Шарада

Она замерла, и молча смотрела перед собой.

Улица была тихой. На землю ложилось яркое предвечернее солнце, стремящееся к закату.

Больничный городок окружила любвеобильно ухоженная живая изгородь, которой можно было любоваться до бесконечности. Несколько аспирантов пристроились под тенью деревьев и о чем-то живо общались. Их молодые лица успешно сочетались с белыми халатами.

Минивен, похожий на черного жука, припарковался на свободном месте, и из него вышла женщина. Она держала в руках пакет с продуктами – было время посещений.

Только что Нелли покинула палату, в которой лежала ее старшая сестра, и теперь не могла вымолвить ни слова.

Айдын решил нарушить молчание, которое уже наполнялось лишним напряжением.

Вкрадчиво он спросил:

–Как она?

Несколько секунд (которые показались Айдыну вечностью) Нелли ничего не отвечала, а потом сказала:

–Катя умирает. – Она покачала головой, как бы в подтверждение своих слов. – Человек умирает…

Удивительно, что только сейчас, с ее еще не свершившимся уходом, я вдруг почувствовала, как в полной мере смогу узнать, что же такое одиночество. Видишь ли, для меня это всегда было какой-то абстракцией. Пусть я и была практически всю жизнь сама по себе, как такового душевного одиночества я не испытывала. Мне нравилось то, каким образом складываются мои мысли, нравилось быть не как все, – не скрою, я получала удовольствие от общества самой себя! Этого мне всегда было вполне достаточно!

Но теперь, когда жизнь покидает последний родной человек, все меняется до неузнаваемости.

Катя всегда была где-то рядом, неподалеку. Как и мой покойный супруг. Они оба не были способны оставить меня. Что бы ни случилось. Поразительно, как я никогда не ценила этого! Для меня это было само собой разумеющийся факт! Ничего больше!.. Возможно, именно поэтому мне никогда не приходилось скучать в кулуарах собственных мыслей…

Ох, Айдын, я разменяла восьмой десяток, и до сих пор мне открываются скрытые факты…

Знаешь, я благодарю судьбу за то, что рядом со мной есть ты. Волею судьбы именно ты стал продолжением моих родных и близких.

Прошу тебя, не смущайся!

Айдын посмотрел ей в глаза. Ему не особо нравилось, когда она вот так начинала разговаривать с ним – много откровений, много чувств – это было слишком. Он предпочитал видеть ее сильной и волевой женщиной, умной и расчетливой; такой, какой он увидел ее в самом начале их знакомства, и какой она была почти всегда… Кроме таких моментов, как этот.

–Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – сказала она ему. – Неловкость. Волнение. Старуха снова начала нести свой вздор.

–Не говорите так. – Он удрученно отвернулся.

–Но, знаешь, если бы тебе удалось сейчас распознать свои эмоции, так сказать, расставить их по полкам, то ты обязательно наткнулся на нечто приятное. – Фанатик своего дела. Даже в минуты скорби Нелли призывала своего главного ученика к конструктивной рефлексии. – Это легкие сердечные уколы. Душевные переживания того, о чем говорит тебе твой собеседник.

Сердечные уколы… Айдын знавал их, пусть это начало случаться с ним совсем недавно.

–Вот тебе еще одно старческое признание, – говорила Нелли. – Я ни разу не пожалела о том, что ты стал моим союзником, Айдын! Ты слышишь меня? Ни разу!

Я могла злиться на жизнь. Могла любить и ненавидеть абсолютно разных людей. В конце концов, я могла заниматься убийственной самокритикой.

Но никогда мне не хотелось высказать тебе ни одной претензии.

В тебе свет, мой мальчик! И, думается мне, я приметила его сразу, как только ты появился передо мной.

Нелли сделала глубокий вдох и замолчала, поправляя сумку, что лежала на ее коленях.

–Я не брошу вас, – сказал он ей. – Мы дойдем вместе. До конца. Как и договаривались.

