Приказом Командующего Черноморским флотом № 0346 от 09.09.1979 года я был назначен начальником медицинской службы эскадренного миноносца «Сознательный» 21- бригады противолодочных кораблей, входящей в состав 30- й дивизии противолодочных кораблей. Корабли бригады стояли на Минной стенке, южнее Графской пристани, что на площади Нахимова в Севастопольской бухте. Затем эсминец передали 150- Краснознаменной бригаде ракетных кораблей, что дислоцировалась на Северной стороне в бухте Голландия, ее корабли занимали на Северной стенке с 12 по 15 причал. В связи с нашей перестановкой попасть на эсминец можно было и морем, и по суше. От Минной стенки, что рядом с Графской пристанью, рано утром до подъема флага отходил баркас до причала 150- й бригады на Северной стороне. Второй вариант – от Графской пристани на пассажирском катере на Северную пристань, что рядом с площадью Захарова, а там пешком по улице Богданова до КПП бригады, что было по времени гораздо длительнее. Оптимальным был первый вариант, и я им чаще пользовался.

Вскоре я уже знал, что эскадренный миноносец «Сознательный» имел полное водоизмещение 3320 тонн. Длина корабля – 126 метров, ширина – 13 метров, скорость полного хода – 38 узлов (73 км/час). Дальность плавания – 3880 миль(7300км), автономность – 10 суток. Экипаж состоял из 284 человек, в том числе 19 офицеров, 17 мичманов и 248 матросов и старшин срочной службы. Мичманы жили в 4- 6 местных каютах. Для размещения личного состава имелось восемь кубриков, которые оборудовались трехъярусными койками. На корабле имелись душевые, умывальники и прачечная, санитарно- гигиеническое содержание которых входило обычно в обязанности начальника медицинской службы.

Командиром эскадренного миноносца «Сознательный» был капитан третьего ранга Сидоренко Лев Борисович. Старшим помощником командира корабля – капитан третьего ранга Лату Василий Семенович. Заместителем по политической части командира был капитан третьего ранга Рыбак Алексей Николаевич. На каждом корабле в штате имеется офицер особого отдела, без них ну никак нельзя. Наш особист располагался в соседней от меня каюте, и звали его капитан- лейтенант Генадий Анатольевич Ткаченко. На корабле практически не было одноместных кают. Все офицеры занимали каюту по двое, мне досталась участь жить в каюте с помощником командира корабля по снабжению – старшим лейтенантом Гапоновым Сашей, моим ровесником, но уже женатым. А у Гены Ткаченко каюта была одноместной, ему же надо было беседовать с личным составом наедине, работа у них такая. Когда я вселился в каюту к Саше Гапонову, мы в начале, естественно, познакомились. Но, а затем, у нас состоялся интересный диалог, вернее будет сказать, монолог:

– Послушай, Руслан Георгиевич, а ты не суеверный?

– Нет, – отвечаю, – не суеверный, – а к чему этот интригующий вопрос?

– Твой предшественник, старший лейтенант медицинской службы Игорь Новицкий проживал со мной в каюте и возлежал обычно на этой койке, которая сейчас в твоем распоряжении. Мы находились на боевой службе, когда он получил то злополучное письмо от своего друга, где было подробно изложено, как жена изменяет ему с его родным братом. В тот же день он повесился у нас в каюте. Естественно, меня в каюте не было, и когда я вернулся, спасти его уже не представлялось возможным,– закончил печально Саша, одним глазом внимательно наблюдая, какое впечатление произвел на меня его эксцентричный рассказ.

«Интересно, что этот хитрец придумал и чего добивается, – прикидывал я, – скорее всего, выпить хочет, но не решается вслух сказать, надо пойти ему навстречу».

– Послушай, Александр Николаевич, а не выпить ли нам за упокой души Новицкого, который жил с тобой в одной каюте, и ты его вспомнил сейчас. Что скажешь, у меня с собой бутылочка «Столичной» случайно оказалась?

