(Тим: «Я этого не говорил»)
И перед его глазами, как мастерский киноспецэффект, представал сгусток злости, окрашенный в бордовый цвет, переливающийся коричневыми прожилками и окутанный аналогичного тона туманностью. Так он увидел свой гнев, после того, как освободился от него.
То были дни открытий и понимания. Тим, в паре с Нелли, блуждал в лабиринте своей души. Стабильно, один раз в неделю, в рамках психологического консультирования.
Тим открывал двери, в которые не то, что никогда не решался входить, но и которых он даже никогда не замечал. Замки на них уже заржавели, настолько долго они оставались закрытыми. И за одной из таких дверей притаилась нелицеприятная, вызывающая бурю гнева, правда. Правда несправедливая; разочарование спутник такого вида правды.
–Ты можешь плакать, если хочешь, – сказала ему тогда Нелли. – Никто тебя за это здесь не осудит. Каждый из нас имеет право на слезы.
–Нет, – сказал Тим. – Плакать я не буду.
Он не улыбнулся, как обычно, отпуская свою боль и растворяя ее в беспечности, а только лишь уставился в одну точку, замолчал, и долго не хотел говорить. Глаза его стали цвета осеннего холода, и на время он превратился в грозную статую.
–Тим? – обратилась к нему Нелли. – Мы можем продолжать?
И он твердо ответил:
–Да, конечно.
Вечером того же дня он оторвался на каком-то незнакомце.
Тим приметил на себе чей-то «косой» взгляд, и вдруг позабыл о том, что его внешность часто оценивается окружающими, и что взгляды могут быть любыми, начиная от завистливых и заканчивая типично влюбленными.
Он вдруг стал дерзок, и, никого и ничего не видя вокруг, уверенно пошел на немного ошарашенного паренька («Я просто посмотрел на тебя, братан! – читалось в его глазах. – Ничего больше!»), но готового безусловно принять вызов. Они стали обмениваться резкостями, и их никто не останавливал – казалось, если прикоснуться к кому-то из них, можно было обжечься.
–А что случилось то? – не теряя рассудка, задался вопросом Кирилл.
–Не знаю! – ответила ему Дина, не скрывая своего недовольства. – Похоже, наш Тимон совсем погнал!
Следуя инстинкту сохранения, Кирилл стал изучать пацанов из «вражеского лагеря», и, признав со стыдом, что в одиночку он бы с ними навряд ли справился, мысленно поблагодарил Бога за то, что рядом был Айдын; в такие моменты от его присутствия всегда становилось намного легче.
Воздух накалился до предела. Тим придвинулся вплотную к своему «обидчику», так, что можно было чувствовать на своей коже его горячее дыхание, и, уже в следующий момент беспощадно накинулся на него, в стремлении положить на лопатки. Но не тут то было – противник оказал достойное сопротивление.
Дальше началось месиво.
Дине постоянно казалось, что вот сейчас Кирилл точно получит удар, который собьет его с ног, и его начнут жестоко пинать эти дикие животные. Глаза ее заблестели от слез, но она истово продолжала убеждать себя, что все обойдется.
Главный зачинщик этого глупого побоища, – Тимон, – стремительно сдавал позиции. Парень, на которого он решил спустить свой гнев, оказался недурен в рукопашном бою. Тимино лицо уже было в ссадинах и кровоподтеках (наметки для грядущих синяков), в то время, как из видимых показателей, которые оставляет на теле драка, у его противника была лишь разбитая губа, но при этом дышал он тяжело и громко.
Кто-то из свидетелей выкрикнул «дежурную» фразу:
–Зовите ментов!
«Превосходно!» – пронеслось в голове у Дины.
И вдруг она увидела, как Тим проделал со своим телом нечто, что может сделать только боец. Его корпус увертывался от ударов, как в танце; его руки закрывали лицо, и его глаза ждали удобного момента. Паренек отмолотил кулаками воздух, и когда в очередной раз его дыхание сбилось, Тим нанес свой удар. Не сокрушительный, но вполне успешный. Противник зашатался, стал терять равновесие.
