Асланов резко вскочил, девушка отлетела как мяч и, ударившись виском о угол стола, рухнула на пол. Спустя несколько секунд рядом с ней лег и ревнивец. В дело вступили силовые структуры – заломив Руслану руки, товарищи вытащили его из зала и посадили в кусты сирени.

Таймураз Ревазов выразил мнение всех, прохрипев:

– Сиди здесь, никуда ни шагу! – после чего они все ринулись обратно в зал ресторана заминать происшедшее.

Через двадцать минут Руслана вызволили из зарослей сирени. Василий предложил проехать к ним в отделение и закончить начатое, они попросили девушек- официанток уложить в пакеты и вынести им через черный выход заказанные блюда и алкоголь. В три часа ночи они все вместе, не сговариваясь, повезли его домой – мало ли что может еще с ним приключиться!

Прошло сорок лет. Крым опять наш. Лет пять назад случайное знакомство свело Руслана со служащим банка в Беслане – дальним родственником Таймураза Ревазова, который и поведал, что он остался на постоянное местожительство в Севастополе. Двое его мальчиков окончили балетную школу в Киеве, но, когда развалился Советский Союз, переехали во Францию и долгое время танцевали в знаменитом кабаре «Мулен Руж», приняли в конечном итоге французское гражданство.

Через год после «чудного» знакомства Асланова перевели на новое место службы на Балтийский флот в Кронштадт, и больше он никогда не встречался с начальником УгРо Васей и прокурорами Сашей и Колей. Галя Духовая вышла замуж и проживает сейчас с семьей в Москве.

Операция

В начале сентября 1981 года эскадренный миноносец «Сознательный», на котором я служил начальником медицинской службы, пройдя Босфор и Дарданеллы, повернул в сторону Эгейского моря. Одновременно на другом конце к проливу Гибралтар выдвинулся американский авианосец «Интерпрайз» с явным намерением войти в Средиземное море. В советский период на флоте было заведено следующее правило: если суда и корабли блока НАТО заходили в Средиземное море, к ним сразу же прикреплялись наши корабли сопровождения, которые неотступно следовали за ними по всей акватории. Кораблей у нас хватало – их в море постоянно находилось до двадцати единиц и две- три подводные лодки. Необходимо было организовать сопровождение авианосца на весь период его нахождения в Средиземном море. Командующий 5- ой средиземноморской эскадры поставил задачу слежения и сопровождения авианосца большому противолодочному кораблю «Керчь» и эскадренному миноносцу «Сознательный». Но, если «Керчь» находился как раз у ворот Гибралтара, то эсминец «Сознательный» – ближе к Эгейскому морю, за несколько сотен километров от пролива. И еще, вооружение «Керчи» позволяло ему уничтожить авианосец двумя ракетами, «Сознательному» для выполнения аналогичной задачи понадобилось бы как минимум четыре ракеты.

Авианосец топить никто не собирался, просто мы все знали, какие системы ракетного оружия находятся на тех или иных проектах кораблей. Гроза авианосцев «Керчь» был введен в строй в 1969 году, «Сознательный» – в 1956 году. Но по скоростным данным эсминец БПК никак не уступал. Эсминец- корабль проекта 56. Имел 126 метров в длину и 12 – в ширину, высотой от днища до топ- мачты 25 метров. Крейсерская скорость 32 узла или 60 км. в час. Эскадренный миноносец «Сознательный» относился к классу кораблей слежения и сопровождения и находился в «постоянной» боевой готовности.

Я возглавлял на «Сознательном» медицинскую службу и уже месяц как мы находились на боевой службе. В кают- компании офицеры во главе со старпомом ждали командира, его внезапно вызвали на прямую связь с командующим эскадры. Он вел переговоры в помещении корабля с постоянно закрытой бронированной дверью с аббревиатурой ЗАС (закрытая связь), куда вход строго ограничен. Офицеры догадывались, что задачу кораблю, вероятнее всего, поменяли. К таким внезапным изменениям поставленных задач мы уже привыкли, обстановка диктует и вносит коррективы – придет командир и все объяснит. Офицеры ждут стоя, не садятся. Пока командир не пригласит офицеров за стол, никто в кают- компании не садится, это морская традиция, и ее строго соблюдают. Раздается команда старшего помощника:

– Товарищи офицеры!

