Парень явно не хочет нагнетать обстановку и спорить с Леной относительно того, что он лишь для яркости шутки сказал про патологоанатома, поэтому поднимает руки вверх, жестом показывая сдачу, тем более, что Леша тоже не особо воспринял его последнюю фразу.
– Давайте лучше зарубимся в тысячу! – произносит Нео, – видал, Драйвер, какие тут картинки?
Леха берет в руки колоду и, достав оттуда крестовый туз с изображением на нем Роберто Карлоса, протягивает его Даниилу.
– Нихуя себе! Это же долбаная находка из прошлого! Помню, ты всегда мечтал так же, как он научиться своей левой рабочей бить! – Даня берет у друга остальные карты, – ебать, Ривалду!
– Да я сам ошалел, когда их увидел! Только почему-то на коробочке написано Евро 2000. Она где-то тут была
– Ладно, Даньк, во время игры посмотришь, давай начинать, – вставляет свое веское слово Лена, забирая колоду из рук Драйвера и начиная их перемешивать.
За окном уже стемнело, и единственное, что освещает лестничное помещение – шведский кварт с тремя лампочками, направленными в сторону стола. От весящей под потолком, на высоте почти трех метров, лампы дневного света толку бы не было, даже если б она была полностью в рабочем состоянии. Единственная работающая вытянутая лампа посылает от одного цоколя к другому двигающиеся полоски более яркого света, в такт с едва слышимым монотонным треском трансформатора.
– Блять, заебало! – Даня сжимает кулак и бьет по ручке кресла.
Лена заливается смехом, а Леха пытается успокоить кореша.
– Тише, Драйвер, ты чего? Это же больничка!
– Да, ебаный в рот! Сраные карты, блять! – говорит уже тише, но не менее эмоционально Даниил, и его реакция только усиливает приступ смеха девушки, у которой уже из глаз льются слезы.
– Лена, блин! Тише ты! – делает уже подруге замечание Нео. Сам он сдерживает смех, ограничиваясь улыбкой на лице.
Дверь на этаж открывается и через несколько секунд в межэтажный пролет поднимаются двое пожилых мужичков.
– Молодежь, мы вам слегка помешаем, – говорит один из них, седовласый старичок в старых тренировочных штанах, и растянутом свитере.
По интонации его слов непонятно, вопрос это или утверждение, не требующее ответа тех, к кому он обращается. Дане же кажется, что все-таки их ответ необходим, и он заявляет
– Мы доиграем, и можете тут хоть ночевать!
– Даня! – укорительно говорит Леша.
Старичок в свитере смеется и отвечает на реплику парня
– Да играйте, играйте, только пересядь на диван, а кресло Тимофеич возьмет присесть, – кивает он в сторону второго мужчины в длинных шортах ниже колена, с тонкими ногами, – а я, вообще, постою, мне жопу так закололи, спать на животе приходится, – договорив, он начинает смеяться
– Да все нормально, располагайтесь, где хотите, мы пойдем – говорит слегка успокоившаяся Лена пришедшим, а обращаясь к друзьям, добавляет, – мне пора уже, Леш, у меня свидание вечером.
Даня все еще на эмоциях.
– Лена, какое свидание еще, на хер?
– Обыкновенное. Знаешь, на которые мальчики понравившихся им девочек зовут, дурачок
– Да это понятно, умная ты наша, давай сначала закончим!
– Не, Дань, правда, пойдем уже, я лечь хочу, всю ночь не спал с непривычки. Койки тут, я тебе скажу, ни разу не как в отелях на морских курортах. Будем считать, что ты выиграл
– Ахахаха, – смеется Лена, – да он бы и в третий раз с бочки бы слетел!
Даня косо смотрит на подружку, но что-то останавливает его от грубости в ее адрес. Хотя на языке уже вертится колкость, касаемо ее очередной попытки построить отношения.
– Как знаете, ребятки. Тогда мы в дурака сыграем, да, Тимофеич?
– Только если на деньги, надоело тебя просто так обыгрывать!
Мужички смеются, а ребята направляются вниз по лестнице.
