ААХРОН. Научно-фантастический роман

И сейчас снова, как тогда, в детстве, Орон умирал от боли, но мог ей сопротивляться, хотя боль оглушала его, боль его ослепляла, боль его разрывала на части. Он задыхался, он прокусил себе губу и кровь текла по подбородку ему на грудь.

Одна из маячивших перед ним фигур рявкнула:

– Подставку!

Тут же под ногами он ощутил нечто твёрдое, на чём он мог стоять, однако ноги подгибались.

– Врач, укол, обезболить!

Орон видел, как тумане… кто-то подошёл. Самого укола он не почувствовал, но боль прошла. Юноша смог распрямить ноги и встать.

– Я ему дал немного стимулятора и антистраха, время действия восемь минут. А то ведь вы от него ничего и не добьётесь, – с усмешкой сказал Врач.

– Не забывай, что ты, как врач, должен выполнять ещё и функции пытателя и палача!

– Ой, ой, ой… – насмешливо произнёс тот, кто делал укол. – А то вы, командир, не знаете, что врачи после этого уже не врачи. Или, как говорится, хреновые из них врачи. Указ указом, но никто его не соблюдает. Я вообще не понимаю, зачем вы это вспомнили. Вам этого малого жалко? А я официально заявляю, и это будет внесено в запись операции, что задержанный индивид представляет ценность для наших Сил наличием у него идеального здоровья, что, как вы все знаете, практически невозможно уже встретить в наши поганые времена. К тому же за получение части тела с идеальной структурой, а тем более – за живой экземпляр, учреждена награда в 1000 знаков!

– Вот по частям его и сдадим, – пробурчал один из бойцов.

– Да, сдадим… но за живого в 10 раз больше, – парировал доктор.

Кто-то присвистнул.

– Это ж сколько… Неужели нам удача улыбнулась! Я больше 10 знаков в руках в жизни не держал, а ты, Колбаса?

– Молчать всем! – рявкнул командир. – Пока о прибыли забудьте. Нам ещё выбраться отсюда нужно. Всем рассредоточиться и искать то, что он мог спрятать! Кто найдёт, тому 100 знаков и моё уважение. Быстро! Только осторожно, чтобы не затоптать, где он наследил. И помните: не найдём – можем отсюда и не выбраться.

Бойцы бросились выполнять приказ.

Командир отряда остался с пленником наедине.

Вдруг в наушниках его шлема раздался механический голос:

– До ликвидации объекта осталось два часа! Отряд не имеет права покинуть объект, не выполнив задание.

Командир застыл на месте в оцепенении.

Орон рассматривал его.

«Очевидно, этот у них главный», – понял пленник.

«Этот» был высотой более двух метров, похож на человека.

Орон догадался, что командир одет в экзоскелет – наружную защитную оболочку из сверхпрочных материалов, по структуре похожую на панцирь черепахи. Круглая чешуя на нём была гораздо крупнее, чем у змеи, раз в десять. Две ноги, две руки, голова.

Нет – сзади виднелись ещё две руки.

Голова в шлеме, сверху накинут капюшон, почти полностью скрывающий шлем. В капюшоне, на первый взгляд, не было никакой необходимости. Но, наверное, он зачем-то всё же был нужен.

Фигура двигалась перед ним взад и вперёд, не издавая ни звука. Она была похожа на гигантское насекомое.

Но Орон чувствовал, что внутри человек.

Командир приблизился к юноше, схватил его механическими руками за голову и подтащил её к той части шлема, за которой скрывалось лицо воина.

Поверхность шлема выглядела абсолютно чёрной. Прямо перед глазами Орона, всего в двух сантиметрах, внутри шлема пробегала какая-то рябь или волны… Она не выглядела плоской. Казалось, эта чернота имеет глубину.

Неожиданно поверхность шлема стала зеркальной – и Орон увидел в ней отражение своего изуродованного кровоточащего лица.

– Ты скажешь мне, куда ты спрятал Это, – услышал он.

– Я не понимаю, о чём… Что вам нужно от меня? Да запретит вам Всемогущий!

Фигура отпрянула, капюшон сполз на плечи. Поверхность шлема стала полупрозрачной – и внезапно Орон увидел черты лица, укрывающегося за ним.

– Это… это вы!!!

