Тихие слова любви

– И снова здравствуйте, – осторожно произнесла я, – вы снова у нас в канун Рождества.

Мужчина кивнул.

– Вы хотите вашу обычную композицию?

Он снова кивнул, и я сразу же занялась его цветами, подбирая и подрезая их так, чтобы получился желаемый результат.

– Подойдет? – я показала ему вазу с цветами.

– Идеально, – ответил, не отрывая от меня глаз.

– Вот и хорошо, – легко улыбнулась я, прогоняя наваждение.

– Веселого Рождества, – покупатель протянул мне пачку наличных. Он не улыбнулся, просто долго и пристально смотрел на меня, и мне на мгновение показалось, что в его глазах мелькнула искорка какого-то чувства. Что это было? Печаль? Сожаление? Цветы вызывают у людей эмоции. Воспоминания о любви, обретенной или потерянной, о прошедшем Рождестве, о новом начале и финишной черте, все могут передать лепестки и листья. Возможно, этот мужчина приходил к нам каждый год, чтобы что-то вспомнить.

– Веселого Рождества, – ответила я, когда он уже направлялся к двери. Звякнули колокольчики, мужчина вышел.

Ло заглянула мне через плечо, когда я пересчитывала стодолларовые банкноты за прилавком.

– Тысяча долларов? – недоверчиво уточнила она. – Странный мужик.

Я пожала плечами.

– Он и в самом деле странный, но я не жалуюсь. – Я убрала купюры в кассу. – Теперь мы сможем заплатить за ремонт стекол.

Мы мгновенно забыли о нашем странном покупателе, когда в магазин вошел другой мужчина, за сорок, высокий, с легкой проседью в волосах и мужественными чертами слишком загорелого лица, как будто он проводил слишком много времени на пляже. Но этот образ ему очень шел.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила Ло, подходя к нему. Он замер, как замирали почти все мужчины в присутствии Ло. Она была красива какой-то старомодной красотой: фарфоровая кожа, темные, идеально прямые волосы (уникальное сочетание, которое она унаследовала от своих предков-басков), полная грудь и тоненькая талия.

Мужчина провел рукой по лбу.

– Да, – быстро сказал он. – Я зашел выбрать композицию к… Рождеству. У нас… много родни в городе. Я подумал, что мы могли бы как-то украсить стол.

Ло улыбнулась и указала на выставленные декоративные вазы с красными розами, белыми тюльпанами и зеленью.

– Выберите что-нибудь из этого, – предложила она. – Они украсят стол, но не отвлекут все внимание на себя.

Мужчина бросил быстрый взгляд на цветы, потом его взгляд снова замер на Ло.

– Вы идеальны… то есть, – он запнулся, – вы отлично разбираетесь в цветах. Идеально.

Ло с широкой улыбкой отнесла композицию на прилавок. Покупатель расплатился.

– Веселого Рождества, – медленно произнес он, прежде чем повернуться к двери.

– Веселого Рождества, – с улыбкой ответила Ло.

Как только мужчина вышел, я уперла руки в бока.

– Ло! Он для тебя слишком стар!

Она сделала вид, что занимается цветами.

– Я знаю, что ты возненавидишь меня, поскольку я собираюсь напомнить тебе о реальности. Этот мужчина женат. Только не говори мне, что ты не заметила обручального кольца.

Ло пожала плечами:

– Я не обратила внимания.

– Ты невозможна, – воскликнула я в удивлении и раздражении.

– О, Джейн, перестань строить из себя ханжу. Ты же знаешь, что я не встречаюсь с женатыми мужчинами. – Ло на мгновение задумалась. – Но это могло бы стать интересной главой в моей книге о любви.

Я свирепо посмотрела на нее.

– Шучу, шучу, – быстро отреагировала она.

– Вот и хорошо.

Когда мы вернулись к работе, из динамиков лился голос Бинга Кросби. Элейн предложила мне самой составить для себя букет на Рождество, и я, забыв на время о заказах, которые необходимо было выполнить, потянулась к зеленым розам, стоявшим в ведре за прилавком. К ним я добавила немного зимней зелени. Для меня. Для мамы.

