–Конечно, я целиком разделяю твое чувство долга перед другом. Но сейчас мы все должны четко понимать, что это не детские игры; и не кино; и мы не на сцене в театре. Это серьезное дело. Дело о жестоком убийстве, позволь заметить. И те люди, что посмели проделать подобное с невинным подростком, по всей видимости, больны на голову.
Нелли вскользь переглянулась с Айдыном, словно ища у него поддержки.
–Я очень сочувствую тебе, Дина! – говорила она. – Ты не представляешь, как я рада тому, с какой стойкостью ты переносишь все, что сейчас происходит! Хотя, я до сих пор не понимаю, зачем нужно было показывать бедной девушке весь этот ужас!
–Сказать такое вслух… – Айдын покачал головой. – Нет. Это прозвучало бы как вздорная шутка, или еще что-то в этом роде. Тогда мне показалось верным показать все воочию.
–Что было весьма опрометчиво! – Нелли сделала ему выговор. – Не все обладают психической устойчивостью, подобной твоей! Странно, что ты этого еще не заметил!
–Мне не хочется, чтобы мы сейчас кого-то осуждали, – сказала Дина. – Особенно среди нас, – людей, которые ежедневно окружали Тима… Айдын тоже был под впечатлением. – Она посмотрела в его сторону. – По крайней мере, мне так кажется. Под давлением обстоятельств я могла бы поступить еще глупее!
–Дай-ка угадаю, как именно! Наверное, разработать план мести!
Нелли попала в яблочко. Действительно, стремление к отмщению появилось сразу, как только Дина очнулась, и вспомнила о том, что скрывалось за створками комода.
Ей хотелось взять в руку кирпич с острыми углами, и применить его далеко не по назначению, – как следует, несколько раз пройтись им по лицу того ненормального ублюдка, который стоял за смертью Тима. Так, чтобы этого лица больше не осталось; чтобы на его месте было кровавое месиво.
–Мне трудно успокоиться, – сказала Дина. – Неужели мы ничего не предпримем?
Ей ответил Айдын:
–Видишь ли, за последние пару часов прибавилось пусть и не много, но крайне важной информации. Мы имеем дело не просто с какими-то отморозками, психопатами или еще с кем-то в этом роде. За всем этим стоит серьезно настроенная группировка.
–Что-то вроде секты, – без энтузиазма прибавила Нелли. – Вера в потусторонние силы, оргии, и ритуальные убийства, конечно.
–Причем во всем этом принимают участие люди, обладающие определенным статусом в обществе, – продолжал Айдын. – Я совершил большую глупость, отвезя тебя к той пещере. Определенно, мне не нужно было этого делать. К сожалению, я осознал это слишком поздно. Иными словами, нам придется защищаться.
Тебе угрожала носильная расправ, если ты помнишь. Теперь тебе стоит быть в десятки раз осмотрительней в своих действия и поступках.
Если они узнают о том, что ты видела… Тогда произойдет то, чего мы уже никак не сможем себе простить.
Из сказанных мною слов я принял очевидное решение: я сделаю все возможное, чтобы ты была в безопасности, и чтобы с тобой больше не случилось ничего дурного.
Дина внимательно выслушала его, и решила кое-что прояснить. Она задала уточняющий вопрос:
–Люди с определенным статусом. Что ты хочешь сказать?
–Мы пока не знаем точно, кто они. Возможно, речь идет о крупных политиках, защищенных неприкосновенностью. Возможно, это кто-то из серьезных бизнесменов. Короче, кого-то из них, деньги или власть (может быть и то, и другое) свели с ума. Эти люди ушли в иную веру. В ту, где в жертву богам приносят людей.
–Отвратительно! – Дина сморщила лицо. – Это поведал ваш грубиянистый старик?
–Конечно, Гектор не всегда проявляет корректность в общении с малознакомыми людьми, – сказала Нелли. – Но что касается нужной информации – тут ему нет равных. Мы обратились к нему сразу, как только появилась возможность.
–Почему же моя персона не пришлась ему по нраву? – спросила Дина. – Умный человек, как я понимаю.
