Шарада

Но удары прекратились.

Зв дверью дышало какое-то огромное животное. От этого звука сердце Кирилла укатывалось куда-то в пятки. Теперь ему было по-настоящему страшно.

Потом дыхание прервалось, и Кирилл слышал только тишину.

–Дина?..

Ему не хотелось молчать.

Сначала ему никто (или ничто) не ответил. Потом по двери стали царапать когти: размеренно, сверху вниз, с небольшим интервалом. Звук был отвратительный. В интервалах слышался голос Дины:

–Глупенький, неужели ты так и будешь прятаться от меня там, в этой комнате?

Снова когти по дереву.

–Выходи, малыш! Не будь таким сварливым!

Снова…

–Не нужно всего этого. – Голос ее был ласков и нежен. – Мы ведь все еще любим друг друга. Ведь так?

Кирилл молчал. В нем перемешались все эмоции: страх, злость, смятение, и многое другое, чего он уже никак не успевал за собой замечать или идентифицировать.

Когти перестали царапать дерево, и, уже более нормальным голосом, Дина сказала:

–Рано или поздно, но ты выйдешь. Ты же не сможешь всю жизнь прожить в этой своей комнатушке. И тогда мы с тобой поговорим. О, да, и тогда мы с тобой поговорим!..

Топая ногами, она удалилась в сторону гостиной.

Кирилл услышал свое громкое дыхание, и почувствовал, как убегал его пульс. Он увидел свое отражение в зеркале. Остекленевший взгляд, какие-то детские испуганные глаза.

Страх.

Все-таки он овладел им, почти целиком. Нужно было признать это, и быть готовым…

Готовым к чему?..

Он просидел в комнате, за закрытой дверью, до самого рассвета, и не услышал не единого звука, который смог бы его встревожить и оставаться начеку. Примерно в полночь Дина включила телевизор, и оставила его на высоком уровне громкости. Поэтому Кириллу трудно было прислушиваться, все равно, мало что удавалось расслышать. Иногда ему кое-что казалось, но он понимал, что это всего лишь его воображение.

Он думал, что это такой фокус. Что так она как бы уходит от него в тень. Чтобы он не смог ее услышать.

Но под утро, когда ночные программы сменились позитивными утренними шоу, Кирилл вспомнил, что высокую громкость оставляют на ночь пьяные люди, когда засыпают, или дети, для которых это нормально.

Видимо, Дина просто отключилась. Снова. Как и в прошлые разы. Оставив включенным ти-ви.

Кирилл открыл дверь, и волнение переполняло его. Он выглянул в коридор, в ожидании того, что на него наброситься то существо, которое изувечило дверь в спальню. Она вся шаталась, и с внешней стороны полностью была исцарапана когтями огромной нечеловеческой пятерни.

Кирилл подумал, как ему придется объяснять все это Айдыну, и ему вдруг стало смешно, и захотелось смеяться.

Но какой-то посторонний шумок заставил его вернуться к настоящему моменту. Он стал медленно, но вполне уверенно продвигаться по коридору, не забывая оглядываться позади себя. Ему хотелось быть максимально осторожным.

С великим облегчением, осторожность можно было оставить, потому что уже через несколько шагов Кирилл увидел Дину, которая лежала на полу в бессознательном состоянии.

Он приблизился к ней и присел на корты. Ее одежда была в крови, пальцы все ободраны, и также в кровавых ранах. От нее пахло так, словно она не мылась несколько дней, и занималась при этом тяжелой физической работой.

Сказать, что Кирилл был шокирован, это не сказать ничего.

Потом он увидел нечто, что просто добило его. Кажется, у Дины шла пена ртом.

Она зашевелилась, словно почувствовала его присутствие. Он сразу понял, что видит перед собой свою обычную Дину. Ее реакцию. Ее панику. Ее страх. Ее отчаяние…

–Что со мной? – говорила она. – Где я? Что происходит! Боже! Мои руки! Что случилось? Кирилл!..

Кирилл обнял ее, и стал говорить, что все хорошо, все образумится. Хотя верилось ему в это с трудом. При этом он постоянно напоминал себе, что должен быть сильным.

–Это была не я, Кирилл! Это была не я!