– Ты всё ещё веришь! Жалкий мальчишка! Служка?

– Как вы могли, зачем?..

– Да, это я! Никто не должен был занять моё место. Здесь должен был умереть я, тогда, девять лет назад. Ты… зачем ты вернулся оттуда? Я любил Его всей душой, я страдал, я отдавал бедным всё, что имею, я молился по ночам до утра. Но пришёл этот, которого вы называли «Наставник», и забрал у меня всё. Он – жалкий проходимец!

Фигура двигалась то вправо, то влево, нелепо размахивая длинными руками.

Орону стало не по себе…

– Теперь в моей душе чёрная дыра! Она засасывает меня изнутри, она все эти годы мучает меня. Но я не тако-о-ов! Новое семя ищет землю. Я погублю всё, что было! Я хочу найти покой – и найду его. Отвечай, куда ты спрятал то, что украл у меня. Клянусь, ты пожалеешь о своём молчании!

– Вы сошли с ума, я не могу поверить, что это вы…

– Мальчик, послушай меня: ты даже не представляешь, какие муки тебе уготованы! Отдай безделицу, отдай этот маленький кусочек праха – и я клянусь, что всё для тебя закончится хорошо. Там, куда я тебя отведу, нет бессмысленных молитв, нет болезней, там никто не нуждается, там есть всё, что нужно для простой, счастливой жизни. Правитель заботится о народе. Живи я тогда там, а не здесь, моя семья не умерла бы от чёрной порчи…

Сжатый кулак, обшитый сверхпрочными материалами, врезался пленнику в солнечное сплетение, потом в рёбра. Орон услышал их хруст.

– Я на твоих глазах извлеку твою печень и заставлю тебя сожрать её! Говори!

– Не могу.

Мучитель склонил голову, постоял несколько минут в молчании.

Орон почувствововал, как металлические пальцы впиваются в его печень. Страшная боль, невыносимая боль наполнила его!

– Он говорит, как всегда: покайся и наследуешь Крепость Небесную, – только и смог прошептать он, теряя сознание.

Вдруг раздался чей-то громкий хохот. Он эхом прокатился раз под высокими сводами храма, и ещё, и ещё раз!

Бойцы, обшаривающие углы, оторопели: казалось, хохот исходит и из-под пола, и сверху, и со всех сторон.

– До конца операции один час, немедленно рапортуйте командующему о статусе операции. Личному составу подразделения и вам запрещается выходить из зоны поражения, не выполнив приказ, – бесстрастно уведомил командира механический голос.

Тот нажал несколько клавиш на левой рукояти своего запястья:

– Коммандор Зина.

– Я слушаю тебя, – меланхолично ответили ему.

– Объект не найден.

– Я слежу за операцией в онлайн-режиме. Приказываю тактический отряд отозвать. Старшим назначаю Дэна. Как, кстати, здоровье этого моего племянника? Ему также поручаю доставить тело задержанного к нам. Врач и Штурман остаются с тобой до завершения операции. Всё оборудование сдать. Конец (говорящий помедлил) … связи.

Командир крикнул:

– Врач! Штурман!

Через две минуты они стояли перед ним.

– Всё, – проронил командир. – Это конец.

– Что, списал нас Зина? – повернулся к командиру ошалевший Штурман. – Отлично… совсем не так я думал помереть.

– Иди сюда, – внезапно произнёс Орон. – Я могу сказать…

Теряя сознание, он прошептал что-то на ухо Врачу.

Вся группа собралась в зале. Врач и Штурман перешёптывались. Они уже сняли снаряжение.

В экзоскелетах они ничего не могли бы сделать для своего спасения: те были снабжены дистанционным устройством для подрыва в случае бегства с поля боя. А без них оказывать сопротивление бойцам в экзоскелетах было глупо.

– Кого я вижу! Ветераны всех войн стоят голые… – с явной издёвкой произнёс Дэн. – —Ну что, Командор, ты мне руку сломал, а она-а-аа уже сросла-аась!

Он рассмеялся.

– Смотри, – Дэн подошёл к бывшему командиру и пошевелил пальцами левой руки перед его глазами. – Это вы, старые гавнюки, лечитесь в Печах Возмездия целыми циклами, а мы, молодые воины, получаем это сразу. Тебе не говорил об этом мой дядюшка Зина? О том, что я получил прививку Жизни?

