Потом страсть снова накрывала их, и Дина заметила про себя, что никогда не догадывалась о своей гибкости, – не только в физическом плане. Она делала для Кирилла такое, от чего у нее все внутри переворачивалось верх дном. Она видела его ошалелые глаза. Они умоляли продолжать, не останавливаясь. Один из путей к сердцу мужчины…
В одну из ночей, когда сон окутывал обессиленных любовников, Кирилл проснулся от чужого взгляда. В комнатной темноте на него кто-то пристально смотрел. В тот момент Кирилл подумал: вот она и наступила, та самая минута; их обнаружили; шутки кончены; теперь начнутся настоящие проблемы.
Но паника не наступала. Было спокойно и тихо. Вокруг словно все замерло.
Парень, стоявший у стены, напоминал какого-то знакомого. Его лицо сложно было разглядеть. Но очертания…
Сердце Кирилла замерло.
Это был Тим. Выражение его лица было умиротворенным, и, казалось, он хотел о чем-то сказать. Но почему-то молчал.
Кирилл замер.
Тим показал руку, которую держал за спиной – сверкнуло лезвие ножа. Тим резко размахнулся, и пронзил ножом стену позади себя, так, будто нанес смертельный удар живому существу. Раздался нечеловеческий вопль, прокатившийся вокруг громом.
Кирилл дернулся, и проснулся. Его дыхание сбилось, и поэтому рот ловил воздух какими-то обрывками.
Огляделся по сторонам.
Дина спала рядом, очень крепко. Мало что могло разбудить ее сейчас.
В комнате, кроме них, больше никого не было…
Любовное безумие имело странное продолжение. После сладострастного марафона сексуальное наводнение повторилось. Но на этот раз с иным настроением.
В Кирилле беспрерывно просыпалась похоть. Мысли о сексе превратились в дешевую одежду, которую постоянно носишь где-нибудь на работе, или у себя дома.
Ему думалось, что он просто вошел во вкус; что ему мало. Все же, он молодой мужчина, и для него это нормально – иметь такое буйное желание. Но мыслей этих было такое изобилие, что сконцентрироваться на чем-то ином становилось с каждым днем все сложнее. Его преследовали образы, в которых сливающиеся в экстазе тела меняли позы, доводили себя до финальной точки, и начинали снова. Он всецело был этим поглощен.
Когда он был один, то смотрел порно, и удовлетворял себя.
Когда рядом находилась Дина, он вдруг становился робким. Она странно смотрела на него, будто знала о его настроениях и одиночных занятиях. Он не мог понять, о чем она думала.
В какой-то момент они просто накинулись друг на друга, прямо посреди кухни. Он развернул ее к себе спиной, она уперлась о столешницу. Он залез к ней в трусики, дотронулся там, и она вздрогнула. Прижался к ней, лаская шею. Освободил ее левую грудь от растянутой домашней футболки. Затем приспустил с ее бедер джинсы с нижним бельем, а ей не составило труда спустить с него спортивные штаны. Потом они снова стали единым целым, и двигались, как обезумевшие, издавая стоны, которым мог бы позавидовать зажатый актер.
Столешница тряслась и поскрипывала.
–Да… да… Вот так…
Когда все закончилось, они тяжело дышали, и долго не могли прийти в себя.
–Мне так безумно хотелось этого! – сказала Дина.
Кирилл удивился. У него складывалось совсем иное впечатление.
Позже они выяснили, что мысли о диком сексе преследовали их обоих. Что оба они при этом не совсем были уверены в адекватности своего постоянного желания.
Через пару часов они повторили снова. В этот раз Дина предпочла смотреть в окно, облокотившись об подоконник. Кирилла это заводило не на шутку…
Кирилл не относил себя к группе лиц, всячески движимых сексом. В какой-то момент он почувствовал себя усталым и опустошенным. Ему казалось, что теперь он имеет приблизительное представление о сексуальной зависимости. Мечты об оргазме и пути к нему заменили ему его обычные мысли и чувства. Уверенность в том, что дома почти в любой момент можно было по-быстрому перепихнуться, покрывала любой неожиданный стресс, возникающий в течение дня. Он говорил себе: сначала учеба, работа, а потом все остальное. Под остальным предполагались сексуальные утехи со своей девушкой. Находиться рядом с ней просто так он не мог. Как и она.