Тим ощутил колоссальное облегчение. Но чествовать победу было нелепо, а точнее, неуместно. Битва еще не было кончена. Удары внушительной силы обрушились на Тима с другой стороны. Еще один «недруг». Если напал на одного члена стаи, готовься сойтись со всей стаей. Тим закрылся руками, не имея возможности оказать сопротивление.
Неожиданно удары остановились. Парень, молотящий кулаками со знанием дела, согнулся в какой-то неестественной позе, напоминая скрученного инвалида. Позади него стоял Айдын, который одним ударом помог тому лечь на землю.
То, что произошло дальше, Тим старался забыть, не придавая этому какого-либо значения, но у него так и не вышло.
Они впервые встретились глазами, так, как это бывает, когда заглядываешь в душу другому человеку. Тим увидел доброту, понимание, учтивость… И все это было адресовано к нему, к Тиму. А еще взгляд Айдына ждал взаимности.
Тим опешил от всего этого, но, не растерявшись, сказал:
–Это было не обязательно. Я бы и сам справился.
–«Спасибо» скажешь потом! – весело ответил тот, и,
«Будь я проклят!» – подумал Тим,
и увидел в глазах Айдына блеск, какой бывает, когда испытываешь восхищение.
(Леша: «Романтика!»)
Совершенно не понимая, что это было, Тим стоял на одном месте, как вкопанный, и очнулся только когда к нему подошел Кирилл и сказал:
–Если не хочешь встретить утро в обезьяннике, то советую пошевелиться!
Тим увидел его побитое лицо, и Дину, у которой был тот еще взгляд, и было непонятно, на что (или на кого) конкретно она злилась.
Вчетвером они быстренько совершили побег к машине Айдына, загрузились в нее, пыхтя, как старички, и вздохнули с облегчением, когда зарычал мотор. Они успели ретироваться до приезда кавалерии, и уже через полчаса сидели в своей студенческой квартире, попивали пиво и размышляли о том, как провести остаток вечера (часы даже не пробили полночь; Золушка в это время только начинает входить во вкус).
Тим до сих пор прибывал в недоумении – это продолжалось. Он решительно не знал, как стоит повести себя; нужно ли игнорировать откровенно интересующиеся им взгляды; эти блестящие глаза, вечно смотрящие в его сторону, – когда Дина настойчиво приближала к его ранам ватную палочку, искупанную в зеленке, приговаривая: «Хочу поблагодарить тебя за прекрасно проведенное время!»; когда он разделся и оказался по пояс голым; когда он незаметно выскользнул на балкон (наивно полагая, что остался незамеченным), затянулся несколько раз дымом через трубочку, набитую скифом (остатки с предыдущего раза), запил горечь парой внушительных глотков пива, и вернулся обратно в комнату… где его снова поджидали те же самые глаза.
В очередной раз Тим потерялся в догадках и в своих чувствах. Не было никакого влечения или сексуального желания. В воздухе витали все те же внятные ощущения доброты и легкости (и первое, и второе никак не ассоциировалось с Айдыном).
–Чего?.. – невнятно спросил Тим, откашлялся, и повторился: – Чего ты на меня так смотришь весь вечер?
Айдын помолчал, выдержав невесомую паузу.
Будто играет со мной, подумал Тим.
–Я и не думал, что ты такой дерзкий! – сказал Айдын.
Потом он улыбнулся, и край его нижней губы на несколько секунд оказался зажат в стройном ряду белых зубов, так, как это обычно бывает при флирте.
Тиму показалось, что его глаза полезли на лоб. Но они оставались на месте и старались не выдавать истинных чувств. Он сказал:
–По ходу, ты от этого балдеешь!
Айдын засмеялся и покачал головой.
Какие же у него глаза, черт возьми, подумал в этот момент Тим.
–Нужно беречь себя, – сказал Айдын.
И то было одно из первых проявлений благодушия с его стороны…
Дина: «Значит, это любовь!»
Тим: «Ничего подобного. Он оказался крайне заботливым человеком. Вот и все».
Леша: «Нет, не все. Что-то здесь не так. Чего-то не хватает».
Тим: «В последнее время я стал думать, что ему попросту не хватало друга. Настоящего верного друга».
Сергей: «Да перестань! Этот парень несовместим с обычной человеческой дружбой! Небо и земля!»
