты.

Она повернулась к нам и не успела заметить ярость на лице женщины.

– Извините. Стоит немного выпить, и некоторые забывают о манерах. Так что вы будете? Есть тушеная баранина или, если хотите, сделаю сандвич.

– Баранина – это хорошо. И ничего страшного, если сначала вы их обслужите.

– Подождут. Им пойдет на пользу.

– Эллен, – тихо произнес Броуди.

Хозяйка вздохнула и устало улыбнулась.

– Ладно, знаю, – согласилась она и пошла к барной стойке.

– Эллен иногда… вспыльчива, – нежно сказал Броуди. – Порой провоцирует ссоры, но отель – единственное пивное место на Руне, поэтому приходится либо подчиняться правилам, либо сидеть дома. Она хорошо готовит. Брала кулинарные курсы в колледже. Я тут почти каждый вечер ем.

Даже если бы Фрейзер не сказал мне, что Броуди отдалился от жены и дочери, я бы догадался, что он холост. Было в нем нечто отшельническое.

– Она одна управляет отелем?

– Да. И это нелегко, но приезжих не так много.

– Куда делся муж?

– Никогда не было. Встречалась с кем-то на материке. Не рассказывает.

Судя по виду, Броуди тоже не хотел углубляться в эту тему. Он прочистил горло и кивнул в сторону народа у барной стойки:

– Давайте расскажу вам о личностях Руны. Кинросса вы видели уже на пароме. Задира, но у него жизнь не сахар. Жена умерла пару лет назад, оставив подростка-сына. Горлопан с пивным животом – Шон Гутри. Раньше был рыбаком, но заложил лодку. Есть у него еще старая лодка, которую он пытается залатать, а пока перебивается случайными заработками, иногда помогает Кинроссу на пароме. Обычно безобиден, однако, когда выпьет, лучше держаться от него подальше.

Пронзительный женский смех заглушил Броуди.

– А это Карен Тейт. Заправляет магазином, когда трезва. У нее шестнадцатилетняя дочь Мэри, которая… впрочем, не важно. Карен следовало бы посвящать больше времени дочери, но она предпочитает каждый вечер подпирать здесь барную стойку.

По выражению лица Броуди было понятно, насколько он этого не одобряет.

Тут повеяло холодом: открылась дверь. Секундой позже со скрежетом когтей по полу в комнату залетел золотистый ретривер.

– Оскар! Оскар!

Появился мужчина лет сорока, эдакий Байрон нашего времени. Черный непромокаемый плащ был явно недешев. Как и обладатель, он выделялся среди потрепанных курток островитян.

Все замолчали. У окна даже прекратили играть в домино. Мужчина щелкнул пальцами, и собака засеменила к нему, виляя хвостом.

– Извините, Эллен, – непринужденно сказал он, отрывисто произнося гласные, как это делают африканцы. – Едва открыл дверь, как он рванул внутрь.

Эллен не впечатлили ни новый гость, ни его извинение.

– Купите поводок. Это отель, а не конура.

– Понимаю. Больше такого не случится.

Мужчина посмотрел с напускным раскаянием и, как только она отвернулась, заговорщически подмигнул людям в баре, и те заулыбались. Очевидно, этот человек пользовался популярностью.

– Добрый вечер всем. Мерзкая погода сегодня, – отметил он, снимая плащ.

В ответ прозвучало хоровое «Oidchche mhath» и «aye». Если б он сказал: «Хорошая сегодня погода», с ним бы согласились столь же рьяно. Однако новый гость или не замечал благоговейного к себе отношения, или принимал его как само собой разумеющееся.

– Хотите выпить, господин Страчан? – спросил Кинросс с нелепой официальностью.

– Нет, спасибо, Йен. Но я с удовольствием сам угощу. Наливайте и записывайте на мой счет. – Он улыбнулся женщине у барной стойки, и в уголках появились морщинки. – Привет, Карен. Давно тебя не видел. Как дела у Мэри?

Та куда охотнее поддалась его очарованию, чем Эллен. Даже издалека я заметил румянец на щеках.

