Он поднимается и выходит ко мне. Не долго думая, толкает меня липкими руками прямо в плечи.
Агрессия прикатила вновь, как поезд на пирон Нью-Йорского вокзала. Кулаки сжимаются. Всё тело напрягается. Я замахиваюсь и бью парня прямо в нос.
А что? Теперь я баскетболист, могу закатывать драки в столовой.
Рыжий хватается за шнобель и сразу же наваливается на меня. Его лицо красное от злости и блестит от колы. Полностью искажённое от гнева. Раньше он был «хитрожопым ненавистным Александром», теперь «покрасневший разъяренный Александр».
Его руки обхватывают мою шею и начинают меня душить. От него доносится сладкий запах газировки. Руки чвякают на моём горле.
Я кашляю. Вся столовая поражено смотрит, даже и не пытаясь как обычно подбодрить дерущихся. Действия развиваются слишком неожиданно. Возможно, я устроил самую неординарную драку за последние несколько лет.
И когда я начал об этом думать?
Его толстые пальцы-сосиски впитывались нестрижеными ногтями мне в кожу. Я чувствовал как колония микробов высаживается мне в кровь.
– Надо же, брутальный Александр царапается прямо как скользкая сука во время месячных! – кашляя выкрикиваю я и бью его ещё раз. Кулак попал в челюсть. Кажется, я услышал отчетливый хруст.
Драться у меня всегда выходило неплохо. Особо на практике я не применял свои умения, но точно это знал.
Ладно, тут я позволю себе включить перемотку. Удар за ударом, я попадал по лицу и кулаком чувствовал все его кости. Рыжий только лишь беспомощно царапался. Видя его физиономию перед собой я чувствовал, как сила злобы наполняет моё тело. Прямо как в аниме, терпеть его не могу, когда в мультике японский персонаж открывает свои чакры.
Мне казалось, что в этот момент я мог бы убить этого парня. И от этого сейчас становится страшно. Тогда, в столовой, это восторгало. Я был настолько силён и уверен, мог бы взять нож со стола и вонзить ему в живот. Дикость, но я мог бы.
Мысли затуманились. Дыхание перехватывало от восторга. Я видел как синяки покрывали его лицо, как струйка крови полилась из носа, и мне это нравилось. Мне нравилось причинять боль этому человеку, которого я видел, от силы, раза три.
Тебя захлёстывает ненависть гребнем волны. Ты с головой окунаешься в неё.
Я ощущал такое раньше, взяв стакан в руки и разбив его об голову хулигана. Я готов был делать это ещё и ещё, пока он не отключится навсегда.
Колошматя его я видел, как опомнились все и начали относиться к нам как к обычным дерущимся. Достали телефоны, записывали на видео.
Александр выглядел жалко.
Когда между нами влез Макс я рассмотрел его лицо. Уверенность вытерли как мел с доски влажной губкой. Он дрожал, но всё также оставался красным от злобы. И даже когда Макс придерживал меня уперевшись ладонью в грудь, я всё равно лез в драку выкрикивая:
– Ты способен только из-под тишка толкаться, а когда дело выходит до выяснения отношений то ты только в силах царапаться! Трус! Ты жалкий подлый двуличный трус!
Слова соскакивали сами с языка. Я не контролировал себя.
Кажется, этот город меня меняет. Я чувствую изменения внутри, и становится не по себе. Будто тело больше не находится в моей власти. Я другой, и изменения охватывают меня полностью.
Тот мрачный симбиоз под названием страх, бок о бок живший со мной всю жизнь захватил меня полностью. Он впитывается в тело, стягивает конечности превращая в марионетку. Я не понимаю смену своего настроения, не могу разобрать эмоции и чувства. Теперь они словно звучат на незнакомом языке.
Внутри меня всё изменилось. Всё перевернулось вверх дном. И конечно же, хочется обвинить в этом кого-то другого.
Этот город. Всё происходящее в нём. Они виноваты, не я. Все они предвестники того, кем я стал.
Или я всё усложняю?
Нет, тут усложнить невозможно. Я стал другим человеком, готовым стереть с лица земли стоящего передо мной такого же парня.
Вообщем, всё закончилось тем, что биологию я провёл в кабинете директора. И конечно же, из-за моих кровных уз я вышел сухим из воды. Виноватым оказался Александр, он сидел в кресле рядом и проглатывая обиду выслушивал воспитательную беседу.