– Идиот, – тихо пробурчал уже бывший Командир.

Но Дэн, видимо, услышал и подскочил к нему. Два усиленных экзокостюмом удара пришлись по руке и ногам обидчика. Из ран торчали осколки перебитых костей, но это не остановило новоиспечённого командира группы. Он несколько ударил, стараясь повредить тело бывшего командира так, чтобы тот медленно истёк кровью.

– Это тебе на память, моя милость, может, ты сдохнешь раньше, чем всё начнётся, и не увидишь, как тебя пожирает «Призрак»!

Дэн обернулся:

– Жухлый! Из своей аптечки запень раны пленному, дай ему стимулятор и обезболивающее, подвесь пакет с плазмой. Мурена, ошейник на него!

– Почему это из моей аптечки? – возмутился Жухлый. – Это же одноразовая аптечка. А если со мной что случится?! У нас же есть ещё две аптечки у Командира и Штурмана, да ещё пять – у Врача!

– Потому, дружок, что это НЗ и находиться он будет у моего ординарца Сладкого. А ты выполняй команду, а то останешься с ними!

– Глядите-ка, он уже и ординарцем обзавёлся! – раздался девичий голос того, кто как раз надевал на Орона тонкий металлический ошейник. Правда, ошейником эту штуку можно было назвать лишь условно. Одну часть девушка надела пленнику на лоб, насколько стальных дуг охватили подбродок и макушку, так что снять его было совершенно невозможно. Руки и ноги Орона накрепко были схвачены обручами, из которых торчали металлические стержни.

Раздалось шипение – и раны Орона покрылись быстро застываюшей пеной телесного цвета.

– Мурена, если бы ты не приходилась бы мне дальней паршивой роднёй, ты бы тоже тут осталась, – отрезал Дэн. – А теперь всем закрыть рот и собираться.

Бойцы засуетились. Никого не волновала судьба троих людей, которые всего несколько минут назад были их главарями.

Дэн обернулся:

– До свидаа-а-ния, бейбы!

Минута – и в огромном пространстве храма остались три человека.

Тела их были прикрыты только тонкими техническими комбинезонами, лица словно мгновенно постарели, хотя им было всего лет по тридцать-тридцать пячть. Волосы на их телах полностью отсутствовали.

– Прости меня, дружище… – обратился Врач к бывшему Командиру.

– Уходите.

– Сволочь, ты и теперь будешь решать, что нам делать? – злобно выкрикнул Штурман.

– Прощайте и уходите. К чему разговоры? Вы же видите: аптечек нет, я протяну ещё с час, максимум.

Врач и Штурман переглянулись.

– Перевязка не поможет? – спросил Штурман у Врача.

Тот покачал головой.

– Нет, уже не поможет. Слушай, Командир, зачем ты терзал этого малого?

– Теперь уже неважно. Дайте мне спокойно сдохнуть. Хотя я погиб задолго до этого… Уходите.

– Командир, я тебе скажу, хоть ты и человек мне непонятный, я рад, что судьба свела меня с тобою! – с чувством произнёс Врач. – Воевали мы славно и честно.

– И я, – коротко заключил Штурман. – Прощай.

– Выполните мою последнюю просьбу, – тихо сказал Командир. – Перенесите меня вон туда. Только не прислоняйте к нему, положите рядом.

Они так и поступили.

И ушли.

Пробираясь по закоулкам к тайному выходу рядом со Штурманом, Врач задумчиво обронил:

– Никогда не знаешь, как всё выйдет. Теперь мы с тобой свободные люди…

– Куда ты меня ведёшь? – перебил его товарищ. – Неужели отсюда есть выход?

– Да, иначе как тот мальчик забрался сюда? Хорошо, что они об этом не подумали… А если и подумали, то промолчали. Тупица Дэн уж точно не дотумкает до этого! Этот пленник сказал мне, как найти выход, и попросил забрать одну вещицу. И я тебе клянусь, я его просьбу выполню!

Они с трудом выбрались наружу через узковатый для них лаз и скрылись в темноте и древесной чаще.

Командир лежал в луже, истекая кровью.

Один.

