И почему у меня нет острых скул, как у коренного немца?
«Потому что ты не немец, идиот».
– Привет, как дела? – моя рука будто заледенела, пальцами продолжая впиваться в кожу. Ева улыбнулась, выдавив из себя милый смешок.
О нет, она смеётся с меня. Я был смешон.
Первая ошибка – сегодня она подошла первая. Это не ошибка, а катастрофа. Если бы дворянам, бьющимся за сердце царицы, предложение делала царица, как бы они себя почувствовали? Обосранными ни на что не годящимися соплями. Так же и я чувствовал себя сейчас.
– Да, хорошо. Ты… – я начал быстро моргать, нервно отвернувшись думая о том, когда будет нужный момент для приглашения – … Какой у тебя сейчас урок?
– Литература – продолжая улыбаться ответила она.
– Класс, литература – «Что ты делаешь, придурок? Говори немедленно! На раз.. два..» – Что вы сейчас изучаете? – внутренний голос стыдливо прикрыл лицо ладонью.
– Внеклассное чтение. «Зелёная Миля». Обожаю нашего учителя и его внеплановые занятия.
– Ого, Кинг в школе, это… – «Заканчивай эту звездопляску»
– Это круто, да – она обалденно улыбается. Даже когда кажется будто её ухмылка должна излучать едкий сарказм. Всё равно она светится позитивом – У нас классный учитель.
В воздухе повисла неловкая пауза. Широкое жирное троеточие, становящиеся длиннее с каждой секундой.
«Тот самый момент».
– Хочешь сходить со мной на ужин? – выпалил я, неловко проглатывая каждое слово. Переведя глаза с мутного грязного зеркала на улыбающуюся подругу, я молча стал ждать ответа.
– На свидание? – хмыкнув подправила она.
– Ммм, да, на свидание – промычав как фермерская корова я довольно согласился.
– Куда? Хотя нет-нет-нет, ничего не говори… «Пауки Сумрака», угадала?
– Не-а, мимо.
– Хвала Богам, я в тебя верила – рассмеялась она – После их ужасных коктейлей мой живот скручивает на протяжении двух недель.
– «Жирная Русалка», слышала? – перебил её я.
Ева рассмеялась.
– У места явно остроумные хозяева – промолчав, она уверенно заявила – Я согласна.
– Отлично – довольно кивнул я.
«Можешь расслабиться, сопля». Обперевшись спиной об шкаф, я продолжил довольно расплываться в широкой улыбке.
Ева была идеальна: тёмные волнистые волосы спускались до открытых плеч. Сегодня на ней была светлая майка. Мой взгляд невольно опустился вниз, прожигая её бюст. Он был идеален как и она.
«Заметнее рассматривания сисек и не придумаешь»
– Как тебе «Возлюбленная»? – мой взгляд поднялся на её хрустальные глаза.
– Трогательно – сухо обрезал я, расплывшись в ещё одной улыбке. Улыбка за улыбкой… С ней они выходили из меня как после конвейера.
– Как тебе идея: книжный клуб «Влада и Евы», или «Клуб анонимных книгоманов для двоих» – рассмеявшись (сегодня она явно была в шикарном настроении), Ева закончила – Ты мне даёшь свою книгу, а я свою в замен, и дочитав мы её увлеченно обсуждаем.
– Классная идея… – протянул я – Правда классная.
Взгляд Евы замер на мне, а губы чуть приоткрылись, будто она ожидала чего-то.
– Может быть начнём?
Подумав, я понял что она имеет ввиду и ловко сбросил рюкзак с плеч.
Внутри был «Juicy Fruit” со вкусом банана, антисептик для рук пахнущий как спирт в чистом виде, уставший от жизни грязный пенал, из которого постоянно вываливались долбанные карандаши и толстая книга в мягкой обложке. Достав её, я сразу же протянул том к подруге, прочитав название лишь спустя пару секунд.
– «Загадочная история Бенджамина Баттона» – пытаясь выдумать о ней факты, я в хаотичном порядке выдавал – Вообще, это сборник рассказов Фицджеральда, но ты не поленись почитать все, там есть реально классные. Знаешь, многие посмотрев фильм с Бредом Питтом покупают книгу, думая что «Загадочная история» растянута на все пятьсот страниц, разочаровываясь обнаруживая что там всего их тридцать. Но… И кстати, фильм классный, с «Оскаром», уже не помню за что, можешь тоже посмотреть…
Ева хмыкнула ещё раз.
