Хранительница его сокровищ

13. Лизавета философствует

Однако, их путешествие по городу растянулось ещё на пару часов, потому что Аттилия вытерла слёзы и сказала – если поесть, то это на рынок. И велела везти их туда.

Рынок располагался в красивом портике с колоннами, но запах там был тот самый, рыбный. Лизавета в изумлении смотрела на красиво разложенную по прилавкам рыбу, кальмаров, осьминогов, крабов, моллюсков. А девочка сказала, что это уже так, остатки улова, самый лучший рынок – с раннего утра.

Она подвела Лизавету к прилавку, за которым на открытом огне что-то жарили, приятельски поздоровалась с молодым мужчиной в смешном колпаке и сказала, что нужно накормить трёх человек. Через несколько минут Лизавете в руки дали свёрнутый из большого тонкого блина кулёк, в котором лежали маленькие жареные рыбки и морские гады – колечки кальмаров и щупальца мелких осьминогов. Аттилия с восторгом взяла ещё один такой же, а третий – для их перевозчика – попросила подержать Лизавету. Она расплатилась какой-то мелочью и двинулась обратно к лодке.

Так что обедали они в лодке. Такой вкусной фриттюры (так это звали в реальности Лизаветы) она не ела ни дома, ни в путешествиях. Ели руками, запивали водой из фляги, которая нашлась в лодке. А потом уже отправились на другой берег канала – пить здешний кофе.

Кофе оказался хорош, как бы его не называли. И к нему предложили пирожные из воздушного теста с чем-то вроде белкового крема и с земляникой. Аттилия попросила упаковать с собой парочку, и получила ещё мешочек зёрен с наказом передать его господину Астальдо.

Можно было двигаться домой. То есть в обитель Ордена Сияния.

Лизавета с Аттилией шли через внутренний двор, когда им навстречу попалась Крыска Агнесса.

– Где это вы ходите, хотела бы я знать? – спросила она, сурово глядя на Аттилию.

– По приказу господина Астальдо я сопровождала госпожу Элизабетту в город. Мы ездили в лавки.

– В лавки, говоришь? Опять ездила в свой вонючий Рыбий Хвост к вшивым родственникам? От тебя же теперь рыбой будет нести за версту!

– Госпожа Агнесса, а в чём, собственно, дело? – нахмурилась Лизавета.

Девочка отлично развлекала её весь день, а родственники только добавляют ей проблем.

– Дело в том, – отчеканила та, – что я должна провести с вами курс лечения. Как, позвольте узнать, я это сделаю, если вы ходите неизвестно где весь день?

Она взглянула Лизавете прямо в глаза, ещё больше нахмурилась, отшатнулась.

– Если бы вы были так любезны и сообщили мне о ваших планах, мы бы их как-нибудь согласовали, – Лизавета тоже умела говорить сурово. – А если они существуют только в ваших мыслях, то откуда нам с Аттилией их узнать? И не трогайте девочку, она, уверяю вас, моется достаточно часто.

Да-да, иначе Лизавета бы её близко к себе не подпустила. Если бы она выглядела и пахла так же, как её сёстры. То есть, подпустила бы, конечно, но сначала её бы пришлось долго отмывать и расчёсывать.

Крыска только фыркнула. Уже пошла было дальше, куда там ей было надо, полуобернулась и выплюнула:

– Вас искал ваш… телохранитель, – последнее слово ей почему-то было особенно не по вкусу.

– Благодарю вас, – Лизавета кивнула и взяла Аттилию за руку. – Идём. Если мы кому-то нужны, нас непременно найдут. Как ты думаешь, будет хорошо, если мы попросим кофе, то есть арро, прямо к нам в комнату? И съедим пирожные?

– Просто замечательно, – кивнула Аттилия.

Но расслабиться им не дали. Очередной послушник? Слуга? В общем, местный житель в некрашеном балахоне сообщил, что госпожу Элизабетту ждёт Магнус Амброджо, вот прямо сейчас.

