–Мэт придет сегодня? – спросил Майкл, как только врач ушел.
–Я думаю, да. Мы и завтра к тебе придем, если хочешь. И послезавтра.
–Он очень хороший, Джейн. И ты ему очень нравишься.
–Это он тебе об этом сказал? – улыбнулась я.
–Нет, я просто это знаю. Но я также знаю, что тебе сейчас слишком тяжело, чтобы впускать кого-то нового в жизнь. Я тебя понимаю.
–Майкл, я так люблю тебя. И я все сделаю, чтобы ты вылечился, слышишь? Верь мне, мы еще не один карнавал увидим своими глазами! Ты только верь, я тебя очень прошу.
Мне хотелось обнять его еще крепче, но я боялась причинить ему боль. Он стал казаться мне таким хрупким, как карточный домик.
–Я тебе верю. Можно один вопрос?
–Конечно! Хоть двадцать!
–Столько у меня не наберется, – улыбнулся он, – Как там, на улице?
Я еле сдержала слезы.
–Там? Хм… там очень шумно и много людей. Они все бегут куда, постоянно говорят по телефону, смеются, ругаются, плачут, мирятся, влюбляются. Там началась зима, и немного похолодало. Сейчас, честно, там мерзко, идет дождь, такая промозглая прохлада и постоянный озноб. Сейчас бы тебе там не понравилось.
–Почему? Потому что дождь?
–Да, и холод.
Он замолчал, подошел к окну и закрыл глаза. Уголки его губ приподнялись, он слегка улыбнулся.
–Знаешь, я бы сейчас многое отдал за то, чтобы выйти на улицу, сесть на холодную мокрую лужайку, посмотреть на небо и чувствовать, как капли стекают по лицу. Они бы стекали по шее, затекли бы под куртку, под свитер, стекали бы по коже. По телу пробежала бы дрожь, я бы съежился и засмеялся. Лег бы на спину и смотрел бы на небо, может тогда Бог обратил бы на меня свое внимание. И на всех, кто здесь сейчас.
Я не сдержалась и заплакала.
–Джейн! Прости, ты только не плачь, ладно? – обняв меня, говорил Майкл.
–Я просто так боюсь, что потеряю еще и тебя. Бог… он видит нас и слышит, он нам поможет, он всегда поможет, нам больше не на кого полагаться, ты же знаешь. Все будет хорошо.
Мы просидели молча какое-то время. Потом в палату вошел Мэт.
–Эй, что это с вами? – бодро заговорил он.
Майкл тут же заулыбался.
–Дневная доза слез вылита, – промямлила я.
–Еще чего, плакать нам только не хватало! Ну-ка, выше нос!
С его появлением все стало проще. Он давал мне надежду своим оптимизмом и верой в лучшее. Разговаривал с Майклом обо всем, помогал, как мог. Его помощь была очень важна, она была необходима. Я старалась не думать о том, с какой целью он делает все это, мне не хотелось, правда.
Я чувствую, как с каждым днем сил во мне все меньше. Я все чаще грущу, реже улыбаюсь, больше думаю, практически не пишу. Но я знаю, что Мэт не оживит меня, я знаю, что он мне не нужен. И, наверное, он тоже это чувствует. Он должен это понимать. Хотя, с какой стати он будет это понимать! Все эти чувства, они ослепляют.
Какая странная все-таки эта наша жизнь. Сколько живу, не перестаю удивляться. Ну, хорошо. Живу я, конечно не полвека. Но все-таки! Этого вполне достаточно, чтобы понять, что логики в нашей жизни вообще не существует. Мы убегаем от тех, кто любит нас. Но зато всегда рядом с теми, кому на нас совершенно наплевать! Нет, я не пессимистка. Просто как-то так получается. И самое ужасное сейчас, что я не хочу говорить о любви! Потому что во мне только грусть, злость, ненависть, одиночество. Зима. Одно слово. Я не хочу снова чувствовать это. Не хочу саморучно убивать себя, не хочу ни к кому привыкать, никому принадлежать. Я не хочу поселить в свою душу еще кого-нибудь. Не хочу, чтоб это чувство клещом высасывало из меня же меня саму. Интересно, а как страдают мужчины? Как обдумывают это все? Я бы на их месте вообще об этом не думала. Все-таки, мужчины совсем другие.