* * *

Без четверти пять я отослала Ло домой, чтобы она успела подготовиться к свиданию. В шесть тридцать Хуан, наш курьер, забрал последние композиции и повез клиентам. После этого я решила, что пора заканчивать работу. Я застегнула молнию на куртке, взяла Сэма на поводок и вышла на тротуар. Там я повесила на руку последний еловый венок, взяла свою композицию из зеленых роз и заперла магазин.

На рынке стояла тишина, но это не была обычная тишина обеденного времени. Это была тишина одиночества. Люди разошлись по другим местам. Они пили горячие напитки у огня каминов, сидели рядом с любимыми. Вокруг царило счастье.

Я вздохнула и направилась к дому. Ну и пусть. Мне не нужно, чтобы в Рождество со мной рядом кто-то был. Я не такая, как Ло. Я не такая, как Флинн. Я не такая, как… все. Мне достаточно Сэма, хорошей книги и бокала вина. А потом я лягу спать. Значение праздников сильно преувеличено, особенно Рождества.

Я прошла мимо газетного киоска и подумала о том, что этим вечером делает Мел. Свет в пекарне «Мерриуэзер» приглушили. Интересно, успела Элейн выполнить все заказы на пироги? Я представила ее в доме на Хэмлин-стрит. Перед ней наверняка стоит большая тарелка с жареным мясом, или индейкой, или с другим блюдом, которое люди едят на Рождество. Она сидит во главе семейного стола и буквально светится от любви. Я прошла к лифту через пустой вестибюль. Бернард ушел домой, и я подумала и о нем тоже. Он наверняка сидит рядышком со своей женой Шэрон и думает о снеговых облаках.

Двери лифта разъехались в стороны, я вошла и нажала кнопку четвертого этажа. Спустя несколько мгновений я уже открывала дверь своей квартиры и входила в темную прихожую. Сэм сразу же принялся лакать воду из миски. А я положила ключи, сняла с руки венок и повесила его на гвоздь на двери со стороны квартиры, а потом поставила вазу с цветами на каминную полку. Мама наверняка поставила бы их именно туда.

– Веселого Рождества, Сэм, – сказала я. Он единственный, кто сможет расслышать нотку грусти в моем голосе, даже небольшую дрожь. Я сунула руку в карман, чтобы достать мобильный телефон, и наткнулась на розовый конверт, который я положила туда утром.

Включив свет в кухне, я посмотрела на незнакомый почерк. Обратного адреса не оказалось. На конверте стоял почтовый штемпель Сиэтла. Мне стало любопытно, я надорвала конверт, прислонилась к рабочему столу и стала разглядывать открытку «С днем рождения». Потом прочла текст:

Дорогая Джейн!

Ты меня не знаешь, но я познакомилась с тобой в день твоего рождения. В тот день ты получила дар, редкий, особенный дар, который из поколения в поколение передается лишь избранным. Благодаря ему ты видишь любовь во всех ее формах так, как не могут ее видеть другие. Но вместе с этим даром приходит и огромная ответственность, а также задание, которое ты должна выполнить до следующего дня твоего рождения, до заката того дня, когда тебе исполнится тридцать лет. Остальное я должна рассказать тебе при личной встрече. Не могла бы ты встретиться со мной в моей квартире на Пайонир-сквер на следующий день после Рождества? Мы выпьем с тобой чаю. Я живу в доме «Уолдрон» на Мейн-стрит, квартира 17. Я буду ждать тебя.

Колетт Дюбуа

Я положила открытку на рабочий стол с такой осторожностью, словно она могла быть заражена сибирской язвой.

Я покачала головой, сняла туфли и подошла к окну в гостиной, выходившему на бухту Эллиотт. День был длинным, я очень устала. Вдруг в моей голове прозвучал голос Бернарда: «Ночью ожидается снег, не меньше четырех дюймов… Смотрите, это снеговые облака… Они показывают нам то, что мы хотим видеть».

Небо было темным, но в свете фонарей внизу я увидела кружащиеся в воздухе снежинки. Они уже укрыли улицу тонким слоем.

Я подумала о поздравительной открытке на столе в кухне и загадочных словах: «Вы получили дар… Благодаря ему вы видите любовь во всех ее формах так, как не могут ее видеть другие». Я подумала о том, какой туманной была для меня любовь, какой смутной. И хотя я помогала другим людям выразить любовь с помощью цветов, я сама ничего о ней не знала. Ничего. Я вспомнила своего бойфренда в колледже, который бросил меня ради моей соседки по комнате. Потом был шеф-повар, критиковавший мою стряпню, но изменивший свое мнение после яблочного пирога (его я тайком купила в пекарне «Мерриуэзер»). Или студент-медик, с которым я встречалась две недели в прошлом году. Оказалось, что он встречается одновременно сразу с несколькими женщинами в Сиэтле.