Справа часики непрерывно щёлкали отбивая каждую минуту. Так мы просидели почти час. Директор смотрел на меня как на животное, занесённое в красную книгу – с аккуратностью и интересом.
Я сложил руки на груди и проматывал всё произошедшее на обеде. Не верилось, что там находился я. Воспоминания были как видео, которое смотришь на экране телефона.
Но мне не жаль о том, что я наделал. Смотря на избитое лицо Александра я испытывал удовлетворение. Потрогав шею, я с жалостью нащупал несколько глубоких царапин. Они кровили до сих пор.
И как же мне идти на свидание истекая кровищей?
Уроки закончились и я с лёгкостью бежал домой, в ожидании этого вечера. Наконец, наконец, наконец…
Тяжести добавило ужасное чувство.
Внутри меня капнуто тёмное пятно, растекающееся всё больше и больше. А что если вскоре оно охватит меня полностью?
«Нет Влад, ты накручиваешь»
Да, накручиваю. Я просто забил на эту мысль желая провести вечер максимально прекрасно.
Я озабоченно смотрю на свой «лук», который мне предстоит одеть на сегодняшнее свидание.
«Свидание…Свидание…Свидание…» – неужели этот миг настал?
В комнату без стука вваливается мама. На ней объёмный белый сарафан, развивающейся на ветру как у Мэрлин Монро. На губах алая помада.
Сначала она сияет, видя меня смотрящего на себя в зеркало и расчесывающего волосы. Потом, выражение лица меняется. Она плывёт ко мне вскрикивая:
– Какой чёрт тебя поцарапал? – громко вздыхая она проводит пальцем по ране – Это же целые порезы!
– Я подрался с одним парнем в столовой.
– С каким парнем?
– Ты его не знаешь. И не надо тебе знать. Он отвратителен.
Мама делает шаг назад, продолжая смотреть на меня испытывающим взглядом. Меня он начинает напрягать.
– Я надеюсь, для этого был повод?
А был ли?
Да, ну конечно был.
Я вздыхаю.
– Если честно, мне страшно. В последнее время я не узнаю себя. Я становлюсь агрессивнее, злее что ли. И это, и это… – кажется, я вот-вот расплачусь. Мысль сбивается, но кажется мама меня поняла – В этом городе я становлюсь другим человеком. Мне страшно в этом признаваться, но я медленно теряю себя.
– Мой мальчик – она обнимает меня. Я слышу стойкий аромат нежных духов «Lancôme”. Сегодня мама идёт в ресторан с Надин и её подружками из высшего общества. Старается показать себя в максимально выгодном свете. – Ты меняешься, и в этом возрасте это нормально.
– Но кажется что я меняюсь в худшую сторону.
– В таком случае, не забывай кем ты был. Держись за того старого доброго Влада. Я верю в то, что мой мальчик всегда найдёт выход – она ласково улыбнулась, заглянув мне в глаза.
Кажется, я успокоился. В её объятиях все плохие мысли улетали как непрошеные гости.
Но эта необъяснимая агрессия. Злоба. Чёрное пятно внутри меня. Оно то осталось. Просто я смог закрыть на него глаза.
Надолго ли?
– А вот мерзопакостные царапины будут напрягать на свидании. – причмокнул я.
– О да, представляешь, она захочет целоваться а ей на лицо забрызжет кровяка. – я засмеялся – Мы протрём спиртом и всё будет о’кей.
*Внутри меня возрастает что-то тёмное. То, что я не в состоянии контролировать. То, что мне неподвластно. Оно захватывает мой мозг своим мраком и своими дикими мыслями. Я стараюсь не поддавать виду, но мне страшно. Страшно за себя. Кто бы мог подумать, что в таких условиях целью станет не выжить, а остаться человеком*
Глава 19 #воспламеняющийвзглядом
«Жирная Русалка» – милое небольшое местечко в пару комнат практически в самом центре города. Вы его найдёте, если свернёте направо у ратуши. Тёмный переулок, в котором все бесцеремонно паркуют машины, хоть это и запрещено. Там парочка магазинов – одежда и яркий притон для растаманов. Внутри яркий вырвиглазный дизайн, продаются шапки как у Боба-Марли и футболки с «откровенными» надписями вроде: «Я наркоман и горжусь этим». Дикое местечко. Из него всегда доносится запах травки, хоть она там, конечно, не продаётся.
