Непридуманные рассказы и рассказики. Рассказы. Миниатюры

Какую фамилию носит этот Эдмон?

– Мама, что ты мне посоветуешь? Меня пригласили на свидание сразу двое, – Ента всегда советовалась со своей мамочкой, во-первых, она была очень послушной девочкой, а во-вторых – в старые времена и в рассказах о ранешнем времени дети чаще советуются со своими родителями, если вы верите рассказам. Ента продолжила, увидев, что мамуля превратилась вся в ухо:– Одного ты знаешь, это Гиршеле, сын нашего резника. У второго такое красивое имя – Эдмон! Он недавно приехал в Хелм из Вены, у его отца и деда здесь какие-то дела. Он такой фантазер, постоянно рассказывает мне о Вене и о Париже, обещает увезти меня их Хелма!

– Доченька, ну подумай сама. Гирша и всю его семью мы знаем много лет. Его отец – шойхет, Гирш скоро сдаст экзамен и тоже станет резником, уж что-что, а голодать и бедствовать ты не будешь, пока в Хелме будут жить евреи. Кто-то обязательно должен зарезать корову, овцу или хотя бы курицу, чтобы жены могли приготовить обед своим мужьям. А Эдмон – кто его знает, еврей ли он и соблюдают ли в его доме субботу? И откуда он только приехал на нашу голову, и какую фамилию носит его отец?!

– Ротшильд или что-то в этом роде…

Дура-внучка

Взволнованная и потная, колыхая пышной грудью, в домик раввина быстро вошла девушка. Она спросила ребецн, но та уехала проведать свою замужнюю дочку, потискать внуков, и немножко отравить жизнь своему зятю, который по ее мнению недостаточно любит свою жену, плохо заботится о своих детях и совсем не уважает тещу. Пришлось раву самому разговаривать с девицей.

– Ребе, сегодня вечером моя свадьба, я буду стоять под хупой… – Мне ли не знать об этом, если я должен буду стоять напротив?!

– Ну да, ну да… Я хочу спросить, ведь после свадьбы, я буду лежать в постели со своим мужем…

– И что удивительного? То есть что тебя удивляет, ибо сказано в Торе «Плодитесь и размножайтесть»!

– Ну да, ну да… Я хочу спросить тебя, ребе, о чем мне следует думать, когда… ну вы понимаете, когда…

Раввин помолчал немного и спросил:

– Ты ведь Лия, дочка хромой Рахили? Той Рахили, дочки Малки, и следовательно ты Малкина внучка… Когда будешь лежать в постели со своим мужем, когда он начнет снимать с тебя рубашку – поблагодари от моего имени свою бабку Малку.

– За что, ребе?! – удивилась Лия.

– За то, что когда-то давно, на свадьбе у Пинхуса Дворкина, когда я потискал ее в темном месте у забора, она влепила мне пощечину. Она мне нравилась, а после той пощечины у нас ничего не сладилось и теперь, слава Г-ду нашему, у меня нет такой дуры-внучки!

Почему зима – не лето

Меир Вольф снова пришел к раввину, чтобы задать свой вопрос. Известно ведь, что любой житель Хелма способен задать столько вопросов, что на них не будут успевать ответить все жители Егупеца, не только раввины. А сложность вопросов жителей Хелма бывает такой, что собравшись вместе, раввины Егупеца не могут найти на них ответы. Будь это во времена гаонов, можно было бы написать в Вавилон или хотя бы в Ерушалаим, но… Не таков был хелмский раввин, наполненный мудростью Талмуда и комментариям Раши, он всегда знал, что сказать не только евреям!

– Ребе! – спросил Меир, – почему мир устроен так, что летом, когда мы изнываем от жары, когда так хочется снега и льда, никогда с неба сыпется снег? Зато зимой, продрогшие до костей, мы мечтаем об июльском зное, но солнце нас не согревает, только светит?