–Спасибо тебе! – сказала она. – Ну, что ж! Давай сделаем то, что мы должны были сегодня сделать. Кажется, я немного отпустила свою меланхолию. Способность к самообладанию еще при мне!

Она победоносно подняла кулак в воздух.

И в следующую минуту они уже катили по мостовой.

Солнце почти ушло за горизонт. На землю ложились длинные тени.

Когда они добрались до места назначения, наступили сумерки. Вечерняя прохлада, которая случается после жаркого летнего дня, приходила вместе с темнотой – стрекот сверчков, жуки и «ночные бабочки» вокруг фонарных столбов, кроны деревьев с элементами картины звездного неба.

Градус важности грядущего повышался с каждым днем, как только приближался этот вечер, и этот час.

По дороге они снова проговорили все вслух: прошлись по каждому пункту своего плана. Нельзя было упускать ничего. Другого шанса могло не случиться. Да он был и не нужен – многому суждено было свершиться именно сегодня.

Еще один огромный шаг к их общей цели…

Оказавшись в положении неопределенности, когда исход дела совсем неизвестен, на удивление, Нелли открыла для себя, что ей нравится, когда перед ней стоит конкретное препятствие, которое необходимо преодолеть, да притом с «хорошими показателями». Она снова ощутила в себе дыхание молодости, возрожденное вместе с духом авантюризма.

Они остановились у дорогого отеля, во внутреннем дворике которого должна была случиться светская вечеринка – ее «след» тянулся уже с самого входа. Отель был высоким зданием с расправленными плечами, одетый в согревающую теплом световую гамму, – несколько разных цветов сливались в один, мягко упавший на стены. Гостей встречали хорошей музыкой и приветливыми служащими на парковке, кои с завидной позитивностью помогали правильно поставить свою машину, или попросту сами усаживались за руль некоторых важных персон, и отгоняли автомобиль на крытый паркинг.

В то время, как Нелли благодарила метрдотеля за предоставленный сервис, поражающий сверхуютной атмосферой, Айдын в один момент отметил нескольких охранников и их месторасположения.

Сегодня Айдын выглядел несколько необычно (в основном, лишь по отношению к самому себе): на нем был взятый напрокат смокинг с бабочкой, один из тех, который стоит много дороже обычного, и не рвется, даже если его как следует растянуть. Также он добавил к своему образу очки в роговой оправе темного цвета, и сразу стал походить на заядлого стилягу. Его прическа поблескивала от мусса для волос – укладкой он не занимался еще ни разу в жизни.

Когда он случайно столкнулся со своим отражением, ему вполне понравилось то, что он увидел – неожиданное амплуа прибавило ему тройку лет, и каким-то образом от этого факта поднималась самооценка.

Айдын вдруг отчетливо понял, что способен выглядеть для остальных вполне соблазнительно.

Закончив с самолюбованием, он поинтересовался у Нелли:

–Вы узнали, где он?

–Более того, я вижу его собственными глазами.

Он увидел, как она улыбается в какую-то определенную сторону, и последовал за ее взглядом.

Человек, с которым должны были состояться сегодняшние «переговоры» (это слово подобрала Нелли, хотя на какие-то договоренности никто не рассчитывал), сидел в своем инвалидном кресле, обустроенном по всем техническим условиям, в окружении каких-то незнакомых людей, и тоже смотрел в их сторону. В частности, он смотрел на Нелли, и его взгляд не выражал радости.

–Итак, в очередной раз пришло время поговорить с нашим общим другом, – сказала Нелли Айдыну. – Когда Катя уйдет, Гектор останется единственным человеком, связывающим меня и мое прошлое. С сожалением готова отметить, что судьба не всегда оставляет этому миру лучших людей…

–Вы готовы? – спросил у нее Айдын.

–Безусловно! И я жду от тебя того же!

Выказывая всем своим видом доброжелательность, она решительно двинулась в сторону мужчины, о котором, по привычке, отзывалась в не самых лучших эпитетах.

–Здравствуй, Гектор!..