Дина была ненасытна. Безусловно, Кириллу это нравилось; и даже льстило. Но в нем всегда была вера в умеренность и сдержанность. Она никогда не покидала его и сейчас.
–Доктор Фрейд, пожалуй, был прав, что нашей движущей силой является либидо – сексуальная энергия, – говорила на лекции Нелли. – Многие считают, что таким образом психоанализ определил судьбу человека – мы все делаем ради секса, и не для чего более. Это точка зрения дилетанта. Точнее, человека, который к науке психологии имеет опосредованное отношение. Безусловно, мы движимы какой-то энергией, которую Фрейд, условно, но вполне логично, определил, как либидо. Но, вы должны согласиться, что наша энергия может быть направлена не только на то, чтобы кинуться с кем-нибудь в постель при любом удобном случае. Если мы правильно распределим ее, то в нас рождается способность творить, создавая гениальные вещи; работать в поте лица, и порой получать от этого даже истинное наслаждение; в конце концов, мы способны созидать…
Либидо – это не секс в чистом виде. Либидо – это энергия, происходящая из чувства сексуальности. Она растет из корней нашей базовой потребности. Вопрос только в том, как именно мы ей воспользуемся. Будем ли мы сотрясаться в вечном оргазме? Или расширим границы наших возможностей?
Однажды услышав подобное от лица, которое Кирилл счел для себя авторитетным, он уже никогда не смог относиться к сексу как к событию, от которого люди способны получать непомерное удовольствие. Это было либо удовлетворение потребности (что было весьма скучно). Либо проявление любви (что было вполне естественно). Когда секса становилось слишком много, очевидно, энергия растрачивалась не на шутку. Ни о какой любви или удовлетворенности здесь не могло быть и речи.
Было что-то еще. И это что-то постоянно толкало его иметь свою любимую, как надувную куклу. Против чего она даже никак не высказывалась. Ей это нравилось. Хотя, по ее уставшему виду, Кириллу виделось обратное.
Он был в неком недоумении. Но остановить это было невозможно, просто потому, что было не понятно, как именно это сделать. Да и чего тут скрывать? Чаще всего этого и не хотелось останавливать.
Кирилл предпочитал остановиться на мысли, что это новый этап в их отношениях. Пламя любви разгорелось с новой силой. И при том, невиданной. Чего же тут может быть нездорового? В любви двух людей не может быть ничего опасного. Тут и сам Бог велел любить друг друга…
***
В другой части его жизни, в которой он не сдавал экзамены и не проводил свое время с девушкой, происходило нечто необъяснимое. Единожды он постарался поговорить с ней об этом, но Дина проявила снисходительное равнодушие – так взрослый умиленно смотрит на ребенка, и за проявление наивности любит его еще сильнее. Поэтому Кирилл больше не затрагивал эту тему – ему не понравилось выглядеть простодушным глупцом.
При этом он объяснял себе, что Дина не прониклась его историей от части, потому, что он рассказывал ее, как страшную историю возле костра. Нужно было признать себе – в своих описаниях он невольно прибавил драматизма. Которого, на самом деле, было достаточно, когда он оставался один на один с самим с собой, и огромным административным зданием, где он работал охранником. К слову, странности происходили исключительно глубокой ночью, когда Кирилл уже находился на границе сна и бодрствования, и отделить реальность от иллюзий было не всегда просто, как это можно было бы сделать при свете дня.
Кирилл всегда выступал за рационализм. Но чем больше он думал об этом, стараясь объяснить хотя бы для самого себя то, что он слышал и видел, тем сильнее сгущались краски, а жить и работать в таком дискомфорте было не совсем приятно.
Ему нужны были наличные, и он не собирался покидать свое рабочее место из-за единичных случаев чего-то необъяснимого. Тем более, работа хорошо оплачивалась и была не самой сложной.