–Видишь ли… – Нелли несколько сконфузилась. – Ты показалась ему…
Договорить ей помог Айдын:
–…Глупенькой девочкой. Той, которая способна всего лишь на замужество, деторождение, и глупости, вроде той, чтобы влезть в какую-нибудь историю с обезглавленным телом. – Он виновато пожал плечами. – Прости. Я всего лишь повторяю его слова.
Дина не оскорбилась. Только лишь заметила, с каким восхищением Нелли смотрела на своего воспитанника. Со стороны это выглядело несколько странно – от чужих переглядываний у Дины оставалось ощущение недосказанности. Словно от нее что-то скрывали. Поэтому ей захотелось поскорее прекратить этот спектакль (наверняка, ее в любом случае будут оберегать от правды; обычное дело).
–Нелли Артуровна, что же мне делать? – спросила Дина.
Нелли перестала смотреть на Айдына, как на первоклассного актера на театральной сцене, и обратила внимание на Дину.
Дина, в свою очередь, тактично сделала вид, что ничего не заметила.
–От тебя ничего не требуется, – ответила Нелли, – кроме как быть сдержанной. И никому не говорить о том, что ты видела. В особенности Кириллу. Конечно, тебе придется бороться с собой. Но мы ведь не хотим никого втягивать в эту историю, верно?
–Ни в коем случае! – Дина полностью разделяла такую позицию.
–Вот и славно! – Нелли подняла с пола свою сумочку и положила ее себе на колени. – Если тебе будет необходимо выговориться, я и Айдын, мы оба, всегда в твоем распоряжении. Мы должны стать немыми союзниками на некоторое время. Теперь главное не привлекать к себе особого внимания. Твоя задача непроста – жить дальше, как ни в чем не бывало. Словно ты ничего не видела и ничего не знаешь.
Она открыла сумку, достала из нее тюбик с таблетками и протянула его Дине, сказав:
–Это успокоительное. Пожалуйста, возьми его.
–Думаю, в этом нет необходимости. – Дина не разделяла страсть к фармацевтическому эффекту подобного толка.
–Ты молода, и еще не можешь знать до конца реакций своего тела или разума. Дело в том, что смерть близких людей вызывает в нас не только эмоциональные перепады.
Наверное, ты пока не знаешь, о чем я сейчас пытаюсь сказать тебе. Но в определенный момент ты сможешь это понять. И, если такой момент наступит, мне хочется, чтобы у тебя было, чем сбить подобное состояние.
Решив прислушаться к совету старшего, Дина молча взяла тюбик, и покрутила его в руках – никакой наклейки или маркировки. Только прозрачный пластик с небольшими таблетками в желтой оболочке.
–Теперь я приготовлю тебе чай, да покрепче. – Нелли поднялась с кресла.
–Не стоит. – Дина остановила ее. – Думаю, мне лучше вернуться домой.
Нелли посмотрела на нее, как на умалишенную, но задала свой вопрос с выдержанным спокойствием:
–Ты уверена в этом?
–Абсолютно!
–Айдын, не отпускай ее от себя ни на шаг!
–Без проблем! – сказал Айдын.
Похоже, он всегда был готов к бесконечным поручениям своего наставника.
Нелли обратила внимание на кучу фотографий, сложенных на столе, и сразу спросила у Дины:
–Дорогая, ты здесь что-нибудь трогала?
–Я смотрела фотографии, – ответила Дина. – Извиняюсь, если…
–Нет, все в порядке.
Через десяток минут Дина снова сидела в машине рядом с Айдыном.
–Мне не хотелось оставаться у нее, – говорила Дина. – Было не совсем уютно… Тебе не кажется, что было лишним втягивать ее во все это?
–Почему?
–Нелли уже пожилой человек. Зачем будоражить старость? Это не безопасно.
–Она не такая, как другие люди ее возраста. Уж это должно быть заметно. Разве нет?
Дина выдержала недолгую паузу и задала вопрос:
–Откуда вы знакомы? Извини, конечно, но ты никогда не говоришь об этом. Значит, и интересоваться не стоит. Но сегодня мы слишком сблизились, как мне показалось. Поэтому я решила поинтересоваться.