–Я знаю! – Он поцеловал ее в макушку. – Знаю! Это была не ты.

Так, значит, она все-таки помнит?..

–Это была не я… – повторяла она сквозь слезы. – Что-то внутри меня… Но это не я…

С того момента Дина впала в прострацию.

Кирилл поддерживал ее. Успешно или нет, уже другой разговор, по большей части, бессмысленный. Ожидать успеха, когда абсолютно ничего неясно, – это было не для Кирилла.

Поэтому они оба (особенно Дина) словно замерли в состоянии полной неопределенности.

–А что, если это снова повториться со мной? – задавалась вопросом Дина, постоянно находясь в режиме ожидания того, что она, «нормальная», снова отключиться, и в ней проснется существо с разрушительной энергией. – Что, если в следующий раз ты окажешься в еще большей опасности, чем раньше? Что если я покалечу тебя, или…

На этих словах Кирилл просил ее остановиться. Все это заставляло его нервничать не на шутку. Но он этого не показывал. Поэтому, когда у Дины снова случался этот вагон вопросов, и ему приходилось успокаивать ее, уже после, оставшись наедине с самим собой, он вдруг ловил себя на нервном подергивании ногой, внезапной потливости, и невозможности толком сосредоточиться на одной конкретной мысли.

–Похоже, что у тебя температура, – пару раз сказала Дина, которая совсем не была слепой, и видела, в каком неуравновешенном состоянии находился ее жених, который говорил, как по заученным нотам, что чувствует он себя нормально, не стоит ни на что подобное обращать внимание. Что он просто перенервничал, и это все.

Они вместе сходили к гинекологу, который подтвердила факт беременности, и назвала срок – чуть больше трех недель: сердечко эмбриона уже билось. Будущие молодые родители услышали этот чудесный звук из обычных колонок, и оказались поражены наповал. Технический прогресс дошел до таких возможностей, и Дина даже постыдилась, что ничего об этом не знала. Она обычно предпочитала избегать разговоров о беременности, которые заводили ее старшие знакомые. Безусловно, она планировала, что когда-нибудь станет матерью. Но, определенно, не настолько рано. Хотя у нее и была сотня шансов на эту мелочь, подготовить себя к этому событию морально она никак не успела.

С прискорбием она признавалась себе, что нисколько не готова к акту чуда, через которое должна пройти любая женщина. Слышать сердечный ритм, бившийся внутри нее, в существе, которого ей теперь предстояло выносить и родить в дальнейшем, было сродни какого-нибудь из религиозных чувств. Это было так же велико, как и страшно.

Более всего Кирилла удручал тот не совсем приятный факт, что все это мало походило на счастье.

«Скорее всего, от того, – размышлял он про себя, – что все складывается не так просто. Все очень мрачно…».

О чем же думала по поводу этого Дина, оставалось только догадываться. Кирилл не хотел лезть к ней с расспросами, потому что ему мало хотелось знать ту правду, которую скрывалась за ее безжизненным, тусклым и замеревшим в одной точке взглядом.

–Скажи, что никогда не бросишь меня, – вдруг говорила она. – Скажи, что будешь рядом со мной всегда, в здоровье и горе. Что бы ни случилось.

Она говорила это настолько проникновенно, что Кирилл решал просто согласиться с ней, не развивая дальше эту тему, казавшуюся ему ненужной – ему с головой хватало своих глупых страхов. Он пытался думать и ощущать этот новый мир, как будущий отец и муж, как глава семейства. Он пытался предложить этот образ своей будущей супруге. Но упирался во мрак и пустоту в ней. Глубокий, пустой и холодный колодец. Бездонный, как сама вселенная. Вот что такое теперь была Дина. Он иногда замечал за собой, что сторонится ее. И ему казалось, что она отвечает ему взаимностью.

Их союз теперь выглядел фантомно. Он был призраком настоящих чувств и эмоций. Изнанкой бытия.

Поэтому для подтверждения объективной реальности Кириллу требовалось поделиться новостью о беременности с кем-нибудь, кто смог бы сохранить ее в тайне на некоторое время. Ему хотелось поговорить хотя бы о доли той странной правды, что заполнила его жизнь, почти тихо и незаметно, как чужак, пробравшийся извне, и ставший членом общины, в которой его как минимум не ждали, и максимум – не собирались принимать.