Теперь у Айдына появилось немного времени, чтобы посвятить себя новообразованной стороне своей жизни…

Марьяна, слепая с рождения девушка, «видела» окружающий мир несколько с иной стороны: не в виде постоянно рождающихся и умирающих образов, и не в виде каких-то отдельных сцен, некоторые из которых с течением времени преобразуются в памятные моменты. Ее мир рождался и умирал в отчетливых звучаниях окружающего бытия. Он окрашивался в запахи, вкусы и прикосновения, некоторые из которых забыть было невозможно. Точно так же, как и перестать ожидать их чуть ли не каждую секунду.

В силу своей юности ей было непросто понять, что конкретно с ней происходит. Но она знала отчетливо – с ней случилось нечто, что называют любовью. И пусть эта любовь совсем не такая, какой ее часто описывают в книгах (в которые всегда можно было окунуться с помощью аудиоверсий), все же Марьяна принимала странность событий, ураганом ворвавшуюся в ее жизнь вместе с полюбившимся ей молодым человеком, как нечто обыденное, без проблем придавая всему оттенок нормальности. Она сказала себе, что когда-нибудь это тоже должно было произойти. Все же, она живой человек, из плоти и крови, и с тем, что называют душой; а если так, то значит, что она тоже достойна любить и быть любимой, не смотря на свой врожденный недуг.

При этом она никоим образом не ожидала счастливого финала. Но и к трагедии она себя не готовила (хотя именно к такому исходу склонялся ее жизненный опыт – никогда и ничего для нее еще не заканчивалось добром, и поэтому питать надежды на что-то иное было трудно). Скорее, она вообще старалась не думать об исходах, и финалах, и линиях жизни. Ей хотелось, чтобы то, что сейчас происходило, – и горькая сладость ожидания, и учащенное сердцебиение, и жар тела, – чтобы все это никогда не заканчивалось.

Она сидела на скамейке, в тени живой изгороди, думая о том, что где-то проходит очередное празднество, к которому она не имеет абсолютно никакого отношения, кроме того, что ее приемный отец всегда был во главе каждого из них, хоть и прерывал на время посещения этих бесконечных жизнерадостных собраний, где его воспринимали никак иначе, как бизнес-идола. Она сидела там, и не знала, с каким упоением на нее смотрел ее возлюбленный. На ней было роскошное вечернее платье, и Айдын видел ее в таком виде впервые. Конечно, он не смог избежать ложных ассоциаций с глянцевыми красавицами.

Марьяна сидела с прямой спиной – осанка балерины. Ее круглые незрячие глаза смотрели в пустоту, но уши слышали и угадывали множество из того, что способен заметить глаз.

Это могло показаться странным, но почему-то Айдыну импонировал тот факт, что девушка, к которой он испытывал остроту теплых чувств, не знает его внешности, – того, как он выглядит, и как ему пришлось вырядиться для сегодняшнего event.

Они заранее договорились, что встретятся здесь, на этой скамейке. Она попросила свою воспитательницу оставить ее одну, и та воспользовалась удобным случаем, чтобы отвлечься на время от своих обязанностей (с ней это происходило всегда и всюду, и уже стало обыденным, особенно в силу того, что Марьяна взрослела, и была способна проявить самостоятельность).

Она замерла, и слушала. Айдын понимал, что ею владело ничем непреодолимое ожидание, так как угадывал в себе то же самое чувство.

Каждая с ней встреча была наполнена светом, и объяснить рационально это было невозможно. Никогда раньше Айдын не испытывал подобных эмоций, находясь исключительно рядом с одним и тем же человеком.

–Добрый вечер! – сказал он ей, когда подсел рядом на скамейку.

Чаще всего он старался делать это незаметно, тем самым устраивая из своего появления небольшой, но приятный сюрприз. Он подозревал о том, что она уже различает среди общей звуковой гаммы его шаги, и, конечно, слышит его запах. Поэтому, чтобы сохранить «эффект приятной неожиданности», он приближался как можно тише и незаметнее, стараясь не выдавать свое взволнованное сердце.

