Za darmo

Чугунные облака

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Как живётся, грязная шлюха? – к ней вплотную подошёл Виктор – местный предводитель шайки болванов из баскетбольной команды. Все их называют «однояйцевые», хоть и боятся, конечно же, сказать в лицо. Все знают, что парни ходящие за спиной этого уродца наделены впечатляющей силой. Однажды они отлупили одного из «адидасов» – хот это всего лишь слухи.

Виктор – прямо таки вылитый помощник Франкенштейна. Должно быть, кто-то слепой или сумасшедший сказал ему о том, что он сексуален. Лицо будто перемолото блендером: нос с горбинкой, левый глаз больше правого, рот напоминает молнию по своим резким изгибам. Урод, умеющий нести себя как самого востребованного альфа-самца. Сыпет в разные стороны кислотным дождём из матов. Все его давно узнали по грязному рту, изрыгающему самые постыдные ругательства.

Приводить пример не прийдётся.

Сейчас эти восемьдесят семь килограммов настоящего внешнего уродства нависли над ней. Зубы, весьма ровные для такого убого лица, обнажились в ухмылке-молнии. Квазимодо оценивал степень негодования жертвы. А она выходила за все поставленные рамки.

Для Кэр банальная фраза стала лишь хлопком, выстрелом после которого напряженный марафон начался. Ладони сжались в крепкие кулаки. Захотелось одарить кривой нос Виктора ещё одной горбинкой, превратив его в своеобразную лесенку.

– Ах, шлюха говоришь? – Каролина сделала уверенный шаг. Тонкие руки толкнули обидчика в грудь. Холм из мышц пошатнулся, найдя опору в лице своего друга – более удавшегося лицом баскетболиста.

– Оу, детка. Все обсуждают твою готовность, но чтоб так сразу – ухмылка-молния продолжала сверкать самодовольной гримасой на отвратительной роже – Мне нравится. Можем начинать прямо тут.

– Да пошёл ты нахрен! – ладонь всыпала громкую пощечину озабоченному мудаку. Звон прокатился по толпе, ожидающей урока у кабинета истории.

– Ты нарвалась, манда – молния затянулась тучами. Улыбка сошла. Вместе с красным следом от хрупкой ладони на лице Виктора отобразилась чистая злость. Он превалился к ней, протянув крепкие руки к тощему телу. Напоминали они железный кран в автомате, цепляющий мягкие игрушки. Девушке показалось что этот парень и вправду может её ударить. Никто бы не осудил, все только этого и ждали.

Она чувствовала его тяжелое разъяренное дыхание. Чувствовала его возбуждённость и готовность к самым постыдным поступкам. Сейчас стало не по себе – но лицо, выражавшее холодное безразличие, этого не отобразило. Она встала на месте, зажатая между взволнованными телами, в ожидании дальнейших событий.

– Ещё шаг – и я превращу твою кривую сосалку в более страшное месиво.

Диор вновь ударил в нос. Широкие плечи, укрытые бело-серой американкой заслонили её от злобной стены.

– Заступаешься за бывшую, подтеревшую об тебя зад как об дешёвую туалетную бумагу на заправке? Очень благородно.

– Вали отсюда, мудила.

– Или что? – через плечи просматривалось лицо, жаждавшее закончить начатую перепалку. Решимость, стойкость – Что ты сделаешь?

Вокруг Макса всегда стоял сложенный годами авторитет. Такой может быть лишь у капитана школьной команды. Но Виктору на него явно наплевать. Зависть, злоба. Сейчас он проникался ими как половая губка.

– Уйди нахрен с дороги, и дай наконец проучить эту шлюху.

Макс толкнул Каролину, замахнувшись и ударив в первый раз.

Началась очередная драка.

На этот раз дерущиеся не стали показательно валиться на пол. Всё оказалось предельно просто – пару сильных ударов кулаком прямо в физиономию, и определить победителя не составило труда.

Из шнобеля хама стекала струя крови. Под глазом обозначился синяк. Это просматривалось сквозь тени резких ударов. Стоявшая вокруг толпа осветилась в свет заставок смартфонов. Никто не кинулся разнимать дерущихся, точнее, грушу и боксёра. Одна рыжая, с рассыпанными по лицу веснушками, начала прямой эфир.