Может быть я кажусь смешным?
Старая как мир привычка таскать с собой в школу разные книги. Я могу забыть учебник или домашку, но книга всегда лежит в заднем кармашке – это типа само собой разумеющееся. Как для ирландцев, они испокон веков привыкли пить пиво литрами, бросать не собираются.
Так я познакомился с одной прикольной девчонкой в школе столицы. Там познакомится с кем-то «прикольным» сродни увидеть птеродактиля пролетающего над головой. Откровение! – она была человеком, любящим читать. Там это умирающий вид. Единственное, что прочитали там мои одноклассники от начала до конца, это текст дисса Эминема на Machine Gun Kelly. А тут, читаю я, значит, «Убить Пересмешника» в столовой. Очень опасное дело – не повторяйте. Алексей заболел. Сзади слышатся шепотки и мои многочисленные клички. Но а я с головой нырнул в Мейкомб – тихий южный город Америки начала двадцатого века. Одно из любимых произведений за всю жизнь, которое пестрит миллионами идей в каждой главе. Может, за ними кто-то рассмотрит лишь историю детей того периода. Может, кто-то нечто большее. Не суть. Подходит ко мне блондинка с яркими голубыми глазами и завязает разговор.
Оказывается, она также обожает эту книгу.
После парочки проверочных вопросов о сюжете (я расспросил в деталях об истории страшилы Рэдли) у нас завязался длинный разговор, продлившийся всю перемену и вечер после школы. Единственное нормальное место в том райончике– кафе «Поле Джаза». Там, в отличии от всего района, не воняет травой.
Мы сидели и говорили не умолкая.
Говорили на следущий день.
Списывались весь месяц и подходили к друг-другу в школе, временами встречаясь в «Поле Джаза».
А потом она исчезла. Её номер перестал быть действительным.
Суть в том, что с помощью книги лежащей у вас в рюкзаке (а лучше, если она будет находиться у вас в руках) можно завести знакомство. И очень удачное.
Ева с удовольствием схватила книгу.
– Люблю Фицджеральда – она рассматривала моё лицо с некой озадаченностью – Твоя бровь…
– Ах да, вчера…
– Я знаю что произошло вчера – слава Богу, мне не прийдётся рассказывать ей вчерашние события в мельчайших подробностях – Твой шрам кровит.
Прикоснувшись к нему пальцем я обнаружил алую кровь. Она потекла вниз, не спеша подбираясь к переносице.
– Я пойду – указав на туалет я попрощался с Евой. Девочка из моих мыслей с плохо скрываемой жалостью смотрела вслед.
Я скрыл рану за ладонью, пытаясь не привлекать особого внимания. И конечно же, я его привлёк. Будто у меня на лице не несколько капель алой жидкости, а вылито ведро свинячьей крови и выгляжу я как Кэрри после выпускного.
Пробегая по коридору и стараясь не обращать внимания на удивлённые взгляды (и когда это они меня начали интересовать?), я задел плечом Андрея. На нём объёмная джинсовая куртка, под низ одета красная рубашка в клетку. Он удивлённо смотрит на меня, словно совершенно не ожидал увидеть своего одноклассника в коридоре школы, и идёт следом:
– Эй, ты как?
– Паршиво, если честно – толкая плечом дверь в мужской туалет открываю рану и опускаю руку. Кровь красным блеском сияет перед удивлёнными глазами толпы.
Все начинают шептаться, оживлённо обсуждать вчерашний вечер. Конечно, они знают что старуха мне врезала (хорошо хоть про кучу кошачьего говна на моей груди умалчивают). Все гадают, чем же МаМа разбила мне бровь. Кто-то предполагает что гантелей, кто-то что цветочным горшком. Чем вариант тупее и неоправданней тем интересней.
И опять я фигурирую как жертва. Сейчас происходит рассвет внимания ко мне. Все даже меньше замечают Андрея (конечно замечают, просто на смену обсуждения его чёлки пришли обсуждения убийств) за моей спиной. Теперь я эфирная красная точка в центре мишени для дартса, и очень часто в меня попадают колкие обидные высказывания.