Я? Тот человек, который может идентифицировать любовь? Кто-то глупо пошутил. Я собралась было немедленно позвонить Флинну и отчитать его за такую шутку. Это было абсолютно в его духе. И если я пойду в квартиру на Пайонир-сквер, то там меня наверняка встретит кто-нибудь из веселых друзей моего братца, готовый пригласить меня на свидание из чувства милосердия. Я поморщилась.

Сэм ткнулся носом мне в ногу, и я почесала его за ухом.

– Мне нужен только ты, пес, – сказала я и снова прижалась носом к стеклу. Снег сыпался с неба, словно мука из огромного небесного сита. И тут я вспомнила то, что разглядела этим утром в облаках. Разумеется, я ничего не сказала Бернарду. И я никому об этом не скажу. Но оно было там. Большое, идеальной формы сердце, парившее в небесах, будто воздушный шар.

Глава 2

2201, Хэмлин-стрит

Рождество

Джек и Элла разбудили родителей именно так, как это делает большинство детей в рождественское утро, – с безмерным ликованием. Элейн пришлось вынырнуть из глубокого сна, потому что ребенок радостно заскакал по кровати, его коленка уперлась ей в грудь, а маленькие ладошки похлопывали ее по щекам. Она открыла глаза и изо всех сил постаралась сдержать стон. Солнце еще даже не встало, а накануне Элейн легла в два часа ночи, заворачивая подарки после долгого дня работы в пекарне. Но это было утро Рождества, а всем известно, что в это утро дети командуют парадом. И потом, в кухне стоит кофемашина, которая обязательно сварит ей двойной американо. Элейн зевнула и повернулась к мужу.

– День начинается, – прошептала она и улыбнулась.

Они спустились вниз следом за детьми, и Элейн, как это всегда бывало в тихие моменты в семье – за воскресным завтраком, к примеру, или в редкие вечера вторников, когда дети вместе чистят зубы, – подумала о том, какой идеальной выглядит ее жизнь. Они могли бы позировать для фото, изображая идеальную американскую семью из разряда тех, которые можно увидеть в глянцевых журналах. На таких снимках муж всегда одет в рубашку-поло, он обнимает жену, которая выглядит безупречно в платье с запа́хом и туфлях на каблуках, а их детишки улыбаются, словно ангелочки. Вот и теперь Элейн смотрела на своего мужа и ребятишек, спускавшихся по лестнице, и у нее снова возникло ощущение, как будто она смотрит на них со стороны. Словно она превратилась в чужую женщину, которая стоит на трех дюймах только что выпавшего снега, протирает запотевшее стекло перчаткой и заглядывает в окно дома, чтобы полюбоваться жизнью идеальной семьи в идеальном мире. Но Элейн не чувствовала себя идеальной, и это ощущение появилось уже довольно давно.

– Ты идешь, Элейн? – окликнул ее Мэтью.

С нее, застывшей у подножия лестницы, как будто слетели чары. Она кивнула.

– Да, – быстро ответила Элейн. – Пусть дети займутся своими подарками, а я пойду сварю кофе.

* * *

Рождественское утро налетело и пронеслось словно торнадо. Часом позже Элейн и Мэтью сидели в окружении смятой оберточной бумаги, а дети разбежались по комнатам играть в игрушки, полученные на Рождество. В доме воцарилась тишина.

Элейн взглянула на свои часы.

– Пожалуй, стоит позвонить Джейн. У нее сегодня день рождения. Как ты думаешь, может, мне стоит настоять, чтобы она пришла к нам пообедать сегодня вечером? Ты уже упоминал об этом вчера, но я знаю, что она боится быть в тягость, поэтому хочу, чтобы она почувствовала себя желанной гостьей. Я…

Мэтью коснулся пальцами губ жены.

– Джейн будет в порядке, – сказал он, его глаза сверкали. – Помнишь день нашей свадьбы?