Лизавета взглянула на Аттилию, но та только пожала плечами. И взялась поправлять Лизаветин чепец – видимо, криво сидел.

– Только, госпожа Элизабетта, не смотрите ему в лицо, как вы на всех смотрите, – зашептала девчонка.

– Почему ещё? – нахмурилась Лизавета.

– Ну… как это сказать… не принято, чтобы женщины смотрели в лицо посторонним мужчинам. Воспитанная женщина смотрит в пол, и поднимает взгляд, только если её об этом прямо попросят. Ну, или прикажут. В своей семье – ещё можно, и то, как муж скажет. А на улице, с незнакомыми и со священниками – нет.

Так вот почему они все на неё таращатся, подумала Лизавета. Не привыкли, что на них чужие бабы смотрят. Нежные фиалки, так их растак.

– Спасибо, что предупредила, – вздохнула Лизавета.

Опустила очи долу и пошла за мужиком в балахоне. Вообще, смотреть под ноги, когда носишь хламиду в пол, даже полезно – ни за что не зацепишься и не завалишься.

Мужик привёл Лизавету в ещё неизвестную ей часть здания – через двор, потом в калитку и через ещё один внутренний двор, тоже вроде с колодцем посередине, и с цветочками, и открыл створку обитой металлом двери.

– Проходите, госпожа.

Лизавета прошла, повертела головой – надписей с указателями типа «к Магнусу направо» нигде не было. Тем временем мужик аккуратно прикрыл дверь и повел её по коридору, кстати, как раз направо. И осторожно постучался в очередную дверь.

– Входите, – раздалось изнутри.

Лизавета вошла из темноты и зажмурилась – прямо в дверь светило через окно заходящее солнце.

– Проходите, госпожа Элизабетта, – уже знакомый голос Лиса-Астальдо вернул к действительности.

Он даже взял её за руку и провел к лавке.

Лизавета проморгалась и села. И прямо перед собой увидела высокого, неплохо сложенного, синеглазого и… плешивого мужика в белом одеянии из плотной струящейся ткани. Вышитые золотые солнца сияли отраженным светом. Мужик сидел в деревянном кресле с высокой резной спинкой, в такое же опустился Астальдо.

Лизавета украдкой оглядела комнату – шкаф с книгами, стол. На столе чернильница, перья и тоже книги. Ну хоть не совсем дикари, и то ладно.

Тут она вспомнила про не поднимать взгляд и уставилась в пол.

– Госпожа Элизабетта, – начал плешивый писклявым голосом, – Орден Сияния в моём лице приветствует вас в Фаро.

– Благодарю, – кивнула она.

– Наш брат в Сиянии Астальдо уже сообщил вам о великой миссии. Знайте, что в пути с вами всегда будет благословение Ордена, и моё личное – тоже.

Лизавета не придумала, что ответить, и лишь кивнула. Что-то ей подсказывало, что благословение этого плешивца в неведомом пути не сильно-то поможет.

– Госпожа Элизабетта занята подготовкой, – Лис спрятал усмешку в ладони.

– А что там готовить? Вот она – передо мной, тот нечестивец, которого ты вынул из подвала, тоже в порядке, я его сегодня видел. Что вам мешает отправиться завтра с утра?

Чего? Завтра с утра? Он рехнулся, да? Лизавета забыла про смотреть в пол и недоумённо уставилась на местного иерарха.

– Отсутствие заготовленных припасов, должного количества лошадей, оружия… и чего-то ещё, Фалько мне говорил, но я не запомнил весь список. Он озадачен, и как только сообщит, что можно выступать, мы это сделаем. Он не в первый раз собирается в подобный поход, и сделает всё наилучшим образом, – Лис продолжал усмехаться за сложенными руками.

– Хорошо, – кивнул Магнус. – Скажите, госпожа Элизабетта, какой веры вы придерживаетесь?

– Я? Никакой, – изумлённо сообщила она.

Это-то тут причём?

– Как так? – не понял Магнус.