Все присутствующие поворачиваются лицом к вошедшему.

– Командующий 5- ой средиземноморской эскадры определил новую задачу и порядок движения корабля в Эгейское море. Мы идем спасать греческие рыболовецкие суда. Шесть из них затонуло, часть экипажей спаслась в шлюпках. Мы ближе всех к этому району, и нам поручено их подобрать и эвакуировать на остров Китирос. Штормовое предупреждение в районе поиска – шесть- семь баллов, ветер продолжает усиливаться, – объявил Лев Борисович офицерам, – что касается авианосца, слежение и сопровождение будет осуществлять БПК «Керчь».

– Василий Степанович,– обратился командир к старпому,– имущество крепить по- штормовому. Через двадцать минут после подтверждения начинаем выдвигаться. Товарищи офицеры, прошу садиться.

Лев Борисович Сидоренко – капитан третьего ранга, командир корабля. Высокий и стройный молодой офицер. Ему тридцать два года, и он старше меня всего на пять лет. По штату на корабле девятнадцать офицеров, двадцать три мичмана и двести сорок два человека личного состава срочной службы. Справа от командира за столом сидит его старший помощник Лату Василий Степанович – придирчивый, но справедливый человек. Мы его за это уважаем. Родом он из Кишинева. Слева возвышается штурман Лесной Николай – красивый смуглый украинец. За столом в кают- компании каждый офицер прикреплен за своим постоянным местом. Очередность определяется порядковым номером боевой части или службы, где офицер служит. Боевых частей на корабле пять, служб четыре. Я отношусь к медицинской службе и мое место – пятое по левую руку от командира.

В течение двух последующих суток мы безрезультативно искали «греков», вероятнее всего они все же утонули. Осень и зима в Средиземном море период штормов. Район поисков составлял около 10 000 кв. км. Шторм усилился. На боковых галсах волны били в борт нашего корабля с такой силой, что шестисантиметровая сталь не выдержала и дала трещину. В течение последних двенадцати часов трещина в борту увеличилась до пяти метров. Наконец корабль получил разрешение покинуть зону поиска и перейти поближе к побережью Сирии, где вода была спокойнее. На тот период наш флот уже потерял две военно- морские базы в Александрии (Египет) и Бизерте (Тунис), осталась всего одна – в Тартусе (Сирия). В Тартуском доке и предполагалось осуществить сварочные работы поврежденного борта корабля

Но, как говорится, беда не приходит одна. Вечером на переходе ко мне обратился матрос Мелехов с жалобами на болезненность в правой подвздошной области. Измерил температуру- 38,30. Мелехов рассказал, что боль появилась шесть дней назад, с каждым днем она усиливалась. А сегодня он больше терпеть эту боль не смог, поэтому и обратился ко мне. Исходя из анамнеза и объективных методов обследования, я поставил предварительный диагноз: «Острый гангренозный аппендицит». Пришлось Мелехову перебираться на амбулаторную койку изолятора, под мое наблюдение. На корабле находился флагманский врач нашей 30- ой дивизии майор медицинской службы Кононенко Александр Стефанович, мой непосредственный начальник. Пригласил его на консультацию. Александр Стефанович с предварительно выставленным мной диагнозом согласился. Согласился он и с тем, что больной Мелехов нуждается в немедленной операции, но ассистировать на операции категорически отказался. Скорее всего, испугался ответственности. Затем я зашел в каюту к командиру корабля и доложил о больном.

– Мелехова надо оперировать, товарищ командир, однако предполагаю, что время несколько упущено. Обратился матрос через неделю. Наверняка аппендицит гангренозный, и, если он прорвался в брюшную полость, возможен перитонит. Идти на операцию одному не резон. Кононенко ассистировать отказался ввиду возможных осложнений.