Но бросьте, обращать внимание на них после всего случившегося – ха-ха – глупо.
Андрей заскакивает в туалет за мной. Замечаю как медленно он шагает сзади в грязном зеркале, на котором виднеются разводы от тряпки. У раковины стоит парень, сидящий со мной на химии. Пытаюсь вспомнить его имя но на ум ничего не приходит.
Становлюсь рядом с чуваком и пытаюсь смыть кровь. Вода ужасно холодная. В водосток будто стекает чай каркаде.
Парень из биологии удивлённо смотрит на меня и нависшего рядом Андрея.
– И что же вчера случилось? Никто не рассказывает, а верить сплетням это как позволить водить себя за нос.
– Давай не будем об этом.
В глазах тень висящего над землёй тощего тела. Сзади полумесяц.
Ноги подкашиваются, но я прочно стою продолжая обрызгивать себя водой. Это помогает не уйти в круговорот мыслей.
– Как скажешь – голос Андрея звучит надрывисто, с каждым словом всё тише и тише. Словно после следующего предложения он затихнет навсегда – Кажется, тебе следует обработать шрам. Я не доктор, но этим ты ситуацию не улучшишь.
Кровь перестаёт сочится. Я победно поднимаю голову, смотря на себя в зеркало. Парень-химия испарился, шрам продолжает выглядеть сырым, но красных потеков вокруг не виднеется.
Смотрю на Андрея. Рядом с его отражением прилипла пылинка. Выглядит он, как же обьяснить… не по своему. Словно его внутрення гордость исчезла. Широкие плечи и волевая осанка поникли вниз. Уголки губ нервно дрожат. Под глазами прояснились заграждающийся синие мешки. Для него это сродни вымирания всего человечества.
Должно быть, эта ночь поразила не одного меня:
– Что случилось? – поворачиваясь к нему лицом спрашиваю я. По шее вниз к воротнику рубашки стекают капли воды.
– Всё отлично – саркастично улыбается он – Моя девушка сгорела и моей жизни угрожает поехавшая сука в маске, способная убить меня с минуты на минуту. Лучше не бывает.
Он стыдливо смотрит в сторону.
Это точно не Андрей.
Как в британском фильме «Армагеддец» с Саймоном Пэгом, инопланетяне заменили его на робота.
– Я… я… – он начал заикаться. Красный свет. Тревога.
Задумчиво смотрит на швабру с деревянной ручкой рядом с писсуарами. Срывается с места, хватает её и заталкивает в ручку двери. Так, чтоб никто не смог зайти.
– Я могу доверить это только тебе – он достаёт телефон из кармана и открывает сообщения. Читаю слово «Аноним» и сразу понимаю что к чему – Мой отец изменяет матери.
На дисплее фотография, смахивающая на начало порно. Чётко узнается Арсений, а вот лицо девушки, чьи ноги облачённые в колготки и торчат в разные стороны, скрыто за его широкой спиной.
Случилось.
Он узнал.
Я знал тоже.
Смотрю в разные стороны, туалет становится слишком тесным. Воздух заканчивается. Я потею. Смотрю на себя в зеркало и понимаю, насколько жалким выгляжу.
Я покраснел. На щеках румянец который выдаёт меня как немецкий партизан.
Андрей, каким бы бездумным не хотел казаться, умный человек. Унаследовал это от отца, стараясь рубить ДНК каждый день при помощи травки и алкоголя. Но мою реакцию он раскусил мгновенно.
– Ты знал… – шептал он. Нос дёргался а глаза заливались злостью.
– Что? Нет!
–Я же вижу – он отвернулся, сжав ладони в кулаки. Словно вот-вот и двинет меня прямо в челюсть.
И как он догадался? Прям прочёл с чистого листа правду… Удивительно.
После парочки раздражённых утверждений я оставил все попытки оправдать себя. Этого делать просто не хотелось. Но при этом особого стыда я не испытывал. Да, я скрыл. Но кто сказал что во всех 100 % случаев нужно лезть в ситуации, не касающиеся тебя никаким боком?
Я просто оставался в стороне, выбрав нейтралитет и слушая информацию из уст отца.
– Почему ты не сказал мне? Я же тебе доверял! – смазливые заезженные фразы сыпались из него градом. Я молчал, внимая каждой из них. А что ещё ответить? Начать без умолку болтать пытаясь замять ситуацию? Разреветься?