– Угощения нам оставили? – окрикивает уходящих старичок в шортах.
Даня поднимается за пакетом, а Лена с Лешей дожидаются его у дверей в отделение. Нео трет глаза и зевает.
– Давай заканчивай, Лешк, а то заразишь меня зевотой, – говорит Лена, – пойдем, проводишь нас до первого
– Чего, кстати, с новым годом то делать будем? – спрашивает подошедший Даниил
– Я не знаю, – говорит Лена, – если ничего интересного мне Андерс сегодня не предложит, я с вами в любом кипише, на девочек моих надежды нет, все замужние
– А как же Кэйти?
– Смотри ка, Леш, наш дружок девушкой в коем-то веке заинтересовался
– А я, по-твоему, кем интересовался раньше?
– Солнце мое, не переживай, тебя я бы последним записала в команду к представителям нетрадиционной сексуальной ориентации
Даня делает реверанс
– Приятно слышать
– Катя улетает в Азию на праздники
– Да, я в курсе
– Ого, а чего молчал, что вы с ней встречались?
– Мы не встречались, а случайно пересеклись
– Из тебя слова не вытащишь
– Из тебя тоже. Катя же к замужним не относится?
– И вправду случайно пересеклись. Если б ты с ней чуть больше пообщался, не задавал бы подобных вопросов
– Ясно. Кстати, братан, слышал, – обращается к отставшему от ребят Леше Драйвер мы-то с тобой у Ленки на третьем месте по шкале значимости. После бойфренда и подружек
– Ой, Даньк, не угадал, на четвертом! Просто с родителями на дачу я не поеду, поэтому еще один вариант отпадает, – с недовольством отвечает на претензию друга Лена
– Ну ладно, принцесса, не кипятись, мы с Лехой подумаем, может, и включим тебя в свои планы.
Лена с Даней уже делают пару шагов по лестнице, не замечая, что их друг остается у входа в отделение.
– Как ты считаешь, Нео? – продолжает свою речь Драйвер и, оборачиваясь, видит, как его друг держится одной рукой за голову, другой за лестницу, – ты чего, старый?
Даня не понимает, что происходит, а обернувшаяся назад Лена кричит другу
– Держи его, он сейчас упадет!
Даня делает рывок вверх через ступеньки и ловит теряющего сознание товарища, пока тот еще не коснулся бетонного пола.
Новогодняя ночь – единственное время в году, когда на пустыре около бани можно встретить людей, не являющихся торчами, собаководами, или мелюзгой, вечно шарящейся по подобным местам в поисках приключений. Сейчас, конечно, детишек гораздо меньше, чем в наше время. Все заняты сетью и икс-боксами.
Все, начинают взрывать. По сравнению с прошлыми годами, даже десятилетием раньше, волна фейерверкового мракобесия постепенно спадает, и если раньше грохотало чуть ли не до шести часов утра, то теперь уже к четырем становится более или менее тихо.
Сверху открывается очень хороший вид на северную часть города. Конечно же, это не невъебенная панорама, которую можно увидеть с вершины здания ЛенЭнерго, в котором мне как-то доводилось тереться по поручению мудака Зиненко. Кстати, интересно, как он там? Наверное, уже стоит по колено в море, или там скорее океан, блять, с бутылкой дорогущего шампуня в руке, а из носа сыплется белый порошок. Урод. Достаю из кармана сигары. Ага, залупа конская. Вот мудак, взял не ту пачку. Вытаскиваю последнюю штуку и комкаю картонную упаковку. Думаю, подняться на крышу, но быстро забиваю на это дело. Мне уже давно класть на салюты и прочие атрибуты встречи следующего двенадцатимесячного отрезка. Даже не вспомню из-за чего, и самое главное, когда произошли эти изменения восприятия праздника. Я хорошо помню так называемый дух рождества что ли, когда за несколько дней до тридцать первого числа начиналась движуха, подготовка. На ум приходят строчки Блестящих, вроде, – «предновогодняя погода, предпраздничная суета». Хуета. Теперь по-другому подобные движения я назвать не могу. В бутылке двенадцатилетнего Чиваса уже нету примерно четверти. Наверное, чуть меньше. Сегодня я решил обойтись без колы. Пойло утром передал мне Лехин батя. Нео сделал мне подарок. Набирал его, когда пиздовал сюда. Аппарат вызываемого абонента выключен. Он заебанный, выглядел не особо, когда я закатывался к нему на днях. Ну а хули, дрочат всякими мрт и тому подобными исследованиями, как он говорит. Хорошо хоть у родаков оказались подвязки в больничке. У дяди Вити кореш там не последний человек в управленцах. Выудил ему палату, не совсем отдельную, правда, с ним еще один паренек по моложе нас, но все же наряднее, чем со старперами в тридцати метрах ввосьмером на ссаной койке союзных времен откисать. Там у него и ящик и холодильник. Даже, блять, душ есть.