Он не знал, что делать, он не знал, как молиться, хотя ум его помнил много молитв, даже таких, о которых мало кто ведал.

Вдруг он заметил, что воздух вокруг него начал светиться.

Какие-то странно светящиеся испарения поднимались вверх от всех поверхностей, даже от его кожи отделялись светящиеся частицы и устремлялись вверх…

«Я сказал, что должен умереть здесь. И я умираю здесь. Как странно… Сателлит Смерти „Призрак“, – подумал Командир. – Всё. Началось».

Храм был весь объят сиянием. Казалось, реальность растворяется в потоках света и уносится ввысь.

Кожа Командира стала отделяться лоскутами, обнажая всё, что под ней было.

– Всемогущий!!! – завопил он что есть силы. – Прости меня!

В воздухе разнёсся смех.

– Смотрите-ка, этот человеческий детёныш стал просить прощения у Него! А если бы ты сейчас был жив, то не вспомнил бы Его… Он наш!

Командира окружили какие то сумрачные тени. Он не обращал, не хотел обращать не них внимания…

– Мать Сына! Мать Сына! Услыши меня! – закричал он в отчаянии – и увидел, как из-под отделяющихся мышц и жил проглядывают кости. Его собственные кости.

– Молю тебя! Даруй прощение! Я не хочу умереть, как Юуда!

Кости его ног горели, от них вверх вился яркий дым, исчезающий где-то высоко…

Он больше не смог произнести ничего: лёгкие сгорели, он видел своими сгоревшими глазами пустоту между рёбер.

В последний раз, не горлом, а всеми остатками своего существа он возопил:

– Маа-ама-а-а!

И чёрные тени, которые окружали его, начали отступать.

Он увидел свет, где то далеко-далеко, и готов был отправиться туда.

Всё вокруг уже раскалилось добела!

Весь он стал похожим на огромный костёр, он ощущал невыносимый жар. Но вдруг ощутил на своём уже рассыпавшемуся в прах лбу холодную длань. Он перестал корчиться в невыносимых муках, замер – и растаял в пламени…

3. НЕБЕСНОЕ ПЛАМЯ «ПРИЗРАКА»

Отряд выбрался наружу.

Всё те же непроходимые заросли, припорошенные лёгким снегом, встретили их..

– Строиться! Перекличка! Сладкий!

– Я!

– Мурена! – Я! – Простой! – Я! – Колбаса! – Я! – Некромант! – Я! – Жухлый! – Я! – Безымянный!

– Я!

– Прыгать не будем, Жухлый нам протопчет тропинку! – рявкнул Дэн.

– Опять я! – недовольно отозвался боец. – У меня заряд уже на шестидесяти процентах!

– Ничего, если не дойдёшь, понесёшь свой экзик.

Жухлый не ответил. Он направился в сторону зарослей. Раздался треск: Жухлый размахивая боевым мечом, сносил кустарник и мелкие ветви.

Отряд двинулся ему вслед.

Экзоскелет таил в себе большую силу: при полной зарядке человек в нём мог, к примеру, вырвать с корнем большое дерево, прыгнуть на несколько сотен метров, плыть по воде или под водой с большой скоростью, запросто кулаками дробить самую твёрдую породу, мчаться со скоростью восемьдесят километров в час.

Но, конечно, основным его применением был бой.

Спереди он был достаточно прочен, чтобы выдержать попадания мелкокалиберных световых лучей, его трудно было разрубить боевым мечом. Но полную безопасность он не мог обеспечить. И поэтому противник придумывал всё новое оружие, находя в экзоскелете уязвимые места.

Многое зависело и от мастерства бойца.

Самой незащищённой частью экзоскелета была задняя сторона. Мнения специалистов сходились на том, что это заставляет бойца всегда встречать врага лицом.