«Один зритель – как иронично!» – про себя думала Каролина, пытаясь разнять парней (безуспешно). Вообще, приложи она усилий на процентов пять больше – всё бы удалось. Но ей хотелось чтоб парень проучил наглеца, готового напасть на девушку.

Подобные ублюдки представляют нешуточную опасность для общества в целом. «Потом такие перерождаются в мудаков-сексистов, избивающих жён одновременно хлеща дешёвое пиво из пластиковой банки».

– А-А-А. ААААА – омерзительные звуки сродни пения злобных русалок-сирен из фильмов про пиратов. Они отбиваются эхом от стен, звучат скрипом в мозгу каждого. Ультразвук, который страна должна использовать как потенциальное оружие.

И кто может его издавать? Точно– учительница по истории!

Мерзкий хрип сопровождает каждое её слово. Нет ни одного предложения, которое эта бестия вымолвила бы без воплей.

– А-АА-ААА РАЗОШЛИСЬ!!! – вот это сработало по-настоящему. Парни разлетелись друг от друга став смирно как плюшевые зайчики. Лица добрые, невинные, правда по одному продолжает стекать кровь.

– Я ЖДУ ВАС В КАБИНЕТЕ У ДИРЕКТОРА – сразу после прозвучал визг– ААААА!

С этим визгом она открыла крупным железным ключом свой кабинет.

– АААААА-А-А-А!!! – единственная учительница во всей школе, не пускающая учеников в класс до звонка (бредовое правило, выдуманное ей же).

– Макс – парень услышал не сразу, с гордостью победителя осматривая поверженного врага. К нему сунулись все члены шайки, по очереди высказывая восхищение (лесть чистой воды) – Макс!

Парень обернулся.

«Ох, Диор, Диор…»

– Спасибо. Правда спасибо.

Он закатил глаза.

– Я бы за любую девчонку заступился.

– Ну да, ну да… – на левой щеке парня медленно опухала шишка. Всё таки грабли урода задели его лицо – У тебя фингал.

Макс ухватился ладонью за щеку.

– Ничего страшного, просто синяк.

– Надо срочно что-то приложить – она сняла с плечей небольшой рюкзак от «Michael Kors” шоколадного цвета, расстегнув молнию и проникнув внутрь. Холодная банка диетической колы с ванилью сразу же попалась под руки.

– Спасибо, Кэр – прошептал Макс после того, как блондинка бережно приложила баночку к синяку.

Каролина расцвела. Он был первый, кто в семь лет придумал сокращённо называть её «Кэр». Они играли в «Марко Поло» в бассейне, и тогда такой вариант имени прозвучал впервые – Мне жаль.

– За что? – девушка попыталась смягчить лицо, выразив непонимание. Хотя она прекрасно знало, что причин для жалости было много.

«Может, за те «милые комплименты» что ты мне высказал в «Пауках», гавнюк?»

– Я много лишнего сказал в среду. Прости.

Она молчала.

– Правда, я не считаю так. Всю неделю жалею о сказанном.

– И я не права – её голос прозвучал как сироп для ушей. Тихий и мягкий– Надо уметь расставаться красиво.

– Что же, нам остаётся только учиться.

По коридору прокатился смех. Окружающие смотрели на них как на пару сатанистов, планирующих массовое убийство.

Старая добрая парочка: этот город запомнит их именно так и не иначе. Она – улыбчивая, хрупкая всегда готовая помочь ему – брутальному самодовольному капитану баскетбольной команды.

Должно быть класс шепчется и подсмеивается над парнем, вылетевшим в туалет прямо во время урока истории. Начался разговор за фашизм. В кабинете стоит могильная тишина, и лишь крикливая истеричка визжит и брызжет слюной, высказывая своё мнение об эпохе в целом, забывая о том что у нас как-бы история и нам нужно поведать хоть какие-то факты.

Я прерываю её речь, пробивающую на слёзы, поднимая руку. Её передёргивает и она дергаясь как смертник на электрическом стуле спрашивает: «НУ ЧТО?!?!».

Так я оказался тут – в пахнущей говном кабинке, читая надписи на дверце. Куча номеров телефона, под которыми написаны фразы вроде «Алекс. Дешёвый минет» или «Стив. Мальчик по вызову». В ужасе ищу свой номер. Не нахожу. Выдыхаю.

