Нам определенно нужно было нечто большее, чем просто жить, играя в любовные игры. В этом никогда не было никакой защиты. В наш союз вломились просто так, щелкнув пальцами, и мы даже не заметили этого.
Что-то еще. Недостающий элемент. Защита от врага, которого мы еще не видели и не знали до этого дня.
Огромное ничто стало частью меня на долгое время. Оно меня поглощало и отпускало, снова и снова.
Демон смотрел мне в глаза. И взгляд его говорил: «Будущее на пороге».
Теперь я слышу только эхо. Как из бездонной пропасти.
Я удаляюсь.
Ничто вьется и воет позади меня. Оно трубит о конце мира.
–…Еще одна попытка, Кирилл, – сказала она мне. – Мы должны использовать наш шанс. Спасти нашего ребенка и нас самих. Теперь мы знаем лучше, как все сделать. У нас есть последняя возможность.
Мы снова заговорили о побеге.
Предыдущий оказался неудачным, и пострадали невинные.
Я слушал ее. В ней всегда было больше сознательности, чем во мне. Она умела действовать, а не рефлексировать по любому поводу. Чаще всего, я доверял ей… До этого момента.
Что-то было не так, как обычно.
Она была слишком настойчива. Она почти требовала, – справедливости, скорого решения в нашу пользу, а также рождения и триумфа почти нечеловеческой воли, с которой мы могли бы спастись, и оставаться сильными чуть ли не в режиме non stop.
К сожалению, тогда у меня могло родиться лишь подозрение. Или сомнение.
Да что угодно! Но только не взвешенное и рассудительное решение!
Я растерял все свою способность мыслить более или менее здраво еще задолго до этого.
У меня оставалась только моя сила. Та сила, которая всегда есть у мужчины. Та сила, которой может управлять женщина, когда у нее уже не остается иного выбора.
Дина указала мне путь. Всем нам. И тот путь был проклят…
Проклят…
…Как и тот поздний вечер
Летний дождь лил как из ведра
И я встретил его во дворе нашего дома где мы с ним жили Мы и наши родители
И за одну секунду мы превратились в заклятых врагов
Как только я увидел как он стоял как он смотрел на меня исподлобья мутным пьяным взглядом я почувствовал опасность Внутренний голос подсказывал мне бежать Но я стоял как вкопанный и не мог сдвинуться с места Потому что никогда не видел своего старшего брата каким он был в эту минуту Пьяным до одурения и до оцепенения страшным
-Гуляешь под дождем, братан? – В его голосе не было вопроса Он ехидничал, больше ничего
Я смотрел на палку в его руке
Дождь стекал по нам обоим огромными градинами
Дул сильный ветер
Внутри меня все замерло
Я никому об этом не рассказывал, даже Дине. Хотя, мы делились друг с другом многим.
Теперь пришло время расставаться со всем хорошим, что нас связывало.
Уверен, что между нами была любовь. Никто не будет убеждать меня в обратном. У нас есть свидетели. Где-то в тени таились завистники. Но нам желали благополучия, и поэтому мы всегда были счастливы.
У каждого из нас были тайны, и мы берегли друг друга от темных сторон наших жизней. Мы сохраняли наши образы. Я был ее парнем, а она моей девушкой. У нас было светлое будущее…
Теперь мне кажется, что это была лишь моя иллюзия.
Я познакомил их, – ее и своего брата. Они моментально нашли общий язык. Это заставляло меня испытывать радость, которую приходилось скрывать, чтобы не выглядеть идиотом.
Было странно видеть их рядом, за простым разговором, за чашкой чая, на кухне. Я находил в этом гармонию и умиротворение.
Когда мой братик распрощался с нами, она мне сказала:
-Кажется, я ему не понравилась… У него был какой-то странный взгляд.
-Просто он нам завидует, – сказал я, – вот и все.
-Ну, это уж я почувствовала наверняка.
То, что мой старший брат мне завидует, бросилось мне в глаза между прочим. Эта зависть была тихой, скрытной, и выглядела весьма воспитанно, даже как-то интеллигентно. И совсем не опасно.
Я знал, как он способен завидовать. И как зависть могла съедать его изнутри. И как он мог чувствовать себя оскорбленным.