– Спасибо, хорошо, – ответила Карен, довольная, что на нее обратили внимание.

Только теперь он повернулся к нам с Броуди.

– Добрый вечер, Эндрю.

Броуди холодно кивнул. Выражение лица было гранитно-каменным. Он поставил ногу между своей колли и охотничьим псом, который к ней принюхивался.

– Отстань от нее, Оскар. – Хозяин хлопнул пса перчаткой.

Собака послушалась, виляя хвостом, а мужчина улыбнулся мне. Несмотря на самоуверенность, было в нем нечто подкупающее.

– А вы, должно быть, сегодня приехали. Меня зовут Майкл Страчан.

Я уже догадался, что это тот самый человек, о котором Фрейзер рассказывал мне по дороге из коттеджа: неофициальный помещик Руны и владелец большого дома. Он оказался моложе, чем я ожидал.

– Дэвид Хантер, – ответил я и пожал протянутую руку. У него была сильная хватка.

– Могу я и вас угостить? – предложил он.

– Спасибо, не надо, – отказался я.

Броуди с непроницаемым видом поднялся. Он был на полголовы выше Страчана.

– Я собирался уходить. Приятно было снова повидать вас, доктор Хантер. Идем, Бесс.

Собака послушно засеменила следом. Страчан проводил его взглядом, уголки рта приподнялись в легкой улыбке, а затем повернулся ко мне:

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Не дожидаясь ответа, он сел на место Броуди и небрежно бросил перчатки на стол. В черных фирменных джинсах и угольно-сером кашемировом свитере с закатанными рукавами, откуда выглядывали загорелые руки и швейцарские армейские часы, он выглядел как человек, который лучше бы вписался в Сохо, чем на Гебридские острова.

Золотистый ретривер сел рядом, поближе к огню. Страчан нагнулся и почесал его за ухом, сам получая не меньше удовольствия.

– Вы друг Эндрю Броуди?

– Мы сегодня познакомились.

– Боюсь, я ему не нравлюсь, как вы сами заметили. Уверен, он был хорошим полицейским, но нельзя же быть таким суровым!

Я ничего не ответил. Пока Броуди произвел на меня положительное впечатление. Страчан откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

– Надо понимать, вы… как это называется… судебный антрополог? – Он улыбнулся. – На Руне сложно сохранить что-либо в тайне. У нас тут живет бабушка одной журналистки.

Я вспомнил, как Мэгги Кэссиди подошла ко мне на пароме. Споткнулась, представилась писательницей и пыталась выкачать информацию.

И я купился.

– Не стоит переживать по этому поводу, – успокоил меня Страчан. – Тут редко случаются захватывающие события. Не то чтобы они нам нужны. Последнее происшествие с летальным исходом было, когда старый фермер пошел ночью домой, перепив виски. Потерялся и замерз. А тут совсем другое.

Страчан сделал паузу, предоставляя мне возможность дать комментарий. Я промолчал, и он продолжил:

– Что произошло? Несчастный случай?

– Извините, мне не положено об этом рассказывать.

– Ах да, разумеется, – извиняясь, улыбнулся Страчан. – Простите мое любопытство. У меня, так сказать, здоровый интерес к делу. Я вложил много денег в реконструкцию острова. Приглашал на остров подрядчиков. Страшно подумать, что привлек вместе с ними проблемы больших городов.

Он казался искренне взволнованным, но я не повелся.

– У вас акцент не как у местных жителей, – сказал я.

– И он меня выдает, да? – улыбнулся Страчан. – Мои предки – шотландцы, однако я вырос в Йоханнесбурге. Мы с женой переехали на Руну пять лет назад.

– Далековато от Южной Африки.

Страчан потрепал собаку за уши.

– Верно. Мы много путешествовали, и настало время пустить корни. Мне понравилась отдаленность этого места. Как и в краях, где я вырос. Тогда тут был полный упадок. Никакого производства, население убывало. Еще пару лет, и остров повторил бы участь Сент-Килды.

