Залес. Противостояние

Она набрала в грудь побольше воздуха, единственным желанием было уйти отсюда и больше не возвращаться.

– А мне кажется, я не давал тебе слово. Ты как всегда умудрилась проявить свою невоспитанность и несдержанность, Наяда. Будь добра, вернись на своё место и помолчи, – отрезал Кортер, нацепив на лицо маску равнодушия.

Она не стала спорить, зная о бесполезности. Забившись в угол, девушка отстранилась от всего, что её окружает, не слушая больше ни учителя, ни учеников.

– Выказав отсутствие воспитания, Наяда заикнулась об охоте. Интересно узнать, что вы знаете об этом.

Наяда знала об этом ремесле очень хорошо. С первых дней жизни в Хорте она мечтала стать охотницей, тогда бы ей позволялось держать при себе оружие и редко бывать в черте города. Ей бы не понадобилась скучная учёба в классе и работа в полях. Но и тут её ждала неудача – гильдия охотников просто отказалась брать под своё крыло чужую девчонку.

Каждый день она спрашивала себя, какое ей дело до имён правящих особ и их семейств. Гораздо важнее знать, что король Сайвос последнее десятилетие заставляет города туже затянуть пояса, война истощает весь Залес, и вскоре люди задохнутся не от войны, а от нехватки ресурсов. Наяда знала имена всех важных деятелей Залеса, но понятия не имела, как Хорт протянет ещё одну зиму, амбар со съестными запасами наполовину пуст, охотники стараются компенсировать это дичью, но их попытка выглядит жалкой, ведь мясо себе позволить могут только богатые, бедняки будут довольствоваться, по всей видимости, воздухом и благодатью короля Сайвоса.

Под конец дня у Наяды совсем не осталось сил, но из школы она выпорхнула так, будто за спиной у неё отрасли драконьи крылья. Возвращаясь домой, она не забыла посетить плохо охраняемый амбар и стащить себе скудный ужин. Проходя через реку, она заметила тучную тень на берегу и от неожиданности выронила морковку, которую уже начала грызть, очистив от грязи рукавом. Тихо выругавшись, девушка замерла, присматриваясь к тени. Она заставила себя медленно опуститься, чтобы поднять с земли упавший ужин, не сводя взгляда с силуэта. Силуэт между тем перевалился и уселся у реки поудобнее, изысканно бранясь. Слишком изысканно.

Наяда подобралась ближе, пытаясь со спины определить незваного гостя.

– Ненавижу… ненавижу…

Девушка снова замерла, подавляя желание развернуться и уйти. Ей не хотелось заиметь проблемы, особенно с господским выродком. Вместо этого, она настороженно подошла к мужчине, присев рядом с ним. Зачем? На этот вопрос так и не нашлось ответа. С одной стороны, ей нет дела до того, чем заняты Знатные, с другой… Нет другой стороны. Ей просто не нужно вмешиваться в привычный ход дела, но любопытство, движимое девушкой, всегда преобладает над инстинктом самосохранения.

– Господин Мардар?

Раньше сын лорда не забредал к реке, тут ему было слишком скучно: ни выпивки, ни людей, над которыми можно поизмываться.

Наяда нарушила сразу несколько правил, заглянув младшему господину в глаза и дотронувшись до его руки. Он дёрнулся как от удара и сжал зубы – от этого на его лице сильнее обычного выступили точёные скулы. Но смутило девушку не это, а глаза господина.

– Вы чего-то боитесь?

– Голоса, – будто раненый зверь прошипел Мардар, закатывая глаза.

– Здесь только я, господин.

Наяда сильнее прижала к груди украденные продукты одной рукой, второй она крепче сжала ладонь господина. Его глаза с каждой секундой становились всё безумнее, побуждая девушку бросить его одного и убежать домой. Но отчего-то ей не хотелось удирать. Она смотрела на молодого мужчину, изъеденного неизвестной болезнью, и ощущала грусть.