Мой брат. Такой красивый и умный. Всегда находчивый, всегда в курсе. Добытчик. Борец. Настоящий мужчина.
Он мог бы стать прекрасным супругом. Но он не хотел. Не желал этого.
Холостяцкая жизнь была для него единственной дорогой хотя бы по той простой причине, что он сам никогда не знал любви. Никогда не видел ее со стороны. Может быть, только в каком-нибудь дурацком фильме, где построены мосты из иллюзий. Кино он не жаловал, как и более или менее серьезный печатный текст.
От родителей он получал тумаки, в то время, как мне доставались ласки.
Мне тогда было четырнадцать, когда он впервые сорвался на мне. Я был глупым подростком. А он молодым выпивохой.
Спиртное вливалось в его двадцатилетнее тело в таких количествах, что на это страшно было смотреть. Он был похож на старое пугало в поле, которому пора на покой, – такой могла быть степень его опьянения, – но продолжал заливать в себя, если в бутылке еще что-то оставалось… и даже если бутылка была не одна.
Он перепивал всех. Он был чемпионом. Он был знаменитостью.
И, однажды, его сознание дало сбой. Он увидел все неправильно. Не с той стороны. Я заботился о нем. А ему показалось, что я хочу его потопить…
…-Я потом ходил с разбитой челюстью почти месяц. Вот чего мне стоила забота о брате… Думал, останусь инвалидом.
–Но ты ведь боролся, – сказал Старший. – Ты всегда боролся!
Да, я боролся. Из последних сил. За свою женщину. За нашего с ней сына. За наше будущее, которого больше нет.
Временами мне казалось, что я не справлюсь. Что мои усилия – лишь крик отчаянного человека.
Но я отметал сомнения, потому что чувствовал себя с ними почти что грешником, – грязным и лишним человеком.
Дина поддерживала меня подобно древней царице, которая интуитивно знала, как правильно руководить мужчинами, собравшимися вокруг нее, как голодные самцы вокруг выделяющей запах самки.
Я же чувствовал все наполовину, не до конца. Мыслил лишь на шаг вперед. В то время, как Дина проделывала уже пять или десять шагов.
Я старался не обращать на это внимание. После родов она изменилась до неузнаваемости, стала другой. Она переродилась в воительницу. Это было в ее глазах. В ее голосе. В том, что она мне говорила, и как она мне это говорила. Расчетливость стала ее приоритетом.
Строгий сосредоточенный взгляд, степенная молчаливость, внутренняя сила, которой обычно обладают только мужчины, и некоторая сдержанность, с которой в этот мир приходит каждый мальчик.
Женщина ведает страдание, сдержанность познается по ходу времени.
Для Дины сдержанность стала приоритетом. Она смотрела на все свысока, как главнокомандующий. И она не собиралась так продолжать. Ей нужно было действовать.
И мы решили, что нападем на нашего врага. Снова.
У нас была до этого одна попытка. Первый блин оказался комом. Второй должен был получиться.
Но, оказалось, что я был всего лишь инструментом…
Мое сердце вдруг успокаивалось. Разум очищался. Человек, с которым я собирался сойтись в схватке, был опасен, как дьявол. Он – мой бывший друг.
Мне было бы проще заключить с ним сделку. Но он никогда и ни на что не согласиться.
Как и часто до этого, он открыл двери своим ключом, вошел, и двинулся вдоль по коридору.
Он знал, что я нахожусь в комнате. Но он не знал, что я поджидал его прямо за поворотом, с не самыми лучшими намерениями.
В душе моей холодно. Я словно перестал существовать, оставив после себя двойника. Машину для убийства. Хладнокровную и расчетливую.
Пришло время для отмщения!
Он заметил меня сразу, как только я набросился на него. Его попытка защититься была тщетной. Я зашел сзади, и это помешало ему среагировать. Я успел обхватить его шею, и начал сдавливать ее, как удав.
У меня наготове был ремень, который я должен был использовать в качестве удавки, но в последний момент я понял, что не успею им воспользоваться, – Айдын окажется проворнее. Поэтому я оставил ремень на полу, и доверился проснувшемуся во мне инстинкту убивать.