Кирилл посоветовался с Диной, можно ли поделиться новостью с Айдыном, на что Дина сделала свое самое недовольное лицо, и сказала ему, что он может делать все, чего ему хочется. Было предельно ясно, что она была против.

Но помехой это не было. По большому счету, Айдын был единственным, кому Кирилл мог довериться, и знать при этом, что информация не пойдет гулять дальше по рукам. Да и после того диалога на хоккейном матче они больше так и не разговаривали толком друг с другом, только здоровались на учебе, и спрашивали, ради приличия, как дела. Кирилл посчитал, что настало время «перемирия». Тем более, появился повод.

–Дина беременна, – сказал Кирилл другу при личной встрече. – Я скоро стану отцом, братан!

Айдын, нарушив свое привычное равнодушие, заулыбался во весь рот, стал поздравлять и обнимать будущего папашу, чему последний был несказанно рад.

«Хоть кто-то радуется за нас, как за молодых родителей…», – думал Кирилл.

Ему хотелось, чтобы Дина переборола себя, и смогла бы дать окружающим шанс быть открытой. Рано или поздно, но их родные узнают обо всем. Почему бы не открыться им уже сейчас? Почему не дать себе возможность быть счастливыми, как это обычно бывает у большинства людей?

–Интуиция подсказывает, что будет лучше, если мы пока сохраним все в секрете, – говорила она. – Не стоит торопиться. Я в ненормальном состоянии, если ты еще не заметил. Я нервная. Замкнутая. Дерганая. Я еле хожу на учебу. Тяну резину, как могу. Боже, поскорее бы все это кончилось! Получить диплом, доказать свою самостоятельность, а там уже будь, что будет!

Они никогда до этого не мыслили в разных направлениях. Обычно приходили к общему. Теперь же Кирилл был уверен, что даже не стоит и стараться. Они жили в одной под одной крышей, но на разных планетах.

Он успокаивал себя мыслью, что все это – просто период. Что в скором времени откроется второе дыхание. Что всему свое время. Время для счастья и радости. И время для горя и депрессий.

Поэтому он проводил с Диной больше своего времени, когда они оба были свободны.

Они снова вместе гуляли, ходили в гости к своим знакомым, сидели на лавочках, не смотря на вечерний холод (им это даже нравилось, когда вокруг столько снега, и какая-нибудь лавочка под красивым фонарем), и, чаще даже не разговаривая, смотрели каждый в свой мобильник, отвлекаясь на социальные сети.

И течение жизни, и течение времени, и стремление к спокойной и размеренной жизни, – все это обволакивало их обоих, и редко казалось, что тревоги уходили. Они снова стали заниматься любовью, – временами, это придавало им легкости и уверенности, пусть и ненадолго.

В худшую сторону все изменилось, когда Дина узнала, что Кирилл раскрыл перед Айдыном их общий секрет (который она берегла уже почти, как нечто священное). Кирилл сам ей об этом сказал, находясь в хорошем настроении. И прикусил язык сразу, как только понял, что говорить об этом было лишним.

Эта мелочь, для Кирилла – сущик пустяк, для Дины разросся до неимоверных размеров. И в момент их дискуссии Кириллу почудилось, что он снова увидел, как поменялись сначала ее глаза, а потом и лицо. Но эти изменения прошли в ней настолько вскользь, что он все-таки убедил себя в паранойе. «Мне это привиделось», – волшебная фраза, которая его успокаивала.

На следующий день он должен был встретиться с Айдыном. Вместе они обедали в недорогой забегаловке, ели огромную сочную пиццу, традиционно запивая ее колой. На секунду Кириллу показалось, что он заметил Дину. Она наблюдала за ними при входе в уборную, прячась за рядом стоящей ширмой. За ней же она скрылась полностью, когда Кирилл, недоумевая, пошел проверить, показалось ему или нет та, кого он увидел. На ходу он дожевывал кусок пиццы, но в горло он ему не лез, – во рту резко пересохло. Он заглянул за ширму, и увидел Дину. Она стояла к нему спиной, склонившись над раковиной. Похоже, ее тошнило.