Раввин полистал ТаНаХ, для этого ему не пришлось даже надевать очки, очки уже сидели у него на носу. Видно было, что Книгу он листает для виду, обдумывая ответ, а не ища его среди страниц.– Послушай, Меир, если бы летом вдруг пошел снег, а моя Лия, дай ей Б-г дожить до ста двадцати, как раз разложила просушиться перину и подушки? Ты только представь, какая это была бы неприятность! А ты Меир, зимой ты переехал к своему тестю на другой конец Хелма, перестал топить печь, чтобы выморозить всех своих тараканов. И что? Среди января начинается жара и эти твари возвращаются к тебе жить, тебе приходится возвращаться домой, даже не попробовав бульон с манделах, который приготовила твоя теща, не отведав ее рогаликов. Хорошо бы это было? И ушел Меир Вольф из дома раввина, размышляя о безмерной мудрости Г-да и благодаря его за то, что прислал к ним в Хелм такого мудрого рава.

Сколько чая выпивает Высотский

Меир Вольф из Хелма пришел к раввину, чтобы задать вопрос:

– Ребе, каждый еврей знает, что рыба очень полезна для ума, в ней так много фосфора. Как ты думаешь, где едят больше селедки – в Егупеце или в Касриловке?

– Ты знаешь, Меир, иногда мне кажется, что в Хелме рыбу не едят вовсе, а всю селедку, которую должны привозить в наш с тобой Хелм съедают Бродский и Высотский.

– Ребе, я каждый вечер за ужином съедаю гекахте фиш, моя Лея-Двойра готовит ее так вкусно! И съедая по целой селедке вечером, я должен потом ночью вставать несколько раз, чтобы утолить жажду. Сколько же воды выпивают ночью сахарозаводчик Бродский и чайный фабрикант Высотский?!

– Меир, они не пьют воду, они пьют чай, даже ночью.

Шикса

Спокойная жизнь в городе Хелм …но вы же не поверите, что жизнь в Хелме была всегда спокойной? То разругаются до самых страшных проклятий соседки и бывшие лучшие подруги Лея-Двося и Злата, то обнаружится, что городской шойхет неровно дышит к жене меламеда, а та позволяет ему придти переночевать прямо днем, пока меламед учит талмуд с детьми в хедере. И что интересно – ни один самый секретный секрет не мог оставаться секретом больше двух часов – проверено многократно! Стоило только молодому Менделю проводить Рахилю домой и помочь ей нести тяжелую корзину с базара, как женщины Хелма начинали обсуждать, сколько должен будет выплатить Мендель по ктубе, когда будет давать Рахиле развод. На женской половине синагоги всегда было что обсудить и какой новостью поделиться. Дочка хелмского лавочника Руфь (дай Б-г её отцу Рувиму столько денег, сколько хелмцы думали, что у него их есть) приехала из Варшавы, где училась на женских курсах (надо же, втемяшилось девчонке, что должна она стать акушеркой!) Ну приехала и приехала, должна же она была когда-то и домой приехать, не все же учиться. Так нет, вместе с ней приехал молодой мужчина. Уже скандал! А что зовут его Яцек – то не скандал?!Яцек – так Яцек, с кем не бывает, но он же сразу пошел к раввину, тот позвал за моэлем и втроем они долгое время обсуждали что-то в домике у ребе. Кто только из соседок не заходил к ребецн за эту пару часов – и соль попросит, и капуста вдруг дома кончилась, и муки не хватило, чтобы испечь тейгелах – ребецн никому не отказала, но принимала посетительниц на кухне. а дверь в комнату была закрыта. Хорошо, что буквально на следующий день весь Хелм только и говорил. что о готовящемся брите Яцека, который выбрал себе новое имя Янкель, и что вскоре после бритмилла Янкель и Руфь будут стоять перед ребе под хупой. И ведь что интересно, уже через полгода молодому геру поручили читать в субботу очередную главу из Торы! А когда Йоселе-портной, сын портного Боруха привел в дом гойку Анелю?! Его мать кричала «Убивают!», каталась по полу и протягивала сыну ножик – просила зарезать её, чтобы не мучиться. Ну что с того, то Анеля прошла гиюр и окуналась в микву – свекруха не имела для неё другого имени, как «шикса». И в комнате у Йоселе с Ханой (бывшей Анелей) всегда чисто и убрано, и на кухне порядок, и никогда она не приготовит дома трефного – всем бы мужьям такое золото, как Хана (кто не пропивает последний грошик в шинке, а несет его домой, чтобы отдать жене). Ну подумать только, уже двое внуков у Голды, матери Йоселе-портного, скоро будет третий. а все «шикса» да «шикса»! Подумать только…