Девушка провела рукой по волосам Мардара, убирая растрёпанные чёрные пряди с лица. Она ощутила на лбу господина холодный пот. Несмотря на жару он дрожал. И выглядело это достаточно забавно. Сейчас он не похож на господина – обычный мужчина, борющийся из последних сил с собственными демонами. Ростом Мардар головы на две выше Наяды и крупнее неё раза в четыре, но тут жался к её руке, словно ребёнок-переросток.

– Здесь никого нет, господин, – снова повторила девушка, усаживаясь поудобнее.

– Голоса, они отвратительны, – прохрипел господин.

– Не слушайте их, – Наяда пожала плечами, – смотрите на луну или водную гладь, успокойте дыхание, ощутите в воздухе раннюю свежесть, присущую осени. «Ведь это прекрасно», – зачаровано прошептала она, сжимая руку господина сильнее. – Здесь им Вас не достать.

Мардар надолго закрыл глаза, откинув голову назад. Он явно боролся с тем, чего Наяда не могла увидеть или услышать, его глазные яблоки нервно подрагивали, а губы шевелились, будто он тихо шептался с кем-то. Так продолжалось достаточно долго, и девушка старалась не терять бдительности. Младший сын лорда славился непредсказуемостью.

Когда Мардар, наконец, открыл глаза и взглянул на девушку, она с облегчением выдохнула.

– Спасибо, – сухо отозвался господин и попытался улыбнуться. Ему явно стало лучше, о чём свидетельствовал ясный взгляд, избавленный от мук и пелены.

Эта была первая благодарность в её жизни, Наяда не смогла сдержать улыбку. Ненадолго господин сделался нормальным и сейчас его можно не опасаться. Такие проблески были весьма редкими, об этом знал весь Хорт. Наяда втайне радовалась, что ей посчастливилось не напороться на безумца в момент агрессивного приступа.

– Уже поздно, господин, Вас наверняка ждут дома. Я могу проводить, если позволите.

Наяда надеялась встретить в поместье лорда Дамира, доброго и улыбчивого. Люди его любят и радуются его появлению в городе, как весеннему солнцу. Ей господин Дамир тоже очень нравится.

Мардар тихо засмеялся, не выпуская руку девушки.

– Ты?

Наяда пожала плечами, потихоньку высвобождая руку.

– Я знаю короткую дорогу и привыкла к темноте.

– Ты это украла? – он указал на две большие картофелины и две средние морковки, одна из которых прилично откушена.

– Одолжила, господин, фермер в курсе, – не моргнув соврала девушка.

– Я безумец, а не идиот. А ты воровка, – рыкнул он, поднимаясь.

Наяда поджала губы от обиды и тоже встала. Сегодня она нарушила много правил, и не будет хуже, если она нарушит ещё одно. Вырвав свою руку из хватки Мардара, она толкнула его в плечо и посмотрела ему в глаза. Будь здесь леди Эдиона, её хватил бы удар.

– Сначала попробуйте пожить так, как я, а потом судите, – её голос прозвучал слишком громко в ночной тишине, но останавливаться и не думала. – Ну конечно же! – голос засочился ядом, – легко судить, каждый день набивая пузо до сыта и иссушая все запасы в таверне! Да жизнь вообще сказкой кажется, когда перед тобой все радостно пляшут, желая угодить, а впереди безупречное будущее в тёплом просторном доме с кучей покорных слуг!

Господин как-то странно дёрнул плечом и нахмурился. Наяде показалось, что сейчас он ударит ее. Что ж, к этому она готова, зато от высказанного на душе стало легче. Не один год злость на весь город томилась, желая найти выход. Когда Мардар потянул к ней мускулистую руку, девушка не дёрнулась, продолжив твёрдо смотреть господину в глаза, словно бросала ему вызов, желая задеть побольнее.

Над пропастью

Наяда не могла поверить в происходящее и отвести взгляд от своей ладони, зажатой в руке Мардара. Сын лорда тянул девушку за собой в сторону её дома, совсем не пренебрегая прикосновением к ней. Ей пришлось поспевать за широким шагом господина, но это не самое страшное, ведь он мог запросто предать её городскому суду за воровство и… девушка не знала, как обозвать своё отвратное поведение перед господином, но наверняка наказание за это гораздо серьёзнее, чем за кражу пару картофелин.