Дина: «Безусловно, Айдын может оказать поддержку. Но в основном, чтобы развеять повседневную скуку. Он самоутверждается через другие вещи. И одному только Богу известно, что это за вещи».
Леша: «Он никогда и ничего не требовал взамен…»
Тим: «Он любил находиться в компании со мной…»
Дина: «Вместе с ним ты подсел на таблетки. Не забывай об этом».
Тим: «Это важно?»
Леша: «Видимо, да…»
Сергей: «Когда ты стыл слышать голоса?»
Взойди на алтарь!
Сергей: «До того, как вы стали общаться? Или после?»
Война – отец всего.
Тим: «Это важно?»
Ты ключ к божественному.
Леша: «Здесь что-то скрыто. Нечто ужасное…»
Тим: «Голоса появились, когда стихли джунгли».
Когда стихли джунгли…
-Нелли.
…Как известно, бесконечно можно смотреть на две вещи: на то, как горит огонь, и на чью-то работу.
–Я бы добавил еще кое-что, – сказал Тим.
–Правда? – Нелли оказалась заинтригованной. – И что же это?
–То, как кто-то трахается…
Он выдержал паузу, ожидая реакции психолога-консультанта, чью роль исполняла Нелли. На ее лице не дрогнул ни один мускул.
–Конечно, если смотреть на это вечно, можно сойти с ума. Кто-то этого зрелища вообще не переносит (и, по-моему, занимается самообманом). Я же могу смотреть на это очень долго.
Нелли Артуровна, я не буду ходить вокруг да около. В разные времена были свои сексоголики. Калигула, Казанова, дон Жуан. И помимо них, кто-то еще. Обычные люди – назовем их так. Всегда это считалось нравственной проблемой. Сегодня угол зрения несколько поменялся. Сексуальная зависимость – это скорее проблема личная, и скрывать ее не имеет смысла.
Добро пожаловать в современный мир! Гаджеты стали продолжением нашего нерва. Вера стала продуктом в магазине – ассортимент на столько велик, что разбегаются глаза. Водочка! Ах, этот сладкий напиток! Вино виски шамПАНское! Что я забыл? Неважно! Лучше давайте затянемся? Сделаем крепкий затяг! Так, чтобы голова стала ясной, и все легло по своим местам! Чтобы разум прояснился! Устроим себе легкое просветление! Или нет! Лучше давайте заработаем себе статус! Точно! Это же так круто! Красивые машины портмоне с ожирением дорогие вещи beautiful life!
Это мир удовольствий, Нелли Артуровна. Мир, премьер-министр которого Его Величество Дофамин!
И среди всего этого мнимого великолепия спряталось нечто… Еще один элемент наслаждения… Он, как хамелеон, меняет свой цвет. Из отличного друга превращается во врага, иногда становясь тенью услады, прячась за вздохами чужого блаженства.
Что же это, Нелли Артуровна?
Это каменные джунгли. Это бешеный темп. Это самообман… В джунглях все трахаются. Вы знали об этом? Джунгли пропитаны сексом. Желание повсюду. Оно в самом воздухе.
Все это джунгли. Все это секс…
(Сергей: «Браво!»)
–Правильно ли я тебя понимаю?.. – Нелли попыталась найти лучшие слова, но остановилась на самых простых: – Ты считаешь себя сексоголиком?
–Только не сейчас… Нет… Сегодня джунгли молчат…
Это все из-за ваших прогулок, молодой человек. Слишком много их было, вам так не кажется? Сексуальное пресыщение. Сексуальная усталость. Джунгли замолчали… Потребность в любви превратилась в сладкое пирожное. Ты съел свою потребность, Тим.
(Сергей: «Это слишком категорично!»)
(Леша: «Я бы так не сказал…»)
–В начале нового века психологи дали ясный прогноз: порнография станет одним из лидирующих видов интерактивного развлечения. Они поставили интервал в десять лет, и эти десять лет прошли.
Сегодня нет ни одного сюжета, на который не была бы снята своя порноверсия. Любой современный или классический сюжет переложен на порно.