И вот как раз рядом с этим броским магазином и находится ресторан со смешным названием. На вывеске набравшая килограммов двадцать русалка с эмблемы «Старбакс». Вместо всем известного названия горящая белым надпись «Жирная русалка».
Зайдя внутрь в глаза сразу бросается зажатый между лестницей и туалетом гардероб. Недовольный усатый старик осудительным взглядом проводит тебя, а потом принимается дальше читать свою газету.
После небольшого коридора начинается просторная комната. Напоминает она чем-то зал оперного театра – есть портер, в центре которого барная стойка с самым разнообразнейшим в городе выбором алкоголя: от «Мимозы» для опохмеляющихся старых дев и до дешёвой «Кровавой Мэри» для более молодых представителей. Бармен – чернокожая девчонка в морской фуфайке. Выглядит она в ней забавно (без обид, окей?)
На балкончиках находятся места с яркими красными диванами. Над ними виснут лофт-лампы, освещая обеденные столы. За балкончиками знак с тёмными буквами «WC”.
На одном из балкончиков сидит Ева. Она упёрлась об деревянный поручень, бледное лицо освещается дисплеем телефона.
Чёрт.
Чёрт.
Чёрт.
Мой первый проигрыш за вечер – она пришла раньше. И как? Как, чёрт возьми, такое произошло? Я приполз минута в минуту. Просчитал всё – и тут на тебе!
Не спеша иду к ней. Палубная доска скрипит под ногами. Обхожу бильярдный стол, не нарочно толкая играющего – парень из нашей школы. Похоже, я его знаю. Он с отцом – пухловатым седым мужчиной. Смотрит на меня как на тиранозавра.
В ресторане пахнет табаком и карамелью. Своенравный запах: и не приятный, из-за крепкого табака, и не противный, из-за сладкой карамели. Не одного окна, и вообще, заведение находится под землёй. Можно легко затеряться во времени.
Поднимаюсь по лестнице. Каждая ступенька прогибается под кедом и издаёт звучный жалобный звук. Ева отрывает глаза от телефона и машет мне рукой.
На моём лице застывает глупая улыбка. Чересчур внезапная и счастливая для обычного вечера (ну какой же он обычный?).
– Я заставил тебя ждать?
– Ничуть – Ева улыбается. От этой улыбки улыбаюсь я. Всё взаимосвязано. – Случайно пришла пораньше.
Улыбаемся и рассматриваем друг друга. Это могло выглядеть неловко со стороны, но для нас – ничуть.
– Я слышала ты сегодня подрался. Даже видео видела: нехило ты отдубасил рыжего.
– Он много болтает– дерзко кинул я – Похоже, именно этого он и добивался.
– Вся школа сейчас на ушах из-за этого случая. Никто не ожидал этого от…
– … такого как я?
– Такого как ты.
На ней – лёгкое белое платье с достаточно глубоким декольте. С её грудью она с лёгкостью может позволить себе надевать подобное. На лице минимум макияжа. Лишь неестественно тёмные ресницы загибаются как бушующие волны. Пухлые губы переливаются красным, а кожа так и осталась мрачно белой.
Огромные глаза заглядывают в душу. В них перемешано всё – ум, страх, уверенность, доброта, холод, тепло. Я вижу всё по отдельности, а в месте куча отдельных качеств складываются в неповторимый портрет человека, сидящего передо мной. Она наклоняется ближе и табак с карамелью уходит на второй план. Её духи – произведение парфюмерного искусства. Обволакивающие, притягивающие, точно подходят ей.
Мы заказываем молочные коктейли и салаты. Долго ждать не пришлось – мы не успели даже разговорится.
– Я читаю сейчас «Загадочную историю Бенджамина…» (вставьте сюда шутку про батон). Конечно, самый первый рассказ был интригующий, но не самый сильный. Мне гораздо больше понравились «Волосы Вероники» и «Танцы».
«Так «Волосы Вероники», «Танцы»», бубню я про себя, пытаясь вспомнить о чём были эти чёртовы рассказы. Ничего не приходит на ум. А книжку я прочёл от корки до корки.
