Примирение с женщиной

«разве все, что не можем присвоить, мы должны ненавидеть»?

Что-то пустое и необъятное окутало меня сейчас, продолжал он, выводя в уме новые нравственные императивы. Она молчала, пока он выбирался из собственных размышлений. И пока ждал её вербальной реакции, а т.е. ответа, уже чувствовал тревогу, не только за себя, но и за неё. Из-за меняющегося отношения. Понимая, что совершил. Что предал. Установив связь. Начав союз без идеи, без любви, но только лишь для удовольствия? Что это? Результат личного уродства? Осуществление внутренней пустоты? Я хотел, я много мечтал о разнообразии дарующего покой. Но никогда не думал так в серьёз, что нет никакого разнообразия и уж точно нет никакого покоя в разнообразии удовольствий. Покой зависит только от творческих возможностей моего отношения к основным понятиям мироздания, идущее от понимания, что достигнуть чего-то реального можно лишь оставив всё ненужное, вобрав в себя только самое нужное, самое важное, освоив катехизис пособия определения истины в мироздании, ровно так же, как творчество истинное происходит от чистоты помыслов. Помыслы они и есть оплот того творчества, что превозносится в мир укрепляя нравственность. Совершая благое, на уровне воздействия самим нравственным помыслом на будущее, так воспитывая сознание, существуя в каждом моменте через сам предмет творческого толка и есть действие. Сублимируя брезгливость в парадокс нравственности, уводящей в глубины призрения и порицания другого, за выдуманное тобой в твоей не существовавшей никогда чистоте ты и уничтожил, порицая того, за то, чего и сам желаешь. Но не можешь признаться в этом, поскольку неспособен получить это. А я иду туда, где волей и душой организуется система восприятия, основанная, да, на опыте, но не стремящимся к разнузданности в этом опыте. А лишь свершая недостающий опыт, вступив в искажённое новой действительностью время. Пусть так. Так он представлял все это себе. Когда спрашивал: «Кто он сейчас?» Знал ли, что остаётся потом? И в чём подвох? Что увидит в зеркале отражаясь ей? А я заметил, и теперь вижу, что и он видит, как женщина превращается в элемент деструкции. И что от неё пора избавиться. Но мне ближе, когда женщина остаётся женщиной, хоть и той в которой теперь всё окончательно раздражало. Сидит не понимая, всё ещё пользуясь своей свободой для развлечения. Строя какие-то свои планы на будущее, уже находясь там, где их самих-то не должно быть. Единственное в чём оставаясь ещё лучшей, ещё более настоящей так это в том, что не разучилась плакать. А что, в сущности, дает такая связь, кроме эскалации притворства в прогрессии времени? Если начать врать сначала себе, о том, что есть всего лишь выражение манер современности, говоря о нормах отношений времени сейчас, защищаясь любым пунктом в необходимости на уровне обязательного удовлетворения психологической и физиологической потребностей, значит скоро начнёшь врать окружающим, объясняя своё отношение к высшему некой не двузначной позицией в стремлении сблизиться с прекрасным. Так поверив в то, что не есть пока любовь, приняв её за оное, опошлив до низости, на французский манер! Так и сейчас, всплыв со дна её глаз, смотря сквозь взгляд, не желая обнять, успокоить, пожалеть, значит уже глядеть не на неё, а на то, что сотворил, в присутствии её самой, чувствуя превосходство положением, значит уже перестал стремиться к высшему. Встав рядом с потребителями. Говоришь ей слова, словно оправдываясь, искажая понимание самих себя перед друг другом. Уже не искренен. Делая из неё сначала навязчивую идею, а потом проблему. Каждый раз тянущей в низ, а не несущей в верх. Кому и на сколько он и она дарит облегчение тем самым удовлетворением? Что происходит с нами, когда всё это становится обычным досугом? Любовь. Искать любовь на сайте знакомств? Кто руководит процессом сегодня? Кто ведёт? Чей парад? Всё же, этот запрос к кому: вопрос доступности женщины, как объекта наслаждения ею, результат эмансипации, вопрос феминизма, шовинизма, фашизма, унижения? Или это запрос, спасающий от таски борющихся за права и собственные свободы? Ну тогда это вообще абсурд? Лев, иногда сбегающий прямо в клетке на волю, а затем возвращающийся в свой родной цирк или зоопарк получается? Да и почему мы тоскуем, получив, что хотели? По кому? Чего нам не хватает снова? Если наступила свобода! Отчаяние, в бессилии противостоять своим внутренним нечистотам теперь уже есть лишь вспышка желания, мотивирующая на снисходительность, теперь заставляет встать перед тем, кого обратил в нечистое, совратив сам и совратившись под действием ложного! Отчаяние… и отсутствие достоинства. Вот и вся любовь, – и на что это похоже, когда при общении с ней, ты как бы начинаешь видеть те моменты, которые необходимы ей в общении с тобой. А потом поражаешься её пошлости и развратности. – Бесстыдству? – Именно бес, тут всё, позволь, бес и без. Понимая это, ты уже можешь пренебрегать тем, что видишь. А значит, сопровождаешь тот интерес, в рамках которого существуешь сам, до той поры пока ты интересен ей в том чего хочет она, но уже не хочешь позволить её перевести тебя к следующей фазе знакомства, и так далее и всё по кругу…