По всему его виду было ясно, что он встретил такой интерес далеко не с раскрытыми объятьями.
Он смотрел перед собой, на дорогу, и его взгляд не говорил ничего хорошего.
–Однажды я помог ей разобраться в одном непростом деле. С тех пор она считает, что должна опекать меня. Наверное, это такая форма благодарности с ее стороны. Я не против этого. Нелли умный человек, и мне есть, чему от нее поучиться.
Как и всегда, Айдын сохранял честность. Он высказал лишь малую долю той правды, что таилась за его спиной. Но, как ни крути, это была правда; и Дина это почувствовала.
Они направлялись к нему домой. Она должна была остаться у него до полудня – это выглядело безопасным.
Было раннее ноябрьское утро. Было холодно и тихо.
Дину снова начало клонить в сон; и где-то на границе между реальностью и забвением она почувствовала надломанную грань своей повседневности: теперь уже ничего не будет, как прежде. Учеба перестала казаться чем-то неотъемлемым, мысли о замужестве, которые обычно занимают всякую порядочную девушку, отошли на далекий план, и, вообще, весь быт выглядел не более, чем простой котовасией, абсолютно обесцененной.
События последнего дня заставили ее отделиться от обычной себя, и стать кем-то другим. По сути, тем, кто всегда был в ней, но таился где-то за темным поворотом, выглядывал, прощупывал почву, выбирал нужный момент для момента, когда можно будет выйти на свет.
То была черта личности с двойным дном. Она не требовала ничего, кроме желания докопаться до истины, и затем громко вострубить в рог, провозглашая справедливость и победу света над тьмой.
Но как только Дина нащупала в себе это необычное качество, это неожиданное стремление, она ощутила, как множится степень ее недоверия; к людям, которые ее окружали, к миру, что был вокруг нее; ко всему.
Она представила себе грядущий день, и поняла, что уже не сможет так беззаботно пройтись по улице или по коридору университетского корпуса, как это было раньше.
В ней стремительно возрастала непреодолимая подозрительность.
Вокруг нее легла кипа вопросов, и невольно приходилось мириться с тем неведением, которое за ними стояло.
Кто был тот старик? Гость в апартаментах Нелли.
Как Айдыну удалось обнаружить след Тима? Как он нашел тот дом в лесу? И, все-таки, каким образом такие разные люди, как старший преподаватель кафедры гуманитарных наук, и молодой человек, промышляющий какими-то темными делишками, вдруг стали чуть ли не закадычными друзьями?
Дина вспоминала то, как они переглядывались, и, несомненно, понимали друг друга без слов. Между ними пропасть в десятки лет. Что на самом деле их может объединять?
Неделей раньше она закрыла бы на все это глаза, плюнула и растерла; какое ей до всего этого дело?
Но теперь произошло нечто, что до сих пор трудно укладывалось в голове. Событие, давшее толчок к тому, чтобы начать перепроверять факты перед тем, как им предстояло стать фактами.
Дина вдруг поняла, что многое из того, что она видит, имеет не только обратную сторону, но и множество ответвлений; и пройтись по каждому было невозможно.
Подозрительность ширилась.
Кто были эти люди на фотографиях?
После ночной смены Кирилл обычно являл собой страшное олицетворение борьбы человека с Гипносом. Его усталую сонность могла развеять только продолжительная дрема.
На этот раз он был еще и молчалив; ему совсем не хотелось разговаривать.
Он лениво поедал свой сэндвич, запивая его горячим кофе, и Дина смотрела на это с несколько смешанными чувствами: с одной стороны она проникалась жалостью к своему молодому человеку, с другой – становилось немного тревожно. Он постоянно смотрел куда-то мимо нее, игнорировал ее попытки завести непринужденную беседу, хотя немного оживал при виде знакомых однокурсников, здоровался с ними и обменивался незначительными фразами. Но когда они отходили от него, оживленность куда-то пропадала, уступая место отчужденности.
«Он все знает, – подумала Дина. – Знает о том, что со мной произошло. И теперь молчит. Потому что в обиде. Испытывает меня. Ждет, когда я сама все расскажу».