–Дина? – вымолвил он.

Она никак не отреагировала. Им вдруг овладела неоправданная злость. Он подошел к ней, и положил руку на ее плече. Она словно пробудилась ото сна, и подняла голову. В отражении зеркала он увидел мертвецки белое лицо, черные глаза, и черный рот, – будто он был измазан смолой.

Кажется, она испугалась саму себя. Снова склонившись над раковиной, она включила воду, и, отплевываясь, стала смывать грязь со своего рта.

Когда Кирилл осторожно заглянул к ней через плечо, ее лицо снова было в порядке.

–Все в порядке? – спросил он.

–Не трогай меня! – огрызнулась она.

Затем нарвала себе бумажных полотенец и стала вытираться.

–Ты следила за?.. – Он хотел сказать «за мной», «следила за мной».

–Ты что не понял, мать твою? Отвали от меня!

Кирилл молчал. Он понимал, что это снова начиналось. Теперь он готов был признать ее осторожность. Ее одержимость никуда не пропала. Она всегда знала об этом. Только предпочитала молчать. Возможно, чтобы не нагонять панику. Он пока не понимал…

Но запутался он еще больше, когда она резко приблизилась к нему, и сказала:

–Вы оба заодно! Ты и твой любимый дружок! Я знаю об этом! Слышишь? Знаю об этом уже давно! О ваших общих планах! Мерзкие больные ублюдки! Чтоб вы оба сдохли!

Она оттолкнула его и вышла на улицу, уходя прочь.

–Это была Дина? – спросил Айдын, когда Кирилл вернулся за столик.

–Да… С ней что-то не так в последнее время… Если честно, беременность она переносит не совсем легко…

Айдын ничего на это не сказал. Наверное, не хотел лезть не в свое дело.

Или он просто знает, что на самом деле происходит? спрсил себя Кирилл.

Вы оба заодно Ты и твой любимый дружок

«Она бредила? Или говорила это осознанно?»

Он вернулся к трапезе, с подозрением поглядывая на друга.

Айдын уплетал уже третий кусок за обе щеки.

И в эту же ночь в своем сне Кирилл снова увидел Тима.

Тим стоял около стены, водил по ней своей ладонью, и смотрел на Кирилла. Потом он указал на Дину, которая лежала рядом с Кириллом. Кирилл протянул руку, чтобы отодвинуть одеяло, но тут отдернул ее. Существо, лежащее рядом с ним, повернулось само, и это была не Дина. То был демон, тот самый, что преследовал раньше Кирилла в его видениях и снах, и тот, который схватил Дину за руку в ту ночь, и не отпускал ее все то время, пока все не кончилось…

Демон рычал ему прямо в лицо, обдавая копотью; внутри него горело пламя…

Кирилл проснулся. Рядом с ним никого не оказалось. В постели был только он один.

По возвращении домой он не разговаривал с Диной, и постоянно находился при этом настороже. Ее поведение было обычным, ничем не примечательным. Она долго сидела с мобильником, потом поинтересовалась, не хочет ли он перекусить. Когда он ответил отказом, сказав, что сыт (он думал, она как-то отреагирует на эти слова, вспомнит о том, что произошло), но она только облизнулась, и добавила: «А вот я бы сейчас съела слона!».

–Питаюсь за двоих! – сказала она, уже направляюсь на кухню. – Главное, не располнеть!

Уже ближе к ночи, немного измотанная, она молча легла рядом с ним в постель, и быстро уснула.

Теперь он был один. В полной темноте.

Кирилл осмотрелся по сторонам. В комнате никого не было. Он уловил свое отражение сверху, в зеркале, и почему-то пристально уставился на него: старался понять, он ли это на самом деле, или нет. Сон или явь. Он спит, или уже бодрствует.

Чувство двойственного состояния разозлило его. Он злобно сдернул с себя одеяло, и поднялся с кровати. Медленно прошел до дверей, и вышел из комнаты.

По-прежнему та же самая ночная тишина и темнота. По всей квартире.

Хотя, нет. Кажется, в ванной горел свет.

–Дина? – позвал он.

Никакого ответа не последовало.

Он прошел через гостиную, вышел в коридор. Внутри него нарастала тревога.