Но мудрые и старые воины говорили, что всё это чепуха, просто заводчики экономят. Да и Зина плут, не хочет раскошеливаться на полную защиту! А вот его личная гвардия телохранителей щеголяет в полных экзкостюмах, которые защищены со всех сторон…

Самое страшное было – подпустить врага с тыла или попасть в окружение. В таких случаях порой, рассказывали ветераны, погибали целые полкиры. Тогда все люди страны Свободы покрывали свои лица и жилища трауром. Выстраивались длинные очереди у здания Патриотизма – и там, перед голограммой знамени погибшего полкира, каждый вырывал из своей головы клок волос и бросал к подножию голограммы. А тот, кто был лыс или брился, отрезал лоскуточек кожи, размером с одноцентовую монетку, и швырял туда же. Поэтому все старались ухаживать за волосами…

Хуже всего приходилось родственникам командира, который допустил ошибку и довёл свой трёхтысячный отряд до гибели: им предписывалось в знак горя вырвать из головы все волосы или лишиться куска кожи величиной с ладонь взрослого человека.

Гражданами здесь становились с семи лет – с этих пор гражданин имел право сражаться. Мальчику или девочке вручался боевой нож, с которым они не расставались уже никогда, до самой смерти.

«Лучше бы я остался с Врачом и Штурманом, а я бы и остался, если бы не Мия. Ведь её, как наложницу дезертира, сделали бы рабыней, – горько думал Жухлый. – Этот идиот Дэн просто не знает, как рассчитать прыжок, и никто этого не знает! Но этого мало – рассчитать… Штурман был в этом экстра-класс! Других таких нет. Наши незначительные боевые потери – наполовину заслуга Штурмана, а наполовину – Комка. Да и Врач у нас спец. Был… Он с ума сошёл, этот Дэн. Щенок! Крысёныш зиновский. Мы с ним долго не протянем! Погибнем в первом же бою, если даже Зина будет держать его подальше от самых горячих мест. Дурак, лучшего рубилу отправил кусты рубить! А если попадётся враг, а меня заряд уже сорок пять?!»

Впереди показался край зарослей: до тропинки, по которой они пришли сюда, оставалось метров двадцать.

– Строиться! – скомандовал Дэн.

– Дэн, малыш, у тебя что, голос ломаетс? – послышался насмешливый голос Мурены. – Вы слышите, ребята, наш Дэн вступил на путь мужества!

Бойцы захихикали.

– Молчать! Уродцы! Я вам покажу, я вам не старый Комок, который вам сопли вытирал. Бегом, за мной!

«А тебе он не вытирал? – мысленно усмехнулся Жухлый. – Ну, Мурена, вот девчонка! Конечно, никто бы не стал так дерзить племяннику Зины, не обладай он особым статусом. Однако девчонка на волоске от того, чтобы попасть в опалу. Или не понимает этого?.. А может, надеется, что Дэн её выкинет, переведёт в другую группу? Неее-ет, он не выгонит, он её просто угробит, подставит где-нибудь. Ээх…»

Они пробежали километра два, поднялись на большой холм.

Посёлок оказался весь как на ладони. Посреди него, в центре площади, стоял храм.

– Готовы, – отрапортовал кому-то Дэн.

Орон тяжело дышал, ему казалось, что сердце и лёгкие сейчас разорвутся, выпрыгнут из него по частям.

Пот катился с него градом. Было холодно, но от его тела поднимался пар.

Уже выйдя из храма, он понял, что не принадлежит себе. Его руки и ноги не подчинялись ему, как и всё тело. Он чувствовал, что его сознание, его ум, всё, что в нём человеческого, – просто «пассажиры» в некогда принадлежавшем ему, а теперь чужом теле.

Он понял, что ошейник полностью контролирует его тело.

Его тело слепо следовало за одной из фигур, на спине которой красовалось изображение неизвестной ему рыбы – он отчётливо видел эту рыбу в свете уже ярко сияющей полной луны. Его тело двигалось бессознательно, оно могло бежать до тех пор, пока он не умер бы от истощения или разрыва сердца. Он мог потерять сознание от боли, а оно продолжало бы бежать.

Он чувствовал всё больший ужас, и когда они достигли холма, ему показалось, что он постиг безумие.

Фигура с рыбой приблизилась к нему и осторожно смахнула железной рукой густую пену с его подбородка.

– Не бойся, если Врач прав, то ты и не такое выдержишь, – прошептала она. – Сейчас я на время переключу ошейник в режим «стоять», а то ты упадёшь. Зато сможешь немного успокоиться, бедняга…

Так она и поступила – и Орону стало ещё хуже: лёгкие остановились, ему пришлось напрячься, вспомнить, как надо дышать. Перед глазами поплыли разноцветные круги…

И вдруг наступило облегчение – и он увидел столб света, падающий на храм.