Представьте себе: камера, способная фиксировать такие вещи, какие подчас трудно выразить словами, в данном случае закрепляет в записи акт базовой потребности, причем во всех его изощренных формах. При этом самый обычный видеоряд, демонстрирующий самую неприхотливую работу съемочной группы, может в итоге принести далеко не самую малую финансовую прибыль. Люди не замечают вялый монтаж, закрывают глаза на вздорное актерство (даже стоны в процессе соития иногда выходят чудовищно неправдоподобными) и редко обращают внимание на отсутствие интеллектуальной индивидуальности (мясо занимается мясотерством). Иными словами, все видят то, что должны видеть. Секс.
Порно – это секс. Все остальные добавки только портят блюдо. Сюжет, если таковой наклевывается, заставляет ум скучать; романтика, подарок для женской половины аудитории, не сходится с финальными оргазмами, пещерными стонами и искореженными в физическом безумстве лицами; а любое структурирование, поиск определенного темпа и ритма, разваливается – невозможно регулировать досконально действия актеров, ибо тогда это будет нечестно, что означает только одно – это будет плохое порно.
Понимаете? Без честности нельзя даже здесь! Камера видит все!
Свой первый порнофильм я увидел еще когда начинал переступать школьный порог. Мой друг детства стащил у своего старшего братца диск, с тем самым кино. Для нас это была небольшая авантюра. Сначала взять чужую вещь, потом посмотреть то, что считалось запретным…
При первом просмотре из всего зрелища мы выдержали не больше минуты. Весь интерес пропал сразу, как только женский рот глотал сами знаете, что. От увиденного хотелось блевать! Это было настолько отвратно, что всякий раз, когда мы об этом вспоминали, нам обоим становилось тошно. И вот вам парадокс – то, что вызывало отвращение, притягивало ребенка так же, как и новая компьютерная игра, если не сильнее.
Не трудно догадаться, что мы потом пересмотрели все фильмы, которые были на том диске. Мой друг выказал большее равнодушие к подобному виду искусства, в отличие от меня. Я же смотрел на все, как завороженный. Оторваться от этого зрелища мне было сложно. К тому же, мне быстро перестало казаться это запретным.
Вообще, запретно ли это?
Шесть лет и первый порнофильм… Да… Любой моралист назвал бы это безнравственным…
–Не хочешь ли ты сказать, что порнография занимает особое место в жизни человека?
–Абсолютно верно! Именно это я и хочу сказать!
Более того, я считаю, что тот, кто хоть однажды увидел это, определенно получил свой пропуск в современный мир.
–То есть, современный мир – это мир порнографии?
Не совсем. Современный мир – это отражение эпохи. А сегодня мы живем в эпоху секса. Это очевидно. Порнография, как видеоаттракцион, лишнее тому подтверждение!
Секс, в своем большинстве, связан сегодня с деньгами. Деньги заставляют мир вращаться.
Мир, в котором мы живем, движется именно в этом ритме – в ритме секса. А тот, кто идет ему наперекор, становится аутсайдером.
–И постепенно обретает собственную индивидуальность. Разве нет?
–Аутсайдерскую индивидуальность.
Индивидуальность вне мира.
(Сергей: «Интересно, когда ты занимаешься сексом, ты тоже об этом обо всем думаешь?»)
(Дина: «Более того, я уверена, что он еще об этом и рассказывает! После секса, конечно. Или до него. Разницы нет».)
(Леша: «Меня эта страшная участь обошла стороной…»)
Мобильник зашелся в вибрации. Тим извинился, и ответил на звонок.
–Это очень важно, – сказал он.
Конечно, это важно, когда на связь выходит потенциальный сексуальный партнер, с которым случилось ночное интернет-знакомство.
Закончив короткий разговор, он откланялся, и сказал, что ему необходимо прервать консультацию и покинуть кабинет.
(Дина: «Ты этого не делал!»)
(Леша: «Ему нужно покинуть кабинет…»)
(Тим: «Всего лишь посмотреть, кто этот смельчак, который хотел со мной встречи»)
Тим повернул дверную ручку, и его обдал спертый воздух непроветренной квартиры, которую он и его новый знакомый сняли на пару часов.
–Именно так это и делается, – сказал он, обернувшись. – Непринужденно. Без сомнений.