–Дина!

Ему совсем не хотелось идти по темному и пустому коридору. Он вызывал в нем дикий животный страх.

Кирилл неслышно пошел в сторону ванны, – действительно, там горел свет, правда, за закрытой дверью. Дина должна была быть там. Только интуиция подсказывала Кириллу: здесь все что-то не так…

Кирилл подошел к двери, прислушался. Тишина.

Постучал.

–Дина, ты там?

Ему снова никто не ответил.

Он открыл дверь, и увидел пол, забрызганный кровью. Раковину и тумбу в бордовых размазанных подтеках. Засохшую черную слизь на зеркале.

Кириллу показалось, что от волнения, которое он испытал, его вот-вот вырвет.

Боже, пусть это будет просто сон Просто продолжением моего кошмара Этого не может быть наяву Не может

Неожиданное он услышал звуки, похожие на сдержанное рычание, клокотание где-то глубоко в горле. Словно просыпался сторожевой пес, для того, чтобы защитить свою территорию.

Кирилл повернулся, и увидел в самом конце коридора, в темном углу, около входной двери, два красных огонька. Это определенно были чьи-то глаза. Глаза какого-то чудовища. Которое просыпалось, и выползало из своего темного угла, недовольно порыкивая.

Когда Кирилл понял, что это вовсе не какая-нибудь большая собака, а что на самом деле то была Дина, он остолбенел. Шок парализовал его.

Он видел, как это нечто (что только перед самым сном было Диной, было его девушкой, которая весь вечер не проявляла никаких агрессий), передвигалось, словно огромное дикое животное, не отрывающее своего пристального взгляда от Кирилла. Эти красные глаза говорили о том, что Кирилл добыча. Как только он увидел их, то уже сам почувствовал себя добычей, априори зная, что на него открыта охота.

–Мать твою!.. – только и смог он сказать вслух, просто так, самому себе.

И в этот момент зверь зарычал в полный голос. От этого рыка у Кирилла все похолодело внутри. и его бросило в холодный пот. Зверь бросился в его сторону, как огромная обезьяна, передвигающаяся на своих четырех лапах.

За какие-то доли секунды Кирилл успел разглядеть черты своей девушки, которая превратилась в сгорбленного орангутанга в порванной и испачканной кровью ночной рубашке. У нее были животные глаза, страшно бледная кожа, ее лицо покрылось испариной, и грязные волосы болтались паклей, как у какой-нибудь уличной старухи.

В считанные секунды существо оказалось возле Кирилла, и бросилось на него, как все та же дикая обезьяна. В последний момент Кирилл все же смог совладать со своим страхом и ступором, и поэтому когда зверь уже хотел вцепиться ему в глотку своими огромными нечеловеческими зубами, у Кирилла получилось развернуться вместе с ним, и ударить его об стенку, скидывая с себя на пол.

Зверь снова взревел, и не стал отпускать Кирилла. Он кричал, и бил Кирилла, по бокам, кусал его ноги, царапал его лицо и тело своими острыми черными когтями.

Кирилл отбивался, как мог, но понимал, что тут он абсолютно бессилен. Нужно было отбиваться, и отступать.

Он и зверь уже оказались на кухне, поэтому в ход пошла вся утварь: Кирилл валил в его сторону стулья, кастрюли, какие-то банки и емкости, только чтобы хоть как-то совладать с ним, и не чувствовать на своем теле ни ударов, ни порезов, ни укусов.

Он оббежал вокруг барную стойку, и помчался по коридору к входной двери, чувствуя, как кровь заливает ему глаза, а паника овладевает им уже целиком и полностью. Потому что пока он бежал, он чувствовал на своем затылке это дикое животное дыхание, и понимал, что для этого существа он не больше, чем кусок мяса на костях, просто живой труп. И если он не сможет спастись сейчас, то другого шанса у него уже не будет.

Как и был, в одной пижаме, босой, он выскочил за входную дверь на площадку, и вдруг понял, что за ним уже никто давно не гонится.

Он замер, не мог понять, что происходит. Может быть, уже все кончилось? Одержимость сошла на нет, и не нужно выбегать в ночной мороз, окровавленным и не одетым.