Его кожа начала краснеть. Это выглядело забавно. Я никогда до этого не видел, как краснеют смуглые люди. Мне стало интересно, от стыда или смущения у них тоже может появиться румянец?
Эти мысли действительно проносились в моей голове, пока я продолжал сдавливать шею Айдына. Так я немного отвлекся, и Айдын смог собрать волю в кулак. Он приготовился к борьбе.
Он начал пятиться; я вместе с ним. Через несколько шагов я ударился спиной о стену. Потом еще раз. И еще. Он толкал меня с новой силой, я бился о стену, и моя хватка слабла. Не намного, – я бы ни за что не отпустил его.
Но потом он вдруг ударил меня локтем по почкам. Я захлебнулся, и он смог вырваться.
Когда он резко повернулся ко мне, я увидел его лицо, – раскрасневшееся и блестящее от пота. Я возрадовался. Он был близок к тому, чтобы, наконец, покинуть этот мир.
Чертов урод!
Ему не хватило сил, чтобы оглушить меня. Я закрылся руками, и как только он снова замахнулся, я кинулся на него, сбивая с ног.
Мы с грохотом свалились на пол.
Я смог оказаться сверху, и у меня было больше преимуществ.
Меня охватывал жар. Пульс убежал далеко вперед. Сердце колотилось, как сумасшедшее.
В голове произошло помутнение. Я находился на границе паники и безразличия.
Я должен был победить!
Но по ходу борьбы лидерство постоянно переходило от меня к нему, и обратно.
В какой-то момент я коснулся спиной ремешка, который оставил на полу. И вспомнил то чувство, которое охватило мной. И мое превосходство снова стало несомненным.
Я почувствовал бессилие со стороны противника. Он рушился на моих глазах, под моим напором. Это был триумф!
Там, на полу, вокруг нас разверзся ад. Он принимал жертву, и отпускал победителя; ненадолго, на короткий срок. Ибо смерть человека оставалась на руках выжившего. Для такого только одна дорога.
Я схватил ремень и накинул готовую петлю ему на шею. Затянул потуже, и услышал его хрип. Стал сдавливать, понимая, что могу попросту сломать ему шею, не дожидаясь того момента, когда он задохнется.
Вдруг я увидел Дину. Она стояла неподалеку и смотрела на нас сверху вниз. В ее взгляде было ликование. Она наслаждалась тем, что видела со стороны. Она встречала смерть, и в приветствии жала ей руку, как деловому партнеру.
Великая удовлетворенность была в ее глазах.
И мне стало страшно от этого.
Это она внушила мне, что я должен убить его! Отнять жизнь у живого человека!
Она никогда и ничего подобного мне не говорила Это моя ярость Моя злость
Моя война
Я смотрел на Дину.
На Айдына.
Снова на нее.
И на человека, находящегося на границе жизни и смерти.
С другой вселенной раздался голос:
–Кирилл, остановись!
Это голос Дины. Но почему я вижу только ее торжество?
–Кирилл, ты должен отпустить его! Иначе он умрет!
Очнувшись от забытья, я отпускаю ремень.
Я был где-то не здесь. Нет… Я был в другом мире, в котором я хотел убивать. Мстить. Забирать жизнь.
Это она меня заставила?
–Тащи его к батарее, – сказала она, надевая на его кисть браслет от наручника. – Кирилл, возьми себя в руки! Иначе он придет в себя!
Тело не слушалось меня. Комната качалась. Я не мог продохнуть, – не хватало воздуха.
Айдын заходился в кашле. Я схватил его за одну руку, Дина за другую. Мы без труда перетащили его под окно, и защелкнули наручники на батарее.
Мы отошли от него, как от опасного зверя, который приходил в себя после того, как он был оглушен.
–Не думал! – Айдын усмехнулся. – Не думал, что вы оба способны!.. На такое!.. Особенно ты! – Он посмотрел в мою сторону. – Удивил! Нет, серьезно! Поразил!
Мы оба тяжело дышали, приходя в себя после боя.
–Ты не думаешь о последствиях, Кирилл! – сказал Айдын. – Считаешь, ты справился? Думаешь, если ты завалил кого-то однажды, у тебя хватит смелости дойти до конца в следующий раз?