Она пока не понимала, что ее избранник чувствует себя рядом с ней уже почти как с родной. Что он надевает маску приветливости, как это обычно бывает, когда хочешь сохранить перед другими людьми неувядающий позитивизм, просто из уважения к остальным, и становится самим собой, когда вокруг нет никого, кроме Дины.
В общем, он устал, и считал в праве не скрывать этого от своей девушки.
Дина была на измене. Но идти дальше собственной невротичности она не собиралась. Только обреченно смотрела на Кирилла, который, как ей думалось, нередко находился от нее за сотни миллионов километров, где-то там, в иной вселенной.
Потом к ней подошел Сергей, и поинтересовался, не видела ли она их общего друга.
–Тимон куда-то пропал, – сказал он ей. – Мобильник отключен. Никто не знает, где он. Думал, может быть, ты в курсе.
В ответ Дина только покачала головой.
–Сегодня очередная волонтерская группа в больнице, – говорил Сергей. – Как думаешь, сможешь к нам присоединиться?
На самом деле, всегда было трудно отказать его чувству альтруизма. Поэтому Дина согласилась. Не смотря на то, что за последние сутки ей постоянно хотелось спать, и она чувствовала себя невероятно уставшей (что случалось с ней только в периоды месячных, и то, не всегда), она, в какой-то степени, была рада отвлечься на что-то еще, помимо мыслей об учебе… (или умершем друге…)
Волонтерство изначально выглядело «хорошим» делом, даже благородным. Действительно, помощь лишней не бывает – иногда медицинским работникам тоже не мешает ослабить хватку в отношении своей бесконечно сложной и нервной профессии.
–Не забывай, бесплатная медицина нуждается в поддержке населения! – сказал Сергей свою дежурную фразу. – Даже в самой маленькой, но поддержке.
Конечно, он шутил. Серьезен он был только в чувстве своего альтруизма. Ему казалось важным вернуть альтруизм в моду, пусть даже и такими тривиальными способами.
Дина улыбнулась Сергею, обозначив свое согласие с его концепцией, и он удалился. И она вдруг обратила внимание на невероятную оптическую иллюзию: вокруг удаляющегося Сергея витал свет, словно аура, красивая и чистая.
Возможно, это все из-за постоянного стресса. Или можно было списать подобное видение на то, что Дина совершенно не высыпалась.
Но она вспомнила, что наблюдала подобное не единожды. Тим тоже был завернут в это странное облако, которое чудилось ей и в пьяном состоянии, и во время паршивого похмелья.
Мнемозина открыла один из ящиков, и выпустила оттуда запечатленные моменты работы в волонтерской группе. То, как она с Тимом ухаживали за стариками в их палатах…
Дина оглянулась по сторонам: никто не видит ее мыслей?..
…Она одела белый халат. Спрятала волосы под чепчик. Натянула на руки перчатки.
Почувствовала себя хирургом.
Представила, как входит в операционную, чтобы провести лучшую в истории человечества пересадку какого-нибудь жизненно-важного органа.
Увидев свое отражение, улыбнулась. Кажется, впервые за последние сутки.
Дина приступила к обязанностям. Помогла старикам добраться от своих коек до туалета – туда и обратно. Другим (как ей показалось) помогла развеять скуку: улыбалась, общалась.
Старики называли ее «дочкой»; или «внучкой». Те, кто запомнил ее с прошлых волонтерских групп, называли ее «Диночкой». И от этого она чувствовала с каждым из них далекое родство.
Кто-то из бабушек вдруг спросил, где же ее красивый и улыбчивый друг, с которым она всегда работала на пару; они говорили о Тиме.
Дина сконфузилась. Она почувствовала, как сжалось горло, и ей снова захотелось плакать.
Но она сдержала себя.
–Вряд ли он сможет снова приходить сюда, – сказала она. – Кажется, он куда-то уехал.
–Как жаль! – Бабушка интеллигентно опечалилась. – Он травил такие анекдоты! И, вообще, был очень добр и мил!
–Да…
–Я думала, это ваш жених. Разве нет?