Народ постепенно подтягивается, и вот уже в оконный проем я вижу, как метрах в двадцати разукрашивает черную мглу с фоном из высоток с горящими окнами, красный салют.
Мне часто под новый год кажется, что я просто-напросто вырос из всего этого, поэтому волна радостного предвкушения не окатывает меня уже давно. Нет ни елок, ни каникул, ни подарков. Нет украшения квартиры праздничной мишурой. И если буквально три-четыре сезона назад ожидание предновогоднего куража еще хоть как-то присутствовало, обозначаясь желанием хорошенько загудеть и на несколько дней отвлечься от рутинной работы, то теперь и это пропало. Все смазалось. Новогодний залив ебала ничем не отличается от еженедельной пятницы. Ну, либо субботы. Что, блять, за дерьмо?
– С новым годом! – орет кто-то снизу, и раздаются новые хлопки фейерверков.
Лена прислала мне сообщение с поздравлением. Хорошо хоть не спам-дерьмо, которое многие сейчас ставят на рассылку перед подобными датами в календаре. Долбаные стишки. Днище, бля! В этих посланиях отражается вся суть лицемерного мира. Какой, на хер, в них смысл?! Вроде как нужно поздравить, но зачем заморачиваться и писать самому, и уж тем более звонить?! Раньше никогда не отвечал на подобные письма. А сейчас мне и приходят то буквально одно-два, и те хуй пойми от кого. Номера даже в книжку не забиты. Уверен, я у них записан, как «планшет авито» или «даня соляра». А Ленка молодец. В своем репертуаре, без подъебов не обошлось, конечно, но все равно приятно. В ней я не сомневался. Укатила со своим бойфрендом в Эстонию. Как приедет, обещала набрать. С учетом ее характера, не думаю, что типок с прибалтийскими корнями долго протянет. Ну а если к этому приплюсовать Ленкино высокоинтеллектуальное чувство юмора с постоянными вкраплениями сарказма, на то, что мы гульнем на их свадьбе я бы не поставил и дохлой крысы.
Меня не покидали мысли написать Кэйти. Кажется, и повод есть. Пожелать счастья в новом. Но почему-то эта затея не показалась мне стоящей. После того, как у меня оказался ее номер, я легко мог это сделать. Думал, попиздеть с Ленкой на этот счет, как-то не сложилось. Когда мы навещали Леху в больничке, даже речь зашла о ней, но потом Нео рубанулся и стало не до подобных разговоров. Лена в шоке была, конечно. Да что уж говорить, мне также не по себе стало. А Кэйти. Хорошо, что она меня на дистанции держала. В принципе, было сразу понятно, что она не из тех, с кем можно переспать, не напрягаясь. Но как раз это меня и смущало. Было странно, что она могла меня заинтересовать.