–Заткнись! – Я был краток.
–До этого момента все мы были на одной стороне. Теперь вы оба прочертили границу. Теперь мы враги.
Он ехидно улыбнулся.
–Ты сам прочертил эту границу, – сказал я. – Мы лишь немного ее расширили.
Улыбка пропала с его лица, он отвернулся.
–Мне нужна твоя машина и твои деньги.
Свободной рукой Айдын достал из кармана штанов сложенные купюры и аккуратно бросил их мне.
–Бери, братан! Забирай все! Ключи я выронил на входе. Когда ты бросился на меня, как нервный пес!
Неожиданно он залился истеричным смехом, – наигранным и надменным.
–Для вас обоих мне ничего не жалко, – сказал он. – Вы это знаете…
–Присмотри за малышом, – сказал я Дине, имея в виду нашего с ней сына, который лежал в кроватке в соседней комнате. – Я мигом.
Она кивнула.
Я вышел из комнаты, по ходу стягивая с себя футболку. Мне нужно было немного ополоснуться. Потом забрать наши сумки, которые мы с Диной подготовили, рассчитывая, что на этот раз у нас все получится.
У нас должно было получиться, – так она меня настроила. Так я стал думать, и поверил в это.
Вообще, любая вера, поделенная надвое с любимой девушкой, имела для меня огромную силу. Я мог это даже не показывать; но если Дине нужно было, чтобы я поверил даже в абсолютную глупость, то глубоко в душе я начинал верить тоже.
Я не был против нарушений собственных границ. И мне приятно было ощущение единения.
Возможно, она уже давно об этом догадывалась. И успешно пользовалась этим…
…Единение было нашей несбыточной мечтой.
Все члены моей семьи стремились друг к другу, как огромные космические корабли, потерянные во вселенных. Как только крейсеры все же встречались, и, казалось, вот-вот случится перемирие, рождался новый скандал, от которого питались его участники, сами того не осознавая.
Я мог провоцировать своих домашних, отстаивать свои позиции, и вообще не представлять при этом степень своего непонимания происходящего.
Но только не тогда… Не в тот раз…
Мне хотелось проявить заботу. Я думал, что только я один вижу, что происходило с моим старшим братом, с которым мы частенько вздорили, дрались, когда я был младше, но, которого, я любил. Я всегда его любил. Как и своих родителей. Как и их родителей. Как и всех наших родственников. Даже если не любил, то уважал.
Я посчитал, чаша переполнена. И не в лучшую сторону.
Я просчитался…
Он встретил меня на заднем дворе, на вид, спокойный, но я чувствовал его гнев, его злость, его желание отмщения.
Он был пьян, как никогда в жизни. Кажется, он принял все сразу, что успел попробовать на тот момент.
Был ливень. Дул ветер. Было холодно.
Все внутри меня похолодело. Я был уверен, что он забьет меня до смерти палкой, которую держал в руке.
Вдруг я набрался смелости, и собирался идти дальше, мимо него, но я успел всего лишь шевельнуться, дернуться, и он спросил:
-Что ты сказал ей?
Я снова замер, но ответил:
-Только то, что я вижу. Больше ничего.
-Только то, что ты видишь, – повторил он. – И что ты видишь?
-Я не хотел ничего дурного… Мы беседовали, и вдруг разговор зашел о тебе, и… Я не выдержал! Я сказал, что я волнуюсь!
Нашей маме Я сказал об этом нашей маме Больше никому
Мне было четырнадцать
-За что ты волнуешься?
Он не понимал что я волновался о нем А я не мог этого объяснить
-Вскользь! Между делом! У меня вырвалось!
-По твоему мнению, я чертов алкоголик и наркоман!
-Нет-нет, этого я не говорил!
-Ты это имел ввиду!
-Я всего лишь хочу, чтобы тебя не затянуло болото…
-Я похож на водяного?! Какое болото меня должно затянуть?
-Никакое…
-Теперь ты так заговорил… – Он выдержал недолгую паузу, и спросил: – Как давно ты смотрелся в зеркало, святоша?
Он выносил мне приговор.
-В следующий раз, когда ты сделаешь это, вглядись внимательнее. Возможно, сможешь разглядеть свое двуличие.