Я как-то смотрел документальный фильм про Сент-Килду, один из Гебридских островов, заброшенный в тридцатые годы и пустующий с тех пор. Он превратился в остров-призрак, где кружат морские птицы и бывают только исследователи.

– И вы помогли поставить Руну на ноги?

Страчан смутился:

– Здесь еще много надо сделать, и я не хочу приписывать себе все заслуги. Однако Руна теперь – наш дом. Грейс, моя жена, работает в школе, мы влились в здешнюю жизнь. Эй, Оскар, что такое?

Золотистый ретривер с ожиданием смотрел на дверь. Я не слышал приближения человека, но вскоре распахнулась входная дверь. Пес восторженно залаял, хвост застучал по полу.

– Не знаю, как у него получается, но он всегда чует, – сказал Страчан, качая головой.

«Что чует?» – подумал я, и тут в бар вошла женщина. Жена Страчана не нуждалась в представлении. И не только потому, что была очень красива. Белая куртка «Прада» резко контрастировала с густыми волосами цвета воронова крыла, обрамлявшими лицо с безупречной кожей и пухлыми губами. Глаз не отвести.

Дело не только во внешности. Она излучала энергию, чисто физическую притягательность, которая заливала светом всю комнату. Вспомнились завистливые слова Фрейзера: «Жена – сногсшибательная красотка».

Он прав.

Едва заметная улыбка стала шире при виде Страчана.

– Поймала тебя! Так вот где ты бываешь, когда идешь «по делам»?

У нее был тот же легкий южноафриканский акцент. Страчан поднялся и поцеловал ее.

– Виноват. Как ты догадалась, что я здесь?

– Пошла в магазин, он оказался закрыт, – сказала она, снимая перчатки из черной кожи с меховой каемкой – очевидно, дорогие. На левой руке были обыкновенное золотое обручальное кольцо и кольцо с бриллиантом, отливавшим голубоватым блеском. – В следующий раз когда захочешь тайно пропустить рюмочку, не оставляй машину у входа.

– Это Оскар виноват. Он затащил меня сюда.

– Оскар, негодник, как ты посмел? – Она потрепала собаку, которая начала возбужденно прыгать вокруг. – Ладно, успокойся.

Затем посмотрела на меня, ожидая, чтоб нас представили. Карие глаза были столь темными, что казались черными.

– Это Дэвид Хантер. Дэвид, это моя жена Грейс.

Она улыбнулась и протянула мне руку:

– Приятно познакомиться, Дэвид.

Целуя руку, я почувствовал тонкий запах духов с мускусом.

– Дэвид – эксперт судебной медицины. Он прибыл сюда с полицией, – пояснил Страчан.

– Боже, какой ужас! – Грейс посерьезнела. – Надеюсь, жертва не из местных жителей. Звучит эгоистично, но… вы меня понимаете.

Я понимал. Когда речь заходит о несчастьях, мы все становимся эгоистичны и начинаем молиться: «Только не я, только не со мной».

Страчан поднялся.

– Приятно было встретиться с вами, доктор Хантер. Может, еще пересечемся до вашего отъезда.

Грейс томно потянулась.

– Могу я выпить хоть бокальчик, раз уж зашла?

– Угощаю, госпожа Страчан.

Предложение последовало от Гутри, мужчины с увесистым животом. Создавалось впечатление, он выпил много больше других. Забытая Карен Тейт позеленела от ревности.

Грейс Страчан душевно ему улыбнулась:

– Спасибо, Шон, но, вижу, Майкл порывается уйти.

– Извини, дорогая. Мне показалось, ты хочешь домой. Я собирался готовить мидии на ужин, но если ты не голодна…

– Похоже на шантаж. – Она посмотрела на мужа с хитрецой.

Страчан повернулся ко мне:

– Будет время, езжайте в горы посмотреть захоронения в каменных пирамидах. Там целая группа. Из неолита. Это нечто.

– Не у всех такие пристрастия, дорогой. – Грейс покачала головой с деланым раздражением. – Майкл увлекается археологией. Старые руины нравятся ему больше меня.