Мой новый товарищ охотно согласился, и мы выпили и за упокой души бедного Новицкого, и за наше знакомство, и за тех, кто в море. В течение месяца я знакомился со всеми офицерами и мичманами корабля таким же образом. На всех кораблях и подводных лодках военно- морского флота СССР, а сейчас Российской Федерации существуют и установлены одни и те же штаты, включающие в себя пять боевых частей и четыре службы. Первая боевая часть – штурманская, вторая – ракетно- артиллерийская боевая часть (по- корабельному – рогатые), третья боевая часть – минно- торпедная (по- корабельному – румыны), четвертая – боевая часть связи, пятая – электромеханическая боевая часть. Четыре службы: первая – химическая служба, вторая – медицинская служба, третья – радиотехническая служба (РТС), четвертая –боцманская команда. Возглавляли эти боевые части и службы молодые ребята в званиях старших лейтенантов и капитан- лейтенантов. И были мы все практически одного возраста 26- 28 лет, и страна нам доверила корабли для осуществления защиты своих граждан. Мы гордились этим доверием, и, честное слово, многие из нас были готовы умереть по приказу родины, вот как нас обрабатывала советская партийная пропаганда. А еще меня очень удивляли фамилии офицеров, что служили со мной, редкие какие- то и странные. Штурманом был капитан- лейтенант Лесной, ракетно- артиллерийскую боевую часть возглавлял капитан- лейтенант Ваховский, минно- торпедную боевую часть – капитан- лейтенант Сарлай, боевую часть связи- капитан третьего ранга Полугрудов, электромеханическую часть – капитан третьего ранга Елистратов, а службу РТС – капитан- лейтенант Матвеев. Отношения офицеров между собой были ровные и дружеские. Единственное, что меня раздражало, это курение в кают- компании. Ранее в кают- компании у нас курить запрещалось, и они – курящие офицеры – подняли «восстание». Решили голосовать, но так как курящих оказалось больше некурящих, они, естественно, победили. Офицер обязан проводить свободное время в кают- компании среди себе подобных: общаться с офицерами, играть в шахматы, домино или нарды. Отсутствие рассматривалось в лучшем случае как вызов обществу и игнорирование морского устава, в худшем – как подготовка к суициду. Поэтому отсутствующих всегда спрашивали о состоянии здоровья или о благополучии в семье. В кают- компании действовали свои неписаные правила. В частности, все обращались друг к другу по имени- отчеству, без воинских званий, можно было курить без разрешения командира корабля, запрещалось обсуждать политические проблемы, нельзя было касаться религии и личных отношений. За направлением дискуссий следил обычно старший помощник, а в его отсутствие – старший по званию офицер. В то же время офицеры имели право и возможность критиковать командира (в рамках устава). В карты на корабле играть строго запрещалось, как и в другие азартные игры. Но в каютах «среди своих» в карты все равно играли.

Тем временем пришел приказ Главкома ВМФ о подготовке корабля на выход в Средиземное море. Предварительный срок выхода – ноябрь. Так как каждый офицер уже побывал на боевой службе один или два раза, все мы, несомненно, имели достаточный опыт по подготовке своего подразделения к выходу на боевую службу. На плавбазе «Виктор Котельников» меня этому натаскивал Сигалевич, а учителем Владимир Леонидович был привередливым и педантичным, и еще меня натаскивали два полковника медицинской службы Марков и Свительский.