В небе сияла полная луна, тучи унесло. Гладь небес покрылась россыпью звёзд.

Внизу, с того места, где он много раз бывал и один, и с друзьями, и с Наставником, он увидел посёлок и стоящий посередине храм.

Храм сверкал в столбе света.

Столб сужался кверху и исчезал в высоте, превращаясь в гигантскую иглу, остро упирался ввысь. Столб света охватывал огромное пространство вокруг храма, далеко за пределами окружающих его зарослей.

Странные искрящиеся точки стали подниматься от здания вертикально, всё увеличивая скорость, собираясь в стремительный поток ослепительного света.

Храм сиял.

Орон увидел, как в окнах некоторых домов загорается свет, как маленькие фигурки людей выскакивали на улицу. Скоро уже, наверное, половина посёлка бегала по улицам, слышались встревоженные крики. Несколько фигурок медленно приближались к храму. Среди них были дети.

Самые смелые оказались внутри круга – и было видно, что они тоже начали светиться. Некоторые, их было около десятка, бросились назад. Но, преодолев черту, выскочив за пределы круга, они уже не светились, а горели, пылали! Люди падали, вопили от боли и ужаса. Те же, что остались внутри, встали на колени и от них вверх тоже стал струиться свет.

Внезапно сияние усилилось. Казалось, всё и вся, что находилось внутри круга, раскалилось добела.

– Бедные, бедные люди… Зажмурь глаза! – услышал Орон девичий голос из экзокостюма с рыбой.

Он повиновался, и в этот момент, даже сквозь веки, увидел ослепительную вспышку света!

И наступила темнота.

Он приоткрыл глаза, но не сразу смог видеть. Немного позже, уже привыкнув, разглядел огромное оранжево-красное пятно, идеальный круг, который очертил столб света.

Храма не было.

Со стороны посёлка доносились крики, люди ходили, падали, цеплялись за изгороди, за стены, снова падали…

– Мама, мама, где ты? – прошептал Орон.

– Смотри, видишь там, высоко, красную точку? – сказал кто-то рядом. – Это остывает зеркало спутника Смерти. Его назвали «Призрак», потому что он невидим до удара и спустя час после него – исчезает. Он может стрелять только раз в десять месяцев, а потом десять месяцев накапливает энергию для следующего выстрела. Ума не приложу, зачем Зине понадобилось стрелять по этому месту. У него под контролем всего один этот спутник, он ослабил нашу космическую оборону на четверть.

Красная точка вверху вспыхнула маленькой звёздочкой и пропала.

– Что это было, Дэн? Что это было?!

– Может, технический сбой, эти спутники созданы бессмертными, но не безупречными, – вместо Дэна девушке ответил Жухлый.

Отряд шёл уже четырнадцать часов в полном молчании. Давно уже они перемахнули частокол – все прыгнули, а Орона крепко обхватила девушка-«рыба», как он её называл про себя, и перепрыгнула вместе с ним. Ноги его были сломаны, но никто не обращал на это внимания, даже он сам.

Наконец после пустынной степи, впереди показался лесок.

Там и сделали привал.

– Сладкий, выдай Жухлому батарею Врача. Что, Жухлый, ты думал, я такой глупец, и ты понесёшь свой экзик на себе? Нее-ет. Я всё же разбираюсь в некоторых вещах и помню, что такое боеспособность группы.

Голос Дэна был полон гордости за самого себя:

– Мурена, прогрей пленного, всё же лучше, чтобы он шёл сам, чем волочь его на себе.

Орон увидел, как его конвоирша направила на него оружие.

Он почувствовал, как к нему идёт тепло, стал согреваться дрожь прошла.

– Это инфракрасный режим, хотя что тебе скажут эти слова? – насмешливо сказала «рыба». – Говорим мы на одном языке, это хорошо, но ты же дикарь. Хоть и миленький. Хм. У тебя слишком умные глаза для такой глуши… Как зовут?

– Орон. Мож-жно Рон, – ответил он, клацая зубами, и сделал попытку улыбнуться.

– Эээ, я бы на твоём месте не улыбалась.

Выставили дозорных и все по очереди немного поспали.