Элейн и Мэтью поженились в канун Рождества двенадцать лет назад. Венчание состоялось при свечах в пресвитерианской церкви на Пятой авеню. Скамьи были украшены остролистом и ветками кедра, и гости спели вместе с ними «Святая ночь» перед тем, как церемония была завершена.

– Да, – ответила Элейн, вспоминая тот день. На земле лежал снег, и ее белые балетки промокли, пока она поднималась по ступеням церкви. В результате Элейн прошла по центральному проходу босиком.

– Прости, – спохватилась она, – в этом году я забыла о подарке для тебя в честь нашей годовщины.

Мэтью улыбнулся.

– А я не забыл.

Ее муж никогда не забывал о памятных датах. Он помнил чем-то выдающиеся выходные, каждый повод, и отмечал их открыткой, цветами или подарком, не пропустив ни разу.

– Под елкой остался один забытый подарок, – сказал он.

Элейн нахмурилась.

– Ты лучше меня.

– Возможно. – С лица Мэтью не сходила широкая улыбка. Он протянул руку под наряженные ветки и передал жене маленькую белую коробочку, перевязанную красной лентой.

Элейн развязала ее, лента упала на пол. Неужели? Он помнил? Они не раз говорили об этом на протяжении многих лет, но Элейн всего лишь несколько месяцев назад упомянула о своем желании иметь эту вещь. Браслет с шармами был у нее в детстве, но она потеряла его на карнавале, когда ей было двенадцать лет. Она украшала тот браслет с шармами, напоминавшими о разных моментах ее жизни. Крошечный свадебный торт от ее бабушки, садовая лопатка от отца и половинка разбитого сердца от ее лучшей подруги Анжелы. В 1980-х годах такой браслет был почти у каждой девочки, но Элейн потеряла его на одном из аттракционов. Потом она долго искала его, но земля как будто проглотила эту вещицу, а вместе с ней и все ее детские воспоминания. Всю жизнь Элейн надеялась найти ему замену. Неужели Мэтью наконец нашел такой браслет? Неужели он об этом помнил?

Ее глаза наполнились слезами, когда она подняла крышку коробки, сняла два слоя упаковочной бумаги. И… ее сердце упало.

– Красивые, правда? – самодовольно улыбнулся Мэтью, указывая на две антикварные ручки для бюро. Он приобрел их взамен стеклянных ручек, которые дети случайно разбили несколько лет назад, когда пытались «сделать в доме ремонт» с помощью молотка, найденного в гараже.

– Да… очень, – едва выдохнула Элейн. В ее глазах стояли слезы, но она не позволила себе расплакаться и вынула одну из ручек из коробочки. – Идеально.

Мэтью легко поцеловал ее в губы, потом встал и потянулся.

– Пора выпить кофейку, – с этими словами он направился в кухню.

Элейн ненавидела себя за то, что испытывала в эту минуту. Неблагодарная. Идеалистка. Ведет себя как ребенок. Но в глубине души она понимала: внутри ее идеальной жизни, внутри ее идеального дома, внутри ее идеального брака есть какая-то трещина, которую она не может игнорировать. Она чувствовала ее в разные моменты, в серьезные и не слишком. Посмотрев на стеклянные ручки в красивой коробке, Элейн вновь ощутила ее присутствие.

* * *

Звонок в дверь раздался в четыре часа, и в суматохе рождественских хлопот и готовки Элейн почти забыла, что они пригласили гостей к обеду. Она подняла глаза от сладкого картофеля, из которого делала пюре, когда в кухню ворвалась сияющая Элла.

– Мамочка, посмотри, кто пришел! Наши новые соседи!

Элейн слизнула каплю пюре с указательного пальца и посмотрела в прихожую, где у входной двери стояли мужчина и девочка примерно одного возраста с Эллой.

Мужчине было за сорок, он уже начинал лысеть, да и ростом был невысок. Он встретился взглядом с Элейн, она выронила толкушку.

– Позвольте, я подниму, – мужчина бросился к ней.

Они одновременно нагнулись, и их глаза снова встретились.

– Простите. – Мужчина протянул ей толкушку. – Я Чарльз.

– Ах да, вы наш новый сосед. – Элейн улыбнулась. – Добро пожаловать. Как вас называть, Чак или Чарли, или?..

– Просто Чарльз.

– Здравствуйте, просто Чарльз.

Он удивленно покачал головой.

– Забавно.