Всё же достаточно просто. Наяда мысленно загибала пальцы:

«Не смотреть в глаза! – один».

«Не заговаривать без разрешения. – два».

«Не прикасаться к господину. – три».

«И самое главное: ни при каких обстоятельствах не пытаться ударить благородных господ – об этом вслух никем и никогда не говорилось, потому как настолько простые истины и так всем понятны».

Она умудрилась нарушить все правила и даже не по одному разу всего лишь за четверть часа. По пути Наяда успела тысячу раз пожалеть о содеянном, но просить пощады не пыталась. Если Мардар хоть бы в половину настолько безумен, как о нём говорят, то просить пощады у безумца так же бесполезно, как умолять голодный желудок замолчать.

Девушка попыталась высвободить руку, не в силах больше бежать за младшим господином, но он только сильнее сжал её ладонь и ускорил шаг. Когда они добрались до хижины, единственным желанием Наяды было упасть на пороге и немножко отдохнуть, а потом пусть казнят, если так уж сильно надо. Мардар затормозил на импровизированном крыльце, впервые за всё время взглянув на девушку.

– Ты живёшь здесь?

Наяда осторожно кивнула.

– Одна?

Снова молчаливое соглашение. Может, если молчать и соглашаться, он просто потеряет к ней интерес и уйдёт?

Мардар пропустил девушку вперёд и подтолкнул в спину к двери.

– Знаете, вообще-то я очень благодарна лорду и королю за позволение…

– Заходи, – отрезал господин, почесав подбородок.

Сглотнув ком в горле, она опрометью юркнула в своё скромное жилище, Мардар вошёл следом. Он по-хозяйски нашёл старую оплывшую свечу и поджёг её от очага в центре одной единственной комнаты. Наяда поспешила скрыться в тени на всякий случай.

Сын лорда застыл около свечи и долго смотрел перед собой, о чём-то думая, он хмурился, и это заставляло девушку сильнее вжаться в стену. Если бы она могла, то слилась бы с тенью. Не стоило говорить столько гадостей, в самом деле, не болезный же сын лорда виноват в скудности её жизни.

От взгляда Мардара не укрылось ничто. Постепенно он осмотрел каждый угол, даже потрогал постельное бельё и нахмурился ещё сильнее, брови у него на переносице почти сошлись друг с другом. Он подошёл к очагу и пошевелил кочергой тлеющие поленья, оживляя слабый огонек. Провёл рукой по грубому столу, за которым, как предполагалось, девушка ела, если было что. Больше всего его заинтересовали сухие травы, подвешенные на ржавых гвоздях на стене. Потом он вернулся к двери, привалившись к дверному косяку, и простоял так ещё какое-то время, обводя комнату взглядом.

– Тебе не платят за работу в полях?

Молчание.

– Когда я обращаюсь к тебе, будь так любезна отвечать.

Не выходя из своего укрытия, Наяда попыталась объясниться, сама понимая, как жалко это выглядит.

– Сейчас я работаю только половину дня, поэтому платят гораздо меньше. Едва хватает на налоги и одежду, но…

– Почему только половину?

– Господин Дамир позволил мне учиться в школе, – девушка подавилась, решив, что сейчас Мардар поднимет её на смех.

Но он не засмеялся и не улыбнулся. Он сложил руки на груди и чуть наклонил голову набок, выискивая в тени девушку.

– Ты тоже меня боишься?

Наяда предпочла не отвечать на этот вопрос. Мардар тяжело вздохнул, усмехнулся, вспоминая, как девушка вела себя у реки. Она говорила с ним совершенно… нормально. Под её нежным голосом гул отвратительных стенаний в его сознании стал утихать и вскоре совсем прекратился. Ему редко удавалось избавиться от недуга надолго, но в этот раз он чувствовал себя намного лучше. А сейчас она жмётся к стене и смотрит на него как на дьявола во плоти. Он достал из кармана брюк две золотые монеты и положил их на подоконник и, уходя, закрыл за собой дверь.