Но любое временное раздумье могло погубить его еще больше.

Зверь выпрыгнул откуда-то из-под потолка, словно полз по нему, становясь невидимым для своей добычи.

Кириллу снова пришлось, отбиваться. Он споткнулся, и покатился по лестнице. Потом поднялся, и побежал по ступенькам настолько быстро, насколько мог.

Интуиция подсказывала ему, что зверь уже не гонится за ним. Но он продолжал перескакивать через ступеньки, преодолевая лестничные пролеты, покуда не выбежал из подъезда и не почувствовал обжигающий ночной холод…

-…Я остался на улице. Дверь в подъезд захлопнулась, а ключей, как ты понимаешь, у меня не было. Когда я начал замерзать, подъехал сосед. Очень заботливый человек. Он все спрашивал, что случилось, и чем он может помочь. Накинул на меня свой пуховик. Я попросил отвезти меня к другу, потому что домой я вернуться не мог. Мы сели в его тачку, и так я оказался у тебя.

Кирилл хотел допить остатки кофе, остывшего за время его рассказа, но передумал. Айдын молча смотрел на него, и по лицу невозможно было понять, о чем он думает.

Они сидели за кухонным столом, друг напротив друга. Наступало раннее утро. За окном все еще было темно.

–Если ты думаешь, что я спятил, – сказал Кирилл, – то можешь вызывать неотложку прямо сейчас. Я не буду сопротивляться.

Айдын оказался хорошим слушателем. Он не перебивал, не лез с неуместными шутками, а когда Кирилл вдруг замолкал или путался в воспоминаниях, то помогал обнаружить нужные слова и события.

Теперь ему предстояло подвести черту под всем услышанным. Огласить свое личное мнение.

«У него не дрогнул ни один мускул на лице, – думал Кирилл. – Ни в один из моментов моей вздорной исповеди… Будто, он уже все знал заранее… Или не все. Но многое».

–Хорошо, – сказал Айдын. – Мы сейчас поедем к вам домой, и я лично посмотрю, что да как.

–Мне бы этого не хотелось.

–Понимаю. Но я верю тебе. Всему, что ты мне рассказал. Поэтому и ты тоже должен поверить мне. Мы оба знаем – что-то происходит.

Кирилл смотрел куда-то мимо, в сторону, в пустой угол. Плед, накинутый на его плечи, сполз с него наполовину, и улегся на пол. Кофейная кружка покоилась в его руках. Он молчал, и выглядел отрешенным.

–Это время для верных поступков. Не для отчаяний. Возможно, ты ей нужен сейчас. Небходимо вернуться, и проверить, все ли с ней в порядке.

Ничего не отвечая, Кирилл просто закрыл глаза. Ему не хотелось возвращаться. Но он понимал, что Айдын был прав.

–Я дам тебе во что-нибудь одеться.

–Не надо, – сказал Кирилл. – Дай мне обувь и какую-нибудь куртку. Этого будет достаточно.

«Он действительно что-то знает. Не понимаю, как и почему, но это так…

В оба заодно Ты и твой любимый дружок

В чем был смысл этой претензии? Она на самом деле понимала, что хотела сказать? На что она намекала?

Тим вел к нему Будто в нем была скрыта тайна Что-то о чем он всегда не договаривал

Он что-то знает о том, что происходит. Знает, но почему-то молчит…»

Впервые за все время их общения Кирилл почувствовал в своем друге ту самую черту, о которой так часто твердила Дина. «Он двуличный, – говорила она. – Такое всегда всплывает наружу. Когда это случится, ты будешь вынужден признаться, что я всегда была права, а ты – слеп».

Кирилл не думал о том, что прозревает. Но он был сконфужен. Определенно, Дина все это время была права насчет Айдына…

Дина, в бессознательном состоянии, лежала на полу в кухне, ближе к окну, между двумя опрокинутыми на бока креслами. В глаза сразу бросались пенные потеки, которых, как отметил Кирилл, в этот раз было гораздо больше. Ее трусики и ночная рубашка были порваны, и поэтому совсем не прикрывали ее обнаженное тело. С виду она выглядела болезненным человеком, с которым случился серьезный приступ, но при этом за ним никто не ухаживал.