Командир с тревогой в голосе поинтересовался:

– Руслан, ты уверен, сам- то справишься?

– Лев Борисович, первичную специализацию по хирургии я прошел в 1979 году. Самостоятельно сделал сорок семь аппендэктомий. Оперировать не боюсь. Санинструктор Повар и матрос Любченко ежегодно проходили месячную подготовку в 1- ом военно- морском госпитале на операционных медсестер. В них я уверен. Однако считаю, что ассистировать мне должен врач. Он же даст оценку моим действиям в ходе операции в случае каких–либо непредвиденных обстоятельств. Наиболее подходящей кандидатурой считаю капитана медицинской службы Корнаева. Он является начальником медицинской службы сторожевого корабля «Ладный». Пока погода позволяет ему необходимо перейти на наш корабль. А я начинаю готовить операционную с Вашего разрешения?

Лев Борисович ответил утвердительно:

– Давай, Руслан, начинай готовить. Чем тебе еще помочь, говори, не стесняйся?

– Товарищ командир, – начал Руслан смущенно, – Александр Стефанович у меня весь спирт забрал и даже из НЗ (неприкосновенный запас).

Командир недовольно поморщился:

– Алкаш…Сколько тебе необходимо спирта? Литра хватит? Пришли ко мне санинструктора с емкостью.

Собрав в медсанчасти свой личный состав, я спокойно обсудил предстоящую операцию. Каждому объяснил его задачи и функциональные обязанности. И в санинструкторе Поваре и матросе Любченко был уверен, что не подведут.

– Оперировать будем в штормовых условиях, ветер усиливается. Ассистировать мне будет Корнаев Вячеслав с «Ладного». Готовить к операции два малых операционных набора. Любченко, подберешь мне четырех матросов поздоровее – нас с Корнаевым за ноги будут держать. Повар, возьми емкость и двигай к командиру, он обещал дать на операцию литр спирта. Затем начинайте стерилизовать инструменты, о готовности доложите. Вопросы есть?

Вопросов не было. По дороге в каюту заглянул в изолятор к Мелехову.

– Послушай, Сережа, – обратился я к нему, – дальше тянуть нельзя. Надо оперировать твой аппендицит. Оперировать я буду с капитаном Корнаевым. Он на «Ладном» доктором, скоро прибудет. Врач он опытный, знающий хирург. Оперировать будем под местным наркозом. Ну что скажешь, Сережа? Согласен?

Мелехов молча кивнул головой, выбора у него не было. Пока я разговаривал с матросом подошел озадаченный санинструктор Повар.

– Товарищ старший лейтенант, – начал он неуверенно, – зачем готовить под операционную третий кубрик? Четвертый и больше и светлее.

– Повар, скажи мне, пожалуйста, где находится миттель шпиль над третьим или четвертым кубриком? Ветер усиливается, а центр корабля находится в районе ПЭЖ (пост энергетики и живучести), а под ним на второй палубе и находиться третий кубрик. В центре корабля всегда меньше качает. Будем разворачивать два инструментальных столика, за них ты отвечаешь. Иди готовь кубрик и не переживай, все будет хорошо, ни в тебе, ни в Любченко я не сомневаюсь, – подбодрил я своего санинструктора. Подбежал вестовой и доложил, что прибыл капитан медицинской службы Корнаев и он проводил его ко мне в каюту.

Славик Корнаев был старше меня на четыре года. Чуть ниже меня ростом, коренастый осетин, надежный во всех отношениях. Я всегда ценил его советы и прислушивался к его мнению. Быстро спустился в каюту. Мы обнялись, несколько минут поспрашивали друг друга о здоровье, о домашних, о службе. Я искренне был рад другу. Пригласил посмотреть больного матроса и показал, где будем его оперировать. Корнаев побеседовал с Поваром и Любченко, расспросил, чем каждый из них будет заниматься во время операции. Ответами матросов остался доволен. Затем мы вдвоем отправились к Кононенко и доложили о готовности к операции. Александр Стефанович пожелал нам удачи и углубился в читку газеты.