– «Танцы» вроде бы в самом конце… Ты так быстро читаешь?
– О да, вчера до часу ночи пожирала истории Фицджеральда. – она ловит мой удивлённый взгляд. Теперь я понимаю, откуда эти характерные синяки под глазами – Что? Ночь чересчур длинная чтобы тратить её на сон. Особенно когда вокруг люди придумывают столько удивительных новых историй.
Что правда то правда.
– Всё равно, книга в четыреста страниц за ночь – это много.
– Да ладно, я все книги читаю быстро. – наконец, Ева приступает к салату. Накалывает рукколу на вилку и отправляет в рот – Исключение из недавних – «Над кукушкиным гнездом». Тяжело читать повествование от лица сумасшедшего индейца, знаешь ли…
– Кто из дому, кто в дом… – начинаю я.
– … Кто над кукушкиным гнездом– заканчивает она и начинает смеяться. Её смех – волшебный звук. Горловой, громкий, искренний. Слыша его, я начинаю смеяться вместе с ней. Выходит само собой.
Мне принесли салат с грушей и сладким соусом. Сверху небрежно накинуты тонкие кусочки прошутто. Как точка над этим всем, закопанный в горе зелени стоит поджаренный каммамбер. Корочка мягкого сыра хрустит на зубах.
На удивление вкусно.
Французский сыр и сладкий соус в сочетании дают радиоактивную бомбу в ротовой полости, в самых хороших пониманиях этого выражения. Вкусовые рецепторы растеряно теряются в догадках о том, что ты запихиваешь в рот. Должно быть, в этом и фишка салата.
У Евы типичный греческий. Куча фета и где-то дюжина крупных зелёных оливок с косточками. Она аккуратно выплёвывает их приставляя бумажную салфетку к губам.
Мы едим и болтаем одновременно. Темы: воздушная сахарная вата, крупный шар вздымающийся в воздух. Мы не привязаны к месту, к здешним местам и событиям. Она прекрасно понимает насколько мне неприятно о них вспоминать, хоть и видно, как ей чертовски интересно.
Вместо этого обсуждаем грядущий «Оскар» и самых амбициозных претендентов на статуэтку за лучший фильм. Я же строго убеждён что выводы делать рано.
Далее в ход идёт «Грэмми». Тут уже итоги кажутся более безоблачными.
Темы разбавляются шутками и Ева начинает смеяться. Это лучший момент, кульминация – белоснежная, лучезарная улыбка. Рот приоткрыт. Глаза прищурены. У меня стойкое ощущение того, что я хочу прикоснутся ладонью к её щеке. Интересно, какая она на ощупь?
Может быть я сумасшедший фетишист, но мне всё рано.
Сдерживать руки под столом и подавлять желания ужасно непросто. Но я убеждён что сейчас не момент, что сейчас я всё испорчу. Разрушу нашу магию взаимопонимания.
Разрушу слившийся симбиоз двух родственных душ. Мы дополняем друг друга, чувствуем отдачу и переходящую потоками исходящую энергию. Надеюсь это взаимно, ведь я ощущаю именно это.
Хочется вскочить на стол и поцеловать её. В глазах как тексты устаревшей рок-группы вертится:
«Эй! Давай! Каждый день ты просыпаешься и думаешь, как бы сегодня не сдохнуть. Так что не откладывай. Действуй!»
Но я не решаюсь. Мы продолжаем общаться и не стихаем ни на секунду, даже когда я представляю как ласково поглаживаю её волосы.
«Эй! Ты же уже так делал в эту субботу!»
Да? А всё помнится как во сне – мутно и будто не со мной.
Хочу повторить эти ощущения.
Гигантский розовый коктейль (она не отпила ни капли) с пенящимися сливками и коктейльной вишней наверху скрывает половину её лица. Меня это бесит. Она хочет показать фотографию с актёром «Ривердейла», залезая в фотоплёнку и опуская глаза. Я наконец отодвигаю чёртов коктейль, и опять имею счастье наслаждаться её лицом во всей красе:
– В июле я была в Лос-Анджелесе. Знаешь «Six Flags”? – киваю – Там есть ресторанчик на самом входе. Бургеры, картошка и прочая дрянь… Никогда не скажешь что там едят актёры. И вот я значит сижу у самого входа, вдали рёв горок и визг напуганных людей, а рядом он…
Она протягивает телефон. На экране – селфи с тем самым парнем из «Ривердейла». Не помню ни имени его персонажа, ни имени актёра:
– Точно! Он там играл гея – вскрикиваю я.