Спорщики

Евреи Хелма считали свой город средоточием учености и мудрости, ставя его в один ряд с такими университетскими городами, как Болонья в Италии. Монпелье во Франции и Толедо в Испании. Некоторые талмудисты Хелма договаривались до того, что сравнивали город с Вавилоном эпохи гаонов. Хромой Меир однажды сравнил Хелм с Иерусалимом, но такой дерзости ему не позволили, максимум – с каббалистическим Цфатом. Среди ученых мужей Хелма выделялись талмудисты и знатоки ТаНаХа Гиршеле и Менделе, правда, им оставалось прочитать еще примерно страниц пятьсот священной книги, но среди мудрецов Хелма они считались самыми выдающимися – у Гирша ведь был третий том комментариев Раши, а Мендель почти закончил чтение Агады и собирался приступить к изучению Шулхан арух. Спорщики Гирш и Мендель были завзятые, переспорить своими неистовыми криками могли любого, потому с ними старались не связываться и оставалось им объяснить темные места из прочитанного только друг другу. Так ведь известно: два еврея – три мнения! И спорили они до хрипоты, а иногда и до выдранных бород и пейсиков. Если один из них, скажем, утверждал, что река Итиль впадает в Хвалынское море, второй тут же поправлял, что не Итиль, а Ра и не в Хвалынское. а Хазарское. И тут же затевался спор о том, пришли хазары прямо из Иудеи или сначала останавливались в Вавилоне, сами ушли или выгнал их Нерон с Титом, все десять пропавших колен населяли Хазарию или только колено Реувена. ушли они потом в Бухару с берегов Каспийского моря или составили основу казачества на Дону. Ну, казалось бы, что еврею до казаков?! Так нет, спорят до хрипоты – фамилия Мелехов произошла от слова «царь» или от «соль»? Ну скажите, если казак стегнет по спине нагайкой, вам будет не все равно, как его зовут и от какого еврейского слова происходит его фамилия, даже если его родословная будет восходить до самого кагана?

Страхи

– Послушайте, ребе, – Йосл бледнел, потел, постоянно вытирал лицо платком – он очень волновался.

– Послушайте ребе, я уже начинаю бояться, добром для меня это не кончится. Я так начинаю бояться. что уже каждую ночь жду, когда меня придут арестовать и пусть закончится этот ужас.

– Йосл, расскажи подробно, чего следует бояться мелкому гешефтмахеру? Или ты должен денег Зюссу, а может самому Ротшильду и они требуют их вернуть? Ну так верни что должен и спи уже спокойно!

– Слава Богу, Ротшильдам я ничего не должен, но разве вы не слышали, что в самом Париже арестовали этого Дрейфуса-Шмейфуса и его будут судить военным судом? Он ведь шпион, а это значит «пиф-паф» и все кончено!

– Еще не «пиф-паф» и какое отношение Дрейфус имеет к нашим хелмским евреям?