Она встрепенулась, лицо ее посветлело, и перестало выглядеть таким сосредоточенным. Она подняла руку в воздух и приблизила ее в его сторону. Он уже знал, как поступать в такой момент, и положил ее мягкую ладошку, эту маленькую лодочку, в свои.

Этот ритуал возник сам по себе, как и многие другие приятные мелочи, возникающие между влюбленными.

–Здравствуй! – сказала она, и не нашлась, что сказать дальше.

Они могли бы сидеть так вечность, молча, рядом друг с другом, не требуя ничего сверх того, что у них уже было.

Айдын снова подумал о том, как ему всегда были чужды мысли о любовном настроении, о романтических мечтаниях, которыми страдала слабая половина человечества, и о мужском самоутверждении перед женщинами, за которыми они любили ухаживать. Теперь же все это непонимание померкло перед образом необъятного чувства, овладевшего им, и он знал только одно – без этой девушки он уже не сможет двигаться дальше. Это выглядело невозможным.

–Тебе очень идет это платье, – сказал он ей.

Она улыбнулась, провела свободной ладонью по линии декольте, и сказала:

–Моя гувернантка помогла мне с выбором… Знаешь, до этого я никогда не думала, что можно получать какое-то удовольствие от знакомства с одеждой. Как правило, мой гардероб мне был безразличен. Но вчера я не выдержала, стала выбирать. И, должна сказать, пережила весьма приятные ощущения!

–Ты никогда не рассказывала о своей гувернантке, – вдруг сказал Айдын.

–По большому счету, мы с ней уже подруги. Конечно, мы продолжаем обучение. Но мне кажется, что грань между преподавателем и ученицей стерлась уже давно. На этой неделе мы должны разбирать немецкую философию, но у нас не вышло. Разговор быстро перетек во что-то обыденное. Удивительно, но она даже этому не препятствует. Похоже, ей импонирует моя общительность. Ведь раньше я была более замкнутой в себе, знаешь ли.

–И о чем вы говорите?

–Я не рассказываю ей о тебе, если ты об этом.

Ему совсем не хотелось задавать подобные вопросы, и он был благодарен ей за то, что она сама все поняла, каким-то образом почувствовав его скрытую тревожность, и произнесла вслух то, что ему хотелось бы услышать от нее.

–Хотя, сказать по правде, мне иногда хочется кричать, – сказала она. – И мне самой трудно понять, от чего именно. Может быть, от переизбытка чувств. А может от того, что наши встречи пролетают, как мимолетное мгновение, и приходится вновь оставаться наедине с самой собой, и ожиданием, с которым никак не справиться.

–Ожидание – это нелегко. Пообещай мне, что не будешь мучить себя этим пустым занятием.

–Это не так просто.

–Нужно совершить над собой усилие.

–Ты предельно консервативен сегодня.

–Ты против?

–Наоборот, мне это нравится.

–Прикоснись ко мне, к моему лицу…

Айдын приложил ее ладони к своим щекам. Она водила кончиками пальцев по его губам, слегка небритым скулам, по закрытым глазам и ровному лбу.

–Думаю, что ты слишком красивый, – сказала она. – Думаю, девушки сходят с ума, когда видят тебя.

–Возможно. Вот только я к ним равнодушен.

–От чего же?

–Еще ни одна из них не вызывала во мне ответных чувств.

Марьяна провела ладонями по его шее, плечам.

–Ты самолюбивый? – спросила она у него.

–Почему ты об этом спрашиваешь? – Он был искренне удивлен.

–Мне хочется знать о тебе все. Или хотя бы то немногое, что ты можешь сказать за время наших коротких встреч. Вдруг ты Нарцисс, и скрываешь это даже от самого себя.

Он вдруг поймал ее ладонь возле своего сердца, твердо сказал:

–Марьяна, мне нужно идти.

–Так скоро?

–К сожалению, да. Но ты должна обещать мне кое-что. Это очень серьезно.

–Я слушаю.

–Что бы ты не услышала сейчас, когда я уйду, не покидай этой скамьи. Дай мне обещание, что ни при каких условиях не покинешь этого места.