Канонада уже не смолкает ни на секунду. Смотрю в оконный проем. На пустыре полный трэш. В основном все с мелкими. Ну а хули? Не думаю, что какой-нибудь взрослый человек, находящийся в здравом уме, стал бы покупать для себя злоебучие петарды и прочую чушь. Поднимаю с бетонного пола бутылку вискаря и иду на другую сторону недостроенного здания, туда, откуда открывается вид на завод. В стеклянной емкости количество спиртного все уменьшается, а я никак не могу поймать равноценную объемам выпитого волну алкогольного опьянения. Вроде что-то есть, но будто я всадил не четверть литра сорокапроцентного пойла, а буквально пару кружек какого-нибудь гребаного евролагера. Можно было бы сослаться на мороз, но буквально вчера твердый минус сменился потеплением. Конечно, ничего не растаяло, так как до ноля к счастью дело не дошло, но сейчас точно не ниже минус пяти градусов по Цельсию. Ветра нет, поэтому в старой парке, надетой поверх кенгурухи, вполне комфортно.
С этой стороны гораздо тише. Облака производятся на фабриках. Из электронщины всегда слушал лишь драмм. Но это название трека какого-то европейского музыканта, специализирующего на техно музыке, почему-то твердо засело у меня в голове. Завод работает в графике двадцать четыре на семь. Ни секунды простоя. Злоебучий конвейер. Вот и сейчас, казалось бы когда вся страна жрет оливье и вливает килотонны спиртного в различных его вариациях, трубы завода все так же выпускают густые клубы пара, заметного лишь в свете желтого освещения промзоны, в черное небо восемнадцатого. Интересно, как долго могут люди вхуяривать в таком графике? Сутки через трое там, или более привычные для завода день/ночь/отсыпной/выходной по двенадцать? Блять, это же пиздец! На минуту мысленно примеряю на себя заводскую робу. Вся жизнь расписана. Точно знаешь, что у тебя нет ни субботы с воскресеньем, ни восьмого марта с двадцать третьим февраля. Фу, бля! Даже думать об этом не хочу! Из кармана куртки начинает с нарастающей громкостью звучать штатный эпловский рингтон. Интересно, кто это? Достаю айфон из кармана. Номера нет в записной. Делаю движение пальцем в направлении, указанном на дисплее, чтобы ответить. Со второго раза трубка снимается
– Да
– Привет, старина, с новым счастьем! – голос вроде незнакомый
– Ага, и тебя также. А кто это?
– Хахахаха! Ты смешной! Конь в пальто! – на другом конце провода некто отворачивает голову от микрофона, – прикинь, спрашивает, кто это?!
– Дай мне трубку, Костян! – кто-то из присутствующих с той стороны, судя по всему, тоже хочет поучаствовать в диалоге
– Убери ты руки, пьянчуга! Ахахаха! – какое-то шорканье, и на дисплее после тройного гудка загорается надпись конец вызова и цифры 0:18, означающие длительность разговора.
Судя по тому, что по прошествии минуты никто не перезванивает, делаю вывод, что пацаны врубились в ошибочности набора.
А когда у нас подобное обжиралово было в последний раз? Прямо чтобы вся грядка поколения совершеннолетия была в сборе. Понятно, что как ни крути, основной костяк – я, Леха и Лена были всегда, вплоть до этого раза. Олег еще в девятнадцать свалил по службе во Владивосток. Там и осел, последний раз года два назад с ним общался. Пит сторчался. Если лет пять назад мы с ним еще как-то контактировали, то сейчас даже примерно представить не могу, где он. Конечно, уже тогда было ясно, что, мягко говоря, не все радужно с его пристрастием к синтетике, слишком уж частил он с порошками и таблетками, но, во всяком случае, совсем конченым он не выглядел. С ним можно было поддерживать более или менее адекватный диалог. Видел я его мельком в конце сентября, наверное. Ошарашенный взгляд и выпирающие скулы – все, что осталось от весельчака Пита. Даже парой фраз не перекинулись, только ебаное «здорова». Естественно, в разные времена еще кое-какие ребята и девки с нами тусовались, но, честно говоря, никогда не считал их даже на долю процента больше, чем просто приятелями. Да и Пита с Олегом вряд ли можно отнести к числу людей, которых я действительно могу назвать друзьями. Очень редко проводил время в их компании, если там не было Ленки или Нео.