Доложил командиру о начале операции. Попросил его идти против волны, ибо удары волны о борт вызывают сильные толчки. И если не держаться руками за что- нибудь, мощный толчок может сбить с ног. А если ты в этот момент оперируешь и в руке у тебя скальпель или инструменты для остановки кровотечения, типа остроконечных зажимов, может иметь место несчастный случай. Командир обещал, что при начале поворота корабля нас будут оповещать голосовым сообщением. Ветер постепенно усиливался, а это, естественно, влияло на высоту волн, что увеличивало амплитуду качки. Операция проходила в следующих условиях. Корнаева и меня, намертво вцепившись в каждую ногу, держали по два матроса, лежа на палубе и широко разбросав ноги для устойчивости. Любченко обхватив руками столик с инструментами, опершись спиной в переборку кубрика, ноги – в положении шире плеч. Повар сегодня за операционную медицинскую сестру, его ногу также мертвой хваткой держит здоровенный матрос третьего года службы. Вторая нога свободная, чтобы он мог вращаться по оси от столика с инструментами к операционному столу. Мелехов широкими ремнями привязан к столу, стол прикреплен цепями к открывающимся из пазов в палубе крючками. Вот в таких условиях мы начали операцию.

Но природа решила еще раз проверить моряков на вшивость. Мощнейший удар о борт корабля случайной волны отбросил Любченко от переборки, не выпуская из рук столика с инструментами, он рухнул на палубу с корабельным матом. Смеялись все, даже запеленованный Мелехов повизгивал на операционном столе. Одному Любченко было не до смеха – при ударе о палубу он надорвал ушную раковину и сильно ушиб голову. У нас наготове был еще один столик со стерильными инструментами. Любченко немедленно его накрыл и вновь занял боевую позицию.

Операция длилась около часа и прошла успешно. Приключений больше не было. Мы отправили прооперированного матроса на корабельных носилках по внутренним коридорам в изолятор медсанчасти, сами же прошли в мою каюту. Надо было в истории болезни записать весь ход операции. Славика Корнаева я в этот день с корабля не отпустил, попросил вместе со мной понаблюдать за Мелеховым. На самом деле мотивы были другими. Просто хотел отблагодарить его за оказанную помощь и содействие. Затем решил пригласить и флагманского врача Кононенко на ужин, отметить благополучное завершение операции. Однако Александр Стефанович мое предложение отклонил, объяснив, что переходит на корабль управления «Виктор Котельников». Вел себя весьма странно: в глаза не смотрел, суетился, выглядел подавленным и неуверенным в себе. Забегая вперед, скажу: больше этого человека я никогда не встречал. Он исчез из бригады, из эскадры, из Севастополя, говорили, что он переехал в Ростов, откуда был родом.

Поднялся на командный пункт к командиру, доложил ему о проведенной операции, о состоянии матроса Мелехова. Рассказал о странном поведении флагманского врача. Вот тут–то командир меня и просветил.

– Когда вы с Корнаевым оперировали матроса, твой начальник Кононенко подслушал по – видимому мой разговор с командиром бригады. Говорили с комбригом об операции, он меня заверил, что в случае благополучного исхода будет ходатайствовать перед командующим эскадры о присвоении тебе и Корнаеву высоких правительственных наград. Вас решили представить к орденам Красной Звезды. Решение комбрига я поддержал. Оперировать больного в шестибальный шторм может только врач, обладающий большим мужеством и ответственностью.

Это хорошая часть нашего разговора, Руслан, а теперь о плохом, – командир тяжело вздохнул и продолжил, – все-таки, скорее всего Кононенко подслушал мой разговор с комбригом. Он быстро набросал текст о проведенной операции, но заменил вас собою- якобы в тяжелых штормовых условиях он один прооперировал матроса Мелехова. Аккуратно подделал мою подпись и передал матросу в помещение ЗАС. Матрос телеграмму в Москву отправил, но засомневался в подлинности документа и принес мне написанный рукой Кононенко текст с моей подделанной подписью. О случившемся я доложил комбригу, а он – командующему эскадрой.