– Ребе, я ведь езжу туда и сюда. там купил – здесь продал, из Парижа в Вену, из Хелма в Черновцы, с того и живу. Австрийские жандармы свободно могут арестовать меня в отместку, что французские арестовали Дрейфуса. Во-первых, я веду свой гешефт и с французами, я почти свободно говорю уже и по-французски. А во-вторых я знаком со старшим конюхом графа Эстерхази, он два раза покупал у меня туалетную воду, которую я привез ему из Парижа. Правда, что ни французская, ни австрийская таможня не получила причитающейся пошлины, но за это я уже почти не боюсь, они ведь арестуют меня, как шпиона. а не как контрабандиста!

– Послушай. Йосл, мне кажется, что австрийским жандармам есть до тебя дело, как Моше волновался, что будет с египтянами после десяти казней! Спи уже спокойно и не бегай по Хелму, размахивая руками, будто ты ветряная мельница. Ты скажешь жандармам, что привозишь из Парижа не только туалетную воду для конюха графа Эстерхази, но и голландские сорочки лакеям канцлера Бисмарка в Берлин.

– Ойц, какое вам спасибо, ребе, ведь это почти чистая правда, жить вам и жене вашей, и деткам до ста двадцати! А что, вы думаете, на них это подействует?

– Йосл, важно, чтобы ЭТО подействовало на тебя! Иди уже и поменяй свой платок, ты так вспотел, что он уже мокрый насквозь. Я только боюсь, что сейчас ты испугался, как бы тебя не приняли за французского шпиона, а потом ты испугаешься, что тебя сошлют на остров, как французского императора.

Кот

– Ребе, вы знаете, какой умный у меня кот? – Мотл зашел к раввину не с пустыми руками, мужчинам теперь было с чем отведать кисло-сладкое мясо, приготовленное женой ребе.

– Это такой умница, такой умница! Напроказит чего-нибудь, я только соберусь его пожурить, а он или под диван спрячется, мне его не достать, или на шкапу сидит, не буду же я за ним лезть на верхотуру. Лехаим, ребе! Но не про это я хочу вам рассказать, ребе. Заметил я, что в первой половине дня котик мой, мой Васька (не давать же коту человеческое имя Шмулик или там Шломо) ест только молочное! Вот поставит ему жена моя Ривка блюдце сметаны или сливок – вылижет его подчистую и ни за что не притронется к мясному, да Ривка и не осмелится ему предложить мясо, правду сказать, ребе, что мясо у нас в доме и нечастый гость. Зато как он вечером ловит мышей, которые у нас дома частые гости. И ведь именно вечером, когда уже можно и мясного поесть. Поймает одну-другую мышку и съест их. а сам так и мурлычет «Ш-мя-у, ш-мя-у!». вот просто слышу от него «Шма, шма».

– Очень интересно, Мотл, очень, – только и мог вставить раввин, как гость продолжил, не забывая наливать себе и хозяину из принесенной бутылки, цепляя на вилку очередной кусок мяса и макая в подливку кусок лепешки.

– Ребе, я уверен, что мой кот, мой Васька – еврей, иначе к чему ему так строго соблюдать кашрут? Сказано же в Торе «Не вари козленка в молоке его матери» – он и не ест мясное вместе с молочным, такой молодец! Ребе, как вы думаете, если котику моему сделать обрезание? Через неделю Мотл подошел к раввину в синагоге:

– Вы помните, ребе, про моего кота? Ну конечно помните, как про такого забудешь! Нет, все-таки гой останется гоем, Васька – он Васька и есть! Буквально вчера, покормила его Ривка сметанкой, слава Б-гу, корова наша доится, пусть у всех матерей для их новорожденных будет столько молока, сколько дает моя корова. Съел котяра сметану и пошел гулять во двор. И прямо на моих глазах зазевавшегося воробья прямо слопал, вот прямо с перьями! А ведь так соблюдал, так соблюдал!