И вот он. Новый год в жало. Только я осознаю это, становится как-то не по себе. Я всегда мог обходиться без ребят, но в этот праздник мы всегда были вместе. Мурашки пробегают по коже. Что за дерьмо?! Раскис, как сосунок какой-то. Беру бутыль и делаю огромный глоток односолодового, и в тот же момент в метре от меня раздается оглушительный хлопок. От неожиданности я чуть не роняю из рук бутылку и едва не давлюсь вискарем. Секундное осознание произошедшего. Слышу частые шаги удаляющихся ублюдков. Съебывают. Мы на четвертом этаже. Отсюда есть два варианта, как выбраться наружу. Это, соответственно, две лестницы, ведущие от подвала до самой крыши здания. Выскакиваю из комнатушки и вижу, что малолетки бегут в сторону ближней от нас лестницы. Хах! Они, вероятно, не в курсе, что между первым и вторым убрали дощатый настил, который являлся мостиком между пролетами. Точнее, не убрали, а пустили на обогрев себя местные бичи. Ну, и если взрослый человек днем сможет перепрыгнуть проем, то ставлю всю свою наличку на то, что такие крысята, как эти сдрейфят. Спокойненько прохожу коридором, чтобы не палиться, и оказываюсь на противоположной лестнице. Остается только ждать. Жаль, сигарет больше нету. В ушах еще звенит от ебучей петарды. Достаю айфон и открываю браузер. Единственный минус бани, что на всей ее территории, не считая крыши, практически все время сраное «Е» и вместо загрузки страниц приходится наблюдать злоебучее крутящееся колесо. Долго ждать не приходится, и вот я уже слышу, сквозь взрывы фейерверков, шум камней под ногами приближающихся к расплате пезденышей, и вижу сквозь кирпичную кладку свет фонариков их телефонов.
– Ну чего, пездюки, с новым годом!
Передо мной стоят трое пацанят, возрастом не старше лет двенадцати.
– Извините, пожалуйста, мы не знали, что вы здесь, – говорит один из них, но звучит это не очень правдоподобно. Что удивительно, они даже не пытаются бежать.
– Да ладно пиздеть, не знали вы! Дошли почти до самой крыши, нихера не взрывая, и тут решили хлопнуть!
Свет старого строительного прожектора хорошо освещает лестничный пролет. Еще один есть с другой стороны, но в нем, по всей видимости, накрылась лампа.
– Дяденька, отпустите нас!
Смотрю на малька, который стоит посередине, вглядываюсь в его лицо. Хера себе, вот так встреча!
– Ты же в тридцать втором доме живешь?
– Да, – отвечает он, – откуда вы знаете?
Мои догадки подтвердились. Пезденыш сверху со своими корешками.
– Короче, кто из вас кинул петарду?
Пацанята переглядываются несколько секунд. Никто ни на кого не указывает. Молодцы, зачетно. Сосед сверху опускает голову вниз и тихо произносит
– Это я, извините.
У одной мелюзги начинает звонить телефон. Он поворачивает мобилу дисплеем вверх, фонарик продолжает светить.
– Можно я возьму трубку? Мама звонит.
По всей видимости, пацаны поняли, что имеют дело не с бомжом или наркоманом, а сынок врачихи с освидетельствования из-под лобья взглядом пытается окончательно убедиться в том, что знает меня. Интересно, с учетом наших с ним взаимоотношений, рад он, что я – это я. В том смысле, врубается ли его тупая головенка в то, что на моем месте запросто мог оказаться какой-нибудь урод, который бы и бровью не повел, забирая у уродца его модный телефон, или сделав что-нибудь пожестче.
– Бери, – отвечаю я корешку своего соседа.
Он тыкает пальцем в экран и подносит аппарат к уху
– Але, мам?! Я тебя не слышу, подожди!
По ходу у него глючит динамик, и он включает громкую связь, которая сразу же оповещает мальков о том, что этот год начался для них не совсем радужно, и не только по той причине, что они попались мне.
– Артем, слышишь меня?! Вы что на стройке?!
В трубке дублируются хлопки салютов.
– Мам, нет, мы…
– Сейчас же спускайтесь оттуда! Даю вам три минуты, иначе все отцу расскажу твоему!
– Мам, нет, мы все, идем!