К вечеру вернулась тетя Моника. Все эти дни Майкл сам просил ее не приходить, потом сказал мне по секрету, что: «Мама очень устала, ей нужно отдохнуть, но она сама в этом никогда не признается, она же мама». Я вся наполнилась белой завистью. Как не завидовать матери, у которой не сын, а просто ангел во плоти?!
–Ну, нам пора, Майки. Но мы еще придем! Обязательно!
–Я буду ждать. Дженни, только поговори с Дэвидом, так пропадать нельзя, ему, наверное, очень-очень хочется объяснить тебе все.
–Я обязательно поговорю с ним, – улыбнулась я.
–Хорошо.
Они с Мэтом пошептались о чем-то, и мы ушли.
–Ладно, Мэт, я пойду на метро, – сказала я, как только мы вышли на улицу.
–Не хочешь сходить куда-нибудь?
–Нет, хочу домой и поспать нормально. Но спасибо за приглашение.
–А может ко мне?
–Я же сказала, нет, хочу домой. В чем дело?
–Ни в чем…
–Тогда почему ты прячешь глаза?
–Потому что не хочу, чтоб ты шла домой.
–Да в чем проблема-то!
–Там твой Дэвид, вот в чем проблема!
–Дэвид? У меня дома?! и он вовсе не мой. Так, для заметки.
–Нет, не дома. Около него, – недовольно бурчал Мэт.
–Ты можешь толком объяснить?
–Все эти дни, что ты была у Майкла, он сидел в машине около твоего дома! рада?
–Что за чушь ты несешь, – усмехнулась я.
–Я бы тоже не поверил, если б не увидел сам. Он и ночью там оставался. И пытался выпытать у миссис Ланкастер где ты.
Этот человек не переставал меня шокировать. То рекламное агентство, миллионы долларов, DKNY, вечеринка, то теперь сумасшедшая настойчивость! Я не брала трубку все эти дни. Не отвечала ни ему, ни Джулии. Отпросилась у Джексона и договорилась о замене с Ванессой, а он все это время ждал меня?! Ну и запряталась же я. Да я просто великий махинатор! Что за мексиканский сериал!
–Вот черт…
–Так ты пойдешь домой?
–Конечно, пойду. Что мне теперь, домой не возвращаться из-за него.
В итоге, я отделалась от Мэта и поймала такси. Почему-то, я по дороге домой думала о любви. Сначала о первой, а потом снова вспомнила Эрика.
Когда в твоей жизни появляется кто-то особенный, очень важно, чтобы ты поняла это именно в то время, когда он рядом. Это спасет не только твою жизнь, но и твое сердце, дубликат которого во внутреннем кармане своего старого пальто ты не найдешь.
Жизнь кажется очень скучной и серой, пока вы в полной мере не познаете горечь расставаний. Сначала это не будет чем-то катастрофически болезненным. Просто уязвленное самолюбие, ненависть, пара литров слез. Может быть, попытки суицида. Это все меркнет по сравнению с месяцами отречения от мира всех живых и счастливых. Это чувство необходимости тепла и уюта. Больше, чем когда-либо раньше. Это мысли о смысле жизни. Это потеря веры во все прекрасное и чистое. Это просто жизнь в четырех стенах, выражаясь абстрактно. Вы живете, но нет чувства удовлетворения и счастья. Нет благодарности людям за то, что они просто проходят мимо, невероятно живые. Нет желания следить за собой, носить каблуки и платья, заниматься укладкой волос с утра, вставая при этом часа за два до выхода. Нет смысла улыбаться людям, потому что улыбка для вас теперь нечто драгоценное, сокровенное. Вы мертвы и все понимают это, постепенно покидая вашу жизнь. Запомните: ваши страдания нужны только вам. Другие люди живут в своих стенах.
В наше время постоянно улыбаться – это модно. И неважно есть причины для этого или нет. А так как я не очень люблю глянцевую жизнь – улыбаться просто так я не буду.