В ночи Мардару всегда сложнее совладать с голосами. Они набрасывались все разом, шептали или откровенно верещали. Он не мог разобрать слов, не мог отогнать их. В конце концов, невидимая борьба за собственный разум настолько изматывала его, что он напивался, а после падал без чувств. Каким образом оказывался в поместье, Мардар не помнил, да и не хотел помнить.

Сейчас он бодро шагал по протоптанной траве и ощущал себя хозяином своего тела и разума, голоса отступили и пока не спешили возвращаться. Вдохнул полной грудью свежий ночной воздух и улыбнулся, он намеренно пошёл до поместья долгой дорогой, наслаждаясь этой ночью. Ночь и в самом деле выдалась прекрасная. Знойное лето медленно перетекало в осень, холода ещё не пришли, но воздух перестал быть душным и тошнотворным.

На городской площади Мардар присел на каменный борт фонтана, смотря на звёздное небо. Впервые за долгое время он мог насладиться звёздами, ища в них известные созвездия. Но вместо этого мужчина раскрыл ладонь и стал разглядывать причудливую заколку для волос. Он считал, что своровать у воровки – это не воровство. К тому же девушка явно не пользовалась этой вещицей. Пока ещё он не понял, для чего ему дешёвая побрякушка, но чувствовал, что так память об этой ночи останется практически осязаемой. Никто не смел разговаривать с ним подобным образом, даже отец не указывал на его пристрастие к выпивке так смело, а девчушка с окраины накинулась на него, разве что за грудки не схватила и не затрясла, словно тряпичную куклу. Может ей и не хватало самообладания, но в отсутствии смелости эту оборванку Мардар не смог бы упрекнуть. Но так или иначе, она первая во всём городе, кто без страха и брезгливости заговорила с ним. Чувствуя себя почти счастливым, Мардар улыбнулся.

– Господин Мардар! Я так долго искала Вас. Лорд Ивьенто очень волнуется, давно пора вернуться.

Мардар нехотя поднял взгляд на девушку, впервые не желая её придушить. Надоедливая нянька, приставленная к нему отцом. Она прожила в поместье уже около полугода, а он до сих пор о ней ничего не знает.

– Как тебя зовут?

– Элишка, господин, я Ваша служанка, – девушка казалась удивлённой, но лишь самую малость. Она присела перед господином, стараясь выдавить из себя заботливую улыбку.

– Я знаю, кто ты, – тяжело вздохнул Мардар, поднимаясь. – Идём домой.

Он ощущал почти обречённость, что придётся идти в поместье вместе с Элишкой. Она изо всех сил старалась быть полезной и выполнять все приказания лорда, но от этого становилась занозой в заднице. Толку от неё было меньше, чем предполагалось. Вместо успокоения и подобия хоть какого-то равновесия, она только злила господина.

На секунду Мардар остановился и посмотрел на служанку.

– Ты не считаешь, что я слишком много пью? – спрошено без обиняков с живым интересом.

– Нет-нет, господин, что Вы, – Элишка растянула губы в улыбке и затрясла головой. – Я всегда рядом и слежу, чтобы с Вами всё было в порядке.

Слишком сладкий голос и слишком лживые речи. Мардар напрягся, вглядываясь в лицо служанки. Она врёт, боится и презирает его, вот почему они никогда не смогут поладить.

– Ну конечно. Идём, – бесцветно отозвался господин и побрёл по вымощенной камнем дороге.

Наяда выдохнула с облегчением, когда безумец ушёл из её жилища. Первым порывом было запереть дверь на засов и заложить окно дровами. Поборов этот порыв, Наяда подошла к окну, чтобы увидеть удаляющуюся фигуру. Мардар ни разу не оглянулся, но тревожное ощущение её не покидало.

Она гадала, когда за ней явятся солдаты, в ночи или к утру. Понимая, что натворила, она всё равно не испытывала боязни за собственную жизнь. К утру её, скорее всего, казнят или кинут в городскую тюрьму, но Наяда думала о двух золотых монетах, оставленных господином. Стоит ли этот жест рассматривать как угрозу? Этих денег могло бы хватить ей на всю зиму, возможно, осталось бы немного на начало весны. Но какой с них прок, если скоро её арестуют.