Невероятно остроумные шутки у здешних туалетных художников.

Рядом с номером очередного бедолаги красуется детальная картина совокупления криво нарисованной пары. Похоже, в туалетах люди ни о чём другом и не думают.

Слышу шаги. Распознаю четыре ноги, кто-то зашёл в туалет продолжая весело смеяться:

– Нет, а я такой типа говорю… – абсолютно противный голос. Сейчас меня раздражает всё. Голова раскалывается, и я ощущаю как медленно и уверенно моё настроение идёт под откос. Бесит и его примитивный словарный запас (вместо точек слово «типа»), и его голос, который будто тонет в соплях, и ОН в целом. Рассказывает сплетню про какую-то девчонку. Сейчас обсуждает её сиськи.

Ничего нового.

В разговор подключается второй, как только речь заходит за сиськи. Они прям из кожи вон лезут, чтоб рассказать свои самые сокровенные фантазии связанные с несчастной. Ну а я жду, что они с минуты на минуту засосутся.

В голове звенит тот крик. Голоса двух незнакомцев стихают, и я пытаюсь справится с накатившей болью. Рукой упираюсь о стенки кабинки, чуть не натыкаясь на прилипшую пожеванную жвачку. Ногой пинаю огрызок яблока.

Хочется кричать, чтоб заглушить её визг. Она до сих пор сгорает. Кабинка наполняется жаром, будто она рядом. Ну а я знаю, что всё это фантазии, хоть и за последнее время граница между ними и реальностью стёрлась до прозрачности.

Знакомое ощущение, словно каждый мой орган раздулся до размеров громоздкого воздушного шара. Хватаясь за живот, я пытаюсь не сдерживать рвоту. Наклоняюсь к толчку, в нос ударяет омерзительный смрад и я думаю что вот-вот вырву.

А эта стерва всё ещё визжит.

Вижу ржавчину перед носом, или, возможно, это куски чужого дерьма. Открываю рот, рассчитывая на полное очищение организма.

Стерва продолжает кричать.

Ничего не выходит. Голова разболелась ещё сильнее.

–Знаешь Веронику из одиннадцатого. Так вот…

Кабинка сужается, начиная давить на меня. Как в фильмах про шпионов, выхода нет, я чувствую головокружение. Возможно у меня обостряется клаустрофобия.

Плюю на брезгливость и сажусь на грязный пол. Руками обхватываю голову, пытаясь приглушить мерзопакостные голоса дуэта сплетников, схожие на фальшивую игру сувенирного банджо.

 

«Мне точно нужно идти домой…»

Ощущаю как медленно выключаюсь. Засыпаю, теряю сознание – неважно. Голоса наконец стихают. Должно быть на долю минуты я заснул, продолжая чувствовать жар и слышать крик.

– Влад – это отдельная история.

Глаза раскрываются так широко, что начинают болеть от яркого света. Два сплетника начали меня обсуждать. Интересно.

– Никогда не понимал, почему его имя стало такой популярной темой. Да, он обнаружил труп и в его доме произошла какая-то ужасная фигня. Но, брось – это не причина для популярности. Обычно такие «жертвы» продолжают сидеть в тёмном углу столовой и тихо рыдают, думая о том что их жизнь отстой.

– Выскочка, вот и всё. Ты тоже заметил как он задирается?

– Да-да.

– Подхватил волну брата. Все эти взгляды, ухмылки… Прямо хочется ему врезать!

– Ангелина весь второй урок о нём трещала. Говорила что «он как результат, если бы любого парня из One Direction скрестить с кем-то из N’SYNC – просто идеал» – два парня как один раздраженно цокнули.

Я улыбнулся, не буду скрывать.

– И что они нашли в нём? Разговоры об этом засранце пришли на замену обсуждениям мажоров.

– Типа всесторонне развит – это тоже Ангелина сказала. Цитирует Есенина, шутит отсылками из кино и умело пародирует Лиама Хэмсфорфта и Зака Эфрона.

– Из какого фильма?

– Да из любого! Я с ним хожу на факультатив по Театральному мастерству. Какая-то чувиха загадала ему самую второсортную драму у Эфрона, так он в точь-в-точь показал его персонажа оттуда! Все прямо ахнули!