– Именно.
Дальше колесница нашего общения постепенно сошла с дороги. Возможно, потеряла одно колесо. Ева начала расспрашивать за мажоров. После этого появилось ощущение будто тебе пукнули под нос, вроде бы не смертельно, но неприятно. Я её не виню. Её вопросы весьма тактичны. Конечно же, ей будет интересно чем живёт самая популярная компания города.
А я же, вроде как, вхожу в неё.
«Кхм-кхм, входил!»
Я ей поведал о нашей соре с Андреем. Она выслушала с мастерством дорогого психолога.
– Всё образумится. Вы же братья. – это всё что она ответила.
– Прости, может быть следущий вопрос тебе не понравится. – начинаю я. Может быть, не так обходительно как Ева – Лилит – она вздрагивает при звуке её имени. Быстрый бегающий взгляд потухает и опускается вниз, пяля на перечницу – Она была твоей подругой в прошлом году. – должно быть, говоря утвердительными предложениями я выгляжу как допрашивающий – Говорят она вздорила с Андреем & company, прежде чем уехать из города.
– Она вздорила со всеми – на бледном лице заблестела мрачная улыбка – О да, Лилит. Мы втроём были не разлей вода. Звёздное трио. Мне сейчас тяжело без неё, если честно. Какой бы она не была – правдорубкой, скрытной, ужасной. С нами она была собой, и поверь, она, Лилит без всех этих стервозных штучек и сплетен, долетавших до неё со скоростью ветра, просто прекрасна.
Ты хочешь знать чего она вздорила с твоей компашкой? – кивнул. Прозвучало едко – Она не боялась скрывать свое мнение и выставлять чужое напоказ. Ей доставалось от них, и она со своей злопамятностью отбивалась как могла.
– Как именно?
– Выкладывая их секреты в «Подслушано» через язвительные посты. Да, язвительности ей не занимать… – Ева наконец отхлебнула свой коктейль – Вкусненько.
Этой группой она прославилась на всю школу. Раскрыли её лишь спустя год после основания. И началось… Она ссорилась и с Алиной, и с Каролиной, и с Андреем, и с Максом. Серьезно так ссорилась. Думаю, не стоит упоминать что с Никитой всё шло гладко. Как и всегда.
Из-за своей прямолинейности и честности ей и отходило: и потому что она армянка, её упрекали и из-за её бровей, и из-за экзотической внешности, и из-за скул, которые очень даже привлекательны… Просто из-за ВСЕГО. Представляешь, сколько шуток и кричалок об Армении могут выдумать разъярённые школьники?
И вообще, её обижали и гнобили с первых классов, будь уверен. Она так сильно из-за этого переживала. Она очень восприимчива. Приходила домой, плюхалась лицом в подушку и давай реветь. Мы с Алисой в тандеме с её бабушкой не утомлялись её утешать – мы все, кто у неё был.
А она была таким милым ребёнком, помню как сейчас: любила лошадей и помогала всем с уроками, или даже просто – в мелочах. Однажды у одной девочки во втором классе порвалась плюшевая жаба. Так эта маленькая дурёха весь день выла как забойная корова. Лилит на следущий день принесла ей свою, точно такую же жабу. Девчонка расцвела, и на следущей неделе придумала ей кличку: «БРОВИ-МЁТЛЫ».
Вот тебе и доброта в современном мире. А столько дают советов и уроков.
Все пользовались её искренностью, в она не понимала зачем. Считали её дурочкой, как обычно бывает с людьми, желающими быть хорошими по жизни. И вот так вот она из маленькой любительницы лошадок переродилась в мстительного администратора школьного адского котелка «Подслушано». После школьных танцев, на которых она раскрыла свою личность, накатила новая волна злобы. Но она подготовилась – спалила все мосты, что связывали её с прежней малышкой Лилит. Стервозная, едкая, ядовитая как мышьяк. Да, такой она стала. Мы с Алисой видели как меняется она, входя в школу.