Так или иначе, но умирать на голодный желудок девушка не собиралась. Ополоснув добытые овощи в тазу с речной водой, она поставила небольшой котелок над очагом, залила его чистой водой и стала нарезать в посудину морковь и картофель её тайным оружием, взятым из дома Робина. Несмотря на время и ужасное использование в домашних целях, кинжал всё еще не утратил остроты. Это ещё один предмет, за который её станут судить. После ареста её дом обязательно обыщут и найдут меч, кинжал, две золотые монеты. Монеты сочтут ворованными. За воровство, скорее всего, ей присудят плеть у позорного столба, а за оружие смертный приговор.

Поужинав, Наяда закуталась в плед и вышла на улицу, сначала она подумывала бежать в леса, но к концу скудного ужина передумала. Она не умеет выживать в лесу и не продержится в диких местах одна долго.

Она стала подумывать о том, чтобы попробовать вымолить прощение у господина Дамира. Но ноги несли её в совсем противоположную сторону. Наяда сама не заметила, как оказалась около могилы Робина.

– Зря ты оставил меня одну. У меня совсем не получается привыкнуть к этому месту, – грустно заметила девушка, – если бы ты был рядом, всё было бы намного проще.

Она уселась в изножье могилы, скрестив ноги.

– С тобой я бы не наделала столько глупостей, правда?

Наяда печально улыбнулась, вспоминая, как Робин бранил её за проступки. Он, бывало, грозил девушке розгами, однажды взялся за прут, сорванный с дерева, и гонял её вокруг хижины, но ни разу не ударил. А после драки с городскими мальчишками, она пришла к нему с повинной, ожидая, что в этот раз ей уж точно перепадёт, но вместо этого Робин всю ночь просидел с ней в обнимку около очага. Тогда он сказал, что она должна быть сильной и не давать себя в обиду.

Сейчас Наяда тоже пыталась быть сильной и не заплакать на могиле единственного человека, для которого она что-то значила.

– Однажды, когда придёт время, моим последним желанием будет упокоиться здесь, рядом с тобой, – она погладила маленький холмик, поросший травой. Бросив последний взгляд на могилу, девушка поплелась обратно. Дома она сразу же рухнула на кровать и быстро уснула неспокойным сном.

Утром первым делом Наяда повторила привычный ритуал и уже через двадцать минут сидела около наполовину потухшего очага и ждала солдат. Ждать пришлось долго. Видимо, Мардар решил поиздеваться над ней напоследок; ожидание – самая отвратительная пытка. Она бы сидела и дальше, но работа ждать её не будет, и остаться без тех крох, что ей платят за сбор урожая и сбор сена на зимовку, равносильно голодной смерти. Однако, есть две золотые монеты, которые помогли бы ей продержаться какое-то время. И всё же это не повод терять работу, другую в её положении будет найти крайне сложно.

Наяда остановила поток мучающих её мыслей и собралась, перед выходом из дома она спрятала монеты в тайник под половицей, где прятала отцовский меч. Как забавно, раньше ей с трудом удавалось назвать Робина отцом, теперь же иначе она о нём и не думала.

Проходя мимо реки, Наяда остановилась, при свете рассматривая то место у берега, на котором вчера встретила господина. За четыре года она так и не узнала, как называется её холодная ванная с колодцем по совместительству. Она внимательно осмотрела берега с обеих сторон, выдохнув с облегчением. Мардара нигде нет, как и солдат. Это уже хорошо. Привычно умылась, побрызгала ледяной водой на открытую шею и чуть смочила густые локоны цвета тёмного дерева. Уходить от дома дальше ей не хотелось, но деваться некуда. Тяжело вздохнув, девушка свернула на дорогу, ведущую в город, мысленно подсчитывая, в какой момент её все-таки арестуют. Интересно, будет ли начальник городской тюрьмы Нионин к ней снисходителен. Ожидая ареста, Наяда хотела рассчитывать хоть бы на хорошую клетку, а не валяться дни и ночи на прогнившей подстилке из сена и мочиться в заплесневевший угол камеры. Нионин когда-то был хорошим другом Робина, и девушка надеялась, что тюремный король вспомнит об этом, когда придёт время.