Орон провалился в сон сразу. Ему ничего не снилось. Казалось, он только на минуту закрыл глаза, и тут же его возвратили из небытия: «рыба» трясла его за плечо.

– Вставай, пора.

И они снова двинулись в путь.

Орон уже привык к тому, что «ошейник» всё делает за него.

«Какой ужас, – размышлял он, – я сам себе не хозяин, кто-то управляет мною… или что-то. Значит, Наставник говорил правду? Никто ему не верил, когда он рассказывал, что машины управляют людьми, что они научились превращать людей в безвольные куклы и овладевать их волей! Но он рассказывал и о том, что некоторые могли выходить из-под контроля. Я вспомнил: он говорил, что нужно молиться и не покоряться…»

Он попробовал, он стал усердно повторять молитву, которой его научил Наставник, стараясь посылать сигналы частям своего тела. С этого момента он начал бороться.

Он пытался сжать кулак, или дёрнуть ногой, но ничего не получалось. Никаких результатов.

Так продолжал он свой путь, вспоминая беседы с Наставником. Это было давно, и он старался восстановить в памяти всё как можно подробнее.

– Что делает человека бессмертным, Наставник?

– Смерть, но только перед нею нужно прожить добрую жизнь.

– Значит, нужно побыстрее умереть?

– Зачем же торопиться? Люди, которые неблагоразумно распоряжаются дарами Господа, после смерти тоже обретают бессмертие, но бессмертие мучительное… а это страшно. Жизнь – это дар Господа, бесценный дар, который мало кто по-настоящему ценит.

– Странно, но ведь многие мучаются в этой жизни… Кловин говорит, что это нам за грехи прошлой жизни.

– Поменьше слушай Кловина, бедняга никак не может разобраться в тех глупостях, которые услышал от людей неистинной веры. Глупость заразительна, малыш, как любая зараза, которая плавает в протухшей луже. Если человек впустил внутрь себя плохую мысль, то он даже не замечает, как она растёт и отравляет его. А потом, когда вырастает до больших размеров, она становится хозяином человека, руководит им, и владеет.

– Странно, но ведь будь Бог таким всемогущим, то зачем Ему разрешать плохим мыслям властвовать над людьми?

– Бог создавал человека совершенно свободным, и в этом уникальность Его творения. Посмотри вокруг: везде полно всяких машин, которые не имеют никакой свободы, это и человек может сделать.

– Да, у Мирканы есть даже робот, оставшийся от Богатых Времён, и вправду – он убирает её дом, стирает, готовит. Разве он не свободен?

– Конечно, нет, Рон. Он даже не может думать так, как думает человек, у него есть определённая программа, она и решает за него. Но даже не это главное. Главное, что у него нет чувств, эмоций, у него нет души.

– А у нас есть? Как её увидеть, свою душу? Мы ведь делаем то же, что и роботы, например, убираем своё жильё…

– Бог спрятал душу очень глубоко в человеке, чтобы сам человек не мог ею владеть. Иначе некоторые люди с удовольствием обменяли бы её на что-то, по их мнению, более полезное, потеряли или продали кому-нибудь, да хоть бы противнику Бога, или другому человеку. Увы, люди часто алчны и глупы…

Наставник задумался, задумался и Орон.

Он много услышал нового и совершенно неизвестного ему.

Он ходил с матерью на службы в храме, помогал наводить порядок в святилище, иногда тихонько подпевал хору, стараясь разобраться в пении, но он совершенно не имел представления о вере и о том, как она проявляется в людях и в их жизни.

Орону было шесть лет, когда молодой неведомый странник пришёл в их селение. Он поселился в заброшенном храме.

Об этом храме ходила дурная слава с тех пор, как храмоборцы посеяли в людях смуту. Из века в век храмоборцев в народе становилось то больше, то меньше…

В последний раз, ещё до рождения Орона, как ему рассказывала мать, они захватили селение, выгнали из храма последнего монаха, самого старого, последнего из некогда обширной монашеской общины. Затем они разграбили храм, и, собравшись все вместе, с семьями, детьми и домочадцами, отправились в большой город продавать всё то драгоценное, чем им удалось поживиться. Они надеялись побывать на ежегодной ярмарке и хорошенько повеселиться там. Награбленного было очень много: один только золотой голубь из-под храмового купола весил пять квантимов! Было там и золото, ободранное с изображений мучеников, золотые, серебряные и бронзовые подсвечники, светильники и драгоценные камни, множество тканей, шитых золотом. А ещё – бочки с древними винами, маслами и мёдом. Они стали настоящими богачами! Просто немыслимо, сколько они могли за всё получить денег, продай они всё даже по самой низкой цене…

Долго их не было, и люди удивлялись и думали, что все эти храмоборцы остались жить в городе. Дома их постепенно обрастали бурьяном.