Результат такой: орден Красной Звезды Кононенко аннулировали. Командир эскадры и командир бригады предложили ему уволиться в запас по выслуге лет. Предупредили, что в случае отказа его дело передается в суд офицерской чести, со всеми вытекающими последствиями. Кононенко согласился с первым вариантом. Выслугу в льготном летоисчеслении он набрал, но подполковника уже не получит. А теперь о самом печальном, – Лев Борисович сочувствующе посмотрел на меня и продолжил, – орден Кононенко аннулировали, но и вы с Корнаевым к орденам представлены не будете. Дважды за одно дело не награждают. Ты пожалуйста не расстраивайся и не переживай, у тебя еще все впереди. Ну и Корнаева тоже успокой.

– Лев Борисович, – обратился я к командиру, – я еще обрадоваться не успел, не то, чтобы переживать. Разрешите идти?

И получив разрешение, вышел с командного пункта. Подходя к каюте, я думал: «Рассказать Славе об услышанном от командира или нет? Ему будет крайне неприятно узнать, по чьей вине он не получил правительственную награду. И расстроится надолго, переживать будет. Нет, Слава, ничего я тебе рассказывать не буду».

Изобразив на лице подобие радости, открыл дверь каюты и перешагнул через комингс. В каюте со мной проживал помощник командира по снабжению. Звали его Саша Гапонов. Направляясь к командиру, попросил Сашу организовать стол. Шагнув в каюту, заметил, что Слава что–то оживленно обсуждает с Гапоновым. Увидев меня входящего, быстро попытался убрать кисть левой руки за спину. Обратил внимание и на то, как они сразу же сменили тему разговора. Саша разлил водку в стаканы, и мы выпили за здоровье больного.

– Послушай, Слава, правой рукой ты стакан держишь, но закусывать будешь все равно левой. Третьей руки у тебя нет. А теперь покажи левую кисть и объясни, почему она оказалась забинтована, ведь уходя, я оставил тебя в полном здравии.

Корнаеву ничего не оставалось, как поведать свою историю.

– Когда ты к командиру пошел, в каюту заглянул Саша. Он- то и рассказал мне о проделках флагманского врача. Оказывается, офицеры на корабле были уже осведомлены о мошенничестве Кононенко с орденом и живо обсуждали это между собой. Отношения с Александром Стефановичем у меня были всегда натянутые, мы друг с другом и разговаривали сквозь сжатые зубы и только на служебные темы. А тут такая новость от Гапонова. Ну я и завелся… Схватил твою стеклянную пепельницу со стола и пошел к нему в каюту выяснять отношения. Саша мне вслед кричит, что в каюте его нет, он, мол, минут десять назад видел его на верхней палубе с вещами. Поднялся наверх, смотрю, стоит негодяй у трапа, рядом чемоданчик, в руках- кожаный бушлат.

Я ему и говорю:

– Слышал, что увольняют Вас по несоответствию. Вот я и думаю, как легко стало дышать. Наверно, потому что – гавно – то уплывает…

Ну он мне левой и отвесил пощечину на глазах у дежурного офицера и помощника дежурного по кораблю. Я в долгу не остался – твоей пепельницей раза два приложился к его лицу и голове, после чего пепельница от удара о его голову разбилась у меня в руке. Порезы от стекла на ладони глубокие, но сухожилия не задеты. Твой Любченко мне раны зашивал. Молодец какой…