– Что именно? – спросила Элейн.

– Понимаете… – его голос прервался. – В общем, моя жена сказала то же самое, когда мы с ней познакомились.

В его голосе слышалась печаль.

– О, прошу прощения. Надеюсь, я не…

– Мы были женаты двенадцать лет, а в прошлом году она умерла, – продолжал Чарльз.

Элейн не находила слов для ответа, поэтому она просто промолчала, коснувшись рукой его руки.

– Все в порядке, – пробормотал Чарльз. – Я хорошо справляюсь.

– И я замужем двенадцать лет, – решилась признаться Элейн.

Чарльз кивнул.

– Последняя годовщина была тяжелой. Мы всегда придумывали что-то неожиданное, чтобы отпраздновать этот день. Однажды я устроил для нас прогулку на воздушном шаре. За год до ее смерти я нанял струнный квартет, чтобы он исполнил серенаду под окнами офиса, где работала жена.

– Как красиво, – вздохнула Элейн. – Вы так об этом рассказываете, что я представляю себе облака и слышу музыку.

Она почувствовала зависть, вспомнив о том, что Мэтью все эти годы обычно отмечал памятные даты коробкой шоколада и красивой открыткой.

Чарльз посмотрел на миску, стоявшую перед Элейн.

– Моя бабушка обычно готовила сладкий картофель на каждое Рождество, – с улыбкой произнес он.

– С зефиром? – уточнила Элейн.

– Без зефира это было бы преступлением. – Чарльз продолжал улыбаться.

В кухню вошел Мэтью.

– Отлично, что вы уже познакомились. Теперь мы можем открыть вино. Элейн, я говорил Чарли, что он полюбит эту улицу. Мы все здесь не прочь пропустить по стаканчику.

Элейн и Чарльз произнесли одновременно:

– Просто Чарльз.

Мэтью похлопал мужчину по спине.

– Хорошо, Чарльз, – он улыбнулся Элейн. – Она опять читала проповедь о сладком картофеле?

– Ну, я…

Мэтью усмехнулся.

– Я больше люблю пюре из обычного картофеля, – сказал он. – Но ты же знаешь поговорку: счастливая жена, счастливая жизнь, – Мэтью снова похлопал Чарльза по спине. – Так что же заставило тебя переехать в Сиэтл из Хьюстона?

Чарльз хмыкнул.

– «Майкрософт», – ответил он. – В Сиэтле много таких эмигрантов, верно?

– Точно, – согласился Мэтью. – Тогда ты выбрал нужную улицу. Отсюда тебе будет быстро и удобно добираться до работы.

Чарльз кивнул.

– Мне повезло, что я нашел этот дом. Мой риелтор сказал, что пришлось поучаствовать в аукционе.

– А нам повезло в том, что этот дом принадлежал еще дедушке моей жены, – с гордостью заявил Мэтью, обнимая Элейн за талию.

Чарльз улыбнулся.

– Наверное, приятно жить в доме с таким количеством воспоминаний.

– Полагаю, да, – несколько неуверенно согласилась с ним Элейн. – И Мэтью прав, улица у нас превосходная.

Она протянула лопатку с капелькой пюре, чтобы Элла попробовала.

– Но я была бы рада пожить в плавучем доме. – Элейн вспомнила очаровательный плавучий дом ее подруги Ло на озере Юнион.

У Чарльза загорелись глаза.

– Знаете, я всегда об этом мечтал. Люди говорят, что такой дом не подходит для детей, но я с этим не согласен.

– Спасательные жилеты, – снова в унисон произнесли Чарльз и Элейн.

В кухне повисла неловкая тишина, потом Мэтью заговорил снова:

– Чарльз, позволь мне показать тебе, как мы отделали камин прошлой осенью. Думаю, у наших домов одинаковая планировка. Ты тоже сможешь благоустроить свой дом.

Мужчины ушли в гостиную, Элла осталась стоять возле матери, потихоньку таская кусочки зефира.

– Я разрешила Хлое поиграть с моей новой куклой, – сказала она.

– Ты молодец, дорогая, – похвалила ее Элейн.

– Они милые, – продолжала Элла. – Я рада, что они сюда переехали.

Элейн посмотрела в сторону гостиной и вздохнула.

– Я тоже рада.