Пересекая площадь, пару секунд пооблизывалась на лоток с мясом, принадлежавший Дусу. Ранним утром, пока торговец разделывал свежее мясо, на площади торговала его жена Талри. Наяда поморщилась, увидев сварливую женщину. Все в Хорте знают – сварливость не главный козырь Талри. Тучная сплетница, каких мало, скандальная, но при этом настолько энергичная, что это ей в пору разделывать туши для продажи, а не её хилому муженьку. Непонятно, как он сам себя ещё не зарезал массивным тесаком размером с голень Талри.

Их единственному сыну Кхеврену удалось унаследовать характер матери и тело отца. Убойное сочетание. Именно с ним она подралась, когда была ещё подростком. Об этом событии напоминал маленький шрам на ключице. Если бы не сын лесника Вулхи, она бы отделала Кхеврена как надо, но гигант, особенно по детским меркам, мальчик Вулхи растащил обоих за шиворот до того, как Наяда успела свернуть мерзавцу шею.

По площади лениво прогуливались слуги из домов Алых и Лавандовых, отстранённо разглядывая товары на лотках. Наяда поджала губы, чтобы не вырвался презрительный смешок. Будучи причастными к Знатным Домам, обычные слуги вели себя почти так же горделиво, как и их хозяева.

Всего в Хорте пять Знатных Домов. В Залесе принято называть Дома цветами, временами года, растениями или стихиями. Здесь, в Хорте это цвета. Дом Алых, Дом Белых, Дом Зелёных, Дом Лиловых и Дом Лавандовых. Один богаче другого. Самые уважаемые в городе – это Дом Алых. Наяда всего пару раз видела самих представителей Дома и каждый день мучилась от пытки лицезреть их отпрысков в школе. Старшая из детей господина Дэзгета и госпожи Крилансы, леди Муриетта, напоминала Наяде мраморную статую с неживыми огромным глазищами, обрамлёнными чёрными густыми ресницами. Больше она о старшей наследнице ничего знала, на уроках та сидела молча, и даже господин Кортер не смел отвлекать её от важных дум на занятиях. В городе отпрысков Алых просто так не увидишь, только на больших праздниках. До школы их довозили в карете. Слишком знатная семья, а главное, Наяда так и не поняла, почему.

Покачав головой, девушка двинулась дальше, по привычке прижимая подбородок к груди перед казармой. На мгновение она замерла, прислушиваясь к разговорам солдат, но поняв, что о её аресте ничего не слышно, постаралась быстрее пересечь город. Ненадолго задержалась около кузни, помахав Трагмалу и Эрарту рукой в знак приветствия. Кузнец и его младший сын в ответ тепло улыбнулись, не отрываясь от своей работы. Миновав высокую городскую стену, девушка сошла с широкой дороги и двинулась в поля, стараясь выше поднимать ноги, чтобы не пачкать штаны травой. Перед ней, шагах в десяти весело щебетали дети торговцев фруктами, шутя между собой только им понятными россказнями. Для них эта подработка – повод отвлечься от городских будней и заработать немного медяков на собственные расходы. Для Наяды этот тяжёлый изнурительный труд – способ выживания. Наверное, поэтому Эбета и Босмая сторонились девушку, смотрящую им вслед каждое утро.

Обернувшись на едва различимый шорох, Наяда едва не подскочила от испуга.

– Не тормози, – прорычал Огвайн, младший брат Вулхи, отодвигая девушку в сторону.