Услышав это, Дине захотелось разрыдаться (натиск истерики) и одновременно с тем разразиться диким хохотом.
Она вынужденно проявила вежливость, ответив:
–Жених у меня кое-кто другой! И ничуть не хуже того, о ком мы сейчас говорили!
–О, надеюсь, у него такое же чувство юмора, как и у вашего друга!
–Мы над этим работаем.
Выдерживать в дальнейшем этот диалог было невозможно, и Дина отвернулась, будто занимаясь чем-то важным, но на самом деле сдерживая внутри себя свой отчаянный крик.
Похоже, что как раз таки об этом и говорила Нелли, когда убедила ее взять успокоительное.
Эта мысль промелькнула в сознании одновременно с тенью, скользнувшей в дверном проеме. То был весьма знакомый силуэт фигуры, важность которой оценивалась на кафедре психологии чрезвычайно высоко.
Конечно, Дина могла и ошибаться, но ей почему-то показалось (с уверенностью на сто процентов), что в коридоре только что прошла Нелли Артуровна (дверь в общую палату была открыта настежь, и поэтому всегда можно было видеть снующих туда-сюда людей).
В следующий момент Дина поспешила проверить свою догадку, но, почему-то, действовала, как шпион. Стараясь быть незамеченной, она немного выглянула из палаты.
Действительно, это была Нелли! Она направлялась по неосвещенному коридору на фоне широкого окна, в который падал солнечный свет; ее целью была одна из палат; она зашла в самую дальнюю, и прикрыла за собой дверь, которая не закрылась до конца; осталась открытой немного больше, чем на ладонь.
Равнодушие Дины дало выразительную трещину – такого интереса она не испытывала уже давно. Она достигла палаты спешным шагом, и приблизилась к дверному проему. Увидела двух женщин, одной из них была Нелли (вид сзади – круглая старческая спина), присевшая на край больничной койки, в которой лежала другая – у нее было уставшее, но умиротворенное лицо.
Эти две женщины явно испытывали радость от присутствия друг друга, хотя было ясно, что они здесь практически ради взаимной поддержки – этого требовала глубокая старость и факт конечности лет, отпущенной жизнью.
Дина вдруг поняла, что знает, кем приходилась Нелли та женщина, которая лежала в отдельной больничной палате. То была ее родная сестра.
Как бишь ее имя?
Лена?…
Нет, как-то иначе.
Катя?
Да, кажется, так.
В подтверждение догадок Нелли обратилась к женщине по имени – Катя.
Дина вспомнила тот день, когда впервые увидела ее прямо перед собой. Она и Тим
Тим
Дина закрыла глаза Не могла вынести спокойно даже простых воспоминаний
только познакомились, и пребывали в общении около входа в кампус. И тут появилась эта женщина, которая стала их фотографировать. Потом появилась Нелли, и прервала церемонию, которую Дина с другом потом называли «Сумасшедшая папарацци».
Было сложно разобрать, о чем говорили сестры. Но Дина продолжала напрягать слух, и, не отрываясь, следила за движениями обеих (в основном, она опасалась быть замеченной; поэтому каждую секунду готова была скрыться за дверью, и прикинуться иллюзией; словно ее не было; метод «шапки-невидимки»).
В основном, весь диалог сводился к тому, что Нелли терпеливо успокаивала Катю, выказывая свою моральную поддержку.
–Врачи сказали, что и на этот раз все обошлось. Что ничего страшного на самом деле не произошло. Тебя уже скоро можно будет выписывать.
–Когда находишься при смерти, единственное, чего хочется больше всего, чтобы это произошло не в больнице – почему-то такая смерть выглядит страшной.
–Катя, необходимо понять, что до сих пор еще рано заводить разговоры о смерти. Не настал еще для нас тот момент… Как видишь, мы всё также готовы пережить этот мир.
–Мне не хотелось бы уходить, когда остались незаконченные дела.
–Вот именно!
Нелли, почти ликующе, открыла свою сумку, и достала из нее фотокамеру.
–Я поставлю ее на тумбочку, чтобы тебе было спокойнее. Поверь мне, некоторые вещи могут оказывать на человека самое неожиданное действие. Особенно те вещи, что связаны с редким чудом, которые дарит нам жизнь.
