3
Утро началось с капризного крика Михаила Николаевича:
– Жрать хочу!
Я вылез с палатки. В тайге царствовало утро. Воздух был свежим и прохладным, редкий ветерок чуть покалывал щёки, небо ещё местами было нежного розового цвета. Я вылез из палатки.
–Чего изволите? – я зевнул. На удивление спутники проспали недолго, видимо, организм их был привыкший к подобным пьянкам.
– Яишенку. Только с буженинкою!
Пока я жарил, Михаил Николаевич и Василий Петрович продолжали медленно, но верно опустошать бутылку виски. Поставив сковородку с ароматной яичницей на стол, я спросил:
– Не рановато ли?
– Не тебе меня учить! – прохрипел в мою сторону Михаил Николаевич. Я не хотел влезать в передряги, но внутренний мой голос не мог вытерпеть такого отношения.
– Учить поздно, а бить – не педагогично, – сказал я, и ответ мой меня устроил.
Михаил Николаевич запыхтел, лицо его стало ещё более красным, а я победно улыбнулся, лишь слегка.
– А в рыло? – слова Василия Петровича прозвучали особенно дерзко. И до этого речь моих горе-собеседников не отличалась особым уважительным тоном, но эта фраза прозвучала более обесценивающе и неприятно. Вот такого я не потерплю, и свой внутренний голос сдерживать не стану.
– А вы себя сами бить будете? – слово «рыло» однозначно подходило больше не мне.
Последовала многозначительная пауза.
– А ты дерзкий, щенок! – голос Михаила Николаевича немного смягчился. Я видел, как напрягся Василий Петрович, как охотничья собака, готовая наброситься на жертву по одной лишь команде хозяина. – Мне нравятся дерзкие.
От его слов легче мне не стало, зато я четко понял, что нянчится с ними не собираюсь и за себя постою. Если раньше я верил в спокойный исход событий, теперь, когда истинные натуры спутников начали проявляется, вера угасла.
Сделав напоследок еще по глотку прямо с горла бутылки, они пошли рыбачить, отдав мне команду приготовить им обед к часу. На обед они заказали шурпу, сказав про мясо в переносном холодильнике. Прикинув, что до обеда времени у меня часа четыре, я решил, что час непременно должен выделить время на рыбалку. Вчера вечером, собирая дрова и хворост для костра, я заметил, что в речку, рядом с которой мы остановились, впадает небольшая речушка. Туда-то я отправился. Готовясь к предстоящему походу, я прочитал на просторах Интернета, что именно в таких речушках вероятность поймать хариуса выше. Тайменя же ловить я не собирался, знал, что он занесён в Красную книгу.
А тайга жила.
Деревья, свежие и зелёные, величественно возвышались, закрывая голубое небо густыми ветвями. Вдали виднелись полупрозрачные вершины гор, к горизонту они таяли. В небольшой речке было пару валунов, покрывшихся зелёным ковром мха. Сама вода была прозрачная как стекло, а в ней отражались ватные облака. Я выбрал довольно уютное место рядом с поваленным деревом и закинул удочку в чуть дрожащую гладь воды.
Лес загадочно отражался в реке. Этот призрачный образ зелёной хвои в воде завораживал. Я был в уединении с природой. Я дышал вместе с лесом, чувствовал его движения. Я был счастлив.
На третьем забросе я поймал хариуса. Вываживать5 эту рыбёшку было истинное наслаждение. Она бойко сопротивлялась, пытаясь сорваться с крючка. Достав и обнаружив, что это хариус средних размеров, я его отпустил. За час рыбалки я поймал пяток крупных хариусов и более двух десятков мелких. Мелких рыбёшек я всегда отпускаю, конечно, если крючок сильно их не повредил. Почистив тут же рыбу, я отправился в лагерь. Эти мгновения рыбалки были как бальзам на душу.
На обед я хотел себе приготовить хариуса. Но всю прекрасную картину сломило действие у реки: господа рыбаки забрали виски на берег и продолжали нещадно опустошать бутыль.
