Za darmo

Луна Васмиора

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Мне неизвестно по какой причине вас арестовали, иначе бы этого разговора не было, – стараясь копировать Даара, я убираю руки за спину и чуть выпячиваю грудь вперед.

– Восстания начались с Сумеречной Пустоты, подавить их – я не смог, – брезгливо цедит Рид. – Вчера пришло приглашение явиться во дворец, я было подумал, меня приглашают ко двору на бал, но как ты успела заметить, меня вывели оттуда очень быстро.

– И что? Причем здесь вы? – Хотелось съязвить, что неужели, сам савириец возглавлял шаткие восстания рабов.

– Его величеству нужен виновный, таковым они решили сделать меня.

Каждое слово дается Риду с трудом, ему кажется, что приходится оправдываться перед рабыней, кажется, что я еще та, которая не смеет совать нос в его дела. Он не представляет, как много переменилось с того дня, когда он не пришел помешать лорду Эствейру перенести меня в Савиран.

– Понятно, – я чуть склоняю голову, обдумывая его слова. – Расскажите о восстаниях.

Теперь господин ухмыляется, понимая, что мне мало известно о происходящем в Васмиоре.

– Неужели принц тебе не рассказывал? – Рид меняет позу, выдвинув одну ногу вперед и переносит всю тяжесть тела на вторую ногу. Он насмехается надо мной, пусть и по-доброму, но сути это не меняет.

– Нас пока еще не представили, со дня на день я обязательно задам все интересующие меня вопросы лично Его величеству.

Рид откидывает голову назад и злобно хохочет. Мне хочется сжаться от неловкости, от скользящей жестокости в его смехе. Приходится сдерживать себя, чтоб не развернуться и не уйти.

– Да ты же танцевала с ним на балу. Экая лицемерка стала. Тебе это не идет, Луна, – выплевывает он.

Мир вокруг перестает вращаться, всё, даже ветер, бьющий в стеклянную перегородку, замирает. Мне не удается боле удерживать на лице маску, она спадает, как прошелестел бы по оголенной коже нежнейший шелк, я ощущаю это почти физически. Рид тоже замечается это, он невольно делает шаг вперед, осознав, что зря ужалил меня так резко.

– Ты не знала…

Не знала, верно. Но кому-то нужно было открыть мне глаза, да как можно шире, чтоб больше не допускать настолько грубых ошибок. В памяти всплывают его слова: «У меня много имен. Зовите меня Даар». Что правда, то правда, имен у принца, как и личин, излучаемых одно притворство, много. Как минимум две мне теперь известны.

Упереться бы хоть обо что-то, но веранда пуста из-за грядущего ремонта, окна продуваются, а королевское семейство этого очень не любит. Благо я не из тех, кто падает в обморок, заслышав скверное словцо, но, признаться, дурно стало.

– Расскажите о восстаниях, – требую я гораздо мягче, чем намеревалась.

Рид открывает рот и закрывает его, протягивая ко мне руку. Именно этот жест жалости заставляет собраться, поднять с пола маску, рассыпавшуюся в дребезги, стоило узнать правду, заново примерить ее к лицу и заставить сродниться с кожей. Я снова заставляю себя выпрямиться, как бы сильно ни хотелось согнуться пополам и всплакнуть. Снова завожу руки за спину и вздергиваю подбородок. О моем внутреннем состоянии свидетельствуют только сильно поджатые губы, в остальном вышло вернуть все на свои места, продолжая играть роль.

– Ну же! – Я выгибаю брови от нетерпения, и господин сразу одергивает руку.

Он выдает мне все, не пытаясь укрыть ничего. Первое восстание в Васмиоре зафиксировано в Сумеречной Пустоте. Сначала по городу прошла молва о наследнице рода покойного короля Корса. Порабощенные воспряли духом, на их лицах чаще стали появляться улыбки. Вскоре пошли разговоры о даре наследницы. И следом за этим откровенные разговоры рабов, которым Рид не предал значения, – рано или поздно королева спалит врагов дотла и освободит Васмиор.