Необходимо было обновить расходное медицинское имущество и получить два малых операционных набора и два больших операционных набора в готовых комплектах. два операционных электростерилизатора, этиловый спирт для повседневных нужд и для операционных вмешательств, также этиловый спирт НЗ (неприкосновенный запас). По накладным получить разовое стерильное операционное белье и операционные халаты на медицинских складах на Фиоленте. Да, я совсем забыл, на отдельных специальных бланках, утвержденных начмедом поликлиники, надо было получить наркотики ампульные и таблетированные. И последнее мероприятие: получить в санитарно- эпидемиологическом отряде (СЭО флота) дезинфицирующие средства – лизол и хлорку в герметичных пятидесятилитровых стеклянных бутылях. В распоряжении медицинской службы корабля были два матроса – срочной службы: санитарный инструктор Повар, второго года службы – родом с Украины и матрос Либченко, полтора года службы – родом с Дона. Два месяца я к ним присматривался, затем решил, что ребята надежные и стал их брать с собой на склады. Несколько раз сводил их позагорать на пляж на Северной стороне. Вроде не подвели ни разу. По матросским книжкам проверил, что у Повара через четыре дня день рождения. Спросил его об этом, он подтвердил, но ничего у меня не просил. Мне его скромность понравилась. Поинтересовался, на сколько персон он готовит стол. Ответил, что на пятерых одногодков. Попросил разрешения отметить день рождения в медсанчасти. Разрешение я дал и подарил ему бутылку «Столичной» и большой сладкий пирог…

Перед выходом на боевую службу необходимо было опросить личный состав на предмет состояния здоровья и определения нуждаемости лечения в стационаре военно- морского госпиталя 1472. Когда матрос сам приходит к тебе с жалобами на самочувствие –это пассивный осмотр. А если ты ежедневно общаешься с матросами в кубрике, спрашиваешь о самочувствии, и внимательно выслушиваешь жалобы матросов – это называется активный профилактический осмотр. Затем необходимо отобрать всех нуждающихся в дополнительном обследовании, составить списки и партиями по шесть – восемь человек отводить их на консультацию в гарнизонную поликлинику. Поликлинические врачи имеют большой практический опыт, и они всегда подскажут, кого и куда направить, нуждается ли матрос в дополнительном амбулаторно- поликлиническом лечении или же в госпитализации в стационар. Я, например, обратил внимание, что практически все матросы на корабле страдали грибковыми заболеваниями стоп, межпальцевых складок и ногтей пальцев ног. Процент заболевших был весьма ощутим, они купались в одном матросском душе на корабле и заражали друг друга. Что делать, если каждый второй матрос болен грибком стопы и ногтей. Поделился с подчиненными матросами этой весьма серьёзной проблемой, а оказалось, что мой матрос Либченко весьма умело наладил лечение этой кожной болезни оригинальным способом. Мы получали концентрированный раствор формалина в больших количествах в литровых бутылях, они хранились в кладовой медсанчасти корабля, но я никогда им не пользовался, не зная, где его употребить. Оказывается, Либченко сам подцепил этот самый грибок и скорее всего в матросском душе. Обратился к дерматологу поликлиники, которая посоветовала ему купить раствор «Нитрофунгина» в аптеке по цене 76 копеек, это едкая жидкость с резким запахом, которая при соприкосновении с кожей стойко окрашивала ее в желтый цвет. Жидкость помогла вылечиться от грибка, но он опять после душа вновь подхватил грибкового паразита.

– Я, получаю ежемесячно, три с лишним рубля на корабле. А мне этих денег даже на курево не хватает, не то чтобы на «Нитрофунгин»! Но тут я вспомнил, что запах аптечного раствора «Нитрофунгина» очень схож с запахом формалина, что хранится в бутылях кладовой. Я отлил из бутылки двести грамм этого раствора и разбавил водой, где- то около литра. Затем засунул пальцы ног в этот раствор – терпимо, подержал не больше минуты в тазу. На следующий день зуд между пальцами прошел, а к вечеру кожа на подошве стопы слезла, и после каждого душа я всегда окунаю стопы на двадцать секунд в таз с раствором фрормалина, – закончил свое повествование Либченко.

Я попросил его продемонстрировать мне свои стопы и межпальцевые складки – действительно абсолютно здоровая розовая поверхность стоп, без трещин и грибковых поражений.

– Сколько человек ты вылечил своим способом? – спросил я матроса с любопытством.

– Девять моих одногодков – матросов моего призыва, капитан- лейтенанта Матвеева и мичмана Салий.