–Хорошо, что не в кустах и не за первым поворотом, – добавила от себя Нелли.
Кабинет психологической разгрузки потерял свои очертания в тумане. На первом плане оказалась ванная комната. Тим увидел, что кран закрыт не до конца – вода не хотела останавливаться. Наверное, дело в незаметном волнении. Все делается не до конца. Он вернулся к раковине и потуже затянул крестообразную ручку крана.
Потом вышел в коридор, захлопнул дверь и выключил свет. Прошел в соседнюю комнату, где его ожидало плотское наслаждение. Паренек, его ровесник, разделся до нижнего белья, и сидел в ожидании на диване.
(Дина: «Нам обязательно это слушать?»)
(Сергей: «Женщины закрывают уши!»)
С одной дороги на другую дорогу, из одной постели в другую постель, от одного любовника к другому любовнику. От черного к красному. Теперь для меня нет спасения! Нет спасенья для меня! Но это нормально… Это нормально…
–Я скажу о том, что мне нравится.
Любовное выражение глаз, блеск которых видно даже в темноте (эти глаза сосредоточены не на внешности; они смотрят в душу, нагло заглядывают в нее, и честно находят там самих себя, в той или иной степени). Губы, цвета «облизанного барбарисового леденца» (встречаются редко, и потому занесены в Красную Книгу). Мягкие ладони, желательно теплые; холода мне хватает в самом себе. Стройность, атлетичность, самоценность.
Пожалуй, все. Именно эти эстетические черты я искал в разных людях, и встречал по отдельности, постоянно с сожалением понимая, что поиск может продолжаться до бесконечности, и что пора бы успокоиться; что прошлого не вернешь, и тот далекий образ, что остался позади, больше не повториться ни в ком другом.
Я старался рассыпать по полу все эти качества и распинать их по углам, покуда не дойдут руки до генеральной уборки – тогда уж точно все придется выбросить на свалку.
Но это только распаляло меня еще сильнее. Иногда желание обрывало все границы. Из одной постели в другую постель. От одного любовника к другому любовнику.
Это было нормально. Кажется, все, с кем я спал, так же переспали друг с другом. Надеюсь, мне только кажется…
Все это до того момента, пока джунгли не стихли. Впервые я почувствовал свой внутренний стержень. Впервые я почувствовал, что мне нужна пауза. Перерыв на неизвестный срок.
–Я призываю свою смерть.
Нелли удивленно посмотрела на него и спросила:
–Что, прости?
Он простодушно повторил:
–Я призываю свою смерть, – и глупо улыбнулся. – Не знаю, откуда это взялось. Просто слова в голове. Приходят ко мне в минуты отчаяния…
В тот момент, когда все обволакивает туманом. Когда ничего не видно. Когда пустота поглощает все с головой. Пожирает все оболочки, оставляя одни кости. Бесплодие разума. Мысли-блудницы, без разбора совокупляющиеся друг с другом.
–Видите ли, все задумываются о суициде. Рано или поздно, но это происходит. Современная тенденция такова, что молодой человек рассматривает вариант самоубийства как верный исход событий – именно так, и никак иначе. Без вариантов.
Не хочу сказать, что мне хотелось проделать над собой это грубое действо – стереть самого себя. Отнюдь. Могу сказать точно, что истероидные черты обошли меня стороной. Последнее, чего мне хочется, так это оказаться в центре внимания; чтобы все поняли, как мне было больно.
Боже! Оказывается этот мальчик страдал! Какой кошмар! Вроде бы из благополучной семьи. Общительный. Хорошо учился. И вдруг…
Нет. Эти спектакли не для меня.
Но смерть манила меня. Всегда. Ее лик. Ее прекрасный ужас…
У смерти есть образ – нечто, в саване, с косой. А у жизни? Какой образ можно придать жизни? Какую форму? Конечно, отсюда можно сделать вывод, что образ смерти – пустышка. Смерть так же сложна, как и жизнь. И накидывать на нее одежды, давать в руки крестьянский предмет, не более, чем вздор…
Почему же смерть выглядит для многих людей более привлекательно? Для меня в том числе. Подобно многим, я ищу в ней успокоение, избавление от собственного гнева, от щемящей пустоты, от боли и крика. В чем причина?