Глава 3

Едва я открыла глаза, из окна на меня устремился поток сияния. Накануне вечером я заснула на кушетке, и теперь Сэм сидел возле меня, высунув язык. Я потянулась, и мой взгляд упал на наполовину пустую бутылку с вином, стоящую на кофейном столике. Я встала и подошла к окну, за которым лежал покрытый снегом Сиэтл. Трое малышей с упоением лепили снеговика на углу улицы. Снежное Рождество.

Я отправилась в кухню, отправила капсулу с неспрессо в кофемашину и стала смотреть, как кофе наливается в маленькую белую чашечку для эспрессо. Сделав первый глоток, я взглянула на розовый конверт со странным посланием внутри, полученный вчера. Нашла телефон и набрала номер брата. После третьего звонка раздался его хриплый, усталый и слегка похмельный голос.

– Алло?

– Флинн, это было не смешно.

– Ты о чем? И который час?

– И тебе веселого Рождества, – раздраженно ответила я.

– Ах да, верно. И с днем рождения тебя.

– В твоей постели сейчас женщина? – спросила я.

– Разумеется, нет, – ответил Флинн, но я слышала женский голос на заднем плане.

– Я всегда знаю, когда ты лжешь, – буркнула я. – Ладно. Я говорила об открытке, которую ты мне отправил. Это не смешно. Неужели ты думаешь, что я во все это поверю? Что я пойду в квартиру, чтобы ты смог меня познакомить с одним из твоих друзей?

– Джейн, – брат сладко зевнул, – я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Я снова посмотрела на открытку.

– В самом деле? Это не ты прислал открытку?

– Нет, – ответил Флинн. – За все эти годы разве я хоть раз присылал тебе открытку с днем рождения?

– Нет, ты этого не делал.

– Что ж, с этим вопросом мы разобрались. – Он снова зевнул. – Может, заглянешь ко мне попозже?

– Не-а, меня ждут у Элейн.

– Что ж, раз ты отказываешься от семьи в Рождество и в твой день рождения, тогда приходи хотя бы на мою новогоднюю вечеринку, – пригласил Флинн. – Обещаешь?

– Я же тебе говорила, что подумаю об этом, – улыбнулась я.

– О’кей. Теперь расскажи мне, что это за история с открыткой.

Я смотрела на указанный в ней адрес. Мейн-стрит.

– Думаю, что это пустяки, – легко произнесла я, но на самом-то деле я думала, что дело тут серьезное. Эта открытка что-то расшевелила во мне с того самого момента, как я ее увидела.

* * *

Я заехала в цветочный магазин, забрала одну из последних композиций из пионов и пуансеттий, а потом отправилась на Хэмлин-стрит. Дом, стоявший неподалеку от университета Вашингтона, принадлежал еще дедушке и бабушке Элейн. После их смерти в него переехали Элейн и Мэтью, они переделали его по своему вкусу. Дом смотрел на серую воду канала Монтлейк. Штормило.

Я припарковала машину, взяла с сиденья сумочку, бутылку вина, бумажный пакет с подарками для Джека и Эллы, подхватила цветочную композицию и посмотрела на дом. Старый колониальный особняк в голландском стиле был заметен внушительным слоем снега. На лужайке перед домом стоял снеговик, и я сразу представила, как Мэтью помогал детям лепить его. Я подумала, как повезло Элейн, что у нее такая жизнь, – идиллическая, словно на старинной гравюре.

Она встретила меня на пороге, обняла и едва не сбила с ног.

– Ты пришла! Я так рада. Я думала, что ты решишь обойтись без нас.

Я улыбнулась, протянула ей вино и цветы.

– У меня есть подарки для Эллы и Джека.

– Дорогая, это было не обязательно, но они будут рады получить подарки от тебя!

– Тетя Джейн, – пропищала Элла. Малышка обняла мои ноги, и я сразу порадовалась тому, что пришла. – У нас новые соседи, – продолжала девочка. – Идем знакомиться с ними!

Я прошла следом за Элейн и Эллой через дом на кухню, где мужчина в сером свитере стоял у плиты и помешивал соус. Элейн улыбнулась.

– Чарльз, это моя самая дорогая подруга, Джейн.

Мэтью улыбнулся.

– И она не замужем.

Элейн пихнула мужа локтем в бок.

– Чарльз, прости моего мужа. Он всегда пытается пристроить одиноких друзей.