– Обычным образом, – ответно не поняла она.

Ну да, в её детстве детей ещё не крестили, не то время было. А после, в сознательном возрасте, она сама уже не была готова прийти к какой-либо вере. Родственники периодически тюкали – пойди уже, покрестись, и жизнь придёт в порядок, говорили они. Особенно мама. Лизавета же не верила, что само по себе крещение, без внутреннего убеждения, приведёт что-то куда-то. А того самого внутреннего убеждения она в себе не ощущала никак. И готовности чем-то жертвовать – тоже. А просто так пойти и просить – дай-помоги – не будучи готовым что-то дать от себя… Это казалось ей неправильным. Так и жила – надеясь только на себя, и никак не на высшие силы.

– Но позвольте, я готов верить, что в вашем мире все погрязли в ереси, но не могу представить, что там даже ереси нет!

– Почему же, – усмехнулась Лизавета, – думаю, вы нашли бы у нас очень много разнообразных ересей.

– И вы не принадлежите ни к одной из них? – он продолжал изумляться.

– Верно. У нас так тоже бывает. И довольно часто. Я не религиозна совершенно.

– Это какая-то болезнь? – спросил Магнус, повернувшись к Лису. – Я не могу представить то, о чём она говорит.

– Отчего же сразу болезнь? Я думаю, наша гостья тоже во что-нибудь верит, просто называет это как-нибудь иначе. Ведь всё равно у неё есть какие-то ответы на вопросы о том, откуда взялось всё существующее множество миров. Так ведь, госпожа Элизабетта?

О, у нас философский диспут? Неплохо.

– Так, – Лизавета тоже повернулась к Астальдо. – У нас, представляете, существуют теории о том, что всё случилось само собой, в ходе эволюции.

– Что? – Магнус с непониманием глянул на неё. – О чём это она? – а это уже Лису.

– Госпоже Элизабетте случается произносить непонятные слова. Я думаю, это означает только то, что в нашем языке нет подобных слов. И нет предметов и явлений, которые эти слова обозначают.

Надо же, соображает!

– Эволюция – это естественный и постепенный процесс развития всего, – сообщила Лизавета. – Она везде есть.

– То есть, вы считаете, что всё сущее находится в процессе развития? – заинтересовался Лис.

– Да, мне это кажется правильным представлением о сущем, – усмехнулась в ответ Лизавета. – Всё ведь меняется. Люди, их привычки, образ жизни. Даже обычаи и традиции.

– И что вы видите движущей силой этих изменений?

– Я не вижу какой-то одной движущей силы, которая управляла бы всем по некоему замыслу. Я склоняюсь к тому, что в каждой частице окружающего нас мира есть этот импульс, независимо от того, живое оно или нет. У живого побольше, конечно. Но даже камень на берегу моря изменится за несколько лет – сначала, отколовшись от скалы, он будет острым и угловатым, а когда его обкатает море – то гладким и круглым.

– Очень удачный пример, – кивнул Лис.

Ещё бы, попробовал бы он объяснить каким-нибудь неподготовленным студентам, которые читают-то с трудом, а тут надо философию сдавать! Сразу бы научился примеры придумывать.

– А на примере человека мы можем видеть изменения намного ярче и существеннее, – продолжила Лизавета. – Если сравнить мироощущение ребёнка, подростка, зрелого человека и старца – это будут четыре разных человека, уверяю вас. Даже базовые вещи, вроде «хорошо-плохо», будут разными.

Лис слушал и кивал, Лизавета подбирала ещё какие-то аргументы.

– Эй, вы вообще о чём? Хорошо – это свет и тепло, что несёт нам Великое Солнце, а плохо – это Предвечная тьма! – Магнус смотрел на них с ужасом.

– Ни в коей мере не спорю, – кивнула Лизавета, – но…

– Госпожа Элизабетта, мы ещё поговорим с вами. Позже, – перебил её Лис.

И смотрит так значительно.