– Все, Либченко, назначаю тебя главным дерматологом корабля, сегодня же доложу командиру по тебе и твоему методу. Будем тебя поощрять, на днях поведу вас с Поваром на пляж с пивом. Но ты должен вылечить весь личный состав корабля и даже первого срока службы! Постой- ка, а формалина нам хватит? – спросил я озабоченно Либченко.

Либченко самодовольно усмехнулся:

– Когда мы последний раз были с Вами на медицинском складе на Фиоленте, я попросил у начальника склада десять литров концентрированного формалина, а он мне пятнадцать литров подарил.

– Послушай, Либченко, а если смешать раствор формалина и лизола и каждый раз перед душем и после душа протирать палубу, ведь так можно и профилактику грибка обеспечить?

Либченко вновь самодовольно усмехнулся:

– А мы с Поваром уже начали протирать перед и после душа палубу.

Я немедленно доложил об услышанном командиру, объяснил, что через две недели мы на корабле более заболеваний грибковых не увидим. Попросил поощрить матроса Либченко своей властью. Командир поддержал мою инициативу и предложил отправить родителям Либченко благодарственное письмо с фотографией. Что в ближайшем будущем и было сделано. В течение недели я терпеливо ходил по всем кубрикам и доводил до сведения матросов о лечении грибковых заболеваний методом Либченко. В течении двух недель на корабле грибковые заболевания стоп были полностью ликвидированы. Родители Либченко написали сыну, что благодарственное письмо привез и вручил лично сам военный комиссар района и что вся станица уже знает и гордится им…

До выхода корабля на боевую службу оставалось полтора месяца, и я планомерно продолжал готовить подведомственное мне подразделение: поочередно отправил, вначале Повара на двухнедельные курсы санинструкторов, а затем Либченко к операционным сестрам в военно- морской госпиталь для подготовки по циклу – «операционная сестра». Сам я продолжал водить на консультацию матросов в поликлинику, процесс отсева сомнительных по состоянию здоровья и склонных к хроническим заболеваниям должен быть завершен в любом случае. Как – то повел шесть матросов к врачам- специалистам для окончательного решения их пригодности к длительному нахождению на боевой службе, а еще четырех матросов – к врачам – стоматологам для лечения кариозных зубов и острой зубной болью. Врач – стоматолог на эсминцах по штату не предусмотрен, а матросам предстояло полгода быть в практической изоляции, поэтому заблаговременное лечение зубов не было излишним. И еще матросов с кораблей, готовившихся на боевую службу, принимали без очереди, о чем гласило объявление в регистратуре. Но я старался никогда не злоупотреблять этим правом. Обычно я лично разводил больных по кабинетам, сразу же определяя очередность приема их к врачам. Находился рядом с ними в коридоре, считая, что мне нужно лично выслушать рекомендации врачей и их назначения больным матросам. Увидев, что наша очередь в кабинет к врачу- оториноларингологу подошла, я вместе с матросом стал возле двери кабинета. И как только очередной пациент вышел, мы попытались войти, однако нас грубо оттолкнул от двери какой- то незнакомый мне капитан медицинской службы:

– Сейчас моя очередь, а ты подождешь, понял?! И не рыпайся, жидёнок, иначе пожалеешь.

Обалдев от услышанного и обращенного ко мне старшим по званию хамского неправильного определения моей национальной принадлежности, я невольно отступил на полшага влево. Капитан вошел в двери, но был схвачен мной за шиворот и молча выброшен в коридор. Затем, как ни в чем не, бывало, мы с матросом вошли в кабинет врача. Но, взглянув на пунцовое лицо Лидии Александровны Берштейн, я понял, что в происшедшем инциденте явно намечается немедленное продолжение. Лидия Александровна – она же врач – оториноларинголог, была явно на это настроена:

– Ответьте мне, пожалуйста, что Вам сейчас сказал этот капитан в коридоре?!