– Это просто хобби, – уверил Страчан, смутившись. – Идем, Оскар, ленивец наш. Пора.

Он помахал рукой в ответ на уважительные пожелания «спокойной ночи», провожавшие их до самых дверей. На выходе они едва не столкнулись с Эллен. Она резко остановилась и чуть не опрокинула тарелку с тушеной бараниной.

– Прости, – сказал Страчан, держа Грейс за талию.

– Ничего. – Эллен вежливо улыбнулась обоим. Мне показалось, она бросила неоднозначный взгляд на красотку. – Добрый вечер, госпожа Страчан.

В голосе звучала крайняя сдержанность, но Грейс вроде не заметила.

– Привет, Эллен. Тебе понравился рисунок, который Анна принесла из школы?

– Да, висит теперь на двери холодильника, с остальной галереей.

– У девочки талант. Ты должна ею гордиться.

– Я горжусь.

Страчан шагнул к двери – очень уж ему хотелось уйти.

– Всего доброго.

С лицом, лишенным всякого выражения, словно маска, Эллен поставила передо мной тарелку. В ответ на мои благодарственные слова поверхностно улыбнулась и тотчас повернулась уходить. Видно, Броуди не единственный на Руне, кто не особо впечатлен золотой парочкой.

– Сука! – раздалось эхом в тишине бара. Кипя от злости, Карен смотрела на дверь, и было непонятно, в чей адрес прозвучало оскорбление.

Кинросс с суровым видом покачал указательным пальцем:

– Хватит, Карен.

– Так и есть. Гордячка…

– Карен!

Женщина замолкла, не скрывая обиды. Постепенно бар стали заполнять привычные звуки. Возобновились щелчки костяшек домино по столу, и напряжение моментально растворилось.

Я приступил к тушеной баранине. Броуди оказался прав: Эллен прекрасно готовит. Во время еды я вдруг почувствовал, что на меня кто-то пристально смотрит. Подняв глаза, увидел, как Кинросс с холодной настороженностью пялится на меня из-за барной стойки. Он выдержал мой взгляд, затем медленно отвел глаза в сторону.

Когда я проснулся, в номере было темно. Тусклый свет пробивался через единственное окно, завешенное шторами. Ни звука. Ветер и дождь стихли. Слышалось лишь собственное дыхание: равномерный вдох и выдох, словно они исходили от другого человека.

Не знаю, когда до меня дошло, что я не один. Это было скорее постепенное осознание чьего-то присутствия, чем неожиданный шок. В полумраке у кровати сидел человек.

Хотя я видел только смутные очертания, было понятно, что это женщина. Она смотрела на меня, но я не испытывал ни удивления, ни страха. Только груз немого ожидания.

Кара?

Глупая надежда. Кто бы то ни был, это не моя погибшая жена.

«Кто ты?» – кажется, произнес я. Слова не колыхнули холодный воздух комнаты.

Она не ответила. Продолжила терпеливо сидеть на полу, словно я и так знаю все, что мне надо знать. Я попытался разглядеть черты или выражение лица. Не смог.

От порыва ветра задребезжала рама, и я вздрогнул и огляделся. Повернувшись обратно, заметил, что комната пуста. И всегда была пустой. Мне приснился сон. Тревожно-реалистичный, но всего лишь сон.

После смерти жены и дочери со мной такое часто случается.

Еще один порыв сотряс стекло, ударив по нему дождем, словно горстью гальки. Снаружи донесся крик. То могла быть сова или другая ночная птица. Что угодно. Я встал с кровати и подошел к окну. Уличный фонарь качался на ветру. Нечто светлое мелькнуло с краю его желтого ореола и исчезло.

Я стоял и ждал повторного появления, пока холод от окна не вынудил меня вернуться в постель.

6

В то время как я смотрел из окна номера, Дункан мучился, сторожа́ коттедж. Ветер усиливался и раскачивал фургончик, словно лодку во время шторма. Дункан предусмотрительно поставил парафиновый обогреватель в угол, чтобы тот не упал. Голубое пламя шипело на расстоянии метра от него, за крошечным столиком. Хоть и тесно, но уж лучше, чем в «рейнджровере» или в прихожей коттеджа, где его наверняка оставил бы Фрейзер. Нет, Дункана смущало не пребывание в фургоне.