Да-да, было такое в пятницу.

– И ещё его манера говорить, ты слышал вообще?! Хочется переехать его на внедорожнике каждый раз когда он улыбается и шутит цитатой из фильма или какой-нибудь книжонки! – парень причмокнул. У него это выходило лучше всего – так влажно и эмоционально. Громкий «Ч-М-О-О-К», уверен, сопровождается закатыванием глаз – Эти сучки на 100 % даже не понимают отсылок, но все равно ржут!

Мне тоже это приходило но ум, хоть и отсылки у меня всегда до ужаса простые. Оказывается, для школы Дилана Грина этого достаточно. И оказывается, слышать о себе чужое мнение в туалете не так уж и обидно. Может быть даже немного льстит.

– Все с ума сошли трандеть о нём. Ты хоть припоминаешь чтоб какого-либо новенького так обсуждали?

– Бесит.

– Ужасно раздражает.

Брезгливость вернулась и ударила в голову деревянным бумерангом. «Шмяк!» – я подскочил, в ужасе осматривая собравшуюся на белой плитке грязь. Пыль, следы от чего-то ботинка, окурок “Мальборо», фантики от шипучек. Миллионы кишащего микробами мусора. Фантазия рисовала их в деталях – с маленькими хвостами и глазками-пуговками. С ртами дырочками и острыми как лезвия бритвы зубами. Они голодно всматриваются в мою кожу, ожидая наилучшего момента. Хотят забраться на руку и присосаться, высасывая лучшие витамины тела. Я чувствую как они налипли на одежду, пытаясь смахнуть их с зада джинс. Случайно ударяясь об дверцу – разговоры стихают.

Никогда не понимал себя и свою боязнь грязи. Её вроде бы нет, но когда появляется становиться по-настоящему не по себе. Я вижу миллионы антропоморфных созданий, напоминающих насекомых переживших трагедию Чернобыля.

Закрываю глаза и пытаюсь возобновить дыхание. Вдох – они ещё бегают, я чувствую это – выдох – их становится меньше. Вдох – кажется потихоньку слезают – выдох – исчезли.

Жар прекращается. Крик в ушах стих. Посидев в кабинке туалета я чувствую себя обновлённым – удивительная вещь.

Выхожу хлопая дверью, и с улыбкой на лице осматриваю двух сплетников, на словах прямо члены опаснейшей банды изгоев. На деле: два неказистых хоббита. Коротенькие ножки скрывают широкие джинсы, кажется, что под ними лошадиные копыта как у кентавров. Низкий рост, должно быть на сантиметров десять выше чем первоклассники. Волосы словно облиты китовым жиром – не из-за того что блестят, а из-за ужасного вида.

Мозг генерирует пафосную фразу, наслаждаясь выражением лица хоббитов, не ожидавших увидеть предмет своих обсуждений прямо за спинами.

Они застыли, изучая меня хитрыми глазками-сканерами. Такой типаж обычно сразу же высматривает мелкие детали, пытаясь вырвать их из общего впечатления для дальнейшего сложения «нереальной» сплетни. Такой типаж обычно мнит себя самыми умными людьми на планете. Такой типаж обычно выливает свою желчь друг на друга, оставаясь в холодном одиночестве ни с чем.

– Хоббиты, отправляйтесь обратно в норы – кидаю я – Совет: чтобы девочки начали вас обсуждать, хотя бы помойте голову.

Мастерски расталкиваю парочку и прохожу между ними. В зеркале улавливаются открытые рты и шокированные физиономии. Чувствую, как смех несдержанно выходит тихим хрипом. Черемчур уж их видок кажется забавным.

Перед тем как хлопнуть дверью, добавляю:

– Не благодарите.

Идя по коридору слышу звонок, трещащий прямо рядом со мной будто желая раздавить мои перепонки как маленькую мышь тапком. С ужасом понимаю, что весь урок истории просидел в туалете – до безумия странно.

Влетаю в кабинет. Одноклассники хватают рюкзаки, без всякой системы пихают пеналы, заполненные ручками и карандашами в сумки и ломятся на выход. Учительница сутулилась над тетрадками: над спиной, как гора посреди пустынной равнины, показался горб. Волосы завесой упали к контрольным роботам, редкие как горящая солома. Прослеживаю с какой яростью она ставит двойки, как комбинат: два, два, два… Резкие движения ручкой, от которых с лёгкостью может порваться бумага.