Такой они нашли ее среди общего хаоса перевернутых и разбитых вещей, местами испачканных стен и испорченной мебели.

Кирилл знал, что он увидит все это, когда они подходили к квартире, входная дверь которой не была заперта; изнутри доносился крик включенного телевизора – ночной музыкальный канал. Они зашли, и стали осматриваться. Айдын подошел к плоскому экрану, нащупал на панели кнопку, нажал. Громкость убавлялась, достигая предельного минимума. Потом он вышел в коридор и увидел изодранную когтями дверь в спальню. Он посмотрел на Кирилла, взгляд которого говорил только одно – как видишь, я тебе не лгал…

Айдын выражал стойкость. На его не было ни капли удивления, или какого-то отвращения. Он присел на корты перед Диной, желая проверить ее пульс. Но как только он прикоснулся к ней, она встрепенулась, резко хватая ртом воздух, и мыча неразборчивые слова.

–Тихо-тихо! – говорил Айдын. – Всё хорошо! Ты слышишь меня? Все будет хорошо!

Кирилл почувствовал, как у него сжалось горло.

Дина повторяла:

–Нет… Нет… Не трогай меня….

–У тебя что-нибудь болит? Тебе больно?

–Нет… Оставь меня… Не подходи…

–Надо помыть ее, – сказал Айдын, и приподнял Дину за подмышки, помогая ей оказаться в полусидящем положении. – Возьми на руки…

Кирилл стал поднимать ее, укладывая легкое девичье тело на своих руках. Айдын помогал ему. Они хотели уложить ее в ванну, но в той застыли черные шмотки слизи.

–Черт! – выругался Кирилл.

–Постой, – сказал Айдын. – Давай в кабину.

–Куда?.. – шептала Дина. – Зачем?.. Нет… Нет…

Кирилл успокаивал ее, прижимал к себе. Пока Айдын орудовал мыльной тряпкой, оттирая поддон и стены душ-кабины, Кирилл присел на пол, держа Дину в своих объятиях. Он гладил ее, и повторял слова ободрения. А она почему-то продолжала отнекиваться, и просила оставить ее.

А потом вдруг она назвала его по имени, громко и отчетливо.

–Да, милая, – на автомате сказала Кирилл. – Что такое? Это я. Я с тобой…

Она снова повторила его имя, также внятно и отчетливо.

–Я здесь, солнышко. Здесь, с тобой. Все хорошо.

Она повторилась снова, только теперь уже тише.

Кирилл вынужден был наклониться к ней, потому что ее голос становился еле слышим.

–Это он… – сказала Дина. – Это он, Кирилл… Не верь ему… Это его рук дело…

Ее глаза снова закрылись, – она снова отключилась. Сначала Кирилл запаниковал. Но он ощущал ее пульс и сердечный ритм.

Он посмотрел на Айдына.

Это он Не верь ему Это не я Это его рук дело

Так Дина могла сказать только про одного человека. Больше ни про кого другого.

Уже как будто заранее он понимал, что Айдын утратил квант доверия. В чем именно, определить все еще было сложно. Но, стоило быть начеку. Это было заметно, то, как Айдын старался не выдавать себя; но скрывать он этого толком уже не мог. В нем словно зажегся огонек, открылось новое дыхание. Ликование рождалось во всех его движениях.

Он повернулся к Кириллу и сказал:

–Я закончил. Неси ее сюда.

Кирилл поднял Дину на руки, и затем аккуратно уложил ее в кабине.

–Я справлюсь дальше… – сказал он.

–Да, конечно, – ответил Айдын. – Я выйду, постараюсь разобраться с бардаком…

Но он не уходил. Стоял рядом и, как завороженный, смотрел на Дину. В его взгляде читалась благоговейность.

–Мне нужно раздеть ее, – сказал Кирилл.

–Да… – Айдын словно пробудился ото сна. – Я понимаю.

Он бросил тряпку в раковину, вытер об себя мокрые руки и вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь.

Кирилл глянул на Дину.

«Что здесь происходит? – думал Кирилл. – Что же тут на самом деле происходит?»