Он просто ни на секунду не мог забыть о том, что лежало в доме.

Сержант привез еду и не стал долго задерживаться. Несомненно, спешил в бар: судя по запаху изо рта, он уже приложился к виски. Дункан провожал машину взглядом с таким страхом, какого не испытывал с самого детства.

Он боялся не пустоты. Самой по себе. Дункан жил на острове, где, стоит выехать из города Сторноуэй, достаточно мест без признаков жизни. Просто раньше он никогда не оставался на краю света один.

Тем более с сожженным трупом в двадцати метрах.

Из головы не выходил образ уцелевших конечностей и обуглившихся костей. Что бы там ни произошло, останки некогда были человеком. Женщиной, если верить доктору Хантеру. В этом самое страшное: существо, которое в прошлом смеялось и плакало, превратилось в такое… От одной мысли мурашки шли по коже.

Слишком богатое воображение, вот в чем твоя проблема. И всегда была. Полезно ли полицейскому иметь такое воображение? Не хватает наблюдательности, чтобы замечать факты и не теряться вечно в вопросах «А что, если?». Ничего не поделаешь: так уж работает мозг. А что, если женщина сгорела по не объяснимой наукой причине? А что, если ее убили?

А что, если убийца до сих пор находится на острове?

Эй, а что, если ты перестанешь пугать себя до смерти? Дункан вздохнул и поднял привезенный с собой учебник криминологии. Фрейзер посмеялся бы над ним, но Дункан был полон решимости стать детективом. Если занимаешься каким-то делом, надо стараться выполнять его хорошо. Выучить как можно больше, и не страшно, если придется поднапрячься, оно того стоит. В отличие от других Дункан не чурался трудностей.

Однако тем вечером ему было сложно сконцентрироваться. Наконец он отложил книгу. Поставлю чайник. Хоть чаю попью. Дункан подумал, что к концу пребывания здесь его будет воротить от чая.

Когда он поднялся наполнить чайник в крошечной раковине, ветер стих, набирая силы для следующего удара. После недолгого спокойствия Дункан услышал снаружи посторонний шум, но его тотчас заглушил порыв ветра. Констебль был уверен, что ему не показалось.

Гул мотора.

Выглядывая в окошко, он ждал увидеть фары «рейнджровера». Однако снаружи оказалось темно.

Даже если бы звук исходил от проезжавшей мимо машины, свет никуда бы не делся. Значит, померещилось…

Или кто-то выключил фары, чтоб скрыть свое приближение.

Глоток свежего воздуха пойдет мне на пользу. Дункан достал куртку, прихватил тяжелый фонарь и вышел из фургона. Чуть не включил фонарь, но вовремя спохватился: свет привлечет внимание. Дункан медленно подбирался к коттеджу, ориентируясь в пространстве только благодаря просветам между облаками. Тяжелый длинный фонарь придавал уверенности: если что, послужит дубинкой. Хотя вряд ли понадобится. За домом мелькнула вспышка.

Дункан замер, сердце заколотилось. Протянул руку за радио, чтобы связаться с Фрейзером, но остановился. Незваный гость может его услышать. Констебль снова двинулся вперед. Дверь была по-прежнему опечатана лентой. Вдоль по стенке он шел к углу коттеджа.

Встал и прислушался. Скрежет по камню, шелест высокой травы. Никаких сомнений – там определенно кто-то есть.

Сжимая в руке фонарь, Дункан напрягся. Спокойно. Он сделал глубокий вдох, еще один. Ладно, готов…

Выпрыгнув из-за угла, он включил фонарь.

– Стоять! Полиция!

Последовало приглушенное чертыхание, и чья-то тень рванула прочь. Дункан погнался следом, мокрая трава спутывала ноги. Человек впереди споткнулся и упал. Схватив его за плечо, констебль развернул чужака и направил фонарь прямо в лицо.