Первыми взбунтовались шахтеры. Собравшись вместе, они вошли в город с призывом к Риду, сложить обязанности и проваливать. Когда Повелитель вывел против шахтеров замковую стражу, едва ли вкусившую прелести настоящей битвы, их разгромили кирками и молотами.

Вслед за шахтерами рабыни в замке отказались подчиняться самопровозглашенному хозяину. Впервые кротких боязливых девушек не пугала смерть, как наказание. Рид со стыдом признался, что рабынь приказал высечь.

В городе остановилась торговля, продовольствие в замок к тому моменту не поступало уже две недели. Впервые столкнувшись с подобным, Повелитель не представлял, как действовать.

Молва о восстании в Сумеречной Пустоте достигла трех оставшихся городов-крепостей в Васмиоре. Бунты переросли в нечто большее. Последняя новость, о которой слышал Рид до того, как явиться во дворец, люди идут напролом к подступам замков, их подстреливают из лука, льют со стен кипящее масло, сбрасывают камни, но мертвые быстро сменяются живыми в строю и продолжают ход. В таком строю стражники смогли разглядеть не только мужчин и женщин, но и неокрепших детей, чьи маленькие ручки сжимают самодельные копья.

Закончив, Рид отходит к стене и закрывает лицо руками, какое-то время он молчит. Я знаю, что для своего королевства он родился в мирное время, в положенном возрасте перенял у отца власть в одном из городов завоеванного королевства. Он рос для того, чтоб править угнетенными, не способными на выпад людьми. Никто не готовил его к подобному, никто не предупредил, что однажды люди решат, что с них хватит. Но это так и остальным Повелителям придется сложить либо обязанности, либо головы.

– Ты должна прекратить это. Васмиор гибнет от огня, люди поджигают собственные дома, решив уничтожить все, чтоб выкурить савирийцев со своих земель, – тихо шепчет он. – Ты должна положить этому конец.

– Что? – К сожалению леди нельзя выражаться бранно и крепко, в другом случае я бы задала вопрос иначе: какого черта ты несешь, надменный сукин сын?

Однако всякий раз, как хочется выругаться, мне думается, что тотчас же появится из неоткуда госпожа Соловетта и как следует шлепнет мне по губам тонкой тросточкой. Признаться, это сдерживает от подобной вольности, отчасти делая из меня ту самую леди, какой надлежит быть.

– Ты должна сделать заявление, объяснить народу кто ты на самом деле, ты не королева. Ты преклоняешься перед властью Савирана.

Горячая речь Рида пугает меня сильнее, если бы он попытался схватить меня за шиворот и хорошенько встряхнуть.

– Луна, – он умоляюще смотрит меня. – Если ты сделаешь это, все закончится, а мы с тобой сможем вернуться домой. Мы сможем быть вместе.

Как раньше уже никогда не будет, принцу стоило самостоятельно убить меня, если желал удержать власть в Васмиоре. И теперь, узнав о поддержке своего народа, я не остановлюсь ни перед чем. Мне с трудом удается стоять на ногах, хочется быстрее добраться до камина в спальне, упасть перед ним и разрыдаться, как в первую ночь. Но так могла поступить напуганная рабыня, а не королева, желающая вернуть королевству свободу и независимость.

И ничего не закончится, уж это я могу пообещать господину, принцу и любому, кто осмелится спросить.

– О, я этого не допущу, – снисходительно отвечаю я, наклоняя голову набок.

Рид смотрит ошарашено, он не верит, что его речь не смогла произвести нужного ему эффекта.

– Огонь оживит Васмиор, вы уж мне поверьте, – усмехаюсь, чувствуя, как по жилам пробегает пламя. – Нет ничего того, что нельзя отстроить заново. Лишившись домов – васмиорцы не лишаются «дома». Напротив, они его защищают. И я совершенно точно не преклоняюсь перед властью Савирана, Рид Огненный, бывший Повелитель Сумеречной Пустоты.