Мы с Чарльзом обменялись понимающими улыбками.

– Рад познакомиться с вами, Джейн, – произнес он.

Рядом с ним стояла маленькая девочка, но прежде чем Чарльз успел ее представить, это сделала Элла.

– А это моя новая подруга – Хлоя. Она только что переехала на нашу улицу, и мы с ней будем дружить.

– Замечательно, – порадовалась я и отвернулась от Чарльза. Я наблюдала, как Элейн принялась колдовать над соусом, который размешивал Чарльз, а потом попробовала смесь.

– Нужно добавить еще соли, – вынесла она вердикт, и мужчина тут же передал ей солонку, которую увидел на столе.

У меня перед глазами снова появился туман, и я уже не видела ни Элейн, ни Чарльза. Я отругала себя за лишний бокал вина, выпитый накануне вечером. Но когда Элейн открыла бутылку, которую я принесла с собой, и налила мне вина, я с удовольствием выпила его.

– С тобой все в порядке, дорогая? – спросила Элейн.

– Да, – быстро ответила я. – С глазами опять проблемы, только и всего.

– Сегодня у Джейн день рождения, – объявил Мэтью Чарльзу.

– С днем рождения, – вежливо поздравил он. – Один из моих лучших друзей родился в Рождество. Вы особенные люди.

Он говорил, но не смотрел на меня. Его глаза не отрывались от Элейн, и я видела, что глаза моей подруги светятся так, как я не видела уже очень давно. Она прислонилась к рабочему столу и теребила свой белый фартук, на котором сохранились пятна от многочисленных блюд, приготовленных ею в прошлом.

Мэтью обнял жену за талию и указал на коричневый бумажный пакет на столе в центре кухни.

– Мне пришлось обойти три магазина, пока я нашел муку, которая тебе нравится, – сказал он.

– Ты мой король Артур, – оценила его поступок Элейн, выгружая муку из пакета. – Мэтью знает, что из другой муки я печь не буду.

Я задумалась о деталях брака. Тысячи крошечных фактов, из которых состоит жизнь с другим человеком. У людей уходит целая жизнь, чтобы разобраться в нюансах. Марка муки, или зубной пасты, или мешков для мусора (с завязками или нет), радиостанция в машине. Место на диване, на котором один из двоих чувствует себя уютнее. Мелочи любви, ее мелкий шрифт. Судя по всему, Элейн и Мэтью отлично овладели этим языком деталей.

Элейн бросила взгляд на часы, висевшие на стене кухни.

– Если мне удастся сейчас приготовить тесто для кекса и поставить его в печь, то в пять мы сможем попробовать это блюдо.

Я уселась на барный табурет рядом с Мэтью. Элла и ее новая подружка Хлоя отправились в гостиную, и Мэтью с гордостью посмотрел на жену.

– Элейн готовит знаменитый кекс с оливковым маслом ее бабушки, – объяснил он нам с Чарльзом.

– Должна признать, что вкус у него специфический, – сказала Элейн, – и я не обижусь, если никто не будет его есть. Бабушка пекла этот кекс на каждое Рождество, задолго до того, как выпечка на оливковом масле вошла в моду. Она и сама в детстве получала его на каждое Рождество. Знаешь, какой в нем секретный ингредиент?

Я покачала головой.

– Цитрусы! – объявила Элейн. – Можно класть любой цитрус, но бабушка предпочитала красные апельсины-корольки.

– Мне нравится этот сорт, – сказала я. – У них такой роскошный цвет.

Мэтью улыбнулся Чарльзу.

– А что вы думаете о корольках, сэр?

Было до боли очевидно, что он пытается вовлечь нас обоих в разговор. Но если Чарльз об этом и догадывался, то виду не подавал. Он неожиданно поднял глаза на Элейн и спросил:

– Твоя бабушка была родом с Сицилии?

– Да, – с некоторым удивлением ответила она.

– Моя бабушка тоже оттуда, – сказал Чарльз. – Я ни разу в жизни не встречал человека, который хранил бы эту традицию, за исключением моей матери.

Элейн на мгновение лишилась дара речи, но потом все-таки сумела взять себя в руки.

– Что ж, отлично, – наконец произнесла она. – Ты можешь помочь мне выжать из апельсинов сок.