Чаще нужно было выходить в ночную смену. Дневную он не мог себе позволить из-за учебы.
Распорядок был весьма прост: Кирилл совершал обход, потом следил за камерами и придавался раздумьям. Когда становилось ясно, что ничего страшного не предвидеться, он принимался готовиться к семинарам. Под конец он засыпал, и проводил в легком полусне не более трех часов, полностью пробуждаясь ближе к пересменке.
В одну из подобных ночей, когда в его руках был интересный non-fiction, и в мире не существовало ничего, кроме занятных идей, где-то в здании вдруг раздались шаги. Точнее, это был быстрый перестук женских каблуков. Так, словно кто-то шел быстрым шагом, или почти бежал.
Сначала Кирилл подумал, что ослышался. Но звук никуда не пропал. Каблуки, не сбрасывая темпа, поднялись по ступенькам на следующий этаж.
Кирилл проверил камеры, но никого не увидел. Пораженный удивлением, подозрительностью и даже легкой злостью, он отправился на проверку по всему зданию. Но не встретил и не услышал ничего, что могло указать на чье-то нежелательное присутствие.
Он списал все на собственное воображение. Его чувство ответственности не позволяло ему нормально расслабиться на рабочем месте, он постоянно держал ухо в остро. Впервые, увлекшись чтением, он дал слабину, и тут же услышал шаги.
Видимо, это звук родил мой разум, подумал он.
Но посторонние шаги повторились и на следующую ночь тоже.
Кирилл озлобился на руководство, – наверняка, это была какая-то глупая проверка с их стороны. Он тщательно проверил все здание, убив на это немало времени и нервов. Не обнаружив ничего подозрительного, он уставший вернулся на КП, где он обычно проводил всю смену.
Некоторое время он сидел в недоумении. Потом отвлекся на социальные сети и на бесплатный просмотр сериала. Возвращаться к чтению желания не было – тишина теперь нервировала его.
Подошло время сна.
Как и обычно, он расположился на скамье, какие обычно бывают в залах ожидания, – несколько металлических кресел, сросшихся в один ряд. На сиденьях и спинках присутствовали мягкие элементы. Поэтому вместе с расстеленным на них пледом они могли подарить вполне комфортный сон.
Будка контрольного пункта находилась прямо напротив скамьи. Поэтому Кирилл всегда мог быстренько вернуться на свое рабочее место.
Где-то на границе сна и реальности ему послышался продолжительный грохот. Он моментально понял, что это был за звук. Так хлопали устаревшие деревянные скамейки, рядами стоящие в актовом зале. Точнее, это были сиденья, которые можно было поднять и опустить.
Актовый зал использовался редко, и поэтому все там было устаревшим. Ремонт там длился уже долгое время. Обычно, двери туда на ночь закрывались на ключ. Что Кирилл и увидел, когда подбежал к камерам, преодолевая сонную пелену перед глазами.
Он достал ключи, фонарь, и, только собирался покинуть пост, как вдруг понял, что не хочет никуда уходить. Здесь он чувствовал себя в безопасности.
Разве там опасно? – спросил он себя.
Кирилл вышел в коридор. Было тихо.
Он прислушался. Грохот снова повторился. Одно сиденье, два, или три. Потом, кажется, все вместе, по несколько рядов сразу. Они опускались и поднимались снова, скрипя словно каждое на свой лад.
Кирилл сорвался с места и решительно помчался в сторону актового зала. Грохот оттуда доносился такой, что, казалось, его в ночной тишине было слышно по всему кварталу.
Он всунул ключ в замочную скважину, повернул. Дверь открылась.
Все стихло. Снова.
Страх и волнение брали верх. Сердце ухало, как после длительного забега. Но Кирилл этого не замечал. Злость, что была в нем, перекрывала собой все остальные эмоции.
Он включил фонарь, и луч света проник в темное пространство. Он выхватывал только отдельные части: проход между рядами, ступени, сиденья, сцену.
–Кто здесь? – спросил Кирилл.