– Мой отец видел твоего отца с той девушкой. Я думал лучше будет промолчать.
– Да ты ничего не думал! Ты не брат, ты… Ты… Ты гандон! – обрезал он – Никогда не думал что меня сможет предать такой…
«Такой… Ну? Что же ты выдашь?»
– Такой невзрачный придурок как ты! – «Оу! Как больно!» – Ты жалкий, и к тому же оказался подлым! – «Оу, как обидно!» – А хуже жалких и подлых людей только…
– Напыщенная испорченная «золотая молодёжь»? – само с языка сошло. Тут я не несу ответственности за свои слова.
– И после всего что ты наделал, ты ещё будешь что-то тявкать?
– Что я наделал? – до этого мы старались говорить шепотом, боясь стоящих за дверьми лезущих без мыла в задницу умников и умниц – Попытался сохранить карьеру отца?
– Причём тут это?
– Да брось, он бы вылетел пулей со своего рабочего места. Твой папаша об этом позаботился бы – ноги подкашивались. Кажется, после всего случившегося со мной я готов сорваться с секунды на секунду. Мысли туманятся, остаются лишь слова. Ими и хочется идти в бой – Я не хотел влезать в взаимоотношения чужой семьи!
– Теперь то уж точно мы чужие – фыркнул Андрей прямо мне в лицо. Он подошёл настолько близко, что я чувствовал запах его утреннего «Листерина» в мелких подробностях – Я не хочу тебя знать, подлый засранец.
– Я не умру от грусти из-за этого, поверь.
Далее Андрей сделал то, что он делает в любой ситуации. Он ткнул мне фак прямо в лицо. Так, что его средний палец чуть не залез мне в ноздрю.
А я чем хуже? Мы же братья!
Ткнул фак ему в след. Он отодвинул швабру и вышел за дверь, показательно ею хлопнув. От этого хлопка затряслись стены, заходил кафель под ногами. Швабра медленно покатилась мне под ноги.
Я смотрю на своё красное лицо в зеркало и не чувствую НИЧЕГО. Ни стыда, ни горечи. Внутри пустота. Возможно даже облегчение. Ещё один груз-секрет за моей спиной легко отцепился. «Щёлк!»
Поджидая нужного момента, пропустив Андрея в туалет вошли знакомые братья-хоббиты.
Теперь я точно уверен что они геи.
Кажется, вот-вот, и два низкорослых гнома объединятся в симбиоз (надеюсь, прозвучало не вульгарно). Две пары лопоухих ушей, как у слона Дамбо, торчали в стороны. Они будто созданы для удобнейшего подслушивания сплетен.
– С того света звонила дохлая старуха и передавала тебе привет. Говорила жалеет, что не размозжила твой череп статуэткой.
Я мог бы накинутся на гнома и с лёгкостью разорвать его челюсть. Вырвать хитрые глаза. Выкрутить еврейский шнобель как пробку из бутылки шампанского. Сдуть их как волк из «трёх поросят».
Но агрессии к ним совершенно не было.
Жалкие обиженные ублюдки. И разве они стоят моих сил?
Нет, ну вот правда – и разве они стоят моих сил, когда вокруг разворачивается жуткий триллер, полностью охвативший мою жизнь?
– Трахните, наконец, друг друга как следует – с улыбкой отвечаю я – Может, полегчает.
Хлопнув дверью я вышел в коридор. Все до сих пор смотрят в мою сторону, разглядывая шрам у брови.
Наверное, это был первый случай когда я засыпал на уроках. Но я просто не мог высидеть эту лекцию. Раньше (ещё дней пять назад) история для меня была сродни святой науке. Каждое слово, факт, дата – всё интересно. Интересно до коликов в животе.
Сейчас же я склонился над партой рассматривая выцарапанные надписи. Единственный кабинет в школе где кто-то осмеливался писать на партах.
«КЭР тупая шлюха» – крупным шрифтом написано чёрным маркером рядом с моей щекой. Кажется, что слово «шлюха» заходит в мой рот, который по-дурацки открылся.
Глаза сомкнулись и я отключился.
Провалился в себя, видя тёмный силуэт висящей в свете луны старухи.
А затем открыл глаза.