Уверена, у тебя возникнет потребность запечатлеть что-нибудь важное. Все же, ты в больнице; а здесь наверняка может снизойти вдохновение.
–Ты сама знаешь, что я люблю фотографировать лица, Нелли. Здесь они все отвлечены белым цветом.
–Все же, вдруг ты наткнешься на что-нибудь особенное.
–Прошу тебя, не волнуйся так. Я пережила второй инсульт, и это не так уж и плохо для моего возраста. Я конкретно чувствовала, что отдаю концы. Но оказалось, что мой век еще не окончен. Обещаю тебе, что встану на ноги, и пойду. Только у меня есть весомые сомнения по поводу того, что давнишнее увлечение фотографией сможет оказать в данной ситуации благотворный эффект.
–Все же я оставлю ее. – Нелли была несгибаема. – Сейчас я уйду. Есть важные дела. Прости меня, пожалуйста!
–Нелли, у тебя всегда была достаточно активная жизнь, и, позволь заметить, я никогда на это не обижалась.
–Ну что ж… Я приду завтра, в это же время. И постараюсь побыть с тобой несколько дольше, чем сегодня.
–Я буду рада!
Нелли поднялась и направилась к двери, чтобы покинуть палату.
Дина встрепенулась, как ошпаренная. Она стала искать место, где можно было бы спрятать себя. Такого места не оказалось.
Она вспомнила, что у нее на шее висит намордник, и воспользовалась им, натянув на свое лицо. Достала мобильник и погрузилась в него так, словно остального мира не существовало. Затем облокотилась о стену, изобразив беспечную медсестру.
Нелли вышла из палаты, скользнула взглядом по девушке («медсестре»), что стояла рядом, и, не обратив на нее особого внимания, направилась прочь по коридору.
Исподлобья Дина наблюдала за тем, как увеличивалась дистанция между ней и Нелли. Через минуту уже можно было вздохнуть с облегчением и стянуть с лица белый намордник.
Возникла трудность с объяснением собственных поступков и их мотиваций.
Почему бы просто было не подойти, и не поздороваться, вежливо узнав при этом, какие дела привели преподавателя в приемный покой.
Впервые за долгое время Дина не могла понять своих действий, и скидывала все на постоянно растущую подозрительность.
Субъектами подозрения становились все, без исключений.
Она не доверяла Нелли. Совсем не доверяла Айдыну. И даже Кирилл, напоминающий собой по большей части мрачную тучу, нежели чем милого и забавного молодого человека, – даже он попал под прицел подозрений.
Также свое доверие резко утратили медсестры, большинство из которых часто стремится сбежать подальше от серьезной работы. Врачебное равнодушие у многих не вызывает доверия; но у Дины оно умножилась в высокую степень, почти достигая уровня преступности. Волонтерская группа вообще превратилась в средство по удовлетворению потребности в самоутверждении – более ничего она привнести не могла; иначе, слишком подозрительно.
Дина доверяла только этому окну, возле которого она стояла. Она не поняла сразу, почему. Но потом появился знакомый силуэт, – персона из ее воспоминаний, – который стоял к ней спиной, и смотрел куда-то на улицу, на идущих по пешеходной дорожке людей, и проезжающих мимо них машин на мостовой. Смотрел не отрываясь, словно загипнотизированный; словно сквозь все это.
Похоже, он снова что-то употреблял.
Надо же, даже на волонтерской группе умудрился чем-то закинуться!
–Тимон! – Она мягко толкнула его в плечо. – Я смотрю, тебе хорошо, друг мой!
Тим не двигался. Он словно увидел что-то в воздухе, вокруг себя.
Было слышно его дыхание.
–….алтарь… – вдруг сказал он.
–С кем это ты под алтарь собрался, невеста?
Дине захотелось разузнать больше, пока выдался удобный момент. Она решила, что если будет интересно, то можно не полениться, и записать все на видео, чтобы оставить на память бодренький материальчик из молодости.
Но в ответ прозвучало только тихое и односложное:
–Да…
И вдруг Тим словно очнулся от забытья, провел по лицу ладонями, и показал миру ясный взгляд.