Он чертовски боялся, что вот сейчас, в этой кромешной тьме, вдруг объявится чье-нибудь лицо, и оно окажется ужасным, или фигура, искалеченная, покошенная, похожая на мертвеца.
Но этого не происходило.
Послав все к черту, он прошелся вдоль рядов, поднялся на сцену, осмотрел строительные леса. Никого тут не было.
Он покинул зал, заперев за собой дверь. Его потряхивало.
У него было только одно намерение: он хотел еще немного вздремнуть. Как ни странно, сон все еще не желал отступать. Он готов был спать еще очень долгое время. Хоть это и было невозможно.
По пути его настиг еще один неожиданный звук: в туалете из крана бежала вода.
Он остановился. Теперь приближаться к дверям было намного боязней.
Он решил сначала включить свет, а уж только потом открывать дверь. Он нажал на выключатель, и затем повернул дверную ручку и медленно распахнул бесшумную дверь, отходя от нее немного в сторону. Он аккуратно заглянул в комнату, в которой никого не было. Вода продолжала бежать из-под крана.
Он зашел в комнату, подошел к умывальнику и завернул кран. Огляделся по сторонам, вышел, закрыл за собой дверь, и только собирался снова вернуться на свой пост, чтобы еще немного вздремнуть, как вдруг услышал поворот крана, сопровождаемый легким скрипом.
Вода снова потекла в раковину.
Внутри Кирилла все замерло. Он почувствовал, как все его тело покрыла испарина. Он медленно повернулся, с ужасом смотря в сторону туалетной комнаты.
Там кто-то есть? Пронеслось в его голове. Там никого не было. Я видел это своими глазами!
Набравшись все той же решимости (только теперь уже в меньшей степени), он вернулся в туалет, – включил свет и открыл дверь. Вошел, снова закрыл кран, причем как можно туже, и быстро вышел обратно. Вслушиваясь в тишину, он двинулся на пост.
Там он снова улегся на скамью, но уснуть оказалось не так просто.
Он стал всматриваться в темноту, и ему казалось, что сейчас из нее кто-то появиться. Он даже был в этом уверен. Уверенность придавала ему смелости.
Там кто-то был… Там действительно кто-то был…
Контуры постепенно расплылись, и он снова провалился в сон. Ему снились стук каблуков об пол, шум из актового зала, и бегущая вода из-под крана.
Но какой-то частью себя он понимал, что если он снова проснется, то от этого ничего не изменится. Поэтому он продолжал прибывать в своем беспокойном сновидении, пока не сработал будильник, и умиротворяющее утро не стало его защитником от того странного и необъяснимого, что происходило ночью…
Та его смена выпала на конец декабря. Как раз на следующий день должно было состояться празднование грядущего праздника. В студенческой компании. В той самой квартире, где «прятались» (теперь уже просто жили спокойно) Дина с Кириллом. Последний не был в восторге от идеи собрать огромную толпу людей, жаждущих грандиозного веселья.
–Мне сейчас совсем не до этого, – говорил он. – Но если Айдын не против, то, по большому счету, мне без разницы.
Айдын не сопротивлялся.
Кириллу оставалось только пожать плечами, и согласиться.
Дина с несколькими одногруппницами весь день проводили на кухне, гремели посудой, хихикали и были поглощены своим женским счастьем.
В то время как Кирилл старался выспаться после своей изнурительной ночной смены.
Чувствовал он себя не совсем хорошо. В нем как будто что-то изменилось, но было неясно, как обрисовать контуры таких внутренних перемен. У него ныла душа, ему было паршиво, и хотелось вывернуться наизнанку.
Он был уверен, что если выспаться, то это душевное состояние пройдет. Но сон постоянно уходил, как только раздавался девичий гогот, который тут же стихал, – видимо, Дина напоминала, что в дальней комнате спит ее парень, и что нужно его уважить. Но уважение не продолжалось слишком долго.
Все же ему удалось под вечер провалиться в глубокий сон, и на некоторое время забыть обо всем. Очнулся он от громких разговоров гостей, доносившихся из-за закрытой двери, и от музыки, играющей фоном.