-Я не пью столько, сколько ты…
Он остановил меня.
Размахнулся и заехал мне палкой по лицу. Я без сознания свалился в лужу.
Таким было наказание в моей семье. За детскую глупость. За незнание. За волнение.
Он оставил меня там, под дождем, с выбитой челюстью. «Я всего лишь немного подправил, – так он мне сказал потом. – Чтобы ты смог увидеть, какой ты лицемер».
Я не мог нормально есть и говорить несколько недель. Потом все зажило. Как на амфибии. Как обычно…
Тогда я чувствовал ответственность за брата. Я думал, что это поможет нам стать ближе друг к другу. Что родители увидят проблему своих детей, и смогут посмотреть на все со стороны. Смогут приложить усилия, как более опытные и умудренные жизнью.
Но случились лишь одни конфликты.
Я был убийцей нашей общности Я уничтожил шансы Я стер их
Теперь я понимал: полное единение с другим человеком – это заведомо крах. Иллюзии рушатся, как огромные и красивые города. Боль и переживания заполняют душу и разум, как быстро распространяющийся вирус. Двигаться вперед в таком состоянии невозможно.
Мы буксовали с Диной на месте слишком долгое время. Я успел ослепнуть. Моя верность мешала мне видеть шире.
Хотя, безусловно, я чувствовал. Я всегда чувствовал…
Я повернул кран, и подставил под прохладную воду свою голову, а потом и спину. После драки все мое тело горело и обливалось потом. Мне необходимо было освежиться.
Это заняло у меня считанные секунды.
Теперь я думаю о том, что нужно было просто схватить сумки, забрать своего сына в охапку, и убегать. Далеко отсюда. От правды, что должна была случиться, и убить меня. От боли и медленного умирания.
Мне хочется потерять память. И жить бродягой. Вечно молодым, и вечно пьяным.
Но что-то внутри меня, – внутри каждого из нас, – всегда стремится к спасению. К вере. Эхо моей души доходит до меня: так и должно было быть. Как еще все могло закончиться? Именно так. Никак иначе.
Я вышел из коридора с двумя спортивными сумками, в которых любовно была упакована часть наших вещей, подходящих для немедленного побега.
По моему телу стекали капли воды и пота, – я не успел вытереться и обсохнуть. Я до сих пор оставался по пояс голым, и поэтому на ходу залез в одну из сумок, и достал первую попавшуюся под руку футболку. Порядок сложенных вещей нарушился.
Во мне кипел адреналин. Уровень стресса зашкаливал. Но мне казалось это прекрасным. Потому что все шло так, как я планировал.
По-видимому, результативность моих планов не устраивала мою женщину. Объяснить себе иначе то, что я увидел в дальнейшем, у меня не получалось.
Айдын освободился от браслета на своей руке, и поднялся с пола. Рядом с ним стояла Дина, сжимая в ладони ключи от наручников. Я понимал: она только что освободила его. Но поверить в это было сложно. Передо мной разыгрался натуральный абсурд.
–Вот и все! – Айдын довольно развел руками. – Гармония нарушена!
–Дина?..– Это единственное, что я смог произнести.
Мне хочется задать ей кучу вопросов: зачем она это сделала? Она, что, рехнулась? Или он угрожал ей? Смог ее переубедить? Что вообще, черт побери, заставило ее так поступить?!
Но я увидел ее взгляд, и понял все сразу. На меня смотрела не она. Это был уже чужой мне человек. Это был Демон. Это была Мать. Это была Воительница. Дина пряталась где-то позади них всех. Ее не было видно.
Она встала между мной и комнатой, где лежал наш с ней сын. «Нет, Кирилл, – говорила она мне глазами. – Ты больше не сможешь быть с нами. Все кончено. Такова правда».
–Нет… – Я почти шепчу.
У меня подгибались колени. Болело сердце. В горле застряли слезы.
Я отпустил сумки, и они упали на пол. В руках осталась футболка.
Так я и стоял, по пояс голый, с выражением лица, как у маленького ребенка, который не желает верить в правду.
Я хочу забрать своего сына! Я хочу забрать его отсюда!