Но то ли связь прерывается от перегруза сетки, то ли мать опездола вешает трубку, но пацан говорит уже в никуда. Расклад предельно ясен. Дополнительный подарок в виде порции пездюляторов им уже обеспечен, но просто так их отпускать нельзя.
– Есть еще петарды? – спрашиваю у них.
Тот, который говорил по телефону, достает из кармана упаковку с мелкими, размером ненамного толще спички, шутихами, и две штуки побольше, примерно с мизинец. Беру у него и те, и другие.
– Такую хлопнули? – спрашиваю, акцентируя внимание на жирных петардах
– Да, извините, – выдавливает еще раз из себя соседский червь
– Так, еще-то есть одна такая?
– Нет, мы честно все отдали, больше нету ничего! – отвечает тот, который базарил с маткой по телефону
– Ладно, тогда давайте решать по-взрослому! А ну-ка, хуярьте в камень-ножницы-бумагу!
Пездюки, видимо, не врубаются, к чему я веду и подтупливают, не решаясь начать выяснять, кто из них сегодня удачливее.
– Чего стоите? Не слышали, что мать сказала?! Уверен, о вашем походе не только его батя узнает! – киваю я головой в направлении парня, стоящего слева.
Мое напоминание о неизбежных, в результате промедления, отметках на задницах козлят от пряжки ремня, делает их активнее. Хотя какой там ремень? Вот от сети их на время каникул отключить – это будет по весомее для представителей нынешнего поколения деток. Первый кон не выявляет ни победителя, ни проигравших. Во второй заход отваливается тот, который отдал мне пороховые картонки, со своими ножницами, затупившимися об пару камней. Смотрю на него, он смиренно поджимает губы. Остаются сосед и молчаливый паренек в шапке Dsquared.
– Раз, два, три! – в голос произносят мальки.
Камни сегодня выигрывают. Я верю в приметы, и на их месте, если бы им еще хоть раз пришлось пользоваться старой, как мир игрой для решения каких бы то ни было споров, ни за что, по крайней мере, в ближайшие триста шестьдесят пять дней, не стал бы ставить блядские ножницы. На лице дуралея в модной шапке появляется лыба, и он тут же открывает свой рот, произнося писклявым голоском
– Ну что, я тогда пойду?!
Хуя себе! Пезденыш!
– С хуя ли?
– Ну, я же выиграл, – улыбка пропадает, и он остается стоять на месте, хотя еще секунду назад был на низком старте
– И что, блять? Типа жопа в сохранности, на друзей можно хер положить, так?!
Он смотрит на меня и не говорит ни слова.
– Черта с два ты выиграл! Будем считать, что победил, как тебя зовут? – обращаюсь к первому просравшему в битве пареньку
– Олег
– Вот Олег и выиграл, а вы двое, давайте открывайте рты! – говорю и, демонстративно доставая черный крикет, высекаю из кремня искры
– Не надо, дяденька, пожалуйста! – произносит соседский паренек
– Думать раньше надо было, – спокойно отвечаю я, – за поступки надо отвечать.
Вдруг тот, который хотел кинуть корешей, начинает хныкать. Блять, сосунок ебучий!
– Чего ты слюни распустил? Тебе сколько, блять, лет?
– Две…двенадцать будет шестого, – выдавливает из себя тот
– В яйцах дети уже пищат, а ты еще реветь не разучился!
Вижу, что мой спич относительно того, что он уже не мальчик, его не воодушевляет, да и другие пезденыши совсем не рады раскладам, которые старый хуй в красном пальто и с бородой приготовил им на этот новый год.
– Ладно, хер с вами! Пиздуйте отсюда, чтоб я вас больше не видел!
Пока они одупляют свалившееся на них счастье в виде моего снисхождения, я подхожу к соседу и засовываю ему в правый карман толстой пуховой куртки 2 большие петарды и коробку с маленькими.
– Спасибо большое! Мы честно больше не придем сюда!
Понятное, блять, дело.
Пацаны делают несколько шагов в сторону лестницы, но я останавливаю их.
– Подождите, забыл, вот еще парочка.