Кирилл узнал время – минуты приближались к двадцать первому часу – увидел себя усталого в зеркальном отражении над кроватью, и уловил в себе знакомое чувство, преследовавшее его еще до поступления в университет и до знакомства с Диной. Некая смесь из внутренней усталости и одиночества. Опустошенности. Меланхолии.
Когда он лениво поднимался с кровати, какая-то его часть была уверена, что сегодня он отдастся в плен зеленому змию. По полной катушке. Тем более обстановка располагала…
Кирилл отогнал эти мысли. Для начала он хотел попасть в душ, и взбодриться.
Он вышел из комнаты, и его встретили приветственные возгласы.
–Трудяга!
–Настоящий представитель большевистского класса!
–Спать так долго и так крепко после работы может только трудоголик с чистой совестью!
Кирилл поздоровался со своими сокурсниками, добавил в ответ парочку своих остроумий и направился в ванную комнату.
Вода помогла ему взбодриться не более, чем на полчаса. Может, и дольше. Но он этого не заметил. После первой пары рюмок, выпитых залпом в компании развеселых студентов, он снова оказался в плену своих застаревших, но вновь оживших, чувств.
Ему не хотелось не с кем общаться, не хотелось заводить новых знакомств (на вечеринку пришли люди, не имеющие никакого отношения к факультету), и он понимал, что со стороны может выглядеть грустным принцем, парнем-аристократом, вызывающим отвращение. Но он знал о себе, что он самый обычный молодой человек, каким-то образом снова оказавшийся в плену деструктивных эмоций, с которыми трудно было вести внутреннюю борьбу. Заниматься поиском причин всего этого для настоящего времени было неудобно. Поэтому он просто не сопротивлялся, и пил. Потому что ему хотелось. Потому что он не мог себя остановить. Потому что в опьянении вновь отыскалась какая-то скрытая прелесть.
Добив пятую порцию своего напитка, Кирилл нашел Дину в общей толпе, обнял ее сзади, и уложил свой подбородок на ее плечо. Он закрыл глаза, и подумал, что вот сейчас, в эту секунду сможет ощутить немного умиротворения.
Но Дина была увлечена женской беседой с какой-то из своих знакомых, и только сказала Кириллу:
–Мы разговариваем.
–Я же не мешаю. – Кирилл не собирался от нее отлепляться.
–Ну!..
Дина сделала убедительно круглые глаза, и всем видом дала знать: «не сейчас!».
Она не могла подозревать, какого дракона разбудила. Кирилл отошел от нее, считая себя оскорбленным, и ущимленным в плане собственного достоинства.
Опьянелый разум начинал свое бурное странствие.
–Давно не видел тебя таким пьяненьким, – сказал Айдын.
–Хочешь, я больше не буду? – буркнул ему в ответ Кирилл, демонстративно отодвигая от себя пустой пластиковый стакан.
–Какой-то ты невеселый сегодня.
Кирилл промолчал.
–Давай прогуляемся в супермаркет. – Айдын похлопал друга по спине. – У нас кончается спиртное… Собирайся. Подышим свежим воздухом.
Кирилл смиренно повиновался.
На улице было красиво и тепло. Ранний вечер с пушистыми снежинками, падающими с неба крупными хлопьями.
Наступали сумерки, и в воздухе был синий свет.
Люди стекались к огромному mall’у, в котором был супермаркет.
Парни шли молча, существуя отдельно друг от друга – словно и не знакомы вовсе.
Кириллу казалось, что внутри него все готово в любой момент воспламениться от непонятной злости. Слух его обострился, сердце стучало не совсем спокойно, осязание притупилось, и временами его пошатывало.
У него было чувство, будто он в скафандре из собственных противоречий, терзавших его. Чувства эти сменялись одни другими, превращаясь в слоенный торт: окружающая красота\внутренняя грусть, ощущение праздничного тепла\абсолютная опустошенность, любовь\ненависть, – и так далее, безостановочно.