Он достал лейку и открыл кран. Надо было отрегулировать температуру…

Часть 4

Эпизод 11

Мать И Супернова

Я точно помню, как они оба склонились надо мной. Как они смотрели на меня.

Потом Кирилл отвернулся, и передо мной осталось только лицо этого подонка, которое я теперь ненавижу еще пуще прежнего.

В тот момент мои глаза были закрыты, но в памяти остались отпечатки образов. Как если бы я смотрела на все со стороны, – на себя, и все, что было вокруг меня.

Он смотрел на меня с интересом. На мое больное тело, что лежало на полу. Он изучал меня, как подопытное животное.

Он знал, что со мной происходит.

Этот взгляд… Мне хотелось тогда выцарапать ему глаза, проткнуть их, чтобы больше не ощущать такого пристального внимания к своему обездвиженному телу.

Сейчас я вспоминаю, как в беспамятстве, в состоянии экстаза и огромной потребности разрушать все вокруг себя, я свалилась в бессилии на кухонный пол, дергаясь в конвульсиях, и находясь сознанием где-то на границе между бездонной вечностью и земной атмосферой, в пространстве, где все было пропитано танатосом. Молох, вечно живой, бродил вокруг да около, и было ясно, что он давно уже нашел дверь, – проход, – и теперь входит и выходит через нее в наш мир, как и когда ему захочется. Я старалась всеми усилиями воли не потерять разум, окончательно утратив самую себя. Я боролась, но мои силы иссякали. Тогда я нашла место, где смогла спрятаться, забиться, как загнанный зверек, и переждала ад, затягивающий меня в воронку ужаса. Я нашла его в своей доброй памяти, там, где рядом был Кирилл. Там, где были мы оба…

Помню, как он мыл меня, окатывая теплой водой, и пользуясь мылом, чтобы смыть с моего тела запекшуюся кровь и слизь. Вокруг был его голос. Он приходил сквозь сон. Преодолевал стену тумана.

Ты в порядке, милая Все хорошо Ты справляешься У тебя получается Сейчас я тебя оботру полотенцем и отнесу в кровать Потерпи еще немного Я знаю что тебе приходится нелегко но осталось совсем недолго

Я пережила с этим голосом долгие часы падения в бездну, в котором тебя тошнит, и мир вызывает такую тревогу и отвращение, что ты постоянно находишься в сомнении: а стоит ли продолжать?

Его голос убеждал меня: продолжай! Ты можешь!

Так я осталась в мире живых.

Уверена, что я бы могла превратиться в овощ. И кормить меня бы пришлось из трубочки. И поднимать меня, чтобы подмыть. И многое из того, что ни сойдется в сравнении с привычной жизнью человека.

Это был Кирилл. Это он помог мне остаться совладать с натиском бури. С потоком разрушительной силы, проходящей сквозь меня, и оставляющей в моем плоде бесконечные миллиарды частиц…

А потом я помню, как спала. Конечно, здесь в воспоминаниях остались только обрывки: как я ощутила голым телом свою любимую простынь, как на меня легло одеяло, большое и воздушное, как я вдруг проснулась, среди ночи, и Кирилл был рядом. Его голос снова звучал откуда-то сверху, и я поняла, что он снова был со мной; он лежал спиной на изголовье кровати, и долго смотрел на меня уставшим, но любящим взглядом. Он погладил меня по голове, по лицу, заботливо убрал с него мои длинные волосы.

–Все хорошо. Спи. Можно спать…

И я видела его, все также, со стороны, за своими закрытыми веками. Он был в темной комнате с зашторенными окнами, в постели с девушкой, которую охранял, как родитель своего ребенка. Его рука лежала на ее спящем теле, как оберег. Он смотрел куда-то перед собой, в пустоту. Но вся его суть была устремлена к ней, к ее защите.

Это то, что не выветривается из памяти и остается навсегда. Опыт любви, сокрушающий беспощадный мир.

Мне становится страшно от одной только мысли, где и в каком состоянии он сейчас находится. Клянусь, если бы он был в огромном и бесконечном ничто, и у меня был шанс оказаться там тоже, я последовала бы за ним. Только чтобы он услышал в пустоте мой голос, и знал, куда он может двигаться. Вдоль ритма моего сердцебиения. Сквозь тени наших душ.