–Что же такого я могу услышать?

–Все, что угодно.

Марьяна выдержала паузу, понимая, что все это не к добру.

–В таком случае, я тоже кое о чем попрошу тебя, – сказала она.

–Все, что угодно.

–Дай мне обещание, что сегодня с моим отцом не случится ничего дурного.

Айдын осекся, но был вынужден дать положительный ответ. В любом случае, он и сам не желал, чтобы с Гектором что-либо приключилось. Все же, он был верным опекуном этой девушки, пусть и не совсем надежным.

–Обещаю, – сказал он.

И почувствовал, как у него резко пересохло в горле.

–Хорошо, – сказала Марьяна. – Тогда я останусь сидеть здесь, прилагая все возможные усилия, чтобы ни при каких условиях не двигаться с места.

–Отлично!

Он поцеловал ее, осознавая эффект успокоения для них обоих от такого простого действия.

В такие моменты он с трудом узнавал самого себя. Он никогда бы и помыслить не мог, что способен проявлять к кому-то из людей такую доброту и нежность. Безусловно, терапевтическое воздействие подобных проявлений человечности ныне он находил бесценным. Хотя до сих пор ставил под сомнение их нужность.

–Надеюсь, что наша следующая встреча продлится дольше, – сказала она.

Он ответил, что подумает, как это можно устроить.

После этого он покинул ее, и через десяток шагов любовную крылатость сняло, как рукой. Он был сосредоточен уже совсем на другом: пришло время действовать согласно их с Нелли плану.

Он юркнул в кусты, и быстро окинул взглядом территорию: охрана находилась на своих местах.

Айдын бросил взгляд на часы. Время поджимало.

Он освободил горло от галстука, спрятав бабочку в карман и расстегнув пару верхних пуговиц. Затем пробрался на парковку, и, улучив удобный момент, вырубил охранника, стремительно подкравшись к нему сзади. Тяжелое тело он оттащил темноту, и оставил там, где на него трудно будет наткнуться – между двумя огромными мусорными баками. Потом его обнаружат и помогут очнуться.

То же самое он проделал еще с одним охранником, который держал свой пост с восточной стороны отеля.

Когда же Айдын направлялся к своей машине, сверху прогремел взрыв (именно эта секунда волновала его более всего). Показалось, что затряслась земля. Айдын вынужденно остановился, и на секунду закрыл глаза.

Дай мне обещание что сегодня с моим отцом не случится ничего дурного

За его спиной посыпался строительный мусор.

Не оборачиваясь, Айдын двинулся дальше.

С гостевой площадки послышались женские крики. Постояльцев и посетителей снежной лавиной накрыло паникой. Через полминуты они уже начнут разбегаться, и для Айдына это был самый нужный момент.

Он сел в машину, и проехал на крытую парковку.

Остановился напротив лифта. Увидел в зеркале первых людей, семенящих к своим авто.

–Ну, давай… – сказал он.

И неотрывно смотрел на электронное табло, расположенное сверху над металлическими дверями лифта. Неожиданно на них появилась цифра 19, а рядом с ней стрела движения вниз. Цифры убывали, и это казалось вечностью. Неожиданно обратный отсчет прервался на десятке.

Десятый этаж Что там может быть на десятом этаже

Главное не покидать машину Оставаться там, где нужно

Следовать плану, и никуда не сворачивать. Таков был уговор.

Айдын не дышал.

Цифра не менялась.

Лифт остановился.

–Не верю, – сказал он.

Похоже, нужно было изобретать новый план. Но вдруг снова появилась стрела с указанием «вниз», и счет вновь пошел на убыль.

Айдын осмотрелся по сторонам. Паника верно перемещалась на паркинг. Гости стремились покинуть отель.

3…

2…

1

Лифт остановился, издав умиротворяющий звоночек. Обе его двери разошлись в разные стороны, и изнутри быстрым шагом вышла Нелли, прижимая к себе сумку с порванной лямкой.

Айдын распахнул дверь со стороны пассажира.