В супермаркете было оживленно. Тому сопутствовал праздничный настрой. Витрины постоянно пополнялись суетливыми продавцами. Покупательский взгляд скользил от одной полки к другой. Было много людей, но на кассах еще не успели собраться очереди.
Кирилл с Айдыном прошли турникет и направились в секцию с напитками. После улицы Кирилл сразу почувствовал себя расслабленным и разгоряченным. Его внутренняя сумбурность прервалась. Но от этого не стало легче. Его окружала легкая дымка, а свет от электрических ламп казался слишком ярким.
Они остановились возле огромной витрины со спиртным.
–Что возьмем? – спросил Айдын.
–Не знаю, – ответил Кирилл, и отвернулся в другую сторону.
В толпе лиц его внимание привлекло одно знакомое.
–Брось! – сказал Айдын. – Это вам пить. Не мне. Так что, давай, выбирай.
–У нас даже нет документов.
–У меня есть.
–Поддельное удостоверение?
–Мне уже двадцать два, братан.
Кирилл изобразил удивление.
–Мне всегда казалось, что ты моложе.
–Ты ошибся. – Айдын взял в руки пузатую бутылку. – Хорошо, я выберу сам…
Кирилл снова обернулся, и снова увидел то же самое лицо. До боли знакомое.
«Мне это кажется», – только и смог подумать он.
Потому что молодой человек, которого он увидел, не мог находиться здесь ни при каких обстоятельствах. Ни здесь, ни где бы то еще. Душа этого человека покинула этот мир, и ушла в небытие.
Но Кирилл готов был поклясться, что видел именно его! Он видел Тима!
Тим бросил на него быстрый взгляд, развернулся, и скрылся за витринами, в другой секции.
«Это всего лишь незнакомец, похожий на него, – говорил себе Кирилл. – Какой-то незнакомец, вот и все».
Но вслух он сказал (скорее самому себе):
–Мне кажется, я увидел…
И в следующую секунду он двинулся за знакомой фигурой.
С этой секунды Кирилл погрузился в полную тишину. Он никого не видел вокруг себя. Он слышал только, как стучало его сердце, все быстрее и быстрее; и он слышал свое дыхание, размеренное, сохраняющее спокойствие.
Тим остановился, и Кирилл вместе с ним, не в силах двинуться с места (в это невозможно было поверить! Это действительно был он! Это был Тим!). Исподлобья Тим глянул на Кирилла, так, будто не хотел быть замеченным. Потом он посмотрел куда-то в сторону, – в его глазах было что-то недоброе. Кирилл последовал этому взгляду, и внутри него все замерло. Он увидел тех самых парней, которые застали его врасплох, одного, на съемной квартире; тех, что прервали его сон, и нагло стали расспрашивать его о Дине.
Они смотрели на Кирилла, как шпионы. Они следили за ним. Но оказались замеченными. В них не было и тени паники, – они просто отвернулись, и ушли в другую сторону, лавируя между людьми.
Кирилл снова сместил внимание на Тима. Тот шел дальше, удаляясь в противоположном направлении.
Куда и за кем идти Кириллу было непонятно. Пару секунд он стоял, как вкопанный. Но потом он выбрал Тима. Он двинулся за ним, проталкиваясь через людей и сдвигая с пути набитые продуктами корзины. В какой-то момент, оказавшись в секции с бытовой химией, где было много свободнее, он перешел с шага на легкий бег. Пара охранников обратило на него внимание, проводив его невозмутимыми взглядами.
Тим растворялся в толпе, сливался с ней, его силуэт с трудом вычленялся среди остальных. На мгновение Кирилл засомневался в том, кого видел, но ему казалось, что сейчас он сделает еще пару широких шагов, протиснувшись среди людей, которые постоянно появлялись на его пути, как препятствия, и вот уже коснется Тиминого плеча, развернет его к себе лицом, посмотрит в его живые и знакомые глаза, и убедиться в его витальности, и сможет показать его Дине, и Айдыну, и всем остальным, как живое доказательство того, что произошла страшная ошибка – на самом деле Тим жив, с ним ничего не приключилось, и поэтому все страхи и переживания должны рассыпаться прахом и развеется по ветру, став еще одним вздорным недоразумением.