Счастливая трубка

– Ребе, вы слышали эту новость – Хаим-Борух, муж Соре-Ривки вернулся от своего цадика, у которого он жил последние 2 года, изучая каббалу. Подумайте, все уже называли Соре-Ривку «соломенная вдова», два года мужа нет дома, и тут он вернулся. И что самое интересное, он принес с собой чубук от трубки, которую курил цадик! Вы знаете, какой это чудесный чубук? Все хотят его иметь хотя бы на пару затяжек из трубки – он, этот чубук, приносит счастье! Мотл-молочник из Касриловки вез свои бидоны на базар в Хелм и перевернулся на телеге, когда дорога шла через овраг. И знаете что? Он вполне мог убиться, такой крутой там подъем, но накануне он половину часа курил трубку с этим чубуком и отделался всего лишь сломанной ногой и двумя сломанными ребрами! А Гирш, который готов был дать «гет» своей жене Рахель – она никак не могла родить ему ребенка. Так он взял чубук у Мотла на целую ночь и уже через пять месяцев он должен стать отцом. Подумайте, ребе, разве это не чудо – его полгода не было дома, одна ночь с чубуком от трубки цадика – и через пять месяцев у него родится, если Б-г даст, сын! Ну, если Б-г не даст, то родится дочь, но Рахель и дочке будет рада. А вы знаете, ребе, как рада Соре-Ривка? Ведь за каждую затяжку, за каждые полчаса, на которые она дает попользоваться чубук, ей платят живые деньги! Сегодня даже г-н помещик прислал три рубля – он хочет этот чубук на целую неделю!

– Послушай, Ицик, что ты пристал ко мне с эти чубуком?! Не собираюсь я арендовать этот чубук ни у Соре-Ривки, ни у Хаим-Боруха, ни у самого цадика!

– Ребе, ребе, вы неправильно меня поняли! Ведь хасидский цадик – такой же раввин, как и вы. Вот если бы вы дали мне чубук от своей трубки

…После этих слов в доме раввина настала тягостная тишина, которую все-таки пришлось прервать раввину:

– А это ничего, Ицик, что я не только не цадик – я не хасид? Это ничего, что я НЕ каббалист и никогда НЕ читал книгу «Зогар»?! И это ничего, мишугинер, что весь Хелм знает, что я не курю трубку и вообще не курю?!!

Миньян праведников

История эта, как все широкоизвестные истории, обросла нелепыми подробностями, глупыми деталями, попросту враками, правда оказалась погребена под вымыслами. Известнейшие каббалисты в Цфате, читая Тору и производя необходимые вычисления согласно гематрии, нашли способ избавить человечество от пороков, вернуть мужчин и женщин в райские кущи, где не будут они голодать, не придется им проливать пот, добывая свой хлеб, не испытают женщины мук при рождении детей. И уж конечно, исчезнут войны, моровая язва и стригущий лишай. Для этого надо, чтобы десять праведников составили миньян, совместно прочли вечернюю молитву и заклинание. Заклинанием этим пользовались еще халдеи, когда им нужно было прекратить град, повысить урожай ячменя или снять зубную боль. Беда в том, где в Палестине найти десять праведников?! Кого римляне не увели в рабство, того арабы обратили в мусульманство, кого не убили крестоносцы, тот сам уехал в Черновцы, Вильно или в Бердичев. Вот и получается, что собрать миньян из праведников под силу только хасидам. Получив письмо из Цфата, любавичский ребе долго морщил лоб, чесал свою бороду, так что жена собрала чистое белье и приказала сходить в баню, а ведь только четыре дня назад ребе в ней парился. Задача собрать вместе десять праведников была такой непростой, что ребе позвал к себе в дом цадика из Хелма, который по счастью остановился в ярмарочной корчме – через два дня в Любавичах собиралась большая ярмарка. Сначала любавичский ребе и хелмский цадик несколько раз прочитали письмо из Цфата, потом они долго спорили, затем любавичский ребе достал пачку чистой бумаги, перья, чернила и все, что нужно для письма и два раввина долго чиркали бумагу. Писем было так много, что марками, которые клеили на конверты, можно было почти совсем обклеить стенку в домике любавичского ребе, если, конечно, клеить изнутри, а не снаружи. Полетели письма во все концы, два письма даже к караимам попали, но это потому, что уже тогда почта в России плохо работала. Во всех письмах было предложение назвать имя праведника и помочь ему добраться до Хелма (на сборе в этом великом городе особенно настаивал цадик). Но что самое интересное – письма еще были в пути, их везли почтовыми тройками, перекладывали с места на место на почтовых станциях и почтамтах, а все евреи в черте оседлости и чуть-чуть за ее границами только и говорили, что о поисках десяти праведников. О праведниках говорили и в синагогах на мужской половине, и в корчмах, где собирались гешефтмахеры и маклеры, о праведниках рассуждали на женских балконах синагог и возле общинных печей, куда ставились субботние чолнты.