Бабушка даже и не заметила. Дома она была типичной пай-девочкой, никаких изменений. Но в школе каждый день – новая драма. Понедельник – перепалка в столовой с блондинкой, потерявшей девственность за трибуной стадиона, Лилит накатала о ней целый пост. Вторник – стычка с Андреем. Он при всей столовой обзывает её «потаскухой» и гордо уходит в закат. В среду драка и…
– Драка?
– Да. Девичья драка, с царапаньем и вырыванием волос. Удивлён?
Я ничего не отвечаю, готовясь слушать дальше.
– Короче говоря, вся её бунтарская жизнь закончилась тем, что кто-то её толкнул, она упала, ударилась, разбила себе голову и без сознания пролежала два дня в больничной койке. Ужасная история. Проснувшись, она не помнила личность гавнюка, что это сделал.
– Ты уверен что нападающий был мужчина?
– Скорее всего. Её толкнули с нешуточной силой.
– Я слышал про её бабушку…
Ева поникла ещё больше. Губы задрожали, точно сейчас она готова разреветься.
– Бедная бабушка… Милейшая женщина со слабым сердцем. Она просто не выдержала… – Ева заикнулась – Не выдержала болезнь внучки. Просидев весь день после этого случая в палате она умерла. Прямо в больнице.
Проснувшись, Лилит уже не видела свою бабушку живой.
– Кто же мог её толкнуть?
Ева тяжело вздохнула:
– Лилит с бабушкой уже сюда не вернуть, это уже не важно. Сейчас она живёт на выселках Еревана с тётей и двоюродным братом. Я с ней даже не общаюсь… Она там редко находит интернет чтобы мне позвонить. Нам позвонить – она улыбнулась – Мы ждём от неё вестей каждый день. Ничего. И что же это за город такой, Ереван?
– Мне жаль – прошептал я, неторопливо обхватив её руку. Холодная бледная кожа соприкасалась с моей, играя на контрастах. Рядом с ней я казался себе неестественно раскалённым.
Теперь Ева не смеялась. Эта тема её напрягла, и в какой-то момент я пожалел, что так резко перешёл к ней. Она смотрела вдаль, сжимая мою руку всё крепче и крепче. Через стол доносились её частые потоки дыхания. Отпустив мою руку, она стала размешивать сливки на вершине коктейля соломинкой. Больше этот разговор не продолжался.
Правдоруба школы столкнули, в следствии чего он наконец (для большинства) свалил из города. Должно быть, Лилит сейчас чувствует себя проигравшей. Возможно, вся жизнь для неё стала игрой.
Игрой с чужими секретами, с тайнами людей, смешивающими её с грязью… Она пошла на поводу у так резко возникающей злобы и ненависти, не в силах вовремя остановиться…
Возможно, со мной сейчас происходит то же самое.
«Нет, с тобой всё в порядке»
По крайней мере, с ней я чувствовал себя спокойно. То тёмное пятно внутри исчезало, как только она появлялась на горизонте. С ней я чувствую полное умиротворение, как лёжа на пляже в солнечный летний день, засыпая под тихий шум волн. Общение с ней вызывает такое же приятное чувство.
Нет, я не хотел сказать что от разговоров с ней мне хочется спать. Просто… Вы меня поняли.
Она прекрасна: густые брови. Крупные глаза. Пухлые губы. Аккуратный нос, фарфоровой острой формы. Густые волосы завязаны в хвост, обожающий лоб и показывающий чёткую линию роста волос. Длинная шея, придающая лёгкой походке нарочитой грации. К сожалению, сегодня она при мне лишь сидит. А ходит она словно порхая.
И эти глаза… Этот взгляд… Такой прямолинейный и открытый. Она передаёт каждую мысль, каждую эмоцию в мельчайших деталях. Сейчас, накалывая оливку на вилку вспоминает о прошедшей дружбе. Раньше отчётливо читалась горечь. Сейчас, взгляд не спеша расцветает – натянуто, умышленно:
– Как-то мы раскисли – расплываясь в улыбке говорит она – Мне вот, очень хотелось узнать о твоём старом городе.
«О нет, узнавать там явно нечего»
Но я лишь улыбаюсь в ответ, в голове прокручивая самый лаконичный рассказ о вонючем рыбном местечке. Как бы ненароком не начать рассказывать о зловонии, царившем там, и поливать грязью бесцеремонных нахальных туристов?