Опездолы поворачиваются ко мне лицом, я делаю движение в их сторону, чиркаю зажигалкой и левой рукой засовываю в противоположный карман малька, который доставил мне, в уже прошлом году, немало неприятных мгновений, две зажженные петарды. Не врубаюсь, заметил ли он, что его игрушки предательски шипят, но руку в карман, чтобы вытащить их, он не засовывает. Я смотрю на него, он на меня, а его кореша, явно заподозрившие неладное, разворачиваются и начинают бежать вниз по лестнице. Только опездол переводит взгляд в сторону своих дружков, как в его кармане происходит хлопок, и он, как по сигналу организатора соревнований начинает забег за своими пацанами, оставляя за собой лишь след из нескольких парящих в холодном воздухе перьев от куртки. Я начинаю ржать так, что аж захлебываюсь от истерики.
Мелкие идиоты, еще легко отделались. Пускай, блять, спасибо скажут за это. Максимум, штаны обсосанные постирают, да матка валенка сверху раскошелится и потратит одну свою долю с заноса какого-нибудь водилы, пойманного с выхлопом, на новую куртку для своего отродья, тем более к ней в первые дни наступившего года должна по традиции приплыть знатная прибыль. Стандартная история.
В мое время за их поступок можно было гораздо более плачевные последствия получить как итог. Я хорошо помню, мы пацанами частенько наведывались в заброшенную деревушку, если ее можно так назвать, которая находилась на берегу речки рядом с территорией деревообрабатывающего завода. Сейчас завод уже не пашет, точнее работает, но совсем в другом формате, да и на месте так называемой деревни призраков, которая представляла из себя ни что иное, как банальный самозахват земель народом, в попытке хоть что-то вырастить, чтоб прокормить себя и семью в те сраные годы безденежья, а во времена наших похождений – прибежищем для бомжей, уже залита огромная бетонная площадка для какой-то стройки. В ту местность ходил только лишь один бас, из серии таких, советских, похожих на батоны желтого цвета. Как сейчас помню, по этому маршруту почему-то исключительно белый ездил. Мы всегда издали его замечали на автобусном кольце. Знали, что если он там, нам не придется пиздовать пешком добрые минут сорок. Движение, естественно, было строго регламентировано расписанием и заточено, как раз-таки, под работников той самой лесопилки. По будням чаще, а по выходным, вообще, раза два в день в каждую сторону. В тот раз мы просрали обратный маршрут и хуярили пешком по дороге в сторону дома. Около завода была огромная гора синей глины. До сих пор не знаю, действительно ли та поебота так называлась, либо это просто вошло в наш лексикон, как и устрашающее обозначение дощатых строений на берегу черной, как ебучие углища, речки, но факт остается фактом – куча голубого цвета дерьмища была. И нельзя не сказать, что она помогала нам отмазываться от часто доебывающихся охранников с завода и прочих ебланов, постоянно желающих прогнать нас с закрытой территории. «Нам на биологию в школу попросили принести» – ссали мы в уши уебкам, когда те интересовались, какого хуя мы ползаем там. Вот и тогда, набрав синей глины, мы шли по проезжей части и наминали мягкую массу в руках, подобно долбанному пластилину. Телегу на той дороге в те дни встретить можно было так же редко, как нашего физрука в трезвом состоянии во внешкольное, да и в рабочее для него, надо сказать, время. Не помню уж точно, что за расклад, но когда мимо нас пронеслась какая-то тачка, кто-то, но точно не я, решил повыпендриваться и замахнулся, эмитируя бросок куска глины в сторону машины. Что самое интересное, просто продемонстрировал, нихуя не кинул. А, точно, Олег был. Ему частенько везло на прилипоны различного рода из-за своего распиздяйства. Смотрел все на брата старшего, который терся с кем-то из общества так называемых братков в то время, но потом отвалился из криминального мира, к которому он имел весьма косвенное отношение, и теперь доживает свои деньки в родительской хате, ежедневно заливая ебальник дешевой беленькой. Так вот, хуй, который сидел за рулем телеги, заметив это, резко дал по тормозам и начал сдавать назад. Помню хорошо, как я тогда прихуел, увидев, что, на ходу выскакивающий с пассажирского жирный черт, направляет в нашу сторону пистолет. Когда я понял, что к чему, наши парни уже включили тапки. Я тоже стартанул, и так как бегал быстрее всех в школе, через пару секунд уже был наравне с ребятами. В тот момент, когда я догнал их, раздался первый выстрел, потом еще два. Выцеливал пидор. Не буду пиздеть, какое расстояние на момент нажатия на курок было между нами и тем гондоном, но когда все утихло, и мы с парнями вылезли из придорожной канавы, помимо расцарапанных ветками ебальников, на спине у хлюпающего носом Нео, был обнаружен невъебенного размера синяк с темными кровоподтеками. Как сказал потом легавый из отдела, куда Леху потащила его мамка, узнав о случившемся, это была оса. Так же мент добавил, что Нео и его родным стоит радоваться, так как, если бы стрелявшая мразота была ближе, все могло гораздо плачевнее закончиться. Такие дела.