– Бывший? – Он хмыкает и смотрит в сторону, не в силах посмотреть мне в глаза. – Меня все же предадут суду, – говорит он скорее себе.

– Ну, дорогой мой друг, кто как ни королева Васмиора, может лишить вас вашего высокого статуса и предать суду.

– О твоей коронации я, увы, не слышал. Никакая ты не королева, Луна. Ты рабыня. Моя рабыня, – зло выплевывает господин, подскочив ко мне.

Не ответив, я коротко улыбаюсь и ухожу. Говорить можно бесконечно, однако Рид никогда не воспримет мои слова всерьез. Я обязательно докажу ему, но делом.

Солдаты встречают меня у входа на веранду и моментально обступают. Конвоиры Рида появляются следом и уводят его вперед меня.

Как бы ни желалось действовать здесь и сейчас, но день закончен, разумнее будет подождать до утра и тогда ударить по врагам, собравшись с мыслями и разумом. Ударить так, чтоб услыхали в Васмиоре и чтоб услышанное побудило людей продолжить восстания, став жестче, свирепее. Отчаяннее. Именно отчаяние требуется нам, васмиорцам, прежде всего, готовность впервые сражаться за родину, стоять за нее, за то, что может получиться в случае победы. С отчаянием идущего на смерть, погибающего в неравном бою, мы обязаны идти вперед, выкуривать захватчиков с наших земель и биться за каждый, казалось бы, неважный клочок.

И мы будем бороться. Восстав вместе.

Остановившись перед дверью комнаты, что так заботливо отвел мне Его величество, я мысленно снова и снова прокручиваю нашу с Ридом короткую беседу. Его слова не выходят из головы, не отпускают. Неужели он вправду подумал, будто я откажусь от всего, забуду, чья кровь в моих жилах, ради того, чтоб вернуться домой…с ним, и продолжить жалкое существование под началом хозяина? Было бы это разумно? Однозначно, нет. Легче? Скорее всего, потому как уверена, Рид постарался бы оградить меня от всего, что может нести ту или иную информацию в мозг очаровательно тупоголовой, но бесспорно симпатичной леди. По вкусу ли мне была бы такая жизнь? Только не после того, как я успела привыкнуть к совершенно другой.

– Вам нехорошо, миледи? – Солдат держится на почтительном расстоянии, как и положено, но его участие чувствуется и издалека, теплая улыбка, в тревоге сдвинутые брови, – именно этого мне и не хватает.

«Рабыня. Моя рабыня».

– Добейтесь аудиенции у принца к утру, – тяжело вздыхаю, не представляя, каким образом добьюсь желаемого, как начну разговор в случае, если солдату удастся выпросить несколько минут у Его величества. – Это приказ, – добавляю сухо, видя сомнение на его лице и не дожидаясь ответа, плавно опускаю кованую дверную ручку вниз до щелчка.

 

Приоткрыв дверь, показательно замираю на пороге и громко-громко, так, чтоб и на другом конце коридора стало слышно, вздыхаю, якобы в нетерпении.

– Не возвращайтесь до тех пор, пока мой приказ не будет выполнен, – отпускаю ручку и прохожу в комнату, ни разу не обернувшись. Мне только предстоит научиться вести себя как королева, правильно ставить речь, следить за сказанным, никогда не позволять спине горбиться даже чуть-чуть, до боли выпрямляя все кости. Естественно, научиться придется не только таким простым вещам, есть кое-что и посложнее, однако, встревоженные лица солдат подсказали, что начало положено весьма недурное.

Завидев с порога двух веселых болтушек Дакам и Глису, я едва не пищу в голос. Ну почему они все еще здесь? Поздно ведь уже.