Повторюсь, что я никогда не собирался резать вены или вешаться на фонарном столбе.
И все же… Я призываю свою смерть… Я призываю ее, потому что не вижу смыслов и не нахожу ответов. Трагичность жизни не дает мне покоя. Я не способен посмотреть на нее со стороны, сделать ее своей подругой, своей сестрой. Мы постоянно в ссоре.
Я не согласен. И не знаю, что мне с этим делать…
(Леша: «Она должна была помочь тебе. Ты увидел свое отражение, опечалился ему. И теперь ее функцией являлось провести тебя дальше в том лабиринте, где ты заплутал»)
(Сергей: «Абсолютно верно! Она помогла?»)
(Тим: «…»)
Нелли посмотрела на него так, словно перед ней сидел ангел.
–Ты призываешь свою смерть, – повторила она. – Дай-ка я постараюсь сформулировать точнее… Выходит так, что ты отказываешься от греха самоубийства, обходишь его стороной, не признаешь его (и это верно!). Но при этом отказываешься жить.
–Точно, – обреченно сказал Тим. – Коротко и ясно.
–Ну что ж! Самое время поговорить об этом, если ты не против.
И они стали говорить. О том, каким прекрасным было его детство, и о его первой любви. О его несогласии с родителями – конфликт, который так и не разрешился. До сих пор он разговаривал с ними через себя; он продолжал чтить их, но только лишь потому, что того требовала жизнь. Без уважения к родителям, почему-то, все постоянно ломается, ничего уверенно не стоит на месте. Они заглянули в сторону, где таились промискуитетные связи, и выяснилось, что не все уж так было беспорядочно.
Из постели в постель. От любовника к любовнику. От черного к красному.
Но это нормально… Это нормально. Это нормально! Это НОРМАЛЬНО!
С одной дороги на другую дорогу! Из постели в постель! От любовника к любовнику! К любовнику! К любовнику! К любовнику!
Больше нет спасенья для меня! Нет спасенья для меня! Нет спасенья для меня!..
Действительно, обрести себя в бесконечных оргазмах с разными людьми невозможно. Напротив, можно себя раздать. Но после этого всегда приходилось собираться заново. Какой-то частью себя Тим понял это, и решил остановиться. Повиснуть в неопределенности. И даже на некоторое время отказаться от секса совсем (проще говоря, из крайности в крайность).
–Я поведал ей все, – однажды сказал Тим своей подруге.
Дина скептически переспросила:
–Все?
–Абсолютно все! – радостно подтвердил Тим.
–Зачем? – больше у себя, чем у него, спросила Дина, сделав ничего непонимающие большие глаза.
–Затем, что это консультация, и не нужно ходить вокруг да около, впустую растрачивая время.
–Я никогда бы не пошла консультацию. Это не в моем стиле.
–Кому же ты доверяешь свои тайные чувства и эмоции? Подушке перед сном? Или своему возлюбленному?
–Вообще то, я всегда доверяюсь тебе. А если я что-то подобное расскажу Кириллу, то он посчитает меня чокнутой, и будет шарахаться от меня сразу, как заметит на горизонте.
–Да… Но ведь я ничем не могу тебе помочь! Я не самый лучший советчик!
–Мне достаточно использовать тебя, как выгребную яму. Излила душу, и присыпала песочком до очередного стресса.
–Напоминает помойку.
–Ну, – она пожала плечами, – у кого какие ассоциации.
–Негодяйка!
Она смачно укусила пышный бутерброд с салатным листом и овощами, который готовила себе во время диалога.
–Ммм! – восхищенно промычала она. – Вкуснятина!
–Приготовь мне тоже! – попросил ее Тим.
Она сделала недовольное лицо и показала средний палец.
–Ну, пожалуйста! – настаивал Тим.
Она показала оба средних пальца. Затем еще раз откусила от своего бутерброда, положила его в тарелку, и принялась готовить новый. Для друга.
–Спасибо! – Тим расплылся в благодарственной улыбке.
–Ну, и каков же итог ваших разговоров по душам? – определенно, Дина относилась к индивидуальному консультированию весьма скептически.