Такой же огромный, как брат, и такой же тупой, хотя мальчишке не так много лет, у него есть шанс начать отличаться от братца. Наяда покачала головой, невольно оглядываясь на поместье лорда, стоящее чуть за городом и обнесённое собственной стеной, словно маленькая крепость. Четыре года назад девчушка без имени по ошибке подумала, что здесь её с радостью примут, поместье лорда станет её домом. Та девочка была слишком наивной и позволяла себе мечтать. Многое успело перемениться, но одно осталось неизменным – каждый раз, глядя на поместье, Наяда думала о Дамире, о его широкой доброй улыбке, о статной фигуре и нежных руках. Наяда встряхнула головой, запрещая себе снова превращаться в мечтательную дурочку. Если бы кто-то в городе узнал, как она на самом деле относится к наследнику лорда, не сносить ей головы. Забирая у фермера Лоуита вилы, Наяда надеялась, что этот день пройдёт быстро и незаметно. Она ещё не начала собирать траву, а руки уже нещадно болели при каждом прикосновении от лопнувших мозолей. К концу смены ей придётся оттирать в фонтане не только грязь, но и кровь.

– Ты сегодня какая-то задумчивая, – Лоуит положил ей руку на плечо, – не выспалась?

«А разве должна была?» – чуть не огрызнулась в ответ девушка.

– Руки стёрла, – вместо этого посетовала Наяда, принимаясь за работу.

Лоуит один из немногих, кто относился к ней достаточно терпимо. Во-первых, он смотрел сквозь пальцы, прекрасно зная, что Наяда подворовывает у него овощи. Во-вторых, он искренне считал, что она хорошая партия для одного из его сыновей. В этом их мнения расходились. Наяда не могла долго смотреть на долговязого Томми без кривляний, а добрый, но туповатый Шутиос вызывал у неё не более, чем умиление. Жена фермера скончалась при третьих родах, унося с собой жизнь неродившегося младенца два года назад, и Лоуит считал, что в их доме непременно нужна хозяйка, сам он жениться не планировал, якобы всё ещё скучал по бедной Генне. На деле свою скуку он нёс в таверну под пологом ночи и уединялся с дочерьми Омура, держателя таверны. Все об этом знали, и всем было глубоко плевать. К тому же, Кэтта и Брида обслуживали не только фермера, но и каждого, у кого найдётся лишний медяк. Жена Омура, Утага-большезадая, сама воспитала дочерей так, чтобы иметь дополнительную прибыль с таверны за счёт собственных детей. Повезло только самой младшей, Элишке. Но это как посмотреть. Постояльцев таверны обслуживать ей не пришлось, зато Утага не побрезговала продать дочь в няньки безумному господину, что, наверняка, ещё хуже.

Через несколько часов работы Наяда готова была заскулить в голос от боли в руках. Когда Лоуит подошёл к ней с кувшином чистой прохладной воды, ей хотелось заколоть его вилами. Платя ей один медяк за рабочую смену, фермер считал, что оказывает девушке большую услугу, а поднеся один раз водицы, надеялся заарканить её для одного из своих отпрысков.

– Вы очень добры, спасибо, – дрожащими руками Наяда приняла кувшин и принялась жадно пить, не обращая внимая, что пачкает хорошую посуду своей дешёвой неблагородной кровью.

– Знаешь, Томми не отказался бы от помощницы.

Мне бы кто помог.

Наяда попыталась выдавить улыбку, возвращаясь к работе. Возможно, большинство её проблем сошлись на нет, если бы она подыграла Лоуиту и побежала к его сынку. Ей бы не пришлось выживать, горбатиться в полях и, может быть, ходить в школу и каждый день видеть богатых и самовлюблённых детей Знатных Домов. Но плодиться как свинья и сдохнуть от бесчисленных родов не входило в её жизненные планы.

Спускаясь с крыльца двухэтажного дома, Томми радостно помахал девушке рукой, привлекая её внимание. Наяда отметила, что в его широкой улыбке не хватает двух зубов, а ведь парню всего двадцать с небольшим. Печальное зрелище.

Девушка гордилась тем, что к девятнадцати годам не потеряла ни одного зуба ни в болезни, ни в драке, напротив, её улыбка была достаточно привлекательной, насколько она могла сама судить. Зубы ровные, почти идеально белые, несмотря на пагубный образ жизни. На лице нет шрамов и рытвин, как у большинства бедняков, в волосах пока ещё не проявилась седина. И это ещё один пункт, почему её быстро невзлюбили в Хорте. Она отличалась от всех его представителей, настолько сильно, как день и ночь отличаются друг от друга.