Эй, вспоминай, где находишься. И придержи язык. И в пол смотри, да?

– Я думаю, госпоже Элизабетте следует посетить храм и вообще просветиться, – отрезал Магнус. – А то ещё скажет где-нибудь…

– Буду рада, – кивнула Лизавета. – Мне рассказали, что ваш храм очень красив.

– Всё самое лучшее отдано ему, – важно кивнул Магнус. – Но сейчас ступайте. Жду вас завтра на полуденной службе.

Вот так. Ну ладно, изучение местных верований – это важная часть исследования аборигенов, подумала Лизавета. Она кивнула обоим собеседникам, понадеялась, что это вежливо и прилично, и отправилась восвояси знакомой уже дорогой. И тут только заметила, что пока они беседовали, снаружи успело стемнеть.

Если в коридоре горели какие-то светильники, то за дверью на улицу её ждала та самая Предвечная Тьма, или что-то, на неё очень похожее. Из какого-никакого, но света в темноту – неудивительно, что Лизавета наступила на подол собственного платья и полетела на землю, а дверь издевательски хлопнула за её спиной.

– Вашу ж мать! – громко сообщила она, оказавшись на чём-то мягком, наверное – на траве.

– Госпожа моя, следует быть осторожнее, – чьи-то руки подняли её с земли и поставили.– Держитесь?

– Да, благодарю вас, – прочувствованно сказала она, отдышавшись. – Господин Фалько, это ведь вы? Я ничего не вижу. Мне сказали, что вы меня разыскивали?

– О да. Я же должен охранять вас, госпожа моя. Правда, речь шла о внешних врагах, а не о вашей собственной неосторожности, – в голосе так и слышалась насмешка.

– Я не кошка и ночью не вижу, – огрызнулась она.

– Бывает, – он щелкнул пальцами, и перед ними повис в воздухе небольшой огонёк.

Достаточно яркий, чтобы осветить дорогу, но не настолько, чтобы слепить глаза. Отлично, просто отлично! И можно идти дальше.

– Спасибо, и какая же красота, – Лизавета в восторге схватила его за руку… подумала, что не стоит, и отпустила.

Он смеялся.

– Не говорите только, что никогда не видели магических огней.

– А я и не видела. Там, откуда я, магии нет, и не было никогда. Про неё только сказки рассказывают.

– Если рассказывают – то не на пустом же месте?

– А как же извечное стремление человека к неизвестному? И желание чуда?

– Надо же, как вы сказали – извечное стремление к неизвестному! И вам оно тоже знакомо?

– Конечно, как всякой живой твари, – рассмеялась она. – Вот мы и пришли, спасибо вам.

Он погасил свой магический огонёк и открыл Лизавете дверь её части большого дома.

– Не за что, госпожа моя. Доброй ночи, – он взглянул на неё, нахмурился, потом его брови так и взлетели вверх.

Здесь коридоры освещались, как поняла уже Лизавета, магическим светом. Он был ровнее и ярче любого обычного факела. Лизавета ещё раз взглянула на телохранителя, ничего не поняла. На всякий случай улыбнулась ему, кивнула и побежала к лестнице.

14. Лизавета выспрашивает и лечится

Вот и здесь дожили до будильника, думала Лизавета. Правда, вместо будильника была Аттилия, и Лизавете как-то по-человечески больше нравилось, когда её будили живые люди, а не телефон, но она всё равно ненавидела вставать по времени, не выспавшись, как следует.

Но накануне вечером, вернувшись к себе, она узнала – от той же Аттилии, что госпожа Крыска назначила ей явиться на лечебную процедуру к трём часам утра (к девяти, это значит – к девяти… перевела Лизавета про себя), а перед тем непременно что-нибудь съесть. Значит, магическое лечение тоже бывает на сытый желудок. Также Крыска сообщила, что процедура займёт около двух часов. Аттилия добавила, что, мол, госпожа Агнесса всегда так чётко всё расписывает, и процедуры, и занятия. Да, она как раз ходит заниматься к целительнице, и к господину Астальдо, и ещё к госпоже Мариалене, и к господину Августо.