…Мне нравится с тобой общаться, на этом уровне. Те вещи, которые мы обсуждаем интересны, и ты о них знаешь, для меня это важно. Он смотрел на неё, она сменила цвет волос, осветлив прежние, кажется, она была брюнетка. Конечно же он не мог не отметить часть её нового образа. Намекающий на перемены в душе. Тем спокойнее было это осознавать, понимая своё участие в общении с ней в найденных границах, тем приятнее было общение. Тем сильнее хотелось эти границы нарушить. Нет нарушить не совсем справедливое слово для такого примера. Скажем так, расширение границ в свойстве общения между мужчиной и женщиной. Чтобы не упираться в случае чего в ненужные преграды, просто отсрочивающие то, что гармонически произойдет рано или поздно в жизни каждого. Общение на уровне лёгкости момента. Радости. Улыбки. – Но какая в нём необходимость для неё? – Вот этот вопрос и мучал его в тот самый момент, когда он смотрел на её причёску, по поводу которой она шутила, что блондинки – это особый вид мышления. Он поправил: «наверное, не блондинки, а женщины с русым цветом волос?» Примерно так она и считала, но говорила именно про блондинок. Естественно, иногда, особенно во время её сидения за рулём, во время вождения, отпускались соответственные шутливые репризы в адрес её нового образа и о тех привилегиях, которыми она теперь располагает, теперь будучи блондинкой.

Но кем бы она себя не считала, как бы не хотела что-то сказать, для меня истина всегда проявлялась не в ней, а в том, что происходило за кадром всех событий, соответствующих встреч. Именно то, на что она никак не могла повлиять, появившись искусственно, являя искусственный нарратив, вызванный определённым интересом. Существующих и входящих в некий клуб. Откуда меня вышибало окружающее пространство, когда я сам оставался один на один с ним. Это продолжалось постоянно от начала зачатия идеи в сублимации желания в намерение до самого финала последней встречи с последней. И это касалось вопроса самоуважения. Потеря самоуважения. Расстройство, угнетённое состояние несмотря на то, что получал всё, что хотел от встреч: разговоры, прогулки и многое другое для времени досуга. – Ты какие-то знаки получал? – Да, практически сразу и постоянно. Я видел их. – Что это было? Первое, серьёзное, что произошло, по-моему мнению, так это то, что в самом начале, как только зарегистрировался, у меня словно отняли телефон. Первый раз, я чуть не уронил его в воду, точнее он упал, но я его смог быстро вытащить. А второй раз я его попросту потерял. Оставив где-то лежать, где прибывал с друзьями. На улице около заведения, где мы иногда собирались поболтать. Правда потом мне его вернула, девушка. Я смог дозвониться до неё на следующий день, набрав свой номер. Потом не стали постоянно преграждать дорогу. В прямом смысле: машины начали выскакивать передо мной каждый день на моём пути следования до работы и ли по делам, там, где я их не встречал, в итоге это достигло какого-то абсурда. В моменты максимального негодования я просто оказывался физически заперт где-то. Настроение тяжёлое. Меня преследовал, такой, как бы звук, словно непонятный треск стоит повсюду и звон. Пространство стало колючее, становилось труднее чем-то любоваться. Чувственность как будто бы притупилась. Короткие фрагменты меня делали счастливым, а длинные несчастным. Всё приходило в негодность, мир вокруг словно деревенел. Затем, начала протекать вода. Сначала из трубы в батарее. Потом из ванны. А затем из стиральной машины. Последнюю просто прорвало снизу где-то. На этом пришлось прекратить наше общение в мессенджере, так как она пыталась разогнать интерес к себе ввергая в непонятное ожидание её во времени, словно специально заставляя меня постоянно ждать чего-то, погружая в какую-то неопределённость. Никогда не могла определиться точно, появится она или нет. Словно показывая свою непринуждённость. Но это была фальшь. Пришлось сначала оставить возможность лишь видеться, натурально созвонившись по телефону и договорившись о встречи, если возникнет такое желание. Позже я сделал словно ответный ход отреагировав на всё продолжающиеся сигналы пространства, дав понять ей что мне не комфортно, чтобы избежать переписки, следствием чего и стала неопределённость и хаос, приведшего к тому моменту, что просто был удалён её номер, тогда, чтобы, если она не позвонит сама, значит могут никогда и не встретиться. Она, конечно, была предупреждена, так как я сообщил ей, что удалит контакты её, дабы не написать и не потревожить её и себя. Так как она не может сейчас общаться с ним сама в виду своих причин. А если ей что-то понадобится, она может позвонить сама, когда сможет. И они могут пообщаться. Предложил одностороннюю связь.