Передвигаясь уже быстрее, Нелли подбежала к машине, села в нее, и захлопнула за собой дверцу.

–Вы добыли их! – не скрывая восхищения, сказал ей Айдын. – Добыли Книги!

–Да, – уверенно ответила Нелли. – И, поверь мне, это было чертовски непросто!

–Что со стариком?

–Гектор живее всех живых. – Нелли посмотрела в его сторону. – Тебе не следует так беспокоиться о Марьяне, дорогой! Согласись, о ней всегда есть кому позаботиться.

Айдын понимал, что в данном случае она имела в виду его.

Он не показал своего недовольство по отношению к ее равнодушию, и в следующую секунду они уже выезжали на улицу, оставляя позади себя погром и хаос.

Когда впервые оказываешься во владениях влюбленности, разгадать сложный спектр собственной эмоциональности, который вдруг приобрел совершенно иной код, почти невозможно; по крайней мере, без посторенней помощи, наедине с самим собой, это выглядит куда более сложным, чем обычное состояние, в котором иллюзия здравого рассуждения имеет устойчивую силу.

Перед тем, как во второй раз повидать Марьяну

Снова увидеть ее Возможно, даже прикоснуться к ней Заглянуть в ее слепые глаза

Айдын провел много часов в одиночестве, размышляя о дальнейших действиях. Что было удивительно, он не приходил к какому-то окончательному решению. Все видимые пути сходились на его учащенном сердцебиении, и на том подстроенном Гектором вечере, когда Айдын оказался в доме старика наедине с его падчерицей, хотя пришел он совсем по другому поводу. Воистину, он никак не мог ожидать, что его жизнь возьмет такой крутой поворот, и что все вокруг так измениться, и перестанет поддаваться здравому рассудку.

Проще говоря, он оказался в тупике, и чем дольше он прибывал в этом состоянии, тем сильнее ему сдавливало виски и горло невидимое нечто, что таилось внутри него. Нечто неразгаданное, нераспознаваемое, скрытое от любых радаров.

Со всем этим в любом случае нужно было что-то делать. Оставлять этот душевный вопль внутри самого себя представлялось уже не просто невозможным, но и более того, крайне неконструктивным.

Айдын рассказал все Нелли. Выложил все, как на духу.

По большому счету, ему было плевать, что она ему скажет. Потому что он заметил одну странную особенность – как только он стал проговаривать вслух историю своего неожиданного знакомства с Марьяной, историю, которая днями напролет рвалась из него дикими конями, именно в этот момент чувство возвышенной влюбленности резко сходило на нет, и уже не выглядело таким уж значительным (хотя до этого казалось, что от него никак не избавиться). В первые секунды этого открытия Айдын подумал, что ему это только кажется, и даже постарался добавить своему рассказу капельку драматизма и щепотку романтики, находя в расчетливом плане старика какие-то надуманные случайности и совпадения. Поняв, что он просто валяет дурака, пытаясь оправдать выросшие за спиной крылья, которые опали сразу, как только о них зашла речь, он снова вернулся в привычное русло рассказа, и успел даже пожалеть, что пошел со своей любовной сказочкой именно к своему наставнику. По этой причине он даже испытал легкий стыд, в большинстве своем перед самим собой.

Нелли поддержала его, и помогла найти верное русло. Другого от нее и не стоило ждать.

Но Айдын тут же прояснил для себя, что об этих мелочах можно было бы поговорить и с Кириллом (не раскрывая, конечно, всех подробностей, а, как обычно, немного приукрасить реальность, оставив самую суть); и в этом потенциальном разговоре двух мужчин не ожидалось ни капли сентиментальности. Напротив, история с умеренным романтизмом добавила бы Айдыну плюсов к его человечности, которую было частенько совсем незаметно (а это было не очень хорошо; необходимо было поддерживать образ по-обычному «живого человека»).