– Помогите платье снять, – мой голос слаб, я едва могу контролировать себя, чтоб не выдать разочарование при виде двух служанок. Если бы меня вдруг спросили: чего это ты им не рада? Они заставляют тебя смеяться. Я бы ответила, что сейчас мне нужен вовсе не смех, а одиночество, дабы собрать по частям то, что рухнуло внутри меня после слов Рида. Нет, это не романтическое чувство, которое надламывается, когда предмет внутреннего восторга оказывается предателем. К счастью или сожалению, к Риду никаких подобных иллюзий я не питала. Но он был мне в некоторой степени другом. И вот теперь то место в душе, которое верило в начало этой дружбы, – уничтожено. Никогда и ни при каких обстоятельствах васмиорцы и савирийцы не смогут поладить. Это крайне важный урок, который усвоить мне надлежало еще давно.

Глиса расстегивает крючки на корсете, ее ловкие пальцы делают это быстро и почти не стесняя дыхание, Дакам тем временем поддерживает тяжелый золотой нагрудник (сложно этот доспех назвать премилым женским корсетом). Освободившись от него, я жду, пока служанка расстегнет внутренние пуговицы на платье, и со сладким стоном скидываю его на пол, так же резво и с наслаждением сбрасываю туфли и смотрю в зеркало.

Дакам быстро накинула на меня полупрозрачное ночное платье, но это не укрыло от моих глаз главного, – на плечах и ребрах остались темные синяки. Значит это только одно, – корсет в самом деле служил доспехом, но зачем? Не уж то Тирива знает что-то такое, чего мне неизвестно?

Скривившись, я заставляю служанок уйти, не смотря на их ярое сопротивление, Дакам привыкла помогать мне с вечерним туалетом, щебеча тем временем с Глисой. Мне кажется, таким образом девушки наслаждаются подобием домашнего уюта, в воображении рисуя теплый дом, не менее теплую беседу в кругу близких. Да, мне знакомо это чувство, когда нереальное хочется перенести в настоящее, отвратительное и серое. Но сегодня их щебетание будет отвлекать, а потому приходится через силу рявкнуть на обеих, вручив каждой по золотому браслету, чтоб было не так обидно.

Как только за служанками закрылась дверь, я влетела в спальню и сразу же кинулась к вазе с двумя прекрасными свежими розами. Подарок принца прямиком из змеиного логова. Не раздумывая, хватаю треклятую вазу и запускаю в ближайшую стену.

Навсегда запомню этот звук бьющегося стекла, как мелкие осколки разлетаются в стороны, подобно водам, бьющим из фонтана. Навсегда запомню этот звук потому, что так звучит лопнувшее доверие по отношению к людям.

– Цветы не виноваты, – Тирива облокотилась о стену.

Я едва не накричала на нее, но вовремя успела себя одернуть.

– Знаю, – отвернулась, чтоб женщина не увидела выступившие слезы. Слезы – это слабость, и не каждому можно показывать подобное открыто. Бывают девушки (сама очень часто видела это при дворе), которые пользуются слезами, манипулируют ими, чтоб вызвать жалость, к примеру, или добиться своего посредством всё тех же слез.

Почему эта женщина будто бы знает всё наперед, появляется в самый нужный момент и всякий раз успевает предостеречь от глупостей?

– Его величество принц Дамиран передал вам вот это, – Тирива протягивает папку, перевязанную самой обыкновенной веревкой, однако она не подходит, чтоб вручить папку мне, она ждет, пока я успокоюсь и сама подойду.

Меня передергивает от имени принца, впервые его употребили свободно в моем присутствии, я закусываю нижнюю губу, стараясь усмирить гнев и разворачиваюсь к женщине.

– Что это? – Краем глаза я уже успела рассмотреть, что это папка с бумагами, вроде той, что меня сопровождают по учебе ежедневно, вот только эта вещица научит меня гораздо большему, это видно по загадочному с некой хитринкой взгляду Тиривы.

– Взгляни, – голос главной служанки сбросил ноты покорности, теперь передо мной настоящая Тирива.

Я подхожу к ней и вырываю папку, другой рукой указывая женщине на выход.

– Я хочу одна остаться. Ты же не против?

Однако Тирива остается на месте, она выглядит немного разочарованной, но не более. Опустив взгляд, женщина коротко вздыхает и снова смотрит на меня холодно и спокойно.

– Чтоб ты знала, я рассказывала тебе о Сакраме, но имей в виду, Луна, сын немногим от отца отличается.