–Не нужно драм, друг мой, – сказал Айдын. – Жизнь жестока. Ты знал это. Всегда.
Он подошел ко мне, но я смотрел мимо него, на нее, и я не верил, нет, я не мог поверить.
–Нет… – Я кинулся вперед, но Айдын удержал меня.
Я старался вырваться, но во мне не было сил. Словно их кто-то отнял. Словно мне отрезали волосы, пока я все это время был в долгом сне.
Айдын не отпускал меня. Он говорил со мной, как с истериком, и это раздражало еще больше.
–Тише, Кирилл! Ты ведь мужчина! Ты должен быть сильным!
Мне хотелось, чтобы он убрал от меня свои паршивые руки. Мне хотелось выкрикнуть об этом. Затем снова врезать ему как следует. Снова и снова. Потом дотянуться и до нее тоже, и… Там я уже за себя не ручался…
Все это было бессмысленно.
Ко мне медленно приходило понимание.
Я как-то сразу обмяк, и Айдын отпустил меня.
Я упал на колени. Мокрый и скользкий. Жалкое насекомое. Жалкий вид…
–Рождение боли! – сказал Айдын. – Рана, оставшаяся на всю жизнь!
Для тебя, Кирилл, положительная сторона заключается в том, что тебе не придется нести на себе эту ношу на протяжении долгих лет. В период кризиса юности или среднего возраста ты не будешь мучиться какой-нибудь бессонной ночью, думая об этой минуте. О том, почему все случилось именно так, а не иначе. И ты не познаешь избавления, которое может подарить старческая мудрость.
Все лишь потому, что теперь в моих глазах – ты враг. Мертвый враг…
Думаю, я изъяснился вполне ясно.
Поднимайся!
И не вздумай бежать! Иначе легко словишь пулю!
Я готов… Помогите мне взойти на эшафот…
Перед нами открылась красота мира.
Тучи сошли с небес, и их сменили огромные облака. Они плыли над нами, как шхуны богов вплоть до самого горизонта.
Только что кончился продолжительный дождь. После него все вокруг заиграло новыми красками.
Степной простор, сменяемый лесополосой.
Зеленые поля.
Редкие маленькие деревья и кусты.
Мы проезжали мимо всего этого, и, кажется, лишь я воспринимал все, что видел вокруг себя, как живописный рисунок. Впервые в жизни я пожалел, что никогда не стану художником.
Люди должны видеть это превосходство.
Рано или поздно оно нас настигнет…
Этот свежий прохладный воздух, что врывался в приспущенные окна автомобиля. Эти солнечные блики, добавляющие ритм полотну в моем сознании. Этот запах свежести – новое рождение. Жизнь продолжается. Жизнь вечна.
Меня везли на казнь. После нее я сольюсь с вечностью. После нее я забуду ужас, пережитый мной. Я забуду демона, следящего за мной своими огромными белыми глазами. Забуду возлюбленную, ставшей моей убийцей.
Я забуду свой самообман. Иллюзию, которой я был заражен при рождении. Неразгаданную тайну. Шараду, прочитанную мной невнимательно. Я отложил ее, не разгадав не единого слога…
Все это уйдет. Сразу, как только у меня отнимут жизнь и зароют глубоко в землю.
Это сделает тот, кого я долгое время принимал за друга, какового у меня никогда не было. Это сделает мой брат, ненамеренно мною оскорбленный. Это сделают мои родители – другое поколение, иное время; огромная площадь с крестами над утраченными смыслами.
Я помогу им в этом. Я шагну в пропасть. Я прыгну со скалы…
–Знаешь, я ведь люблю тебя, – вдруг сказал мне Айдын.
Он смотрел на меня в отражении зеркала заднего обзора, не отрываясь от дороги.
Мы были в его машине. Он был за рулем. Я сидел сзади.
Был еще третий. Макс. Его верный помощник. Правая рука. Паренек, моложе нас на пару лет. Ослепленный идеями Айдына о новом будущем, который принесет в этот мир наш с Диной ребенок.
Наш сын, который сможет найти ответ, – отыскать слоги, сложить слово, и потом суметь изменить его. Добавить к нему что-то новое. Безупречное. Идеальное.
Это была вера, которую ничем не сломить.