Он сидел и смотрел на свой телефон, который звонил, звонила ему она, он решил не брать сейчас и сразу перезвонить ей, как только она положит трубку, она подождала еще чуть-чуть, и линия оборвалась сама собой. Тогда она подумала, хорошо, значит так. Перед тем как позвонить, она сказала себе, что, если трубку не поднимут, тогда она более не выйдет на связь с этим человеком, если он не обманул её и сказал правду о том, что удалил её контакты. Только чтобы не мешать ей и не писать ей, ясно давая понять, что проверяет её интерес к нему. Выражалось всё это, ещё раз, так: он предложил ей звонить самой, без возможности звонить ему самому и в особенности писать. Тут же вся собранность ушла, и возникла некоторая переломная точка в осознании всё той же жалости к себе, руководствуясь тягой к ощущениям подобного у каждого, безнадёжного, переросла бы у кого-то в некое презрение мира, у кого-то в злость на себя, но те или иные чувства одинаково обуяли обоих, точно сбалансировав всё страдание от невозможности стать ближе, точнее от ощущения, мешающего настоящему сближению, cсейчас проходящей странной и присутствующей во всём, тонкой нити брезгливости отторжения. Каждый, не будучи отвергнут окончательно, был запутан в такую головоломку, из которой может и есть выход. Но он только в решении, где вначале, каждый сам диктует условия понимая фатальность всего происходящего. Не декламируя любовь, а смотря на то, как поступить, чтобы остановить нарастающее разочарование.

Уже потом, а теперь сейчас, он начинает прокручивать всё произошедшее в уме. Мысли, достигающие его из далека, показывают внутреннее недовольство от тех вещей, к которым он своими фантазиями привязывал себя, как к делаемому в жизни, определив то, что как бы не хватает. Но чего ему не хватало? Или хотел одно, а получилось другое? Долго ли он сопротивлялся? Не знал, можно ли решить вопрос, не такой уж иллюзии ощущений, поскольку – фантазия есть руководство по представлению удовольствия в уме, а ума к стимулированию достижения в удовольствии, спровоцированное самой фантазией. «Зачем я это делаю?», спросил он сам себя. Допустимо ли это? Счастлив ли я от полученного? Получил ли я-то, чего желал? Удовлетворил ли я свою фантазию, закрыл ли окно, сквозящее беспокойством, столь навязчиво хлопающего своими створами, как в безумном сне лупя створками по стенам в мрачном пространстве, оживлённые бушующем ветром. Получив допуск к ресурсу, позволяющий брать, выбирать, находить и использовать, бросать и снова брать. Но потратив силы с чем, он останется? С чем остаётся она или уже они. Кто есть кто, в этой игре? В этой внешней и лживой игре реализуя выказать возможности права и свободы нового времени.

Уже очень давно что-то пошло не так. Разве кто-то виноват? Если нам досталось это время? Подумала она.