От яркого света защурилась Мэгги Кэссиди.

– Слезь с меня! Я, кажется, сломала ногу.

Дункан вздохнул с облегчением. И чувством вины. Помогая журналистке подняться на ноги, он заметил, что она ему едва по плечо.

– Ты до смерти напугал меня своим криком! – проворчала она. – Молись, чтоб моя нога была в порядке, иначе я подам в суд.

– Что вы здесь делаете? – спросил Дункан, стараясь не принимать оборонительную позицию.

После секунды раздумий последовал ответ.

– Приехала тебя проведать, – улыбнулась Мэгги. – Не очень-то весело торчать здесь.

– А почему вы смотрели в окно коттеджа?

– В фургоне нет света. Подумала, ты в доме.

– Да, конечно. – Дункан заметил, как она пытается засунуть что-то себе в карман. – Что у вас там?

– Ничего.

Однако он уже светил фонарем на руку, сжимавшую мобильный телефон.

– Отсюда сложно дозвониться, – сказал Дункан. – Вы же не собирались делать фотографии?

– Нет, конечно, нет…

Констебль протянул руку.

– Послушайте, я не успела ничего снять, ясно? – запротестовала Мэгги.

– Тогда вам не составит труда показать мне содержимое, так?

Мэгги опустила плечи и показала дисплей.

– Все равно ничего толком не видно, – пробурчала она, показывая два смазанных белесых снимка.

Дункан понимал, что пользы от них никакой, сам не мог разобрать ничего, но все же велел удалить их.

– Остальные тоже.

– Это все.

Он пристально посмотрел на нее. С раздраженным вздохом Мэгги показала остальные фотографии.

– Вот про эту вы, наверно, забыли, да? – бодро спросил констебль, когда появился еще один снимок коттеджа.

– Теперь доволен? – спросила она, удаляя последний. – А теперь что будешь делать? Арестуешь меня?

Дункан сам задавал себе тот же вопрос. Вроде журналистка не нарушила закон. Она ведь не пересекала ленты.

К тому же она ему чем-то нравилась.

– Обещаете, что больше не будете туда лезть? – произнес он строгим голосом.

– Не буду, честно. Ой! – Мэгги вздрогнула, ступив на поврежденную ногу.

– Вы в порядке?

– Вполне. Могу быть свободна?

Дункан замялся.

– Где ваша машина?

Она махнула на дорогу:

– Там оставила.

– Вы уверены, что дойдете?

– Не сомневайтесь, доползу.

Улыбаясь, Дункан наблюдал, как маленькая фигурка прыгает по дороге, светя перед собой фонарем. Затем направился к фургону. Войдя внутрь, заметил на пороге грязный след. Чертов Фрейзер. Никогда не вытирает ноги.

Думая о Мэгги, он включил газ под чайником.

Машина Мэгги была припаркована на расстоянии пятидесяти метров. Хромота прошла, как только удалился Дункан, но она продолжала хмуриться. Бабушкина машина «мини» была грудой металла, и все же лучше, чем ничего.

Она села за руль и проверила мобильный. Сама стерла все фотографии и все равно не могла поверить, что они исчезли. Пусто.

– Черт! – громко произнесла Мэгги.

С отвращением забросив телефон в сумочку, она достала диктофон и нажала кнопку «запись».

– Напрасная трата времени. Так и не получилось разглядеть тело. Последний раз пытаюсь играть в разведчика.

Сердитый взгляд растаял, сменившись грустной улыбкой.

– Вот напугал. Чуть не описалась, как в детском саду, играя в прятки. Боже, этот молодой констебль прыгнул на меня как бешеный. Как его зовут-то? Кажется, Дункан. Рьяный трудяга, но гуманный. Симпатичный. Интересно, женат ли?

Продолжая улыбаться, она сохранила запись и завела мотор. Фары залили дорогу светом, из трубы вырвались выхлопные газы. Мэгги выехала на дорогу.

Воцарилась тишина. Секунду ничего не шевелилось. Затем от площадки, где только что стояла машина, отделилась тень и направилась в темноту.