Все это должно случиться здесь и сейчас. Поэтому Кирилл настигает свою цель (к этому моменту его сердце уже стучит оглушительно быстро, дыхание такое, словно он преодолел спортивную дистанцию за короткое время), хватает Тима за плечо, разворачивает его к себе, и видит перед собой страшно обезображенное лицо, – вместо глаза белки, перекошенный рот и вывалившийся язык.
Кирилл стал задыхаться. По его горлу кто-то полоснул лезвием. Он положил руки себе на шею, и потом посмотрел на них, – они все были в крови.
Каким-то странным образом ему хотелось расплакаться…
Перед ним стоял Айдын. Он пытливо смотрел на Кирилла, стараясь понять, что происходит.
Это был не Тим. Кирилл гнался за Айдыном.
Кирилл недоумевал: как один человек за считанные секунды мог превратиться в другого. Как можно было спутать двух совершенно не похожих друг на друга людей.
Он готов был поклясться, что опустил свою ладонь на плечо одного человека, а повернулся к нему уже совершенно другой.
–Что случилось? – спросил Айдын. – Вытри слезы.
–Он только что был здесь! – Кирилл схватился за голову и посмотрел по сторонам. – Я видел его!
–Кого?
Туман перед глазами развеялся. Стали слышен посторонний шум. Кирилл возвращался в реальность. Он посмотрел на свои ладони, провел ими по шее. Никаких ран. Ни капли крови.
–Ты бледный, – сказал Айдын. – Может, выйдешь на улицу? Подышишь воздухом. Я постою в очереди.
–Да… – Кирилл посмотрел по сторонам. На него смотрели люди. – Да, ты прав. Мне это нужно…
Он стоял неподалеку от входа в супермаркет, и покуривал сигарету, попросив ее у кого-то из прохожих. Было очень шумно. Но внутри – в его сознании, в его душе – тихо, пусто, и безмятежно.
Ему было боязно. Он вспомнил, как ему чудились дурные вещи, когда он напивался еще до знакомства с Диной. Такого не должно было больше повториться. Но оно произошло. Только что.
Айдын вышел из супермаркета с большим пакетом.
–Как ты? – спросил он.
–Все нормально. – Кирилл выбросил окурок, залез в карман джинс, достал наличные и отдал их Айдыну. – Ты не обязан оплачивать чужую выпивку.
–Забей!
–Слишком много благородства.
–Сумма все равно была больше. Твоего нала не хватает.
Кирилл посмотрел на друга и не сдержал улыбки.
Гостей прибавилось. Стало больше незнакомых лиц.
Кирилл снимал с себя пуховик, наблюдая за милой беседой Дины и какого-то парня. Они смотрели друг другу в глаза, улыбались, и было похоже на то, что этой парочке больше никто не был нужен.
Никогда до этого Кириллу не приходилось испытывать такого мощного притока ревности. Если когда-нибудь (крайне редко) он видел, как вокруг его девушки увивается какой-то незнакомец, а Дина при этом не проявляла равнодушия, а, напротив, шла на контакт, – он знал заранее, что так она ведет себя из чистого уважения к собеседнику. В таком случае он сразу показывал свое присутствие, свои «владения» (его девушка принадлежала только ему, и никому более), и, смотря по ситуации, налаживал диалог с незнакомцем.
Возможно, сейчас у него просто не было сил. Возможно, Дина хохотала от шуток чужого парня слишком громко и держалась более открыто, чем обычно. В любом случае, Кирилл решил не вмешиваться, а наблюдать. Он налил себе очередную порцию, и сел поодаль, смотря на все со стороны.
Когда Дина отлучилась в туалет, он пошел за ней. Он остановил ее и задал свой вопрос:
–Ты флиртуешь с ним?
–Флиртую? – Она явно не понимала, о чем шла речь. – С кем?
–Не делай такой вид. Я видел, как он постоянно возвращался к тебе, и вы шушукались, как влюбленная парочка.