– А почему в игре? Остановила она его размышления. – «Да, именно в игре», не задумываясь ответил он, весело жестикулируя рукой, как бы отводя её взгляд, стоя напротив, словно приветствуя что-то перед собой на уровне её лица. Будто развеивая что-то. – Разве мы не играем сейчас? – И в чем же тут игра? Всё ещё стараясь натурально не замечать то, что уже начала понимать, как будто стараясь уточнить, спрашивала она. – Игра в чувства, в эмоции, мы их вызываем искусственно, начинаем что-то чувствовать по отношению к друг другу, но на уровне сексуального влечения. Как только оно пройдёт. Начнётся новая игра. Ещё раз уточнил он, и продолжил: «Искусственный выбор значит: мы ориентируемся на обложку, искусственный образ, созданный фотографией, восполнившей все изъяны натуры, выбрав только нужные черты, подчеркнув их, сделав снимок видим часть чего-то или, в прямом смысле кого-то, и вот, эта некая запечатлённая часть бьёт точно в цель той самой фантазии, отражаясь помыслом в нас, явив что-то не похожее на нас самих. Как бы закрепляясь в самомнении о возможностях, представляемых тобой, в частности, фото. Теперь мы боимся увидеть другого человека в реальности. Боимся всех расхождений, естественно, не можем принять новую реальность, как бы она хороша или плоха ни была бы, просто потому что она чужая, продолжаем двигаться пытаясь что-то найти. Быстро проживаем стадию общего знакомства, чтобы не упасть в грязь лицом, отбросили всё ненужно, раздражающее, всё то, что не позволило бы обратить на друг друга в реальности внимание, пытаемся сосредоточится только на главной цели. Так доходим до отвращения и расстаёмся. Отдыхаем, снова анализируем на предмет желания и снова начинаем тот же круг, но уже с другими людьми. – Что это? Упразднение секса, как греха переносом его в категорию приёма пищи? – Нет, это индульгенция всех немощных, достойных лишь игры с промискуитетом!