В итоге, он так и поступил. Причем полувыдуманную историю первой любви слушал не только Кирилл, но и Дина, прилегшая на плечо своего молодого человека. На нее повествование действовало неизгладимым эффектом. Постоянно относясь к Айдыну с малой долей недоверия и подозрительности, Дина вдруг сняла свою защитную броню, и отпустила «дежурного-по-недоверию» на короткий отдых. Это читалось в ее взгляде, в котором бежала строка сочувствия: «Бедный парень! Такой чувствительный!».

Хотя Айдын говорил абсолютные банальности, – о том, что вдруг влюбился, что никогда не испытывал до этого ничего подобного, и что даже теперь не знает, как ему поступать, – он видел, каким чарующим образом его простые слова действуют на его слушателей.

Кирилл с Диной не выражали никаких видимых эмоций. Но по всему их виду было ясно, что они включены в его рассказ и сочувствуют ему.

Айдын решил поиграть с драмой:

–По натуре я одиночка. Одна только мысль о том, что появится девушка, с которой нужно будет проводить время, претит мне. Такое мне представляется с трудом. Что тут говорить? Видимо, я просто боюсь отношений. Кажется, именно эти слова частенько используют женщины в подобных ситуациях?

Крайняя реплика была умышленно адресована лично Дине. Естественно, после подобной шовинистской наглости она фыркнула, и ничего не сказала в ответ.

Все это было проделано вполне умышленно. Он успешно создавал о себе двойственное впечатление, но ему не хотелось, чтобы Дина обманывала саму себя, ибо больше спектаклей он перед ней разыгрывать не собирался.

Кирилл проигнорировал романтику и драматизм (он сделал вид, что всего этого попросту не услышал), и сказал:

–Когда ты ее с нами познакомишь?

–С чего это тебе захотелось с ней познакомиться? – тут же выказала свое недовольство Дина.

–Интересно, что за леди, которая смогла поразить сердце нашего Айдына, – отвечал тот.

–Ну, да, конечно!

–Что?!

У пары завязался спор.

Это был момент, когда стоило позабыть историю, рассказанную Айдыном. К ней они уже не вернутся никогда. Спор между возлюбленными сможет сойти на нет только после смены темы разговора, – проще говоря, потенциальная девушка Айдына должна была быть забыта.

Но не для самого Айдына.

Настал день, и пробил час, когда Айдын, после долгих слежек за Марьяной и ее окружением, смог подловить удобные минуты, когда она оставалась наедине, и к ней можно было подойти.

Марьяна могла выйти на улицу одна только вблизи своего дома, прогуляться во внутреннем дворике с раскладной палочкой в руке, и под чутким взглядом гувернантки, что следила за ней из окна, и с которой Марьяна обычно выходила на прогулки или по магазинам. Но случались моменты, когда гувернантка (с виду добродушная зрелая женщина) иногда позволяла себе ослабить свою профессиональную хватку и отвлекалась на обыденные вещи, окружавшие ее повсюду. Например, когда они прогуливались по парку, она вдруг отвлеклась на случайно встреченную подругу…

–Я только с ней поздороваюсь, – сказала она Марьяне, и быстренько удалилась куда-то по диагонали, в неизвестном направлении.

Марьяна все же успела за эти доли секунды ответить услужливое и короткое: «Конечно», но услышала ли ее гувернантка, это вряд ли.

Теперь оставалось только на слух ощупывать окружающий мир, чтобы с кем-нибудь вдруг не столкнуться, или не встать у кого-нибудь на пути (находились такие субъекты, которые шли напролом, не умея из вежливости обогнуть робкую девушку, конечно, не подозревая при этом о ее слепоте; хотя места вокруг Марьяны было предостаточно; но, видимо, некоторых людей раздражало, что девушка стояла, как вкопанная, и не уступала место, ей занятое).

Вдруг Марьяна отчетливо ощутила в свою сторону уверенный шаг, и испытала один из тех приступов паники, когда знаешь, что, вот, опять, станешь помехой какому-то незнакомцу. Все внутри нее сжалось. И тут она снова услышала этот голос; и почувствовала его присутствие рядом с собой.