–Мне стало намного легче, – сразу ответил Тим.
–Кто бы сомневался…
Дина шмякнула кусок салями на хлеб и хорошенько полила его майонезом.
–Это что б ты немножечко потолстел! – сказала она. – Перестанешь быть стройным, снова впадешь в очередную депрессию, и побежишь жаловаться нашей Нелличке.
–А она прижмет метя к своей груди и будет жалеть! Долго и страстно!
–Фу!.. Извращенец! Ешь свой бутерброд своими грязными извращенскими руками! – Она передала ему его порцию. – Ты сегодня моешь посуду! Ты об этом помнишь, раб?
–Да, моя госпожа!
–Так то! Знай свое место! Извращенец!..
(Сергей: «Джунгли умолкли. Туман сгущается».)
(Дина: «Извращенцы никогда не находят себе покоя»)
(Леша: «Здесь что-то не так… Что она тогда сказала? С чем тебе пришлось согласиться?»)
…И они говорили. Постоянной темой, проскальзывающей тут и там, было несовершенство мира. Трагичность жизни вечно выглядела удручающей. Тим со всем этим не мог согласиться, и Нелли поддерживала его несогласие, подтверждая достаточно жесткими примерами – несправедливость, психопатство, сильный побеждает слабого.
(Леша: «Укрепляла твою озлобленность. Вот, что она делала»)
И в какой-то момент пришлось открыть давно запертые двери…
–Я болен. – Тим пришел к удручающему выводу. – Ведь так?
Нелли с сожалением покачала головой: да, дорогой мой, ты болен.
(Сергей: «Старая стерва!»)
–Хотя, – тут же добавляла она, – гомосексуализм не такая уж страшная болезнь, на самом деле. Нужно всего лишь расслабиться, и получать удовольствие.
Естественно, Тим уже никогда не смог равнодушно реагировать на эту мысль. В тот же вечер, когда открылась эта карта, он выплеснул всю злость на случайном знакомом.
(Леша: «И тут же появляется наш таинственный мистер Икс»)
(Дина: «Айдын…»)
(Тим: «Вот, что я скажу. Все это бред! Ничтожный внутренний диалог!)
–Не нужно было оставаться наедине с самим собой! Напросился бы к кому-нибудь в гости, и все эти вздорные мысли обошли бы меня стороной!
В тумане промчалась огромная тень. Потом с другого бока.
–Черт! – Тим закрыл глаза. – Черт! Черт!
Он стал успокаивать себя: делал глубокий вдох и медленно выдыхал. Потом снова.
Его собеседники пропали. Вместе с дурными мыслями.
Когда он услышал музыку и голоса других людей, стало ясно, что туман рассеялся. Тим открыл глаза. Он снова оказался в своем любимом кафе, под мягким светом ламп. Был уже поздний вечер, и тепло сменилось прохладой.
–Наконец-то, – сказал сидевший напротив Айдын. – Я думал, ты уже не проснешься.
–Как ты здесь очутился? – Тим снял свои солнечные очки, и протер глаза.
Словно бы это помогло ему убедиться в том, что Айдын действительно сидел здесь же, за этим же столиком.
–Ты не поверишь! – ответил тот. – Я проходил мимо, и увидел, как ты сидишь здесь один. Как истукан. Подошел, толкнул тебя, а ты даже не отреагировал. Решил проследить за тобой, чтобы все было нормально. Не проходить же мимо, верно?
–Верно… – сконфуженно сказал Тим. – Сколько время?
–Скоро полночь.
–Я обещал Дине, что куплю чего-нибудь на ужин. Наверное, так и ждет.
–Что с тобой было? Все нормально? Ты разговаривал сам с собой.
–Кажется, меня кто-то гипнотизирует.
–Тебя гипнотизируют? – Айдын улыбнулся.
–У тебя никогда не случалось такого? Твои чувства не совпадают с мыслями. Ты хочешь сделать одно, но делаешь абсолютно другое. Словно кто-то другой приказывает тебе делать это.
–Это бывает только у тех, у кого рассеянное внимание. Кстати, на тебя это очень похоже.
–Неправда. Я умею сосредотачиваться на чем-то одном. В усидчивости я силен.