Смотрю на неё и голова начинает трещать вновь. Нет, не из-за того что она мне так сильно неприятна. Я вспоминаю о плане, пришедшем в голову сегодняшним утром. Просто подойти, и задать вопрос историчке о мистическом архиве.

Почему?

Ну, на то она и историчка. Должна знать историю (тут должна быть вставка «Вот это поворот», сопровождающаяся барабанной дробью). С ней у меня отношения не заладились с первого дня. Другие, смотря на плывущего к её столу парня явно думают что я камикадзе.

Собираю всю волю в кулак. Наблюдаю как она рвёт чью-то работу в клочья одним лишь стержнем ручки. Передумываю. Оборачиваюсь к выходу.

Собираю волю вновь, на этот раз медленней – по крупицам. Разворачиваюсь к столу и открываю рот.

Передумываю, но на этот раз поздно. Разъяренные глаза поднялись на меня. Видимо, я успел выдавить сдержанное «Здрасте». Кажется, я замечаю как медленно раздуваются её ноздри. Напоминает дракона из Шрека.

Вспоминаю сплетни что горланят о ней каждую перемену: «Чтоб она провела урок и не орала – это как дождь для африканцев в Сенегале», «Бешеная адская фурия. Не попадайся ей на глаза! Она чистый сгусток зла и ненависти, абсолютное отродье, антихрист и посланник сатаны в одном флаконе». Произносили эту фразу с улыбкой на лице, но сейчас я воспринимаю её как предсмертную записку.

– Как там туалет? – ехидно спрашивает она, начиная смеяться напоминая собаку, открывшую рот в попытках спастись от жары. Ноздри начинают раздуваться больше.

– Он прекрасно… – пытаюсь вспомнить зачем я так нагло прервал её дело – Вчера я прочёл удивительную вещь: в нашем городе, оказывается, ещё с середины прошлого века происходят жуткие убийства подростков. Я об этом прочёл впервые лишь вчера, что очень странно… Надеюсь, вы понимаете…

У исторички глаза увеличились в раза три. И без этого она женщина средних лет с максимально огромными глазами, чем-то напоминающая мадагаскарского лемура.

Она поморщила лоб, нос взлетел к переносице. Лицо стало похожим на использованную бумажную салфетку. Звуки вылетали из неё как шарики из игрушечного автомата:

– С… с… чего!? – похоже, она искренне удивилась. Руки начали дрожать – Где ты прочёл такое?

– В интернете. Обычная статья про город – прикрытие пришло на ум ещё утром. Оно было самым очевидным и логичным. Она отвела глаза, глянув в окно. С паркинга перед окнами школы выезжал маленький жук «Smart” зелёного цвета. Она проводила его глазами, прежде чем прошептала:

– В интернете нет таких статей.

– Вы уверенны? – я сразу же пожалел о своём вопросе. Это как подорвать гигантскую бомбу, находящуюся в твоих руках.

– Я всегда уверенна, а вот твои глупые байки – это повод усомнится в твоём уме. Настоятельно рекомендую тебе не вникать в подобные истории, выдуманные подростками для таких как ты.

Громкий визгливый голос стих. Учительница взяла в руки ручку, опять склонившись над тетрадями. Разговор окончен. Я ринулся к выходу, проматывая очередную порцию вопросов, появившихся после этого разговора. Они появлялись передо мной как трофеи в видеоиграх. «Что она скрывает?», «Что скрывает город?», «Зачем она знает о всех Интернет статьях?»

Странная реакция на не менее странные вопрос.

Я захлопнул дверь, услышав аппетитное причмокивание. Историчка взяла в рот леденец, шурша обёрткой в руках.

Вечер выдался райским в сравнении с вчерашним: никакой горящей блондинки, никаких откровений про кровавое прошлое города, ничего, что заслуживает внимания ценителя хоррор-содержимого в книгах.