* * *

После того, как обед был съеден и от десертов не осталось ни крошки, Чарльз и Хлоя пожелали нам хорошего вечера и ушли. Мэтью отправился с детьми в подвал смотреть фильм. Мы с Элейн заново наполнили бокалы вином и уселись на диване у огня в гостиной, где стояла елка.

– Как, по-твоему, это было приятное Рождество? – спросила Элейн, глядя на языки пламени, танцующие перед нами в камине.

– Это было прекрасное Рождество, – ответила я. – Ты сделала его таким.

Моя подруга переменила позу, отпила еще глоток вина, потом повернулась ко мне.

– Знаешь, ты везучая.

– Я? – Мне стало смешно. – Едва ли. Вот тебе действительно повезло.

Элейн покачала головой.

– Джейн, у тебя вся жизнь впереди, и ты можешь сделать с ней все, что захочешь.

Я сморщила нос.

– К тебе это тоже относится. Ты всего на год старше меня.

– Нет, – возразила Элейн. – Я говорю не о возрасте. Я говорю о разнице между замужеством и детьми и возможностями свободной женщины.

Я кивнула и повернулась к огню. Странно было слышать от Элейн такие слова. Ведь я давно считала ее жизнь воплощением совершенства, этаким пунктом назначения на дороге к счастью. Дом. Муж. Дети. Жизнь. У нее все это было.

Я коснулась рукой ее плеча.

– В чем дело, дорогая? – спросила я. – Расскажи мне.

Элейн долго молчала, потом вытерла слезинку, взяла с кофейного столика белую коробочку и протянула мне. Я открыла ее и увидела две сверкающие стеклянные ручки, старинные, какие бывают на антикварных туалетных столиках.

– Мэтью подарил мне это на нашу годовщину, – сказала Элейн.

– Что ж, они красивые.

– Ручки, Джейн. Ручки!

Я подумала, что упускаю какую-то важную деталь.

– А… что-то не так с ручками?

Элейн покачала головой.

– С ними все в порядке и не в порядке.

Я понимающе кивнула. Ей незачем было объяснять дальше.

Элейн снова вытерла слезы.

– Ты только посмотри, какой плаксой я стала, – она повернулась ко мне с вымученной улыбкой. – Ненавижу себя за то, что так веду себя в Рождество.

– Представь, что кроме всего прочего это был бы еще и день твоего рождения, – я слегка сжала ее руку.

– Я превратилась бы в развалину.

– Но с тобой этого не случилось, – ответила я.

Элейн кивнула и снова повернулась к камину. Мы сидели молча и смотрели, как трещат и шипят поленья, охваченные пламенем.

* * *

Когда на другое утро я вошла в цветочный магазин, Ло стояла за прилавком.

– Доброе утро, – жизнерадостно приветствовала она меня. – Как я вижу, ты сумела пережить очередной день рождения.

– Ты права, – сказала я, вешая куртку на крючок в задней комнате. Сумочку я положила под прилавок. – Как твое свидание?

– Хорошо, – ответила Ло. – Шампанское «Дом Периньон» с Лорном.

Я подняла брови.

– Лорн? Кто-то новенький?

– Да, он инвестиционный банкир днем и непризнанный поэт по вечерам, – голос моей подруги звучал мечтательно. – Пожалуй, он мне нравится.

Я фыркнула от смеха и повернулась к компьютеру, чтобы посмотреть на поступившие заказы.

– На первом свидании мужчина тебе всегда нравится.

– Разумеется, – парировала Ло. – Они выдыхаются после третьего свидания. И мне становится скучно.

– Ты ведешь себя, как мужчина. Ты знаешь об этом?

Ло пожала плечами.

– Ну и что? Женщинам пошло бы только на пользу, если бы они вели себя, как мужчины.

Иногда меня восхищало отношение Ло к любви, но я переживала за нее и гадала, не слишком ли она увлеклась игрой в надежде стать когда-нибудь счастливой. Я вздохнула, сунула руку в карман джинсов за резинкой, чтобы собрать волосы в конский хвост. Тут-то я и наткнулась на странную поздравительную открытку. Я специально захватила ее с собой, чтобы показать Ло.

– Слушай, – я повернулась к ней, – не могла бы ты оказать мне услугу и прочитать вот это? Я понятия не имею, от кого эта открытка. Уж и не знаю, может, меня кто-нибудь разыгрывает.