Конечно, она говорила о короле Сакраме, в те годы он был юным, был принцем. Но как я не стараюсь следовать за логикой, вместо лица короля Сакрама в воображении рисуется лицо Дамирана в тот миг, когда он вышел навстречу напуганной Тириве, держа в руках безупречную розу. В самом деле, король совершенно не похож на злодея, по крайней мере, сейчас. Сакрам стар, ленив и он раскаивается в том, что касается воспитания сына. Но было бы глупо полагать, что в молодости Его величество не обладал столь же дурным нравом и потребностью к совершению зла, как и сам Дамиран.

– Если хочешь что-то сказать, говори, – я смотрю попеременно то на папку, то на Тириву. – Меня уже тошнит от загадок и недомолвок, – будто со стороны я слышу свой колючий глухой голос, я цежу слова сквозь зубы и едва не плюю на женщину ядом. – Прямо говори или уходи и предоставь мне самой догадаться.

Тирива отлипает от стены и приближается ко мне, ростом она чуть выше, поэтому мне приходится смотреть на нее снизу вверх. Мне начинает казаться, что вот сейчас то она точно разозлится, возможно даже повысит голос, однако Тирива слабо улыбается, едва растягивая уголки губ.

– Пора начать избавляться от детских иллюзий. Всё не так просто, как тебе кажется. Не выйдет наказать зло и дать добру восторжествовать, – ее взгляд перебегает на мое плечо, женщина поглаживает меня по руке и склоняется ближе, стараясь говорить тише. – Хочешь победить, позволь частице зла восторжествовать в собственной душе, девочка. – ее голос становится еще тише, я едва могу различить сказанные слова. – Или станешь такой, как я. Жалкой, никому ненужной.

Облизнув губы, служанка отодвинулась от меня и улыбнулась, на этот раз достаточно привычно, так я поняла, что Тирива вновь надела маску, надеясь, что в этот краткий миг нас никто не подслушивал. В ее глазах промелькнул страх, доказывающий, что мои мысли верны. Женщина боится кого-то, но при этом все же согласна рискнуть, чтоб подтолкнуть меня к определенным действиям.

Занятно. Но и она савирийка, как бы печальна ни была ее судьба.

Тирива уходит, на прощанье погасив большую часть свечей. Я не стала ее останавливать, хотя проходить по комнате, обрывая яркий бьющийся и танцующий на ветру огонь, доставляло мне удовольствие. Так я отстранялась от удручающей действительности, отпускала мысли и думала только о свечах, о том, как угасает свет, и комната погружается в темноту, постепенно, с каждой потухшей свечей всё сильнее. Поэтому каждый вечер, выпроводив всех служанок, сама обхожу комнату с гасильником и стараюсь отвлечься от всего, что произошло и что произойдет.

Оставшиеся свечи я выставляю на невысоких столах около кресла, чтоб собрать весь свет для прочтения того, что мне отвел принц. Наверное, я еще нескоро научусь называть его по имени.

Забравшись в кресло, я трусь о приятную ткань высокой спинки и локотников плечами и руками, надеясь оттянуть момент, когда придется открыть папку. Подгибаю ноги под себя и двигаю свечи так, чтоб было удобнее и светлее для чтения. В общем, делаю все, чтоб отсрочить неизбежное.

Папка оказалась достаточно тяжелой. Задержав дыхание, открываю ее и провожу рукой по желтоватым листам, очень плотным. Все написано рукой принца, как следует из записки в самом начале. Передав папку мне, таким образом Его величество надеется искупить вину за наглую ложь.

Итак, все содержимое – это некий дневник, который принц ведет для перечисления важных событий из самых разных уголков континента. Конкретно в этой папке собраны все новости, касающиеся Савирана и/или Васмиора.

Первые пары листов от твердой руки принца повествуют о восстаниях в Васмиоре. Ничего нового, учитывая наш с Ридом разговор. Стараясь читать как можно быстрее, я узнаю, что господин не врал. Первый очаг восстания зафиксирован в самом деле в Сумеречной Пустоте.