Я сидел на кухне, наблюдая за тем как моя мама мастерски готовит блинчики. Она вообще в этом спец сколько себя помню. Они выходят идеальными – круглые и румяные как загорелая модель. Лучшие в её исполнении: классические с клубникой и нутеллой. Выходит приторно, но после них тело переполняет чувство удовлетворённости. Такое не сыскать. Оно появляется лишь тогда, когда живот полон и свободного места не остаётся.

Прекрасное чувство.

В его ожидании я вращал в руках телефон, переписываясь с Максом. Десять минут назад он позвонил мне, напомнив об экспедиции в логово старой кошатницы. Также, быстро выгрузил информацию о сегодняшней драке. В ней он выглядел настоящим рыцарем без упрёка – благородным и отважным.

После, каждые пять минут пересылал СМС наподобии «Не забудь. Сегодня в семь», «Ты ещё помнишь? Сегодня в семь», «Ты не заснул?»

«Да-да, сегодня в семь, я помню»

План прост до абсурда: ввалится к дряблой тигрице домой под видом журналистов школьной газеты. Интервью о старожилах города: это должна быть самая глупая и скучная статья, если бы она вышла. Между делом выясним, не скрывает одинокая кошёлка чего-либо. После этого смотаемся.

Нам этого показалось достаточно.

Достаточно, чтоб узнать что же забыла МаМа на фотографии столетней давности. Достаточно, чтоб узнать с кем она встречается по ночам в парке.

Я полностью растворился в переписке с Евой. На секунды все проблемы ушли на задний план, голоса затихли, внешний мир потемнел и стал тусклее. На губах застыла улыбка, мы с ней обсуждали «Ночь нежна» Френсиса Скотта Фицджеральда, она написала мне сразу после моей «Стори» с этой книгой. Ничего особенного: книга, письменный стол и хэштег «релакс после школы». На фото смайликом, закатывающим глаза ответил Андрей.

«Розмэри или Николь?» – с этого начался разговор.

«И как их можно сравнивать?»

– Что за повод для улыбки? – спрашивает мама, оставив тарелку с политыми шоколадом блинами передо мной. Сладость тонкой струйкой описывает аккуратное сердечко – очень мило. Но в слух я этого не замечаю

– Да так, переписка с подругой.

– Ева? Милая девочка – мама затихает. В комнату вошёл отец, молча сев за своё место – У вас что-то есть?

Я причмокиваю, собираясь отреагировать холодной грубостью. Видя улыбку на лице мамы сразу откидываю эту идею:

– Да. Что-то есть.

Благодарю судьбу, или кого там надо благодарить, за таких тактичных родителей. Никаких больше вопросов: мама начала описывать милую семью, с которой она познакомилась в супермаркете. Ничего удивительного – она заведёт беседу даже с мертвецом, лежащим в гробу. Говорят, у этой семейки настоящая ферма. А ещё, они пригласили нас в гости.

Я морщусь от этого предложения как от обсуждения фекалий за столом. «Гости?!» – «Угу». Меньше всего я хочу в гости. Меньше всего хочу заводить новые знакомства. И вообще, последнее время я чувствую такую пустоту, словно внутри меня гоняют сквозняки. Она накатывает переодически – вроде хочу о чём-то задуматься, но не получается. В голове ничего нет. Каждая мысль тяжёлый неподъёмный груз. Не хочется ничего – чувствую себя долькой лимона, из которой высосали все соки.

Замечаю выражение лица отца: губы окрасились в шоколадный цвет, в уголках рта виднеются кусочки банана. Поникший, опустевший – должно быть чувствует то же, что и я.

В глазах пустота. Плечи поднимаются к ушам. Он лишь кивает в ответ на все наши разговоры. Возможно, сильно устал.

– Как работа, пап?

Начинается длинный отчёт по рабочим будням администратора завода. Цифры и сухие факты. Позволю себя перемотать это и остановится на моменте, где начинаются свежие сплетни:

 

– Я видел Арсения и ту девчонку вместе. Опять.

Мама отложила блин и с недоумением засмотрелась на отца.

– В кабинете. Они развлекались прямо на столе.

Я успел свыкнутся с мыслью о том, что эта новость не уйдёт дальше нашего обеденного стола.