На боевой службе «Сознательный» находился еще пять месяцев. Честно и с достоинством выполнив свой воинский долг, мы вернулись в Севастополь. Через три месяца нашего командира приняли в Ленинградскую военно- морскую академию им. Кузнецова, и он убыл по новому месту назначению. Командиром эсминца «Сознательный» стал наш старпом Василий Степанович Лату. Слава Карнаев был назначен флагманским врачом 30- ой дивизии. Выйдя в запас, остался с семьей на постоянное место жительства в Севастополе. Больше я с ним никогда не встречался. В июне 1982 года меня перевели на Краснознаменный Балтийский флот. Новое место моей службы называлось Кронштадтская дивизия надводных кораблей охраны водного района Ленинграда. Недавно через интернет поинтересовался дальнейшей судьбой эскадренного миноносца «Сознательный». Оказалось, что Лату В.С. был его последним командиром. В 1988 году эсминец «Сознательный» был выведен из состава Черноморского флота, расформирован и сдан на слом.

В гостинице "Советская"

Вот уже третий год подряд в свой очередной плановый отпуск старший лейтенант Асланов приезжает в холодную северную столицу. Но не любоваться достопримечательностями Ленинграда, красотой фасадов зданий и сокровищницами Эрмитажа и кунсткамеры. Третий год подряд он штурмует кафедру абдоминальной хирургии при военно- медицинской академии С.М. Кирова, ищет любые возможности для поступления в ординатуру. Еще в Севастополе, где он серьезно занимался хирургией, заведующим хирургическим отделением военно- морского госпиталя Черноморского флота полковником Сергеем Алексеевичем Севастьяновым ему была дана письменная рекомендация на имя своего старого однокашника Николая Стефановича Юрихина с просьбой помочь молодому офицеру в становлении и утверждении его полостником- хирургом.

Асланов письмо Юрихину передал, и тот взял над Русланом патронаж и третий год учит его премудростям полостной хирургии, искренне старается помочь ему подготовиться и поступить в ординатуру при академии. Но сегодня в больнице скорой и неотложной помощи, где ведущим хирургом работает Николай Стефанович, для Асланова открылась истина страшная и откровенная по своей сути. Юрихин был рад очередной встрече с Аслановым. Он действительно полюбил этого настырного старшего лейтенанта, ему нравились его неуемная настойчивость и упорство, а также способность впитывать как губка советы и рекомендации Николая Стефановича по абдоминальной хирургии. Но, увы, в тот советский период этого было явно недостаточно, решающую роль при поступлении в престижный ВУЗ или при устройстве на хорошо оплачиваемое доходное место играли родственные связи во власти. И как подтверждение этому…

Дверь в кабинете Юрихина была приоткрыта, что дало возможность Асланову прослушать практически весь разговор Николая Стефановича с однокашником. Севастьянов интересовался успехами Асланова, перспективой и возможностями поступления в ординатуру. Юрихин тяжело вздохнул:

– Послушай, Сережа, я тут разговаривал кое с кем на шестом факультете. Дохлый номер. Асланову ходу не дадут. Мне объяснили, что места в ординатуре распределены на десять лет вперед. Никакой перспективы. Вот только как это Руслану преподнести? Жаль парня, когда я ему об этом расскажу, он сломаться может. Задатки по хирургии у него, несомненно, есть. И учить я его буду с удовольствием. Но ты же понимаешь, что нужно систематическое обучение и документ об окончании ординатуры. Иначе как пристроить его в хирургическое отделение в госпиталь? Вот ведь дело в чем, – закончил Николай Стефанович.

Асланов молча выслушал до конца диалог двух незаурядных хирургов, снял халат и хмуро пошел в раздевалку. "Все, мне здесь делать больше нечего". Гостиница "Советская", где он постоянно останавливался все эти три года, была отстроена и введена в строй всего пять лет назад. Высоченная, в шестнадцать этажей, выстроенная в современном стиле, она сразу же пришлась по душе Руслану своим огромным холлом, выложенным мрамором и гранитом, высокими и широкими коридорами, ярко освещенными бронзовыми люстрами под ретро. В коридорах зеленые ковровые дорожки, что создавало атмосферу уюта и хорошее настроение. Гостиничный номер Асланова находился на четвертом этаже. Туда он и вернулся, расстроенный и подавленный. В шикарном номере было одиноко и тоскливо. Принял ванну, включил телевизор. На столе коньяк и фрукты. Даже не притронулся.