Я сглатываю, не отрывая взгляда от неё.
Нет, эти глаза. Сводят меня с ума: звучит до чёртиков банально, но Боже… Я же реально под взглядом её глаз теряю контроль. Мысли сбиваются. Слова становятся мусором, сгружённым в кучу. Пальцы кажутся бессмысленной частью тела, неудобной и ненужной – я неловко перебираю ими.
И как бы она не пыталась сделать вид счастливой девчонки, в глазах как протягивающий сквозняк до сих пор витает печаль. И загадка. Да, с печалью смешалось что-то ещё, что-то, что я не могу разобрать…
– Я жил… – сбиваюсь, ведь взгляд привлекают знакомые огненные кудрявые волосы и хитрая вытянутая физиономия. В бар входит тот самый «Адидас», пичкающий малолеток муравьями. Тот самый, оставивший лежать меня без сознания на поле за старым заброшенным особняком.
Ева не замечает, но я не нарочно вжимаюсь в кресло. Не нравится мне этот тип. От таких следует держатся подальше, если не хочешь чтобы на завтра он притащил в школу револьвер и выстрелил в тебя, заодно не пожалев патрон на твоих друзей, девушку, учительницу… Короче, он тип с закрученным складом ума, разбираться в котором у меня нет желания. Псих, обобщенно говоря.
Он вошёл в зал, миновав бильярдный стол и раскрепощённой походкой подплывая к барной стойке. На нём тот самый тёмный спортивный костюм и те самые грязные белые кеды. Волнистые рыжие волосы почти достают до плеч, и мне кажется, они удлинились с момента нашей последней встречи.
За ним следуют по пятам «его тени»: бездушные подонки, ни чем не откладывающиеся в памяти. Они созданы лишь для того чтоб поддакивать главарю и хихикать над его шутками. Одеты также. В интерьер ресторанчика явно не вписываются. Это сродни зайти на борт «Титаника» в костюме для йоги.
Рыжий даже не оглядывается, запрыгнув на высокий стул и перевешиваясь на стойке. Рядом с ним трясутся бокалы и мигает кофейная машинка. Парень начинает нагло доставать вилки из подставки, складывая их в потрёпанных синий рюкзак.
Что, простите?
Мы что, в 1999 году? Неужели ещё кто-то ворует серебро?
Две тени хихикают рядом, одобрительно кивая хозяину. Ой, простите, лидеру. Он достаёт ложки и ножи, довольно рассматривая их в ладони. Чистое серебро блестит в свете тусклых ламп.
Я молчу, уставившись на выходящую из ряда вон картину. Гопники, воркующие серебро из местного ресторана. Анекдот.
– Кого ты рассматриваешь? – поинтересовалась Ева обернувшись. На её лице застыло удивление – Воровать столовые приборы – низко даже для «адидасов».
Понаблюдав за ситуацией пару секунд она хихикнула. Спасибо, что не начала принуждать меня геройствовать. Не хотелось получить в живот во второй раз.
– Сейчас их остановят – ухмыляюсь я. Официант в белом быстро шагает, шаркая тёмными туфлями по палубной доске. На нём форма всего персонала заведения – морская фуфайка.
– Эй, молодые люди, что вы делаете? – на резкий крик молодого человека обернулись почти все посетители. Даже парень из школы прервал игру, пяля в центр зала. Разговоры стихли. Теперь все обратили внимание на ворующих серебро подростков – Я вызову полицию! – вот что называется «пофигист». Рыжий плевать хотел на его слова. Хихикает и продолжает очищать подставку с вилками.
Тени нагло разваливаются на высоких стульях, закидывая ноги на стойку. Грязная подошва обклеенная сырой грязью (похоже, я замечаю собачье дерьмо в свете лампы) соприкасается с аккуратно выставленными стаканами.
Мы с Евой затихли, устремив взгляд на перепалку.
– Это неслыханная наглость – лицо молодого официанта краснеет. Он, будто выйдя из мультика, упирает руки в боки и подходит ближе к парням – ПОКИНЬТЕ ЗАВЕДЕНИЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!