– Честно говоря, я даже не обратил на это внимания, Лидия Александровна, – солгал я, не моргнув глазом.

– Нет, ответьте, как он Вас сейчас обозвал?

Собственно говоря, а с чего я его прикрываю, пусть отвечает за свои слова:

– Хорошо, Лидия Александровна, скажу Вам дословно его слова: «Не рыпайся жидёнок, иначе пожалеешь».

– Вы пока выйдите, пусть этот капитан войдет, а вас я позже обязательно приму.

Мы с матросом вышли, и я предложил капитану войти. Когда за ним закрылась дверь, мы услышали громкие крики, похожие скорее на вопли, потом в капитана полетели ваза со стола, дырокол и калькулятор. Он вылетел из кабинета как ошпаренный. Мы немедленно вошли и подняли с пола предметы, которая Лидия Александровна метала в гневе в капитана. Я помог ей убраться на столе и после осмотра матроса, тихо и вежливо попрощался с врачом Лидией Берштейн, после чего мы вышли из кабинета. Через час, собрав свое воинство, начали движение на корабль. Но вначале я снова попал в историю, и опять с этим капитаном. Мне с матросами надо было спуститься на первый этаж поликлиники, где в гардеробе они оставили верхнюю одежду. Но на площадке второго этажа опять стоял этот злополучный капитан, фамилию которого я даже не знал, и скорее всего он ждал именно меня. Приказав спуститься матросам на первый этаж, я заметил, что на площадке никого нет, кроме него и старого списанного стоматологического кресла рядом с окном. Капитан изобразил на лице «злого бандита» и угрожающе прошипел:

– Ну что, жидёнок, сейчас я тебя буду бить.

Честно говоря, он успел мне надоесть. Молча приблизившись к капитану, коротким хуком правой отправляю его в нокаут, затем, подхватив безжизненное тело, потащил его к креслу, где его и оставил. Вечером позвонил Славик Корнаев, естественно, по поводу этого капитана, который в конечном итоге выяснил, что я осетин по национальности. Я ему подробно рассказал о случившемся днем в поликлинике и спросил о возможности нежелательных последствий. Слава успокоил меня, пояснил, что капитан шума поднимать не будет из- за Лидии Александровны. На этом тема была закрыта, и я до сих пор не знаю его фамилии…

Бич божий на корабле – грызуны и тараканы. Я служил на трех кораблях: плавбазе «Виктор Котельников», крейсере «Жданов», эсминце «Сознательный». Выходил в море и на новых проектах кораблей: на ракетном корабле «Керчь», на вертолетоносцах «Москва» и «Ленинград», однако не видел ни одного корабля, где бы отсутствовали тараканы и крысы. А тут на носу – выход эсминца в боевой поход, и вроде бы все для этого сделано: медикаменты получены, мой подчиненный личный состав прошел хорошую подготовку в госпитале, все корабельные матросы прошли профилактические осмотры, а нуждающиеся – углубленное медицинское обследование и стационарное лечение в отделениях военно- морского госпиталя. Грибок на корабле побежден и полностью ликвидирован, а вот с крысами и тараканами ничего сделать не могу. А можно ли от них избавиться, если не навсегда, то хотя бы на продолжительный период времени? Как можно избавиться от тараканов и крыс сразу во всех помещениях? Все помещения на корабле связаны лишь одной системой – приточно- вытяжной вентиляцией, во всем остальном они герметичны и изолированы переборками и металлическими запирающимися дверьми. Спросил начальника химической службы о возможности работы корабельной вентиляции в замкнутом – автономном режиме. Он подтвердил, что при химической атаке приточно- вытяжная вентиляция начинает работать в замкнутом режиме с использованием фильтров очистки воздуха. Затем обратился за помощью к командиру электромеханической боевой части Игорю Елистратову, чтобы он показал, где находится вентилятор для перегонки воздуха в вентиляционной системе. Елистратов показал помещение на второй палубе, оно так и называлось – «вентиляционное помещение» или «вентиляторная». Я попытался объяснить свою идею Игорю по уничтожению грызунов и тараканов:

– Игорь Валентинович, если снять крышку с вентилятора, он будет продолжать работать «от себя» даже при снятой крышке? Будет всасывать воздух из вентиляционного помещения по принципу работы инжектора. И если я направлю две струи из баллончиков с дихлофосом в открытую вентиляционную систему, то, нервно – паралитическое средство равномерно распределится по всем корабельным помещениям, а экспозицию нужно выдержать где- то около часа. Дихлорфос – контактный инсектицид и акарицид широкого спектра. Отличается кратковременным действием с высокой начальной токсичностью. Обладает контактным, кишечным и фумигационным эффектами. Высокотоксичен для клещей, тлей, молодых личинок и взрослых особей чешуекрылых, и мух. Гибель насекомых, особенно при попадании через дыхательные пути, наступает через несколько минут. Но, если повысить концентрацию дихлофоса до двадцати баллончиков, можно затравить и грызунов – мышей и крыс. Затем включением той же приточно- вытяжной вентиляции, но уже с открытым циклом работы, проветрить все корабельные помещения. И личному составу остается лишь убрать погибших грызунов и тараканов. Думаю, что, уничтожив грызунов и насекомых перед выходом на боевую службу, мы избавимся от них на несколько месяцев. Эксперимент с вентиляцией я согласую сегодня же с командиром, уверен, он поддержит мою идею. А Вы, Игорь Валентинович, помогите мне в части касающейся.

В тот же день я доложил командиру свои новаторские предложения, и он перенес мероприятие на ближайшее воскресенье. Затем я довел до подчиненных идею применения дихлофоса для уничтожения крыс и тараканов. Они согласились со мной, что тараканы все погибнут от «дихлофоса». Но для крыс необходимо минимум двадцать баллончиков. Либченко сбегал в кладовую и посчитал количество баллончиков, их оказалось двадцать три. В ближайшее воскресенье, когда весь личный состав был выведен на стенку, Саша Канцыреев открыл мне вентиляционную крышку и включил вентиляцию по замкнутому циклу. Мы втроем надели противогазы, каждый из нас взял по два баллончика и одновременно открыв все клапана направили струю из баллончиков в вентиляционную шахту. Минут через двадцать закончили работу и вышли на верхнюю палубу. Сняли противогазы и стали ждать результатов операции. Где- то через час тот же Саша Канцыреев перевел замкнутый цикл на открытый – началось проветривание помещений корабля. И только через сорок пять минут весь личный состав зашел на корабль.

Я отправил Повара и Либченко пройтись по всем кубрикам и кладовым, чтобы оценить масштабы и пользу мероприятия. Действительность превзошла все ожидания. Через десять минут вернулись посланные мной матросы и рассказали увиденное. В кубриках на палубе тысячи мертвых тараканов, матросы убирают их совками и сметают в газеты. На корабле нет ни одного живого насекомого. Что касается крыс и мышей, то они еще не успели посмотреть кладовые, но сейчас по громкой связи уже оповестили матросов, чтобы каждый проверил свой пост и заведование и доложил своему командиру. Повар и Либченко отправились проверять помещения камбуза и кладовых, а также помещения на нижних палубах. По громкой связи командир вызвал меня к себе в каюту. Лев Борисович поблагодарил весь личный состав медицинской службы, объявил мне благодарность командира бригады с занесением в личное дело. Я как положено встал и отчеканил «Служу Советскому Союзу». Командиру офицеры уже произвели доклады, что на корабле живых грызунов и насекомых нет. Мои матросы также подтвердили, что везде в кладовых помещениях и даже коридорах матросы находят мертвых мышей и крыс. Я довел информацию о вынесении им обоим благодарности командиром корабля. А санинструктору Повару командиром представлено еще и десять суток отпуска с выездом на родину по возвращению с боевой службы:

– Теперь послушайте меня, я сегодня дежурю, то есть не на сходе. Сегодня вечером в медсанчасти втроем мы отмечаем ваши благодарности и отпуск Повара, будет пиво и рыба, водка и закусь. Спасибо вам большое от меня…

Вечером вышел подышать на верхнюю палубу в весьма хорошем настроении, однако мое внимание привлекла группа матросов, передвигающаяся по юту туда и обратно. По выдающимся животам определил, что эта категория матросов третьего года службы. Чем же они развлекались! Идущий в центре матрос вел на поводке вялую полудохлую крысу размером с кошку. Они лениво ходили и по очереди передавали поводок друг другу. Чем бы дитя не тешилось…

В конце октября эсминец «Сознательный» взял направление в Средиземное море. Кораблю предстояло провести в составе 5- ой Средиземноморской оперативной эскадры шесть месяцев. «Сознательный» выполнял задачи свойственные всем военным кораблям оперативной эскадры: обеспечение боевого и походного охранения соединения кораблей от атак авиации, подводных лодок, надводных кораблей и торпедных катеров; несение задач дозорной и разведывательной службы в океанской зоне; нанесение торпедных и артиллерийских ударов по боевым кораблям и судам противника. А противником был 6- ой флот США, состоящий обычно из 30- 40 вымпелов (кораблей и подводных лодок): 2 авианосца, 1десантный вертолётоносный корабль- док, 2ракетных крейсера, 18- 20 кораблей охранения, 2 многоцелевых корабля обеспечения, до 6- многоцелевых атомных подводных лодок.

За шесть месяцев, проведенных в Средиземном море, мы всего лишь дважды заходили в зарубежные порты: в Сплит Республики Хорватии и в Тартус Сирийской Арабской Республики. В Сплите я впервые сошел на берег, где все население было католической веры, но разговаривало на славянском языке, однако на востоке она граничила с православной Сербией, язык которой был абсолютно идентичен хорватскому. Внешне мужчины и женщины в основном русые, ростом выше среднего, иногда очень высокие, и таких много. Черты лица обоих полов правильные и красивые, носы прямые. На юге Хорватия граничила с мусульманской Боснией и Герцеговиной, где также говорили на славянском языке, также идентичным с хорватским. На севере Хорватия граничит с католической Словенией. На юге Сербия граничит с православной Черногорией и православной Северной Македонией. После распада Социалистической Республики Югославии образовалось шесть независимых государств. Западная Европа приложила немало усилий, чтобы разобщить славян Югославии по религиозному принципу. Разделяй и властвуй! Во Второй Мировой войне большинство хорват были союзниками фашистской Германии – их многочисленные фашистские легионы – «усташи» оказывали неоценимые услуги Германии в борьбе с Югославской Повстанческой Армией, возглавляемой Иосипом Броз Тито.

Когда мы знакомились с городом Сплит, население держалось настороженно и недоверчиво. Хорваты посещали наш корабль, и мы раздавали им цветные буклеты о жизни в СССР. Осмотрев корабль, они сходили по трапу корабля и демонстративно рвали наши буклеты на мелкие кусочки. Вот как настроил Тито народ Югославии против Советского Союза, разве Сталин не предупреждал о предательстве Броза Тито еще в 1949 году, когда тот отказал Сталину в создании военно- морской базы на территории Югославии. Кстати, по национальности Иосип Броз Тито был хорват. В годы гражданской войны воевал в рядах Красной Армии под псевдонимом «товарищ Вальтер». Умер президент Югославии 4 мая 1980 года. А мы прибыли в Сплит в апреле 1981 года. Чувствовалась недоброжелательность, а порой и откровенная враждебность населения к нам. Когда мы пришвартовались к пирсу, нас никто из офицеров ВМФ Югославии не приехал встречать, не было и представителей городской власти. В городе все названия на латинском шрифте. Маленькие дети в возрасте 6- 7 лет бегали за нами и просили сигареты. В киосках свободно продавались порнографические журналы. В музеи нас не пускали, ибо там все стенды были против Советского Союза. Зато на стенке краеведческого музея рядом с входом я заметил бронзовую таблицу с фамилиями бывших директоров этого заведения, где обнаружил вдруг фамилию генерала царской армии Цаликова Ибрагима, близкого мне родственника по линии матери. Обратил внимание работника музея на этот факт. А она мне на правильном русском языке начала объяснять, что, когда умерла его первая жена- осетинка, он женился на хорватке. Пробыл он директором музея с1922 года по 1933 год…