Не хотелось одному в номере оставаться. Асланов вышел в коридор и направился к дежурной по этажу. Присел на диван рядом с ней. С Валей они были знакомы уже два года. Молодая разведенная женщина обладала хорошей чертой – никогда не вмешивалась в личную жизнь постояльцев. А еще умела слушать. Понемногу она его разговорила. На душе у Руслана полегчало. Всегда так, когда на душе тяжело, люди ищут возможность пообщаться и высказать вслух свои неприятности. Это помогает. Разговаривая с Валей, Асланов заметил боковым зрением, что к ним по коридору приближается какой- то старший офицер в морской форме. Внезапно поднявшись, отдал честь поравнявшемуся с ним старшему по званию. Сработала выучка в "королевском" флоте – так в шутку называли офицеров и матросов, служивших на Черноморском флоте. Продолжил разговор с дежурной. Однако через три минуты этот же офицер уже возвращался обратно. Пришлось повторить все с начала. Поднявшись, он вновь отдал честь старшему офицеру. Заметил, что тот с любопытством рассматривает его. Валя рассмеялась:

– Смотри, он опять возвращается. Приготовься, ведь ты его опять приветствовать будешь.

Асланов раздраженно усмехнулся. Однако снова, как и в первые два раза, встал и отдал честь. Полковник медицинской службы, крупный мужчина с приветливым лицом, остановился и внимательно посмотрел на него:

– Вы почему все время приветствуете меня стоя? Вы меня знаете, товарищ старший лейтенант? Мы знакомы?

– Никак нет, товарищ полковник. Я Вас не знаю. Но Вы старший по званию, и я должен Вас приветствовать стоя каждый раз, как написано в уставе Военно- Морского флота.

Незнакомец поинтересовался, кто он, где служит и что он делает в гостинице. Асланов представился и коротко изложил ему причину нахождения в Ленинграде. Полковник неожиданно предложил:

– Зайдите ко мне в номер минут через пятнадцать. Я улажу кое- какие дела, и мы с Вами пообщаемся. Если не возражаете.

Асланов не возражал. Незнакомец удалился в направлении холла гостиницы. Наскоро попрощавшись с Валей, озадаченный Асланов вернулся в номер: "Наверно, командированный, на совещание приехал. Видать, из высокого начальства, так что же, зайти к нему или нет? Ладно, зайду. Время скоротаю. Билет у меня все равно на послезавтра. Завтра пройдусь по музеям". В номер постучали, Руслан широко распахнул дверь. На пороге, улыбаясь, стоял незнакомец.

– Входите, пожалуйста, товарищ полковник, – пригласил Асланов гостя, – у меня вот коньяк, фрукты…

– Нет, Руслан, пойдем ко мне в номер. У меня тоже коньяк и еще кое- что имеется. Ну что, пошли? – не терпящим возражений тоном сказал полковник.

Асланов вышел из номера, закрыл его на ключ, и они вместе двинулись направо по коридору. Номеров через шесть остановились. Незнакомец открыл дверь ключом, вошел внутрь. Вслед за ним – Асланов. На столе в номере стояло две бутылки коньяка "Наполеон" в окружении бананов, апельсинов и ананасов. В открытых причудливых консервных банках – икра черная и красная, и еще много всякой вкуснятины. Асланов утвердился в мысли, что это наверняка офицер из руководящего состава Северного или Тихоокеанского флотов. Но ошибся.

– Меня зовут Виталий Сергеевич Расковый. Я начальник медицинской службы Ленинградской военно- морской базы. В гостинице нахожусь в силу обстоятельств, ты, наверное, заметил, что я хромаю. Это меня жена каблуком в бедро ударила. Нога- то как болит! Кажется, гематома нарывает. А коньяк ты пьешь?

– Да, пью.