–Не будь таким серьезным.
–Что же тогда нужно делать. Выпить пива и расслабиться?
Было заметно, как Айдыну не пришелся по вкусу тон, которым с ним разговаривали. Но он был способен реагировать рационально, поэтому сказал:
–Слушай, я понимаю, что ты переживаешь. Произошел несчастный случай, и все такое. Теперь тебе повсюду видятся призраки. Тебе не по себе, а, возможно, ты даже испытываешь страх.
–Ты прав. И мне не стыдно в этом признаться.
–Я говорю тебе, здесь и сейчас. – Айдын наклонился в сторону Тима, и в его голосе прибавилось убедительности. – Все нормально. На самом деле, эту жизнь покинул еще один никому не нужный отморозок. Все это не имеет никакого значения. Я обо всем позаботился, и об этом никто не узнает.
–Ты говоришь об этом так, как будто сходил в магазин за продуктами.
–В этой жизни я ничему не придаю значения. Ближе к вечеру у меня выдался отличный секс. Так я был занят. Поэтому и не смог присоединиться к тебе. Я расслабился, получил удовольствие. Чего и тебе советую.
–У тебя был секс? Даже не верится!
–Ты думал, что я асексуален. Все так думают. Я не в обиде.
Они замолчали. Тим понимал, что немного нахамил. Но никак не чувствовал себя за это виноватым. Он испытывал к Айдыну злость за его постоянное спокойствие и непринужденность, даже когда дело касалось убийства (последнее слово трудно было произнести вслух, и Тим постоянно старался обогнуть его и в своих мыслях тоже). А еще его кольнула ревность.
–С кем это ты получал удовольствие?
–Не имеет значения. – Айдын даже не посмотрел в его сторону.
–У тебя завелась невеста?
Айдын, наконец, снова показал свои добрые глаза, посмотрел в упор на Тима, и по мальчишески произнес:
–Невеста не помеха.
Тим подумал, что ему это должно нравиться, то, как с ним флиртуют, стараются успокоить, придать уверенности. Только что-то всегда было за тем смешанным, неясным образом, который представлял Айдын. Это чувство пугало Тима, и он не находил возможности расслабиться. Его тело было в напряжении, его мысли гуляли вразнобой, его воля была сломлена сильными препаратами.
Что-то было в его лице… Оно говорило… Говорило о том, что Айдын станет его убийцей… Да! Так оно и было! Это его лицо Тим увидел его над собой, скрытое под саваном. Айдын и его палач – это один и тот же человек! Тим понимает это, когда Айдын перерезает ему горло холодным лезвием, и теплая кровь заливает шею и камень на котором он лежит обездвиженный она льется из его рта и голос этот проклятый голос ЕГО голос повторяет одно и то же
Война – отец всего
Война – отец всего
Окрой двери божественной силе
Ты ключ
Это голос Айдына Это он его гипнотизировал Это всегда был он
Он
Его друг и убийца
Тим почувствовал, как его жизнь обрывается. Сначала он провалился во тьму, а потом будто огромная пушка выплюнула его вверх, и он взмыл в небо, выше птиц и облаков, и ощутил вокруг себя свободу и свежий воздух, и смог, наконец, увидеть все то, о чем так долго мечтал! Всю красоту мира! Все архитектурные шедевры! Древние сокровища и новейшие достижения инженерной мысли!
Да! Его грезы стали явью! И он понял, что он, и вся планета – это единое целое! Что он, и все остальные – все связаны едиными нитями! Что рождение и умирание – есть непрерывный процесс, и в нем заключается великое торжество экзистенции!
Он был счастлив… Он видел своих родителей, видел свою покойную бабушку, видел своих друзей и возлюбленных…
Все это долго мчалось мимо него, и завершалось. Медленно. Тихо. Успокаивающе…
Он снова был на земле, на проселочной мостовой. Была ночь, и вдоль дороги горели фонари. Он стоял под одним из них, под тем, что горел намного ярче остальных. В его сторону ехала машина. Она пронеслась мимо, и Тиму показалось, что он как будто увидел себя со стороны. Словно он был пассажиром в том проезжающем автомобиле…