Сразу после образовавшихся беззаконников, в Васмиор были направлены проверки торговых компаний. Из прочитанного следует, что проверку никто не прошел, по той простой причине, что к тому моменту, когда в королевство прибыли проверяющие, компании перестали существовать. В городах образовались весьма странные альянсы. Торговля стала подпольной, только для своих, чтоб лишить всех угнетателей не только продовольствия, но и красочных одежд, без которых столь благородные персоны представить себя не могут.

«Некоторых проверяющих группа восставших взяла в плен», гласит последняя строка. Имена по какой-то причине принц не записал, ограничившись «некоторыми».

Я переворачиваю страницу и не могу сдержать улыбку от следующих новостей.

«Пепельная Долина захвачена восставшими», гласит заголовок.

Один из крупных городов, когда-то давно, еще до завоевания был столицей нашего королевства. И несмотря на название, был очень красивым, к сожалению, я знаю это из прочитанных книг, которые нашел для меня господин Фирай, а потому и подробного описания дать не могу. Все книги о Васмиоре, написанные савирийцами после нападения, выглядят нищими на язык и описания, авторы будто бы пытались скорее отделаться от работы, не предавая значения архитектуре, культуре, стилю городских парков и обустройству речных долин. Но это важно! Хотя бы потому, что в долинах селились не какие-нибудь невежды, это была привилегия исключительно аристократов. Почему так? Вот в Савиране в долинах разрастаются деревни, словом, обычная сельская жизнь произрастает и не несет за собой ничего интересного. В Васмиоре в долинах располагались резиденции очень и очень древних родов. Господин Фирай прибывает в том почтенном возрасте, когда может вспомнить королевство во времена, когда моя мама только родилась, случалось так, что ему по долгу службы приходилось ездить из одного королевства в другое, и Васмиор не стал исключением. Он вспоминал, что в подобных резиденциях жили постоянно, а не как предполагалось в одной из книг, – от случая к случаю. Более того, все рабочие, слуги, няни и многочисленные гости, практически постоянно живущие вместе с хозяевами, располагались в отдельных комнатах или покоях (зависело от статуса). Как считает господин Фирай, это говорит нам о том, что васмиорцы предпочитали удаленную от шумного города жизнь, они собирали всех самых нужных людей вокруг себя и были вполне счастливы. Такие обширные дома и примыкающие к ним хозяйственные дворы сами были как небольшие города, а потому очень быстро обзаводились собственным названиями, более новыми постройками, ведь в каждом городе, даже в самом маленьком, всегда случается пополнение. Кого-то семьи принимали в свои владения на работу, у кого-то рождались дети. Так или иначе, резиденции расширялись и достаточно быстро.

Савирийцы, придя на нашу землю, поначалу баловали себя красивой жизнью в долинах, подумывали обосноваться там, но потом передумали и сравняли с землей обособленные «города». Сейчас в тех местах, скорее всего, природа взяла свое.

Следующая новость с головой окунула меня в мрачную действительность. Очень многие, оставшиеся без крова, без родных, те, кого эта борьба задела прежде всего, просят убежища у королей севера и востока, – в Рэйморе и Танетхоффре.

Принц не пожалел эмоций для меня на сегодняшнюю ночь. Перелистывая листы, переходя от одного известия к другому, я то улыбалась, то хмурилась, то давила слезы. Иногда горько посмеивалась, не представляя, как все это уложить в голове и не сойти с ума.

Одно из последних таких известий, заставило мое сердце сжаться. Принц долго описывал нанесенный васмиорцами ущерб во всех четырех городах, а после просто закончил тем, что солдаты, поддавшись присущей всем бунтам жестокости, реагируют на любые всполохи весьма агрессивно. Количество жертв этой бессмысленной (по мнению автора написанного) возни растет. Вот только подсчет жертв ведут, считая савирийцев. Мой народ для принца, видимо, не нуждается в подсчетах. Сотней больше, сотней меньше, какая разница?!