Класс оказался пустым. За партами никого. Кто-то оставил недоеденный Сникерс на соседнем стуле. Голова перестала болеть. Я почувствовал себя прекрасно, просто прекрасно. Вся тяжесть этого утра ушла. Ноги понесли меня сами, как роботизированные ходули. Выйдя из-за парты я ступал шаг за шагом расплываясь в улыбке.
Замечательно.
Не замечательным было только то, что я полностью проспал урок. Первый раз в жизни. Я уже представляю миллион историй где новенький-безумец спит носом уткнувшись в парту: «АХАХА, невероятно смешно».
Но самым НЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМ была историчка, склонившаяся над конспектами. Я ждал того момента, как она поднимет холодные глаза и завизжит:
«ААААА-ААААА»
Может быть кинет в меня свою ручку – я бы не удивился. Но она подняла глаза и улыбнулась.
«Что происходит?» дубль один.
Историчка. Улыбнулась. Это, конечно, могло бы произойти. Но обозначало бы это что квантовая физика дала сбой. Тектонические плиты вышли из границ. Мир уничтожается.
Или что перед её глазами расчленяют учеников.
Удивившись её резкой улыбки я вздрогнул от ужаса. Глаза без зрачков – как у бабки, пришедшей ко мне во сне в первый день. Похоже на образ Рианны из клипа на «Disturbia”. Там она носила белые линзы без зрачков. Сейчас же эти пустые глаза заглядывали в душу, в сумме с безумной улыбкой составляя полноценную картину женщины из кошмаров.
«Что происходит?» дубль два.
Тогда я не сразу догадался, что сплю. Вообще, мысль о том что я во сне приходит ко мне во время сна практически всегда. Это помогает не сойти с ума во время кошмаров. Но тут, такое ощущение, что я ничего не понимал.
– Простите, где все? – озадаченно спросил я. Предложение эхом разлетелось по пустому кабинету.
«Где все»
«Где все»
«Где»
«Где»
Улыбка на её лице начала дрожать, будто вот-вот и я услышу знакомый отчаянный вопль.
– Все на парковке. Там начинается невероятное шоу – продолжая улыбаться ответила она. Ну а я продолжал пялить на её пугающие глаза.
Выйдя из кабинета я кивнул. Что-то вроде прощания.
Историчка продолжила улыбаться.
Коридор так же пуст как и кабинет. На полу валяются скомканные в клочки бумажки. На стене десятки газет. Некоторые шкафчики распахнуты, будто совсем недавно из них что-то доставали.
Школа опустела.
Вдали слышу детские крики. Слов не разобрать, они смешиваются в звонкий гул.
Я ступаю по лазурной плитке коридора с осторожностью, с недоверием. Пытаюсь вслушаться в отдалённый крик, ничего не выходит. Попутно рассматриваю настенные газеты.
Справа целый стенд посвящённый французской истории. Оформлен в мрачно-серые тона, с листовок отстранённо смотрит Жанна Д’Арк и Людвик тринадцатый. Рядом карты Франции и Парижа, слегка помятые и порванные по бокам.
Недалеко крупная рамка с плакатом «Девяносто лет школе имени Дилана Грина». Заголовок разрисован всеми цветами радуги, в то время как текст напечатан на принтере – выглядит безвкусно.
Снизу заглядывает меланхоличным взглядом в душу, конечно же, Дилан Грин. Седой американец в своей стандартной позе. Рассматривая его портрет я не замечаю пожилую женщину, стоящую впереди, и чуть не врезаюсь в неё.
Она даже глазом и не повела. Единственная живая душа в школе (не считая Горгоны в кабинете истории). Пользуясь моментом, я с неприкрытым интересом рассматриваю её лицо; минимум морщин как для её возраста. Рискну предположить что ей лет 65, может быть больше. Лишь глубокие как каньоны Аризоны носогубки, бросающиеся в глаза. Передняя челюсть слегка выдвинута вперёд, из-за неправильного привкуса она напомнила мне орангутанга.
Она недвижимо осматривала постер.
На нём информация о школе, собранная по десятилетиям. Куча фоток, есть черно-белые и выгладившее более старыми желто-белые. На них ученики разных поколений: выигрывают в олимпиады, ставят спектакли в актовом зале. Счастливые и не очень. Красивые и не очень. Десятки фотографий и сотни эмоций, неразлучно связанных с годами в школе.