Наяде вдруг вспомнилось пару строк из песни, которую сочинил местный бард Фолвик:

День прекрасен сиянием,

Солнце жалит огнём,

Ночь придёт неспешно,

Сменяя пеплом огонь.

Девушка громко пропела причудливую песню барда, зная, что никто её не слышит. Лоуит давно ушёл домогаться до дочерей торговца, а все остальные были от неё достаточно далеко.

День дарит тепло,

Светом озаряя чела,

Ночь пригвоздит льдом,

Возглавляя мрак.

Ей нравилось петь, слышать, как собственный голос льётся, подобно спокойной реке, в которой она умывалась каждое утро. Когда удавалось не упасть в конце дня в спячку, Наяда выскальзывала из хижины и шла в таверну, чтобы послушать песни Фолвика. Их легко запомнить – бард не особо трудился над сложностью своих произведений.

– Тьма, что так бела, и свет, что черен…

– Неплохо.

Наяда выронила вилы и подпрыгнула на месте. Второй раз за день ей грозила остановка сердца. Она приготовилась развернуться и влепить Томми пощёчину. Нечего к ней так подкрадываться. Обернувшись, девушка сглотнула приготовленные ругательства и грузно упала на колени. Она не заметила, как остальные работники побросали свои дела и давно преклоняют натруженные ноги перед господином.

– А ночью ты не спешила падать ниц, – Мардар сложил руки на груди, изображая скуку.

– Простите господин, моё поведение ужасно и…

– И не простительно, но я не злюсь, – разглядывая носки собственных сапог, Мардар делал вид, что его нисколько не заботит прерванная работа в поле.

Привычка господ перебивать на полуслове бесила девушку. Её речь всегда была плавной, тягучей, она не спешила высказывать всё и сразу, растягивая слова, но, видимо, придётся научиться, чтобы иметь возможность быстро договаривать до конца. Наяда ещё ниже опустила голову, почти касаясь подбородком груди. Если Мардар ждал лучшего момента, чтобы поквитаться с ней, то он его нашёл. Уставшая, буквально измотанная работой, со стёртыми в кровь руками и отбитыми коленями, она не станет сопротивляться.

– Красивая песня. Ты её придумала?

– Нет, господин, песни сочиняет бард Фолвик.

Странно, что он их не помнит, ведь таверна, самое частое место обитания безумного господина.

– А ты, стало быть, их исполняешь.

– Нет, господин, просто…

Мардар захохотал, открыто и громко, никого не смущаясь. Девушку от этого смеха пробрало холодом до костей. Господин поправил волосы и протянул ей руку, улыбаясь. Наяда мельком взглянула на пустую ладонь и непонимающе пожала плечами. Зачем подавать руку, если не собираешься что-то дать?

Она уже почти носом уткнулась в пустую ладонь, пытаясь понять, что господин вообще хочет, когда Мардар потерял терпение и поднял её на ноги, перехватив под подмышки.

– Я не стану тебя наказывать. Пока, – он пригрозил указательным пальцем.

Пытаясь подсчитать, стоит ли снова валиться на колени в благодарность или остаться стоять, девушка не заметила, как стала рассматривать господина. Строгое лицо с высокими скулами, волевой крепкий подбородок, не слишком тонкие губы прекрасно сочетаются с достаточно широкими линиями рта, губы слегка искривлены усмешкой. Яркие зелёные глаза, смотрящие на неё с изучающим интересом, густые брови с чуть приподнятыми уголками и прямой длинный нос. Мардара можно было бы назвать красивым, если б не злая усмешка и искорка безумия во взгляде. С братом они слишком разные, добродушная привлекательность Дамира не идёт ни в какое сравнение со злобной красотой Мардара. Даже цвет волос различал братьев на доброе и злое. Светловолосый, почти рыжеватый Дамир и чёрный, как ворон, безумец младший брат. Спохватившись, она быстро опустила взгляд и сцепила руки за спиной. Мардар усмехнулся, забавляясь.

– Если скажешь, как ты это сделала, – докончил он фразу.