Помимо этой истории, можно еще вспомнить, как наш одноклассник получал хороших пиздюлей, таких прямо взрослых, за то, что был самым длинным и выглядел старше пацанов, носившихся по подъезду и звонивших в двери. Это были не просто подзатыльники, а реальные синяки и сотрясение мозга. Все это с учетом, что нам на тот момент было примерно столько же, как этим пацанам, а конченым мудакам, исполнявшим такие штуки, в разы больше. Так что пусть с радостью и благодарностью празднуют свой чертов новый год, молокососы, мать их!
Возвращаюсь к месту, где оставил вискарь, беру бутыль с пола и за один заход допиваю оставшиеся сто пятьдесят – двести грамм. Теперь точно накрыло.
Парочку дней назад я вспомнил, что шестое не за горами и набрал Катю. Мысли, позвонить ей раньше, были, но у меня не хватило мотивации даже написать. Концовка старого и начало нового года, с некоторыми событиями и отсутствием какой-либо движухи, замазали меня в домашний режим. Повисло некое напряжение. Наступление очередного года даже у меня всегда сопровождался, хоть и небольшим, но все же, моральным подъемом. По аналогии со всей этой блажью, типа новой жизни с понедельника или следующего месяца. Естественно, первое января всегда стояло особняком в градации дат, открывающих дорогу в светлое будущее. Помнится мне, лет в восемнадцать, когда я решил стать зожником, даже уломал Нео с Ленкой отпраздновать новый год тридцатого числа. Смех. Тем более, что уже со второго на третье Леха, с еще одним типом с тусовки тащили меня обрубленного домой. Таким вот недолгим выдался этап моей новой жизни в годы юности. В этот раз ощущение каких-то перемен, если и чудилось мне, то лишь в тревожном свете.
Знакомство с Кэйти только добавило переживаний в этот котел. Супец из известных, но чуждых мне, ингредиентов под названием «возможные отношения», в смеси с загадочными специями из волнения, не то, чтоб кипел, но был достаточно нагрет. Не припомню, чтоб подобные паранойи, если их так можно назвать, были частыми гостями у меня. Поэтому я списывал нынешнюю ситуацию на реакцию моего далеко не восемнадцатилетнего организма на смену образа жизни.
И вот теперь я сижу на переднем сидении новенького серебристого эксплорера, и мы вместе с Кэйти и еще тремя телочками движемся на юг от города в местный детский дом. Хорошо, расклад с Бармалеем обнулился, потому что остальные герои театральной постановки окислились. Сезон орви сыграл мне на руку. Я до последнего маялся по поводу того, что нужно будет нацеплять на себя маску, еще до кучи учить слова какие-нибудь. В итоге я принял решение, что если и стану героем сказки, то глухонемым. Или нахуй. Цирка мне и в жизни хватает. В итоге, все само разрулилось. Было бы лучше, конечно, если б трех пипеток сзади не было бы с нами. Я бы, определенно, чувствовал себя раскованней, и место бы для возможного секса освободилось. От этой говно-шутки даже самому не смешно. Все же хорошо, что мысли, в большинстве своем возникают раньше слов.