Рассматривая их я думал о деньгах, вложенных в её реставрацию. Гораздо легче построить новую школу на новом месте, например, на одной из многочисленных полян у леса.
Видимо, тут ценили историю, как и столетнюю старушку-школу.
Внимание привлекла маленькая квадратная фотография в верхнем углу постера. До боли знакомая девочка, гордо носящая золотую медаль на груди. На ней свитер в тёмную полоску как у Фредди Крюгера. Глаза азартно сверкают. На зубах блеск от железа брекетов. Рядом её ровесница с сальной головой, переливающейся жирным блеском в свете лампы. На объемной груди точно такая же медаль. Глаза более грустные, будто в момент фотографирования девушка была недовольна. На ней пушистый зелёный свитер.
Я вздрогнул и встал на месте как вкопанный. Посмотрел на даму стоящую рядом со мной. На плакат. На даму, ещё раз рассматривая её характерную челюсть. На плакат, на девочку с точно такой же челюстью.
Это она.
Со временем её внешность изменилась до неузнаваемости.
– Да-да-да. Должно быть, ты удивлён – хриплым голосом заговорила женщина. Она продолжала смотреть на свою фотографию. И только сейчас я заметил грусть в её взгляде. Или её я сам придумал? – Посмотри на это личико – пальцем она бережно гладила глянец фотографии, оставляя мутный след – Я была счастлива. По-настоящему счастлива. Уникальный случай за всю историю школы – на городской олимпиаде первое место получили два человека – она хмыкнула. Тихо, будто пытаясь подавить искренний смех – Я долго готовилась. Тогда это мне казалась таким важным, будто вся моя жизнь крутилась вокруг одной лишь олимпиады. Победить тогда для меня было большим достижением. До сих пор помню это чувство, будто твоя жизнь уже предначертана и обязательно будет наполнена этим вкусом победы. Ха, как бы не так – её палец медленно проскользнул к лицу «сальной головы» – Катя. Она отстала от меня на два очка, но её отец сидел в комитете. До сих пор живет в тут, где то на выезде, одна-одинешенька, вместе с тремя собаками. Раньше, рядом с её домом была отличная закусочная. Там подавали невероятные стейки. Сейчас её перестроили в паршивый общепит – она причмокнула. Её нижняя челюсть словно проскользнула под верхнюю, на своё законное место – А столько амбиций у девчонки было – у женщины приятный низкий голос. Напоминает ведьм из сериала про Сабрину – Хотела уехать в столицу и стать там первым финансистом, но так и осталась тут. А я… Я… – её голос сбился. Резко стал абсолютно грустным, но оставался таким же внятным. В левом глазу блеснула слезинка, покатившись по щеке – Я столького хотела добиться в этой жизни, у меня были такие планы – она перешла на шёпот – Я хотела подняться на Мыс Доброй Надежды. Даже не знаю почему, я ещё с пелёнок про него так наслышана – на её лице блеснула легкая добродушная улыбка – А ещё, ещё я хотела нырнуть к Большому Барьерному Рифу, с третьего класса так увлеклась океанологией, а там были все, о ком я так долго читала, там больше 1 500 видов живности, представляешь? – восторженный голос оборвался так же резко, как и начался. Слушая её, казалось что кто-то натягивает нить, разрезая её и натягивая заново – Но, он решил отобрать мою жизнь. Не понятно почему, кто ему дал права на это, понимаешь? – наконец, она взглянула на меня. Глубокие голубке глаза залитые слезами. Белки покраснели. Её руки дрожали – Я… Я только начала входить во вкус, мне нравилось жить. Понимаешь? Нравилось.
Голос пронёсся эхом по пустому коридору.
Нравилось
Нравилось
Нравилось
И снова шёпот. Словно её переполняли эмоции, но она боялась что нас кто-то услышит.
– И я бы никогда не подумала что моя жизнь так резко оборвётся – на женщине одето платье с цветочными узорами. Они тянулись от декольте вниз, обвиваясь тонкой нарисованной ярким зелёным виноградной лозой. Яркие цветы бросались в глаза изобилием пёстрых оттенков.
Но сейчас в глаза бросались не они. Маленькое красное пятнышко, которое незаметной тенью проявилась у пупка старушки. Оно увеличивалось с каждой секундой, становясь всё больше и больше.