По правилам такой игры, ты ориентируешься не на настоящий объект, а на иллюзию настоящего, настоящим остаётся только объект желания, т.е. – фантазия – выдуманный и сотканный умом образ, а то, на что ты смотришь сейчас, представляя, что встретишь тут, не существует в реальности. Есть слепок образа в собственном воображении. Без человека. Без соответствия. Поскольку так или иначе ты представляешь человека, с которым хочешь быть, наделяя его всеми качествами представлением, или представляя его в неком качестве, скорее. Словно, но пошлее, так как времена не те, но мы всё же ещё можем тоже, как там у Татьяны с Онегиным. Разглядеть он смог её, но вот создавать не хотел, хотел получить сразу, то, что потом, спустя года увидел в ней. Великосветскую, величественную женщину, теперь принадлежащую тому, кто создал её, доведя до совершенства статью собственного достоинства и честью, наполнив сосуд недостающим в сути сознания красоты, оградив от всех ретивых охотников до столь ценных экземпляров. Сегодняшнее время, как Лермонтов сказал: «да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя…» Так вот, чтобы что-то получить. Нужно это создать, и создать не в голове, а создать в реальности, но прежде создав себя. И доля такого определения относится к тем, кто не нуждается в спасении, а сам готов спасать. Всё остальное пробы, да, и сам по незнанию мог стать чьей-то пробой, в том, что сам являл своею молодостью. Став теперь создателем, готовым создать ту самую для себя. Создать, а не украсть, ещё раз повторю, довести до совершенства поданное Богом и стать самим в стан идеального начала став парой и славить Мир. Не только видом лишь одним. Но боголепным помыслом чистой доброты создавая гармонию. Так вот предмет сегодняшнего толка, в нём может и быть что-то, но пока не найти полного совершенства, поскольку двигаешься ты не от души, а от формы, не зная, что за чем идёт. Ты требуешь объект, а потом требуешь от него души. И то, что требуешь, есть иллюзия представления даже для самого тебя. Ты хочешь найти себя в нём, но не можешь отыскать в себе что ищешь. Пытаешься возвысить себя придуманным образом, отражённого в образе желаемого. Но на деле ищешь фантом-образ сексуальности, как антидот, блокирующий боль души немощи. Способного лишь на мгновение влюбиться скрывая прибывающего в отвращении от постепенно возвращающейся брезгливости… Поскольку идеальные красавицы отвратительны в своём даже мельчайшем несовершенстве. Тогда как несовершенные вначале, постепенно открываются совершенством внутренней красоты словно цветок лотоса. И чтобы любить такую, нужно быть выше её на много, на столько, чтобы она не казалась тебе идеальной, но совершенной с тобою, как следствие, наделённого тобою. Совсем не так, как та, что прямо передо мной находится сейчас. Её совсем не хочется да и невозможно в последствии сопоставить с душой конечного искомого мною образа в душе, поскольку сейчас он, этот образ, как искомое изначально, отражает только сексуальность: эфемерное или чёткое, абстрактное, в меру испорченности и запущенности, необразованности, представление действий, ради которых всё и затевается. И тут других нет, если всё это находится в сопряжении фантазий обоих. Следовательно, цели и задачи изначально отправляются в сферу на уровне решения психоэмоциональных недостач, рождающих новую симбиотическую категорию отношений, как новой эстетики отношений быстротекущего времени. Времени зацикливающихся на потребности, не впадая в ожидание того самого случая, а думая лишь о том, как снабжать себя устойчивостью в отношении с социумом, чтобы быть с ним на уровне хоть какой-то связи… это и есть главная подоплёка нынешней любви. И чести тут не хватит, хоть и виртуоз, и плуту в достижении женской красоты, развратник был Онегин, но Татьяну отпустил, пожурив за безрассудство, влюбиться в повесу. Потешив своё самолюбие, как истинный гурман, лишь удостоил запахом её себя. Но не более. И тут, сейчас, ни о каких отношениях или любви, в её разве что этическом основании отношения друг к другу с пиететом, идти не может. Так будет возможно отличить искусника, демонстрирующего безусловно свою любовь от потешника. Отсюда и идут всё тягости от борьбы за свободы. Неудовлетворенность, которую необходимо решить состоит только в том, чтобы проникнуть в глубь последствий собственного отношения, и насытить ощущениями общее через искренность эмпатии друг к другу и увидеть что-то большее. Но не в ней сейчас… Он посмотрел на неё. – И что же увидел? Взглянув на него, спросила она. – Зачем видеть? Переспросила она по новой. – Разве это не ради ощущений, не ради эмоций? Повторила она, продолжая, отстраняясь всё дальше и дальше: «почему ты считаешь ложным, телесный опыт?» «Я не считаю его ложным», отодвигался от неё всё дальше он, сидя рядом, смотря ей в глаза, но говоря не с ней, а с той, которую создавал в ней. Я считаю его всего лишь маленькой дверкой, в ощущениях близости, в сравнении с тем чувственным миром, который закрыт для нас, если мы не постигнем друг друга как целое. Только так, мы можем устоять перед тем, что только лишь открывается перед нами, как весь мир. Телесный опыт, как причина любви к женщине, это помеха, которую нужно нейтрализовать. Вот что это для меня. Если тут мы начинаем именно чувствовать, а не ощущать, или эмоционировать, то мы на верном пути. Когда идем от чувства и живём от чувства большего, хоть и обращаясь к малому в частном, как бы иногда ныряя туда, откуда снова хотим всплыть, увлекая за собой полученное в опыте, я стараюсь не повторять это снова и снова, но пока не остановился ещё. – Что ты имеешь в виду. – Я говорю о том, что, всё это не только ради личных желаний, всё это тайна настройки на развитие. Та интимная сторона человечества, которую нельзя просто отменить, запретить, также, как нельзя и опошлять, унижать, принижать того, с кем был, и извращать его суть просто не допустимо. Обратное же грозит не всплытием в осознанность. Осознанность, сейчас значит, что всё это не по-настоящему. Мы это создали, лишь на время, пойми, нас нет и быть не должно тут. Мы об этом говорили в момент самой первой встречи. Произнося эти слова, они уже были далеко друг от друга, и он уже кричал ей, – «ты можешь чувствовать всё, и тебе не нужно тело чтобы чувствовать и соприкасаться с прекрасным». «Но зачем ты тогда открыл эту маленькую дверь?», крикнула она напоследок, в ответ, но уже ему не было слышно её. Она так и не поняла кем она была для него…

В процессе общения с другой, особенно в те этапы, когда она не зажимала меня попытками показать отрешённостью, как я думал, свою заинтересованность ко мне. Я наблюдал странные явления. Изменения в пространстве, о которых частично уже упоминал. Теперь хотел сказать не о тех проявлениях, из их числа, что запрещают, а о тех, что усиливают его осязание, в их числе: например, как только я чувствовал, что признаю её такой какая она есть, ощущал какую-то нежность к ней, и в сердце отпускало какое-то недоверчивое напряжение. Желая только лишь наполнить её собой, происходило счастье внутри и даже вкусы менялись, точнее становились ярче, запахи снаружи менялись – становились интереснее. Но как только я перегружался мысленно о том, что она игнорирует меня и пытался усилить своё влияние с целью перетянуть больше её внимания на себя, превращая то, что есть в некое подобие выяснения обстоятельств, или как говорят, начинал выяснять отношения, всё сразу же исчезало, и становилось безвкусным. И снова хотелось искать.