Оказалось, что у Аттилии весьма широкий спектр способностей, но пока непонятно, насколько велика её сила. Поэтому её знакомят со всем понемногу: и с целительством, и с бытовой магией, и защитной, и с воздействиями на растения и животных, и с предметной тоже, и кажется, она уговорила господина Фалько немного показать ей боевую. Как, госпожа Элизабетта не знала? Господин Фалько – очень опытный и могущественный боевой маг. Это сказал господин Астальдо, а господин Фалько, бывший при том, ни словом не возразил.

Лизавета на то лишь глазами похлопала. И попросила добыть какой-нибудь еды, а то у Магнуса не кормили. Оказалось, что девчонка тоже где-то бегала и не ужинала, вот и пусть тоже присоединяется.

За ужином Лизавета вспомнила, что был непонятный вопрос.

– Вот смотри, про глядеть в пол я поняла. Правда, я всё время об этом забываю. Но обещаю быть внимательной. А что у вас с макияжем? Я смотрю, здесь, в обители, женщины не красят глаза. Или это делают только девицы вроде твоей сестры?

Аттилия рассмеялась.

– Ну, Розалия белит лицо и румянится, а ещё подводит глаза. И у неё какие-то совсем простенькие краски для этого, не знаю, где она их берёт, наверное, покупает на то, что кавалеры дают. Среди свободных девиц принято красить лицо. А ещё красятся, я слышала, придворные дамы. Говорят, что явиться ко двору ненакрашенной – всё равно что без драгоценностей и в старом платье. И дамы покупают средства, сделанные при помощи магии – как вам предложила госпожа Клара. Они не такие ядовитые. Говорят, что обычную пудру для отбеливания щёк делают из смеси белил, свинца и уксуса, и если это на себя намазать, то и правда, никаких прыщей не видно, но после, когда умоешься, тоже ничего хорошего.

– Что? Белила, свинец и уксус?

Лизавете приходилось что-то читать о косметике времён Елизаветы Тюдор, когда как раз любили бледную кожу, алые губы и яркие глаза. И о том, какими жертвами всё это достигалось. Но одно дело читать, а другое – видеть своими глазами!

– Это мне сказал один здешний послушник, Гвидо, точнее, он сначала был послушником, а потом оказалось, что он маг. И его отдали учиться к алхимику из ордена Света, господину Кастелло, на год, а недавно он вернулся. И рассказывал, чем ему там приходилось заниматься. А у того алхимика целый дом подмастерьев, потому что заказов много, а он один. И дамские белила и румяна – это ещё не самое сложное, так сказал Гвидо. Но он всегда работал в перчатках, и говорил, что не понимает тех дурочек, которые всё это на себя намазывают. Но такие притирания намного дешевле, чем у той же госпожи Клары, поэтому их многие покупают.

– То есть, мне повезло? – хмыкнула Лизавета.

– Конечно! Господин Астальдо сказал – для вас найти всё самое лучшее.

– И теперь, когда я смотрю людям в глаза, да ещё и накрашенная, то что они думают?

– Что вы очень красивая, вот что они думают! – рассмеялась девчонка. – Просто вы выглядите совсем не так, как обычная накрашенная дама. У вас лицо как у человека, а не как у дамы с картины, и не как у посмертной маски. У вас как-то так получилось, что вы как будто и не накрашены вовсе, а глаза яркие. Ярче, чем обычно. А одеть вас по придворному – так и вовсе!

– Что ты такое говоришь, с чего вдруг красивая? Я старая и толстая.

– Это вы толстых не видели, – замахала руками Аттилия. – По вам видно, что вы жили в хороших условиях и не голодали. У вас очень ухоженная кожа, и волосы тоже.

Ничего себе заявочки! Лизавета в теории знала, что каноны красоты в разное время очень отличались, но столкнуться на практике… Ладно, это мнение девочки. Возможно, мужчины думают иначе.