Дина обомлела, а потом уверенно сказала:
–Я ни с кем не флиртовала, – и отвернулась в другую сторону.
–Ты теперь постоянно будешь сторониться меня на людях? – Кирилл придвинулся к ней вплотную. – Или тебя теперь просто интересуют другие?
–Кирилл, что происходит?
–Как раз это я и хотел у тебя узнать.
–Я вообще ничего не понимаю!..
Он перебил ее:
–Мы находимся под одной крышей, в одной комнате, и ты ни разу не подошла ко мне!..
–К чему ты клонишь?
–…Даже в сторону мою не смотрела!
–Невероятно!
–Только и делала, что улыбалась кому-то, кого впервые в жизни увидела!
–Я не знаю, о чем ты говоришь. Ты пьян. Я не узнаю тебя.
–Как легко ты все списала на опьянение!
–Не знаю, какая муха тебя укусила. Мне сказать нечего. Оправдываться за то, чего я не делала, я не собираюсь.
–Как скажешь!
Он отошел от нее с тем оскорбленным видом, в котором было слишком много гордости и ярости, скрытых за спокойным тоном, обещавшим только одно: на этом дискуссия не окончена – это была всего лишь прелюдия.
К Дине подошла подруга и обеспокоенно спросила, все ли в порядке.
–Не знаю! – Дина пожала плечами. – Конфликт на ровном месте!
Она услышала, как что-то разбилось, и посмотрела в ту сторону, откуда шел шум. Там был Кирилл, которого старались унять окружившие его парни. Он отталкивал их, закрывал лицо ладонями, громко протестовал и возмущался.
–Вот они, спектакли с боем посуды, – сказала Дина. – Это так по-мужски…
Потом Кирилл снова уснул. Ему снился Тим, который, словно выворачиваясь наизнанку, превращался в Айдына. Ему снилась музыка, и под нее он бежал, и хотел взлететь, но падал. Он поднимался, но затем не мог пошевелиться. Стоял истуканом, и огромная тень, возникающая позади него, поглощала его в себя, делала его своей частью. Он оказался в плену, один, в кромешной тьме. И здесь что-то было. Нечто живое. Нечеловеческое. Оно стремилось проникнуть в него. Желало питаться его силой. Хотело использовать его тело, как сосуд.
В своем сне Кирилл сопротивлялся этой силе…
Когда они снова остались наедине, наступило молчание. Они не разговаривали, не смотрели друг на друга, и не строили планов на новогоднюю ночь.
В последний момент Дина сказала:
–Думаю, лучше провести праздник со своими семьями. Я скучаю по своим родителям, и с удовольствием встречу Новый год с ними. Если ты не против.
Слышать это было больно. Он хотел сказать, что хочет всегда быть только с ней, вне зависимости от праздников или каких-то других важных дней. Но он вынужден был согласиться, ответив коротко:
–Без проблем.
А затем тактично добавил:
–Мои тоже заскучали без меня. Они будут рады, если я приеду к ним…
Дома его встретил гвалт родных и близких. В семье Кирилла родственные связи были на удивление сильны. Этот факт обычно ускользал в будничной суматохе, и возникал, в основном, когда отступала леность перед большим семейным праздником.
Кирилла встречали дяди и тети, пара ребятишек, которым он уже приходился дядей, мать, любовно его обнимающая, и отец, с крепким рукопожатием и таким же объятием.
Во всем этом Кирилл находил некоторую церемониальность, или даже театральную наигранность, – в обычные дни все вели себя более сдержанно.
Но, с другой стороны, ему импонировали подобные элементы семейственности. Лично для себя и своей семьи в будущем он желал того же самого.
Илья – старший брат Кирилла – обычно выделялся отдельным звеном во всем размашистом семейном древе. Он был себе на уме, холоден, и считал себя индивидуалистом, хотя таковым не являлся. Все это в нем одновременно притягивало и отталкивало. Кирилл не был исключением.
Внятный диалог у них был редкостью. Он случался, когда его меньше всего ожидаешь. Уникальность рождалась из воздуха, и становилась запоминающейся эпизодичностью.