Присели за стол. Руслан открыл бутылочку. Разлил коньяк по гостиничным стаканам. Виталию Сергеевичу полстакана, себе полный. Выпили. Полковник поинтересовался:

– Чего не закусываешь?

– Мы, русские, после первой не закусываем.

– А разве ты русский?

– Шутка, я осетин.

Выпили еще, завязалась беседа. Руслан начал подробно рассказывать о своей службе в Севастополе, о безуспешных попытках поступить в ординатуру. Расковый внимательно слушал. Затем вдруг спросил:

– А квартира у тебя в Севастополе есть?

– Нет, квартиры в Севастополе у меня нет. Ведь я еще не женат.

– А хочешь, я тебе сейчас квартиру сделаю?

Асланов недоуменно посмотрел на Виталия Сергеевича.

– Каким образом?

Расковый снял трубку телефона и набрал какой- то номер:

– Свяжите меня, пожалуйста, с Потапенко.

Асланов замер. Контр- адмирал Потапенко – начальник тыла Черноморского флота. С изумлением уставился на Виталия Сергеевича. Ужасно довольный произведенным эффектом, Виталий Сергеевич продолжил:

– Здравствуй, Алексей Федорович, это я, Виталий Сергеевич. Послушай, тебе фамилия "Асланов" ничего не говорит? Тут со мной рядом старший лейтенант. Так вот, у меня просьба к тебе: дай ему, пожалуйста, однокомнатную квартиру.

Асланов схватил Раскового за руку:

– Подождите, Виталий Сергеевич, мне не надо квартиры в Севастополе! У меня к Вам другое предложение есть!

Виталий Сергеевич расхохотался, довольный произведенным впечатлением:

– Я перезвоню тебе, Алексей Федорович, попозже. Обстоятельства несколько изменились…

В голове Асланова уже созрел план:

– Если Вы можете мне квартиру дать, могу ли я Вас попросить вместо квартиры перевести меня с Черноморского флота в распоряжение Ленинградской военно- морской базы под Ваше командование?

Расковый смеется:

– Хорошо, я переведу тебя в Ленинград.

– Но как Вы меня переведете, если послезавтра я уезжаю в Севастополь, а еще через три недели мой корабль готовится к выходу в Средиземное море на шесть месяцев?

Виталий Сергеевич усмехается:

– Руслан, спокойно улетай в Севастополь и жди перевода. Я слова просто так на ветер не бросаю.

Они добивают вторую бутылку "Наполеона". Руслан вежливо встает.

Расковый с иронией спрашивает:

– Тебе в туалет? Нет? Тогда сядь на место.

Достает из портфеля еще два "Наполеона".

– Жаль, женского общества нет. Скучновато. А ты как считаешь?

Асланов на подхвате:

– Дело исправимо. Разрешите пригласить двух девушек, моих знакомых.

– Разрешаю. Сколько тебе на это времени надо?

– Не больше тридцати- сорока минут.

Асланов направляется к двери. В своем номере набирает номер телефона:

– Послушай, Наташа, можешь подъехать ко мне в гостиницу? Ты рассказывала, что у тебя есть подруга Таня. Можешь ее тоже захватить, если она согласна. Возьмите такси и подъезжайте. Машину я оплачу. Ждать вас буду перед входом. Минут через пятнадцать выхожу.

Наташа с Таней – красивые девушки без комплексов. Наташа киномеханик кинотеатра "Титан". Ей двадцать три года. Руслан заметил еще раньше, что многие ленинградки высоки ростом.

Уплатив таксисту, втроем поднимаются в номер к Асланову. В номере Руслан галантно ухаживает за ними, снимает пальто.

– Танюша, у меня к тебе просьба. Сейчас мы войдем в номер к полковнику. Он крупный начальник. Посидим у него, выпьем коньяк. Затем я с Наташей уйду часа на два, а ты останешься. Ты согласна? Хорошо. Он тебе уши мыть будет, что в Афганистане был ранен, поэтому и хромает. На самом деле его жена побила туфлей, вопросов, пожалуйста, по этому факту не задавай.