«Кровь»
«О Господи, это точно кровь»
Алые капли начали стекать по открытым ногам, по опущенным вниз рукам. Белое платье, броские узоры, всё покрыл собой густой слой крови.
– Извините, но…
– А знаешь что самое страшное? – она прервала меня, вновь сорвавшись на крик – То, что они запугивали меня, убивали не сразу. Они хотели чтобы я боялась. Чтобы чувствовала себя обречённой. У них нет ничего общего с людьми, абсолютные животные.
– Вы истекаете кровью! – выкрикнул я.
– Дитя моё, вот тебе совет: беги из этого города быстрее, и даже не оглядывайся. Это место невероятно опасное – она схватила меня за руку и крепко сжала, смотря прямо в глаза. Я почувствовал отталкивающий холод. Он покрыл всё тело.
Наполненные слезами глаза заглядывали в душу. С её руки алая капля перетекла на мою. Я задрожал от страха.
– Кто это сделал с Вами? – спросил я – Просто назовите имя!
Моя ладонь медленно окрашивалась в алый.
Становилось холоднее и холоднее.
– Скажите, кто убивает их всех!
Окрашивалась в цвет её крови.
– Просто назовите его!
Рука стала полностью алой.
Казалось, пол уходит из под ног. Всё пребывает в постоянном движении.
– Он убивает из года в год. Он всегда рядом… – она прервалась, посмотрев напуганным взглядом за мою спину. Послышался поросячий визг – звонкий, громкий, бешеный.
Я обернулся, с растерянностью смотря в конец коридора. Никого. Но визг не смолкал.
Холод смягчился.
– Что это? – оборачиваясь назад, спросил я. Дамы не было. Она исчезла, даже не оставив после себя кровавые следы.
Никого.
Коридор вновь опустел.
Лишь этот ужаснейший поросячий визг.
Он действует мне на нервы, как ультразвук, режет по барабанным перепонкам. Затыкая уши я скукожился от неприятных ощущений, разрывающих меня изнутри. Детская фобия к свиньям. Возможно, я её выдумал, но что эти твари мне омерзительны – неоспоримый факт.
Визг сменился на хрюканье.
Наконец, в конце коридора показалась огромная свинья, вся в крови; не знаю, в своей или чужой.
Одна кровь вокруг меня.
И как же это достало.
Огромный хряк напоминал перепичканного гормонами роста монстра. Необычная свинья, чересчур огромная и жирная. А так же как я понял, предельно злая.
Свинья врезалась в мусорную урну, перевернув её и оставив кровавый след. Следом она обтёрла лазурные стены, после чего двумя бегающими глазками-пуговками засекла меня.
Искра.
Визг.
Агрессия свиньи.
Она сорвалась ко мне, несясь по коридору и визжа. Думаю, моё решение незамедлительно убегать от хряка оказалось весьма оправданным.
Безумные глаза не отрывались от меня. Она открыла свою пасть хватая воздух. На полу оставались алые следы от ножек.
«Ножки? Ха-ха! Четыре здоровенные дубины!»
Я бежал по коридору, минуя шкафчики и бесконечные кабинеты. Свернул за автоматом с газировкой. Далее – направо за питьевым фонтанчиком. Яркий солнечный свет наконец пробил безжизненный коридор.
Наконец, передо мной была дверь ведущая на парковку.
«Щёлк!» – я на улице. В воздухе вихрем кружат опавшие листья.
Свинья в крови вызывала у меня дрожь. Отвращение. Ужас. Звучит как нельзя странно. Но вы, должно быть, не смотрели фильм «Свадебная ваза» (и не смотрите даже под угрозой расстрела). Чёртов Алексей со своим вкусом к кинематографу.
Именно он заставил меня посмотреть «Человеческую многоножку» и ещё дюжину других мерзопакостных второсортных блевотичных ужастиков.
Тот фильм оставил нешуточный след на моей психике. Фермер весь фильм насилует свинью, затем маленьких свинок: её детей. В конце ревнует свинью к детям и на её глазах их убивает. Потом убивает саму свинью.
Конец.
Возможно, в этой картине заложен невероятный головокружительный смысл. Я никогда не понимал артхаус. Но там им и не пахло.