– Муж Енты, Хаим…

– Что вы говорите, Лея, вы только послушайте, что вы говорите! Хаим, который не выругавшись, не сможет связать двух слов – праведник!

– Может быть, Мотл из Касриловки?

– Который Мотл, тот что так любит танцевать фрейлахс на каждой свадьбе, который не пропускает ни одной вечеринки, когда его семья ужинает одним куском хлеба на семерых? И это вместо того, чтобы работать, а не проживать приданое своей хромой Голды?!

И вот такие разговоры велись в каждом местечке, а также в Егупеце, на Москве и в самом Санкт-Петербурге. Конечно же, разговоры евреев дошли и до хозяина Преисподней. Озабоченный и хмурый он вызвал своих самых близких подручных.

– Новость вы знаете, эти выдумщики из Цфата совсем не пугают меня, пусть делают свои вычисления и царапают свои заклинания. Но когда хелмские хасиды принимают участие – это оборачивается для меня большой бедой.

– Адони, зачем тебе беспокоиться? Я сама займусь нашими мудрецами и вы увидите, что они не вас, а себя доведут до беды, – Лилит была чертовски хороша и, как всегда, убедительна. Послушайте, два или три года евреи канителились – кто-таки среди них праведник? Чаще всего оказывалось, что праведник совсем недавно умер, только-только по нему отзвучала поминальная молитва. Или праведнику всего несколько недель от роду и никак он не может участвовать в составлении миньяна. Но все-таки, все-таки десять их собралось в Хелме накануне ярмарки. Благоговейно смотрели евреи, как важно шли они в синагогу, старались вдохнуть запах, который исходил от них, запах густого дегтя от сапог и редьки с луком из ртов. Всю ночь молились праведники, трижды прочли они составленное в Цфате залинание, а утром… Утром балагулу Пинхаса, как обычно, нашли мертвецки пьяным в придорожной канаве и жена его Сарра со слезами и криками повела домой, внимательно осматривая его штаны и лапсердак – сможет ли она самостоятельно почистить и починить их или придется обращаться к портному Арье? Нет, не получилось в этот раз у праведников избавить евреев от пороков. Пришли к ним любавичский ребе и цадик из Хелма, стали все двенадцать думать, что не так и как сделать «так». И после долгих-долгих споров, чтения книг ТаНаХа сказал хелмский цадик:

– Евреи! А хоть вы все и праведники и не зря собрались здесь, признайтесь, что у каждого есть темная половинка, о которой вы хотите забыть и даже забыли! Кто-то выпил глоток воды в Йом Кипур, кто-то из вас (упаси Б-же, я не утверждаю!) попробовал сало (и трое незаметно обтерли себе губы), а кто-то не просто пожелал жену своего соседа, а делил с ней кровать (и двое вздрогнули, словно обманутые мужья уже стучали в двери). И что же нам делать? Надо собрать не десять, а двадцать праведников – тогда уж точно, сложив праведные половинки может получиться миньян и заклинание обретет силу! Задумчивыми разъезжались праведники домой – как же подсчитать в душе своей праведность, составляет ли она хотя бы её половину?