Через месяц корабль попал в жесточайший шторм в Эгейском море. В начале шторма утонуло шесть греческих рыболовецких шхун, и нас кинули на поиск и спасение возможно оставшихся в живых членов экипажа утонувших судов. Три дня мы бороздили предположительно указанный участок моря. Тем временем шторм усилился и превратился в кромешный ад, практически все офицеры получили ушибы и открытые травмы, немало побило и матросов срочной службы. Пошли третьи сутки бесполезных поисков, когда старпому сообщили, что от удара волны лопнула внешняя стальная обшивка правого борта, трещина стальных листов составила четыре метра. А еще волнами был поврежден правый вал, и нам надо было убираться по добру – поздорову из этого района. Корабли 5- ой оперативной эскадры подчинялись непосредственно генеральному штабу в Москве, который, наконец, разрешил выйти «Сознательному» из опасной зоны и начать движение в пункт базирования Тартус, где находились наши плавмастерские. Корабль должен был пройти средний ремонт борта и диагностику поврежденного вала. Так я попал в Сирийскую Арабскую Республику. Через два дня, когда экипаж стал частично приходить в себя после шторма, наиболее очухавшимся разрешили выйти в город по пять человек в группе. Я с удовольствием вступил на твердую землю, так как абсолютно не приспособлен к качке, меня всегда здорово укачивало, как, впрочем, и других. Через час ходьбы мы уже были готовы что- то соображать. Жители Тартуса были смуглые и низкорослые брюнеты с круглыми черепами, у многих волосы кучеряво завивались. Женщины в возрасте практически все закрывали лица легкой черной тканью с сеткой – вуалью. Молодые женщины носили джинсы, головы платками не покрывали. Язык арабский шумный и раздражительный, какие- то они суетные были, все время при разговоре руками жестикулировали. На улицах я заметил много брошенных иномарок в весьма хорошем состоянии. Наш переводчик объяснил, что это машины убитых в арабо- израильской войне 1973 года. Вдруг на улицах вокруг нас все стали стрелять в воздух. Стреляли из пистолетов и автоматов прицельно в какую- то воздушную цель. Переводчик нас успокоил, что это они стреляют по израильским разведывательным самолетам, которые летят на высоте до пяти тысяч метров. Убойная сила пистолета до двухсот метров, автомата Калашникова до двух тысяч метров, зачем бесполезно стрелять. Спросил его об этом. Он пояснил, что такими действиями они демонстрируют бесстрашие и свою ненависть к евреям, и знаю ли я, что арабы и евреи относятся к одной семитской языковой группе. Я ответил, что слышал об этом, но это ничего не меняет, так как они все равно ненавидят друг друга и у них постоянная вражда. Мы подружились с переводчиком. Потом в баре я угощал его пивом. Показалось мало, и он пригласил меня в какое- то кафе, где над дверями висела вывеска «Все для русских друзей». Я рассмеялся, рассматривая вывеску, и сделал предположение, что кафе армянское. Переводчик Юра мои догадки подтвердил, но предупредил, что водку достать можно только у них. С переводчиком нас было пятеро. Корабельные офицеры мою идею о предложении выпить по рюмке водки поддержали, и мы неплохо провели время. Между прочим, тогда в кафе я и узнал, что по – арабский женский половой орган называется «зып». Этот перевод всех рассмешил, а присутствующим я объяснил, что «дзыпп» на осетинский переводится, как карман…