–Это правда, Кирилл. Я люблю тебя.
Знаю, я всегда не признавал этого чувства в себе и других. Отрицал его. Даже сравнивал со вкусной едой.
Но, от очевидного никуда не скрыться…
Мне очень жаль, что все так вышло. По всем правилам я не должен так говорить с тобой. Но некоторые правила для того и существуют, чтобы их нарушали. Без этого не разгадать ни одной тайны, не сложить ни одной мозаики, даже самой простой. Если немного не нарушать правила, придется остаться обманутым.
Я знаю, по меньшей степени, это неприятно, когда тебя обманывает кто-то, кому ты доверяешь.
Но ты должен понять меня, – когда все только начиналось, я не думал, что ты сможешь стать мне кем-то больше того, кого я могу использовать.
Я привык жить так, Кирилл. Используя людей. Используя их ресурсы.
Дружбы для меня никогда не существовало.
Мне не было двадцати, а я уже одичал.
Жизнь повернулась ко мне спиной, с самого начала.
К сожалению, ты ничего не знаешь об этом…
–Если бы ты обмолвился хотя бы словом, я был бы в курсе, – сказал я.
–Я не мог… Нет, я не мог…
Он продолжал смотреть в зеркало. Сначала на меня. Мы встретились взглядами. На момент мне снова показалось, что он искренен в том, что говорит. Но не стоило сомневаться, – это был очередной спектакль. Он любил их устраивать. При любом удобном случае.
Потом он смотрел уже мимо меня, за стекло, на то, что было позади нас.
–У нас гости, – вдруг подал голос Макс.
–Вижу, – ответил ему Айдын.
Я обернулся и увидел знакомый автомобиль. Он стремительно приближался к нам.
–Я ни о чем никогда не сожалел, – говорил Айдын. – Это сбивает с ног. Выворачивает душу наизнанку. Мешает двигаться дальше.
Он уже не говорил со мной лично. Я слышал это, и узнавал его интонацию.
Он начинал рассуждать вслух.
Это происходило только в одном случае – когда ему не нравилось происходящее. Когда что-то шло не по его плану.
Он начинал нервничать.
Мы увеличили скорость. В салоне загудел воздух.
Айдын заговорил громче:
–Жизнь – это испытание! Само рождение можно расценить, как оскорбление! Нас забрасывают в этот не лучший из миров и буквально ставят перед фактом: ты и есть свой главный враг! Можно бороться хоть со всем миром! Но пока не договоришься с самим собой, дальше своего носа ничего не разглядеть!
Джип, что был позади, тоже поднажал, и снова приблизился к нам.
Мы неслись, как сумасшедшие: наша спортивная легковушка и огромный джип. Я разглядел водителя. Это был Старший. Рядом с ним был Младший.
Зачем они здесь?
В асфальте постоянно попадались изъяны. Айдын старался справляться с ними, но высокая скорость этого не позволяла. В какой-то момент он со злостью ударил по рулю, и вынужден был ослабить педаль газа.
–Мы думаем, что знаем все, – говорил он. – На самом деле мы ничего не знаем! Ни об этом мире, ни о самих себе! Мы в западне фактов собственной биографии! Каждый из нас!
Джип поравнялся с нами.
–Жизнь – это фальшивка. – Айдын обезумел от волнения и страха. Я никогда не видел его раньше таким. – Постоянно убеждаюсь в этом все сильнее…
Джип резко взял влево, и тут же налетел на нас, пытаясь сбить на обочину. Что-то подсказывало – это было только предупреждение.
Нас замотало из стороны в сторону, но Айдын быстро справился с управлением.
Звук, который вышел из столкновения двух машин, привел меня в ужас. Я схватился за ручку под потолком, и услышал, как быстро забилось мое сердце.
Потом я отчетливо увидел лицо Старшего. Он смотрел на меня. Потом он мне подмигнул.
Пока у меня была возможность, я застегнул ремень безопасности…
-…Ты забудешь Дину со временем, – сказал Младший. – Это произойдет само. Она умрет. В твоей душе. В твоем сердце.
–Вместе с нашим сыном? – спросил я.
Он ответил мне молчанием.
Теперь я был с ними, в просторном салоне их автомобиля.