–Да, Дина, что ты хотела? – спросил он, спрятав руки в карманах врачебного халата, и сделав при этом вполне серьезное выражение лица.
–Ты сейчас выглядишь, как врач, который переборщил с морфием. В собственных целях.
–Вам требуется лечение, больная.
–Я здорова.
–Все высокомерные глупцы утверждают, что они полностью здоровы.
–Ты там за кого-то замуж собрался? Или я ослышалась?
–Что?
–Ты говорил про алтарь.
–Ничего подобного.
–Стоял у окна, и сказал.
–Не помню. У меня провалы в памяти.
–Замечтался! Так мило!
–Что еще я сказал?
–Я не расслышала. Видимо, твои мечты трудно обретают словарную форму.
–Видимо, да.
Тим быстро решил согласиться, желая закруглить этот разговор. Но Дину было не остановить.
–Не расстраивайся, Тимон! Обещаю, что никому не расскажу о твоих грезах об алтаре!
–Мне это безразлично! Я бы хотел уже закончить здесь! Мне хочется свалить отсюда и как следует напиться!
–О, мечты о замужестве иногда такие болезненные! Я тебя всецело понимаю!
–Перестань!
–Не сдерживай себя! Не стоит стесняться!..
Она могла доставать его так до бесконечности, и это было весьма забавно. Конечно, при удобном случае Тим не видел ничего зазорного в том, чтобы ответить подруге разменной монетой в удобный момент
…Алтарь…
Боже, если бы она тогда могла знать, что это не просто какое-то слово, оброненное ее другом, находящимся в бессознательном состоянии. Что здесь было нечто большее. Что за этим словом стояла какая-то история.
–Черт возьми, Тим! – сказала Дина самой себе. – Ну, почему же ты был настолько сдержан?!
Неожиданно распахнулась дверь, и из палаты вышла красивая стройная женщина в юбке-трубе кремового оттенка и блузке с откровенно открытым декольте. Она посмотрела на Дину и улыбнулась ей – безусловно, она слышала, как Дина разговаривала сама с собой, коря при этом какое-то мужское имя. Дина расценила эту улыбку именно так – женщина поняла женщину. Но, то был только первый слой; глубже заглядывать не хотелось.
Но какая-то мощная сила надавила на Дину, и было видение…
Разрушение Все в огне Дома превращаются в руины от пронзительно громких взрывов Танки тянутся один за другим безжалостно расстреливая из пушек памятники культуры Оставляя после себя прах и тлен Ничто Смерть Темнота Конец жизни
Женщина проследила за взглядом Дины, в котором читался страх – душа, казалось, стремилась найти себе убежище, спрятаться куда подальше, скрыться от обрушившихся образов; а затем просто отправилась дальше, по коридору. Юбка-труба удалялась, пока не скрылась на лестнице.
Дину начало трясти. Потом ей вдруг стало трудно дышать. Горечь и паника переполняли ее. Она не могла продохнуть. Свет потемнел, и горячие слезы покатились по щекам.
Она вспомнила, что взяла тюбик с успокоительным с собой; что он в кармане ее халата. Она и сама не знала, для чего это сделала… Ах, да. Чтобы сильнее вжиться в роль воображаемого хирурга.
Дина проглотила таблетку в то время, как с трудом добиралась до туалета.
Она закрыла за собой щеколду, уперлась о раковину, и разразилась таким диким плачем, словно она действительно только что была свидетельницей смертоносного apocalypto. Она старалась делать это беззвучно – ей не хотелось, чтобы остались свидетели ее безумия.
Она задыхалась в плаче, и старалась успокоить себя, остановить этот ужас. Но все было впустую. Необходимо было пропустить все через себя, и дойти до финала – именно там был спасительный свет.
Перед ней продолжали мелькать образы смерти и разрушения. И она постоянно видела Тима.
Его живого.
Его голову в банке.
Его закатившиеся глаза.
Его добрый взгляд.
Его перекошенное лицо.
Его улыбку.
–Я люблю тебя, Дина! Ты мой лучший друг! Без тебя этот мир был бы не таким, каким я его знаю!