– Почему ему не достаточно своей жены? – с искренним непониманием спросил я. Надин мне с самого детства виделась самой красивой девушкой земного шара – Она же такая.... Такая…

– Горячая? – с ухмылкой сказал папа. Мама сильно пнула его ногой под столом. Стоявшие на нём стаканы с апельсиновым соком затряслись как от землетрясения – Влад, он богач, настоящий олигарх, и ему всегда будет чего-то не достаточно в этой жизни. Не смотря на то, какая у него сейчас жена ему будет хотеться видеть перед собой моложе, красивей… Это человеческая природа, понимаешь? С деньгами приходит ненасытность.

Отец всматривался в меня, будто пристальный взгляд может помочь более доходчиво объяснить мне истину жизни.

Должно быть, не приятно узнать что один из твоих родителей предаёт свою половинку. Осознавать, что их узам в конце концов прийдёт конец. Ощущать, что всё, к чему ты привык с начала жизни вскоре рухнет.

Разрываться на две части, пытаясь принять чью-то сторону. И даже для хладнокровного Андрея это могло стать болезненным ударом.

Мрачные деревянные стены роскошного особняка освещали два горевших напротив фонаря, благодаря которым это место не казалось сумеречной румынской Трансильванией.

Этим вечером у Андрея кружилась голова, и он решил провести его лёжа на мягкой кровати. Чертовски хреновый период в жизни Андрея: смерти, смерти и ещё раз смерти поглотили ЕГО город с головой. Этот год казался сплошной мрачной серой рутиной, затягивающей его с головой неспешно душа и отнимая каждый глоток чистого воздуха: чем дальше, тем меньше кислорода.

Перед собой он поставил чёрный АйПад, уютно разместившись на белом покрывале, не в силах расстелить кровать. Голова кружилась будто он вышел из сверхбыстрой карусели.

– Семнадцатилетний, а ведёшь себя похлеще пятидесятилетнего болезненного мужика, страдающего простатитом! – едко ответил Арсений поедая ужин, когда Андрей решил рассказать родителям про своё самочувствие. На столе крупная индейка, перед отцом рюмка крепкого виски «Джеймсон».

– Это ты про себя? – улыбнувшись спросил он у него, на что тот громким тоном приказал ему выйти из-за стола.

Он и вышел. И захлопнул за собой массивную дубовую дверь, отделявшую его комнату от устеленных тёмно-синим ковралином длинных коридоров. В тот самый вечер он нарочно разбил деревянную фигурку льва, готовившегося к нападению. Он взял её в руки и замахнувшись со всех сил ударил об твёрдый пол.

Однажды, это фигурку привёз папа из путешествия по Зимбабве. Ездив на сафари через день, он задрал всю семью своими «невероятно зрелищными» кадрами животных в дикой среде обитания.

Арсений никогда не мог сказать ободряющего слова своему сыну, всю неловкую работу спихивая на мать, к которой он относился как к ленивому домоседу, только и прожигающему его накопленные сбережения. Арсений был человеком изощрённого склада ума, внутри головы которого каждую секунду существования не останавливаясь крутились миллионы шестерёнок. Его IQ превышал IQ каждого жителя города, и каждый житель города прекрасно об этом знал, не желая вступать в дискуссии с олигархом в костюме с запонками из чистого золота.

Взяв джинсовую куртку Андрей обмотал её вокруг талии, быстро выбежав на улицу, игнорируя вопрос охранника: «Куда ты собрался?». «Пошёл нахрен, старый алкоголик» – процедил он сквозь себя мужчине в возрасте, стоявшему у ворот. Он всегда раздражал Андрея своей манерой докапываться к каждому его шагу.

Та августовская ночь пролетела совершенно незаметно. Родители даже и не заметили отсутствие сына, не потрудившись зайти к нему в комнату. Она стала переломной для жизни Андрея, который втянул в порочную авантюру своего лучшего друга баскетболиста. Макса не потребовалось долго уговаривать вколоть себе в вены морфин. Это было неприятно. Острая игла проткнула кожу, выпустив в вены сложное вещество, не отпустившее друзей до самого рассвета из царства разврата посреди леса.

Андрея вырвало на прокуренный старый матрас, из которого в разные стороны торчали острые пружины. У него чертовски расширились зрачки, над чем он долго смеялся рассматривая себя на фронтальной камере телефона.

В голову приходили «безумные» и «гениальные» аналогии.