Они оказались моими спасителями.
Пустота и отчаяние как-то отступали от меня, когда я понимал, что еще жив, и меня увозят куда-то далеко от всего того, что со мной было. Пусть я даже и не знал, куда именно.
Откуда-то появилось стойкое чувство, что я больше не вернусь на свои адовы круги. Что-то подсказывало мне: муки кончились.
Старший был прав: я умер. Меня больше нет. Как и Айдына. Как и Дины… Как и моего сына.
Во мне была страшная усталость. Но я боялся закрыть глаза и уснуть. Я настолько приготовился встретить вечность, что мне казалось, – второго шанса она мне уже не даст. Уж слишком открыто я ее приветствовал.
Поэтому я смотрел на багровые небеса, на медленный и красивый закат.
Приходил поздний вечер, наступала ночь.
Я превратился в путника, странствующего по миру. Без багажа. Без тяжести. Наконец-то свободный.
И только где-то глубоко внутри меня играла песня из моего давнего прошлого. Милая, но грустная песня.
Это долгое падение
Чувство словно долго падаешь вниз
То самое чувство
Похожее на долгое падение.
Поэтому, милая, не оставляй меня
Прошу тебя
Не оставляй меня сейчас…
И как только я услышал в себе эту музыку, этот простой текст, все внутри меня снова поделилось пополам.
Я был здесь, но я смотрел назад, и видел все отчетливо.
Это долгое падение
Чувство словно долго падаешь вниз…
Эпизод 3
Айдын Оказывается На Обочине
Когда оказываешься на обочине, главное, не придаваться отчаянию или панике. Какая бы невиданная сила не вытолкнула тебя туда, в ответ найдется еще большая сила, которая есть в тебе самом. Она как внутренний генератор. Главное, нащупать его.
Вопрос в том, хватит ли духу воспользоваться им. Поверить в себя. Признать, что неудача – лишь короткий отрезок, миг, на долгом пути жизни.
Когда я падаю, то всегда поднимаюсь, и борюсь, во что бы то ни стало. Я не чувствую ту грань, когда нужно сказать себе: да, я признаю, теперь уже не стоит воевать, а лучше сложить оружие. Я иду до самого конца, пока щепки не полетят в разные стороны, и тьма не поглотит душу. Обычно, уже после, требуется долгое время, чтобы вновь обнаружить свет внутри себя. Может казаться, что его нет. Но он находится. Всегда.
В таком состоянии явно ощущается сплетение добрых и злых намерений. Ясная мысль путается с безумной. Границ не существует. Все смешано. Ты – демон с ангельскими крыльями. Ты – праведник и грешник. Ты тот, кому не требуется определенность.
Способность быть с обеих сторон дает возможность держаться на плаву.
Я могу быть умником, и этого никто не оценит. Я могу быть психопатом, но сходить с ума незаметно. Я могу быть отличным любовником, и скрывать свою неудовлетворенность. По факту я мистер Икс, но общество само захочет, чтобы я был мистером Игрек. При этом я всегда остаюсь в плюсе.
Я могу быть кем угодно. Мое преимущество в обезличенности.
Когда все смешано, ничего не заметно. Все поглощены своими проблемами, а затем превращают их в общественные. Кому до меня есть дело? Я прохожу через толпу неопознанным.
Стоит почувствовать себя хорошо, притянуть за волосы свой позитив, и все поверят в твой оптимизм. Это не маска. Всего лишь маленькая хитрость. Фокус. Иллюзия реальности чувств.
Но если зайти слишком далеко, рано или поздно, приходится остановиться. Сделать это труднее всего. Оседланная волна так прекрасна! Вид с самого высокого пика так чудесен! Вселенная приклонила колено! Ты – король без родословной! Как расстаться со всем этим? Пусть даже на время?
Но иного выбора нет. Всякий раз, когда я ускорял свой темп, появлялись они. Те, кого я никогда не мог запутать или обмануть. Думаю, что никто не мог этого сделать. Потому что они всегда знали больше. Им всегда была открыта дверь в иные миры…
Мы неслись по пустынной мостовой, как долбанные Шумахеры. Моя спортивная «бэха» против их лексуса.