Его крик привлекает внимание остального персонала. Даже гардеробщик вышел из своей каморки. Пара официантов-моряков окружают хулиганов. Рыжий поднимает ленивые глаза и быстро отбрасывает всех дерзких взглядом. Фыркает и продолжает дело.
– А-ну прекрати!– другой официант, с по-французски законченными усами нервно хватает рыжего за руку. Его ладонь нервно вцепляется рыжему в запястье.
– Это ты зря сделал, парень– ухмыляется рыжий. Знакомая безумная улыбка. Не злобы, не ненависти. Лишь отталкивающая пустота, ужасное бездумье. Блестящие глаза и зловещий оскал от уха до уха.
А далее, весь мир замер. Я испытал настоящее дежавю– место и люди другие, но кажется, происходит всё то же самое.
Официант с усиками, назовём его «отважный француз», взмывает в воздух. Да, вот так просто. Словно крепкие руки амбала ростом в два метра обхватили его шею и тянут вверх. Он задыхается, из рта вылетают слюни. Место вокруг губ становиться влажным. В его глазах читается страх.
Он болтает ногами в разные стороны, будто его кто-то держит. Но этого «кого-то» не видно даже на горизонте. Спереди довольные парни, сзади – напуганные коллеги.
«Отважный француз» хрипло кашляет, как будто выкурил пачку сигарет за раз. Серебряная вилка с четырьмя зубцами взлетает в воздух за спиной рыжего.
Публика вздыхает.
Все шокированы, и нарочитые вздохи – это всё, на что хватает ума.
Вилка замирает в воздухе на три секунды. Я веду про себя счёт. Каждая секунда тянется максимально медленно.
/Раз, два, три…/
Вилка срывается с места и летит к «отважному французу», развёрнутому к нам лицом. Будто его специально так повернули к посетителям, для того чтобы каждый смог «насладится» его дёргающимся в конвульсиях лицом.
Наконец, кто-то выкрикивает: «О ужас, что за…», но я не стану дословно цитировать эту реплику. Воздержусь.
Разогнавшись, вилка вонзилась «французу» прямо в зад. Слышится треск. Видимо, зубцы разорвали ткань синих штанов. Столовый прибор проседает в его заднице глубже и глубже. Француз (я уверен что с французом у него общего ровно столько же, сколько у меня с жителем Атлантиды) скулит как не дорезанная свинья.
Вспоминаю вчерашний сон и становится не по себе.
– ТВОЮ МАТЬ – кричит молодой официант и отступает назад. Он не замечает крутой выступ и валится на руки пожилому гардеробщику.
– Влад, что происходит? – Ева дрожит. Она обхватывает мою руку под столом и непонимающе смотрит мне в глаза.
– Не знаю – из уст выходит лишь хрип. Кажется, сейчас я не ощущаю парализующий шок. Удивление, испытываемое при первом взгляде на что-то мистическое. Сейчас, я как бывалый игрок пытаюсь уловить малейшие детали этого действа.
Рыжий не закрывает глаз. Скорее всего, именно он и центр этих необъяснимых действий. Парень лишь застывает в безумной улыбке и с восторгом наблюдает за конвульсиями француза.
– Я помогу тебе – героически выступает поднявшийся парень, шагая к французу и хватая его за дрожащую руку. Секунда – и он с писком отлетает к бильярдному столу. Руки впереди, ноги впереди, вроде как теперь тот гневный амбал долбанул его по животу.
Парень с моей школы отходит от стонущего от боли официанта и хватается за рукав футболки отца.
Рыжий захохотал. Жуткий смех эхом разнёсся по мрачному ресторану, будоража каждого сидящего тут. Смех омена из старого культового фильма, увлечённого игрой с жизнью своей няньки. Смех парня наслаждающегося мучениями другого человека.
Смех безумца.
Тени хихикают в ответ, как эхо горлового зловещего смеха рыжего.
Француз обрушивается на пол. Вилка до сих пор торчит в его заднице. Он резво обхватил себя руками, пытаясь её достать. Из его рта вырывается резкий и короткий крик. Усы поднимаются и опускаются.
Во время падения барная стойка содрогается. Стаканы, стоящие на ней начинают звенеть. Кофеварка дрожит. Похоже на начало сильного землятресения, отграничивающегося одним пятачком в центре кафе.