Он стоял к ней так близко, что казалось, будто напротив нее выросла гора. Пожалуй, это было впервые, когда она приблизительно узнала, что значит быть защищенной женщиной.

–Прошу вас, не волнуйтесь! – мягко сказал он ей, приблизившись к ее лицу. – Я подошел только чтобы поздороваться!

–Это вы! – Марьяна была ошарашена. Кроме этой пары слов она больше ничего не могла сказать.

Ее глаза стали такими панически-радостными, что он даже немного взволновался. Ему хотелось обнять ее, прижать к себе и успокоить. Но это было невозможно.

–Да, – сказал он, – я. Вы мне не рады?

Он всего лишь изобразил скромность.

–Напротив! – чуть ли не выкрикнула она. – Просто для меня это неожиданно! И, если быть честной, совсем непривычно!

Она сдалась напору своих чувств: ее плечи безнадежно опустились, и руки ослабли. Она явно была расстроена тем, что не знает, как именно вести себя в таких ситуациях: когда подходит молодой человек, который тебе нравится.

Айдын прибавил своему голосу оптимизма и сказал:

–Думаю, это можно исправить.

–Я была бы благодарна!

–Для того, чтобы непривычное стало обыденным, необходимо это непривычное превратить в привычное.

–Вот как? – Марьяна пыталась понять, что это такое он сейчас имел в виду. – И как же это осуществить?

–Нам нужно чаще видеться. И, со временем, вы почувствуете, как этот барьер будет преодолен. В отношении вас, и незнакомых вам лиц!

По его мнению, все это было так просто!

Марьяна сохраняла молчание. Она старалась «воочию» представить себе нечто, что звучало, как бред сумасшедшего.

–Вы ведь не против этого, – осторожно спросил Айдын, – если мы будем видеться время от времени?

–Боже мой! – Марьяна пожала плечами. – Как я могу быть против? Вот только… Как же мой отец? Если он узнает?.. На сколько я понимаю, у вас с ним не самые доброжелательные отношения.

–О вашем отце я позабочусь.

–И что же это должно означать?

–Ничего двусмысленного. Уверен, он не будет против.

–В вас столько уверенности! Как вы этому научились?

–Ваша гувернантка заканчивает беседу. Мне пора.

На ее лице отразилась паника, и Айдыну показалась, что в эту секунду она готова была прижаться к нему, и замереть так на долгое время. Чтобы не дать ей сорваться в бездонную пропасть собственных чувств, он добавил легкое успокоительное:

–Наша следующая встреча случится послезавтра. Согласитесь, сорок восемь часов – это не так уж много. Прощайте!

–Да… – сказала Марьяна; и гора удалилась. – Прощайте!..

–Дорогая, все в порядке? – задала ей вопрос вернувшаяся женщина, которая уже давно умела ясно распознать эмоции своей воспитанности. – Извини, что оставила тебя одну. Я и моя подруга любим много говорить о работе… Марьяна, милая?

Все ей сказанное Марьяна слышала вполовину – голос ее гувернантки пару раз всплывал на поверхности, но в большинстве булькал где-то под водой, опускаясь на дно. Почти параллельно ему тонула и сама Марьяна, но только где-то в отдалении, совершенно в другой Вселенной, в ином океане.

Теперь она осознавала себя с новой стороны, и ей не терпелось исследовать вдоль и поперек эту новую область, эту terra nova своей внутренней империи.

Начало было положено самой пустой банальностью. Своей гувернантке она задала прямой вопрос, ожидая получить вполне откровенный ответ:

–Скажи мне, как я выгляжу?..

Так начались их полутайные встречи, чутким модератором которых был Айдын.

За ним больше не тянулся шлейф того странного эмоционального взрыва, который произошел с ним при их знакомстве в квартире у Гектора; и его не разрывало на части от невозможности идентифицировать свои чувства.

Но в нем осталась сердечная мягкость, от которой, как он догадывался, нельзя было отказываться. Она не выглядела опасной, и не несла в себе разрушений. И, более того, Айдын был не против всего этого. Он решил отдаться течению, не забывая в нужных случаях управлять плотом…