Морфий – греческий бог сновидений. Он помнит его по «Песчаному человеку» Нила Геймана.

Морфин – средство, созданное для удаление боли. Андрей чувствовал боль. Отец причинял её ему из раза в раз.

Он нёсся по пустой трассе на новом «БМВ» , выпуская все накопившиеся эмоции через быструю езду. Он ненавидел своего отца, в мыслях проматывая его высокомерные жгущие взгляды, которыми он напрямик высказывал: «Ты – сплошное разочарование». Ему было стыдно, что у предприимчивого интеллектуала родился недалёкий пацан, которого в жизни ничего не заинтересует кроме тёлок и своей чёлки.

Новое для моего двоюродного брата средство сработало: оно удалило боль, стерев её напрочь. Тогда боли не было: были яркие огни и краски, очаровывающие его слепящим калейдоскопом.

Ту ночь два друга решили забыть, оставив в строгой тайне. Проскользнув мимо закрытых дверей в пафосную спальню родителей, Андрей лёг в кровать, забравшись под покрывало и поймав себя на дикой дрожи, пронизывающей тело. Она не прекращалась до ужина, за которым мать заметила дёргающиеся руки сына, в которых ходуном ходила серебряная вилка. Она промолчала, проглотив запечённое филе семги и искренне улыбнувшись мужу.

На АйПаде он включил первую попавшуюся серию «Теории Большого Взрыва», сериала, порой способного вернуть Андрея к хорошему настроению. Иногда, он хотел быть одним из забавных ГИКов, главных персонажей ситкома, только для того, чтоб получить похвалу от отца. Возможно из-за этого его никогда нельзя была заставить смотреть ситкомы: ни «Друзей», ни «Оффис», ни «В Филадельфии всегда солнечно», ни «Симпсонов»… Он смотрел именно этот сериал, представляя себя на месте исключительно умных людей. Может быть, это и была мечта мальчика у которого всё есть, словно у соломенного чучела из «Волшебника странны Оз»

Посмотрев одну серию, которая не смогла спасти чертовски плохое самочувствие, он подошёл к окну и открыл его, чтобы подышать свежим осенним воздухом. Лёгкая хвоя, скорее всего именно так пахнут опавшие с высоких елей маленькие шишки. Запах сырой земли, бивший в нос. Хлорка, доносившаяся от пятидесятиметрового лазурного бассейна, в котором виднелись тени мелких опавших листьев. А также, среди этого расслабляющего коктейля витал стойкий тяжёлый запах мрачных высоких труб массивных заводов, из них вырывались тёмные клубившиеся тучи едкого ядовитого дыма. Эти заводы отравляли девственно чистые зелёные леса как отец отравлял его жизнь. Сам создал её словно сошедшей из старых ванильных сериалов вроде «Санта-Барбары» или «Богатые тоже плачут», чтобы затем медленно разрушать.

Но всё же, не всё так плохо. Он всё ещё богат, красив. Произнося про себя слово «красив» он не произвольно протягивал ладонь к волосам, дабы медленно провести по ним и убедится что каждая волосина, составляющая идеальной картины, на месте. Шевелюра – основа его красоты. Он уверен. И как бы он мечтал, чтобы сперматазоиды Арсения оказались хилыми дохляками, не в силах донести свои гены. Ещё одна мечта. Этот год, точнее его начало, преподнес множество трудностей, но когда-то это всё закончится. Когда-то…

Тишину огромного двора дома Андрея прервал звук приходящего СМС, перебив тихого одинокого сверчка сидевшего под окном. Смартфон вибрировал, лёжа на деревянной тумбочке у кровати, мигав ярким светом.

– О Господи, ну что там такое? – раздражённо произнёс парень, отвернувшими от окна и не торопясь пойдя к телефону, противно шаркая мягким тапками по холодному коричневому ламинату.

«Аноним» – рассмотрел Андрей крупный шрифт, видневшийся на фоне строгой мрачной заставки. О чёрт. Аноним – явно не к лучшему: этот урок ясно вынес каждый его друг за последнее время. За сухим словом скрывалась настоящая психопатка, которая способна была за секунды продырявить голову ни в чём не повинного молодого доставщика пиццы, приехавшего ни к тому дому.