Дверь захлопнулась. Свиноматка осталась за ней, с жалостью смотря мне в след. Подождав секунды три она побежала дальше. За ней тащился след из крови.
«Что за ТВОЮ МАТЬ!?!?»
Расслабившись, я обернулся лицом к школьному двору. Никого. Пустые лавочки, на которых виднеются редкие опавшие листья. Куча автомобилей, припаркованных один за другим. Вдали большая дорога. Рядом начинается густая посадка.
Но!
Но!
Но!
Посреди парковки стоит целая толпа, выглядевшая как крупное жирное пятно на асфальте. Они собрались в аккуратный круг, состоящий из человеческих тел. Человеческих тел укрытых знакомыми мне мантиями.
Незнакомцы из моей галлюцинации. Их я уже видел. Самая ужасная пятница моей жизни надолго врезалась в память.
«Ты видишь галлюцинации»
Они сейчас опять передо мной. Я точно схожу с ума.
Именно они заставили меня впервые не поверить самому себе. Отказаться от своих воспоминаний. Принять за чистую монету чужие слова.
Как и той ночью все лица скрывались за завесой теней, создаваемой нависшими капюшонами. Правда, тут это наперекор противоречило физике – лиц не было видно даже у людей, стоящих напротив солнца.
Подходя ближе я сосредоточенно пытался заглянуть в центр круга. Он скрывался за высокими тенями, заставляя меня прыгать как горную коза. Заходя глубже, я наконец увидел что так привлекло внимание загадочных теней.
Деревянный кол, таинственным образом балансирующий на асфальте. К нему толстой бечевкой привязана миловидная блондинка, на вид лет тринадцать. Пухлые щёки. Больше глаза, как на картинах Маргарет Кин. На ней милая белая толстовка с улыбающимся единорогом, скользящем по радуге и надписью: «Радужная сила!». Должно быть, просто душка, если любит единорогов (ох уж эти стереотипы). На пухлых мягких щеках блестят следы от слёз. Звонким голосом она зовёт на помощь, но крик прерывает многоголосье окруживших меня теней.
Я пытался прорваться ближе к ней, расталкивая толпу плечами. Тени никак не реагировали. Я заглядывал под капюшоны, видя пустоту. По коже шли мурашки.
Вместо лиц безвоздушное пространство. Стало тесно, я оглядывался по сторонам и с ужасом осознавал что череда из людей в мантиях стала только больше. Они заполонили парковку, становились на машины. Они везде. Я в эпицентре тёмного океана.
Тень, находившаяся ближе всего к колу чиркнула спичкой. Она появилась в его жуткой сморщенной руке словно из ветра, пылающим языком разрываясь на ветру.
«Чирк!», спичка полетела к столбу. Жар пронёсся по толпе накатившей волной. Кол охватило пламя, стремительно прорываясь вверх, к болтающимся в разные стороны ногам в длинных розовых носочках. Секунды – и огонь полностью охватил её тело.
Крик прозвучал эхом по всему двору школы. Крик смешанный с плачем. Отчаянный вопль.
Боль. Ужас. Всё смешалось. Такое я уже слышал. Этот звук не спутать ни с чем. Он звоном звенел в моих ушах.
Я вскрикнул, с ужасом оглядываясь по сторонам. Теперь, к попыткам пробраться к колу добавилась нешуточная злость.
– ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ? – кричал я пытаясь пробиться – ПОМОГИТЕ ЕЙ, НЕУЖЕЛИ ВЫ БУДЕТЕ ПРОДОЛЖАТЬ СМОТРЕТЬ?
Пустые лица безмолвно смотрели сквозь меня.
– ПРОШУ! – в моих глазах блеснули слёзы. Я не мог уйти от этого крика боли. Он пробирал меня насквозь – ПРОШУ, ПОМОГИТЕ ЕЙ!
Я рыдал, одновременно расталкивая толпу. Они застывали на месте как холодные каменные глыбы. Спины в тёмных одеяниях сужались, зажимая меня между собой как тиски.
Тени начали браться за руки. Один за другим, образуя аккуратные кольца из цепей рукопожатий. Стоял шёпот, они проговаривали неразличимые слова. Пытаясь протолкнуться через крепкие хватки я ничего не добился. Оставался на месте и смотрел на бушующий костёр вдалеке.