– А сколько лет твоей матушке? – вдруг догадалась спросить она.

– Тридцать шесть, – без запинки ответила Аттилия.

А по виду – не меньше, чем пятьдесят восемь. Но… Лизавета вспомнила ещё об одном аспекте.

– А сколько у неё всего было детей?

– Всего – тринадцать. Нас осталось восемь, два братика и три сестрёнки не выжили. И с одной стороны, столько детей – это хорошо, потому что помощь родителям. А с другой – всех же надо кормить, сёстрам приданое выделять, но его, правда, всё равно нет, а братьям – помогать обустраиваться. Я думала, Паоло с лодкой-то женится точно, а он, бестолочь, проиграл её в кости. Так что мне очень повезло, что я маг и что я здесь.

– А во сколько лет твоя матушка вышла замуж?

– В пятнадцать. А отцу было уже больше двадцати, он копил на лодку, и накопил, а дом он купил уже после смерти деда, тот немного денег оставил. Это мне было лет пять, а братьям – и того больше. Скажите, а что было нужно от вас его преосвященству?

– Он хотел знать, какой я веры. А я – никакой.

– И вы ему сказали? – удивилась девочка.

– Именно. Он долго не мог поверить, а потом велел прийти завтра на полуденную службу. Это в шесть часов, так?

– Точно, – кивнула Аттилия. – Я провожу вас, не беспокойтесь. Вы должны туда успеть после встречи с госпожой Агнессой.

– Значит, буду успевать. Скажи, ты знаешь, куда мы положили баночки от госпожи Клары?

– Конечно, – девочка с готовностью вскочила и открыла одну из дверец комодика.

Там стояли банки с пробниками и шкатулка с декоративкой.

– Замечательно. Сейчас мы пробуем покрасить мне голову, а потом я иду мыться, нет, мы идём мыться, а потом – намажусь, почитаю немного, и спать.

Косметика госпожи Клары замечательно снялась её же лосьоном. Аттилия очень боялась подступаться к краске, но тут у Лизаветы был немалый опыт – она красила волосы лет с двадцати, сначала просто в разные цвета, посмотреть, что будет, а потом уже нужда заставила. Краска была приятной кремовой структуры, легко нанеслась кистью, а по истечении времени – легко отмылась.

И после уже знакомой процедуры нагревания воды и мытья Лизавета намазала кремом лицо, стопы и руки, почитала немного книгу и уснула.

А утром был тот самый подъём. Быстрое умывание, завтрак на скорую руку, одеться и пойти к Крыске-Агнессе.

Её кабинет находился на первом этаже, недалеко от кабинета Лиса-Астальдо. Она уже была там, что-то отмеряла из большой бутыли в склянку.

– Доброе утро, госпожа Агнесса, – кивнула Лизавета.

– Доброе утро, – буркнула та. – Раздевайтесь, сорочку тоже снять, и ложитесь, – и кивнула на деревянную лавку, застеленную простынёй.

Лизавета разделась – до трусов и лифчика. Подошла и села на лавку.

– Я непонятно сказала, что следует раздеться? – Крыска повернулась и нахмурилась. – Эти вещи вам никак не помогут, а мне только помешают.

Лизавета молча сделала, что просили. Потом до неё дошло – Крыска понятия не имела о том, что человек может носить что-то под сорочкой. Ничего, пусть привыкает.

А дальше Крыска подошла, коснулась её лба холодными пальцами, и более Лизавета не помнила ничего.

Проснулась она от Крыскиного раздраженного голоса:

– Просыпайтесь! Да просыпайтесь уже! Я не сделала с вами ничего такого, чтобы вы не могли прийти в себя, встать и уйти отсюда!

Лизавета честно попыталась встать, но у неё закружилась голова.

– Извините, – тихо сказала она и легла обратно.

Крыска подошла, потрогала лоб, уши, правую кисть. Что-то потёрла в районе висков, потом взяла обе руки и надавила, да так, что Лизавета даже пискнула.