Тогда она обругала его слова за чрезмерную сентиментальность, к которой она часто испытывала непреодолимое отвращение. Теперь она осознавала степень своей черствости, и ей хотелось корить себя за это без остановки.
-На сегодня с меня хватит волонтерства, – сказала Дина Сергею. – Я жутко устала, и хочу спать. Прости меня, пожалуйста, но я намерена уйти.
У нее так и не вышло до конца привести себя в порядок после долгой истерики. На ее лице явно отражалась печать серьезных переживаний.
Сергей постоянно держался в неком позитивном состоянии, и поэтому, когда он натыкался на эмоциональный упадок в других людях, его это всегда изумляло. От Дины подобного он вообще не ожидал, поэтому он даже не смог внятно отреагировать. Он просто смотрел на ее заплаканные глаза и неровную осанку, – создавалось впечатление, что на ее плечи легло нечто невидимое, но весьма весомое, и от этого она немного сгорбилась, поникла.
–Я неважно себя чувствую, вот и все, – сказала Дина, заметив его замешательство.
–Конечно! – Сергей снова обрел дар речи, хотя и говорил неуверенно. – Возможно, я могу оказать какую-то поддержку? На тебе лица нет, если честно…
Дина ответила, что все терпимо.
–Я попрошу тебя об одном – сказал Сергей. – Скинь мне на мобильник какое-нибудь сообщение, когда доберешься до дома. Мне так будет спокойней.
–Без проблем!
Они распрощались.
Дина старалась действовать быстро, но ею овладело то вязкое состояние, какое обычно случается с нормальным человеком после стресса. Плюс успокоительное возымело свой эффект – тело стало тяжелым, почти налилось свинцом. Веки закрывались, и ей постоянно приходилось одергивать себя, чтобы не уснуть буквально на ходу.
Она оказалась на свежем воздухе, но от этого не становилось легче. Улица постоянно шла под наклон, горизонт качался.
Был вариант передохнуть на лавочке. Но ноябрьская погода не жаловала подобных передышек. Лучше было бы преодолеть сотню шагов до остановки, добраться до дома, где Кирилл предавался дневному сну, лечь рядом с ним, прижаться к нему, и они оба, такие уставшие, могли бы набраться сил, и вечером посвятили бы себя друг другу.
Она спряталась за солнечными очками, поблагодарив себя за то, что не забыла их, как это частенько случалось, на тумбочке, перед выходом.
Она старалась идти прямо, и это было не так уж сложно. Промелькнула мысль добраться до дома пешком (расстояние не самое далекое), но, то неясное состояние могло повториться снова, и Дине не хотелось в этот момент оказаться посреди улицы, среди незнакомых людей.
В ней все еще хранилась страшная тайна, и теперь это постоянно заставляло быть начеку, оглядываться по сторонам, высматривать людей, которые, возможно, могли следить за ней. Тех людей, которых Айдын назвал «серьезными»; с которыми шутки плохи. И это было не безосновательно:
Прохожие (в особенности, молодые люди) ежесекундно превращались в скрытых шпионов. Некоторые из них, как казалось Дине, так и норовили встать к ней поближе, прикоснуться к ее спине, или плечу, и, удовлетворив свои извращенные наклонности, шли дальше, своей дорогой.
Казалось, что на нее смотрят. Что за ней постоянно наблюдают. Дина кожей чувствовала на себе чужие взгляды. В какой-то момент она заметила, как один парень, стоящий поодаль, пристально глядел на нее. На нем тоже были солнечные очки, поэтому сложно было разгадать значение его интереса. Затем он просто отвернулся.
«Что это было? – спросила себя Дина. – Мною любовались? С каких это пор?»
Паранойя. Вот, что это. Ничего больше.
Она постаралась поставить точку в своей подозрительности, и терпеливо дождалась нужного автобуса, который, припарковавшись у остановки, стал с грохотом сотрясаться в ритмичных конвульсиях. Когда полный салон утрамбовался (Дине не досталось свободного места), автобус чихнул, и двери закрылись; с движением тряска прекратилась.