Я занялся приготовлением шурпы. Готовлю я хорошо, люблю это дело, особенно на природе. Многие не понимают мою любовь к котелкам да походным чайничкам, но они просто не знают это волшебное чувство, когда ты готовишь еду на костре на природе, особенно из свежих продуктов.
За готовкой я не заметил, как прошло время. К часу дня на столе стоял большой котелок с вкуснейшей шурпой (и я ни капельки не преувеличиваю). Запах доходил до берега. Видимо, как раз-таки на него, как на мелодию флейты крысолова, притащились мои спутники.
Василий Петрович волочил по земле крупного тайменя.
Большие лаза рыбы были стеклянными. Тельце ее было усыпано черными пятнышками. Плавники украшала красная окантовка. Рыба была невероятно красивая, но от одного взгляда на неё моё сердце остановилось.
– Тайменя же нельзя ловить! – это все, что я смог казать. В голове был целый рой мыслей.
– Это тебе нельзя, – сказал Михаил Николаевич и приторно улыбнулся. Я опять увидел этот ровный ряд маленьких зубов в его широкой и страшной улыбке. – Лучше делай то, за что тебя сюда взяли. Пожарь нам на ужин.
Рыба упала у моих ног. В её зрачках отражались верхушки деревьев и светлое небо. Ждать от этих свиней компетентности в отношении леса совсем не стоило. Мне было за них стыдно настолько, что кончики моих ушей горели.
Но рыбу я разделал и почистил. Убрал в контейнеры, стал готовить себе хариусов. Относительно тайменя эти рыбёшки были маленькими, но готовить их мне понравилось намного больше. Они достались мне честно, они достались мне, не нарушая ни законы, ни правила леса.
«Как ехать на рыбалку и пить, а не отдыхать», – подумал я. Ведь вся прелесть – это отдых от городской суеты. Красота природы, пение птиц, журчание воды, процесс ловли, приготовление пойманной рыбы – вот это настоящее блаженство. Отвратительное поведение Василия Петровича и Михаила Николаевича не просто раздражало, оно злило. Мало того, что они разбрасывали мусор вокруг лагеря и вели себя вызывающе, так они ещё всё время находились в алкогольном опьянении, что в условиях дикой природы крайне опасно. Честно сказать, я не столько заботился об их жизнях, сколько о природе. Которой, к сожалению, они уже довольно сильно сумели навредить.
Зная, что у меня есть время, я взял спиннинг и снова пошёл рыбачить. Мне необходимо было вновь успокоиться, побыть один на один с красотой и чистотой природы. Так как в обед я съел всего двух хариусов, пойманную рыбу я отпускал. Ведь на ужин у меня ещё оставалось три хариуса. Половив часа 2, я вернулся в лагерь. Обстановка безостановочного пьянства не изменилась.
– Где ты был? И почему ты лагерь не охраняешь?
– Рыбачил, – ответил я и попытался сделать мой тон как можно холоднее. – А учитывая запах перегара и ваш храп, ни одно животное не решится подойти к лагерю.
– Не борзей, щенок. Знаешь, что делают с непослушными псинами? – сказал Василий Петрович. Хотелось сострить, сказать что-нибудь такое, что заставило бы его умолкнуть. Но я просто молчал и смотрел на него тяжёлым взглядом. Лицо его, казалось поплыло от алкоголя, разгладилось, но это не сделало его выражение добрее.
– Готовь ужин, – нашу перепалку взглядами прервал Михаил Николаевич. Кинуть бы им эту несчастную рыбу в лицо, да посильнее, чтобы сразу ум за разум зашёл.
– Я думал, рабство отменено, – я был нацелен скрасить остаток их отдыха так, чтобы они запомнили его надолго. Так, чтобы они потом вспоминали эти уроки жизни, как притчу, и каждый раз осознавали, какими свиньями они были.
Но, наверное, этих людей мало бы что изменило.
И опять повисла многозначительная пауза.
– Ты ошибался.