Но голова перестала кружиться, и стало можно сесть, а потом встать. Одеться, сказать «угу» на слова о том, что завтра ей надлежит явиться в то же самое время, и выйти наружу.

Тело разбила слабость, голова снова закружилась, нестерпимо хотелось пить. И спать. И на воздух. Было похоже на упавшее давление, наверное, нужно выпить кофе.

Аттилия скатилась по лестнице со второго этажа.

– Ой, госпожа Элизабетта, да на вас лица нет!

– Наверное, пройдёт. Ты можешь принести мне воды? И немного кофе? Черного и сладкого? А я пока выйду на улицу.

– Ой, могу, конечно, но давайте, я вам помогу.

Аттилия взяла её под руку и вывела во двор. Ближайшая лавочка оказалась в спасительной тени, и Лизавета рухнула на неё. Девочка заверила, что она мигом, и убежала.

Во дворе происходило занятное: господин Сокол, её дражайший телохранитель, гонял пятерых парней. Они нападали на него, он легко расшвыривал их по кустам олеандров. Лизавета так увлеклась, что даже немного забыла о слабости и головокружении.

Впрочем, господин Сокол собрал учеников вокруг себя, что-то им сказал, и они радостно убежали ещё в одну дверь. А сам он подобрал с края колодца плащ и подошёл к ней.

– Госпожа Элизабетта, с вами всё в порядке?

– Не слишком, но я надеюсь, что это ненадолго.

– Что случилось? Чем вы были заняты с утра?

– Лечебными процедурами.

– Кто вас лечит? Астальдо? Террано?

– Госпожа Крыска, – она сказала быстрее, чем подумала. – Простите, госпожа Агнесса.

Он усмехнулся.

– Похожа, похожа. И что она с вами делала? – а сам сел рядом и взял её правую руку, принялся нажимать на подушечки пальцев.

– Не знаю. Я спала.

Дверь хлопнула, оттуда вынесло Аттилию.

– Госпожа Элизабетта, вот! Ой, здравствуйте, господин Фалько, – девочка улыбнулась и благовоспитанно опустила взгляд.

В руках у неё был поднос, там стоял большой стакан воды, две чашечки кофе, сахарница и пара пирожных на тарелочке.

– Благодарю, – Лизавета взяла свободной рукой стакан и мгновенно выпила воду.

Сокол отпустил её вторую руку. Кажется, от его манипуляций был толк – головокружение прошло.

– Господин Фалько, вы ведь тоже любите арро? Возьмите, пожалуйста, – Аттилия кивнула на чашечку.

– Спасибо, дитя, – кивнул тот с улыбкой.

Лизавета же взяла чашку, нюхала, потом размешала сахар – он здесь более крупный, чем дома, и коричневый. Пила маленькими глоточками, не глядя, что там вокруг. Потом взяла пирожное и съела.

– Вы не знаете, сколько сейчас времени? – до Лизаветы дошло, что в полдень ей снова надо где-то быть.

– Почти полдень, – Фалько поставил на поднос пустую чашку и улыбнулся девочке.

– Ой, мне нужно идти, – Лизавета встала, опираясь на лавку.

– Вам нужно, судя по всему, пойти и поспать, – заметил Фалько.

– Верно, но Магнус велел мне прийти на службу.

– Ох. Ну пойдёмте тогда, что ли, – он подал Лизавете руку, та схватилась за неё.

Потом подумала, что мужчины не любят, когда в них вцепляются, и ослабила хватку.

В храмине он подвёл её к лавке в самом последнем ряду, усадил, и сам сел рядом. Лизавета не слишком хорошо запомнила, что именно было – ну, пели, красиво пели, потом что-то говорили, а внутри всё было в золоте, и много фресок с непонятными сюжетами. Ладно, это потом.

И когда Фалько после службы довёл её до комнаты, то она разве что позволила Аттилии помочь снять платье, а потом сразу же провалилась в сон, едва донесла голову до подушки.