А потом о них стали потихоньку забывать.

Но однажды заблудившийся путник попросил приюта у старой Мирканы. Между пересказами всяких новостей, он рассказал, что десять месяцев назад на обоз, идущий с этой стороны, напали ворки, прямо возле Анаэбля – того города, в который они направлялись. Разбойники убили и сожрали всех, кто там был. Ничего не осталось, кроме кровавых следов, что впрочем, дело обычное, раз там побывали ворки.

Никто бы и внимания не обратил на этот случай, но военный отряд нашёл на месте побоища настоящие сокровища, которые теперь внесены в военную торговую палату для нужд армии.

Конечно, все верующие люди поняли: это кара за ту жадность, что проявили их обезумевшие соседи. Но другие ничего странного в случившемся не видели, потому что нападения ворков хоть и редкость, но всё же случаются. И эти последние, несмотря на то, что их соседи погибли, всё равно испытывали зависть к их награбленному богатству. Они размышляли, что поступили бы разумнее с сокровищами храма…

Селение, в котором жил Орон, вместе с частью леса и огородами было окружено высоким каменным частоколом. Хоть здесь, в малолюдных краях, разбойников не было, всё же выходить за пределы ограды люди старались только по большой необходимости.

– Придёт маленький ворчок и укусит за бочок!

Так иногда говорила мама, и всякий раз маленький Орон сжимался от ужаса, потому что ничего страшнее кровожадных ворков нельзя было даже придумать! Так страшны были рассказы о них… Никто из местных ни разу не видел ворков, и потому, может быть, они казались ещё страшнее.

Городок или, скорее – деревенька или посёлок, находился в стороне от больших дорог. В этом было его преимущество в неспокойную, лихую пору. Все большие сражения, погромы, грабежи и другие волнения обошли его стороной.

Когда-то давно, до того, как мир пал, это был большой город, но многое изменилось с тех времён. Начались войны, эпидемии, голод.

Может оно и к лучшему, как твердила Орону мать, потому, что сейчас во всех больших городах неспокойно, всем там приходится работать для победы армии с утра до ночи. А у нас жизнь течёт по-старому – спокойно, тихо, здесь люди приспособились жить без благ цивилизации.

Но ровно через год после разграбления храма внезапно рухнула зерновая башня. И тогда люди действительно испугались…

С тех пор храмоборцы уже никогда не пытались даже возвысить свой голос, да и осталось их совсем мало, единицы.

– Наставник, а почему правитель Зина так преследует нас? Ведь ты не против его власти, мы стараемся не грешить, трудимся, и даже я слышал, как ты молишься за него. Разве можно допускать такую несправедливость?

– Не так всё просто малыш, это сложный вопрос. Я и многие наставники думаем, что сам Зина, возможно, прекратил бы гонения. Ведь сначала, до своего двухсотлетия, он смотрел на нас вполне дружелюбно. Конечно, имелись запреты, но они носили скорее формальный характер. Увы, скоро всё изменилось. Дело в том, что на самом деле Зина – не полновластный хозяин страны, он вассал более могущественного и страшного человека, имени которого мы не знаем, как мы не знаем, откуда он. Но точно известно, что Зина своим долголетием обязан ему. Да и всё современное оружие Зины приходит воздушными караванами из далёкой страны! Как и многое современное оборудование для заводов и фабрик. Поэтому отношение наших отцов к Зине двояко: одни считают его исчадием ада, а другие не без оснований полагают, что он ведёт двойную игру, понимая: и отдельный человек не может жить без совести, и государство не может жить без совести. С коррупцией он пытается бороться, но с грехом, который разлагает каждого человека, разлагает государство, он бороться не может. И между царством греха и погибели и Царством Божиим, его выбор однозначен.