Из-за Дэвида во мне снова просыпался романтик, и меня это бесило. Лирика не должна покидать наши жизни, даже если от нее порой тошнит. Как бы люди не старались выглядеть на публике – слезы у всех текут одинаково. А у меня их почти не осталось. И если я впущу кого-то в свою жизнь, где уверенность в том, что я выдержу еще одну потерю, еще одно расставание или предательство? Теперь грань между жизнью и смертью почти стерлась, я не думаю, что буду снова бороться с самой собой за свою же жизнь. Вечный вопрос: а что, если…? На виселицу того, кто придумал сослагательное наклонение!
Подъезжая к дому, я увидела его машину, и внутри что-то затряслось. Интересно, его поступок можно считать романтичным? В конце концов, он просидел под моими дверями четыре дня и не сдвинулся с места, он ждал меня, искал, не нашел, не сдался и не уехал! Да что со мной такое!
Мне так хотелось остаться незамеченной и проскочить в дом, но мне не удалось.
–Джейн! Господи, Джейн, неужели это ты! Пожалуйста, не убегай, позволь мне объяснить все! Ты ведь самый справедливый человек из всех, кого я знаю. И не дашь мне сказать последнее слово перед расстрелом?
–Зачем ты здесь?
–Я волновался.
–Поверь, не было повода.
–Где ты была все это время?
–У Майкла в клинике. Зачем ты здесь? – тверже переспросила я.
–Я тебе соврал. Я должен извиниться, поверь, я просто не хотел сваливать на тебя всю эту информацию и… и когда я представился тебе, помнишь? Я просто не мог поверить, что в этом городе есть человек, который не знает этого имени, это меня подкупило. Пойми, я просто хотел быть обычным человеком для тебя. Женщин вокруг меня всегда было слишком много из-за моих денег, а с тобой… с тобой все было иначе. Ты слушала меня, смотрела мне в глаза так бескорыстно, так доверчиво.
–Видимо, зря я тебе так доверяла.
–Я знаю, что это было неправильно. Знаю, о чем ты сейчас думаешь. Я тебя понимаю, но пойми и ты меня. Я слишком часто обжигался по причине своей известности. Просто я хотел быть уверенным, что ты действительно и понятия не имеешь, кто я такой на самом деле.
–Теперь уверен?
–На все сто.
–Тогда езжай домой. И не возвращайся больше.
–Зачем ты так.
–До встречи с тобой все в моей жизни было предсказуемо. Все. Я плыла по течению, не останавливаясь. И тут появился ты со своими деньгами и предложением переспать. Потом из-за тебя меня уволили. Потом ты извинился. Я тебе поверила, открылась тебе, а ты снова соврал мне. И неизвестно, как долго еще я бы находилась в неведении, если б не эта вечеринка. И опять вранье и разоблачение. И к чему мы вернулись? Ты опять извиняешься. Я тебя прощаю! Не мне судить. А теперь с меня хватит, это уже какая-то дурацкая тенденция.
–Мне жаль, что я не рассказал тебе все сразу, но ты ведь не сможешь вечно злиться на меня.
–Знаю, молодежь живет импульсом. Сегодня мне грустно, завтра я захочу убить себя и застрелюсь, а послезавтра я захочу убить всех вокруг и остаться одной живой среди мира мертвых, но не выйдет, потому, что вчера я уже застрелила себя. Так что, извини. Я застрелила себя парочкой днями ранее, поздно что-то менять, беги от меня. А я побегу от тебя. И все, никто никого не убьет.
–Ты ведь это несерьезно.
–Знаешь, я даже чересчур серьезно это говорю.
–Джейн, послушай…
–Нет-нет-нет, это ты послушай. Я – единственный человек на земле, который знает меня со всех сторон, а так как ты не самый плохой человек, даю тебе дельный совет: беги от меня как можно быстрее и как можно дальше, не то я сожру твой мозг за милую душу. Не пытайся меня понять, потому что я и сама себя не понимаю, просто не думай, что я какая-то не такая. Просто так вышло, что я не знала тебя и твоего имени, не знала, кто ты есть. Но это не делает меня лучше или хуже других. Будь счастлив, Дэвид. И лучше не вспоминай обо мне. Если только раз в полгода.
Я заставила себя двинуться к двери. Зашла в дом и быстро повернула ключ. К своему удивлению, я снова заплакала, причем это не были слезы облегчения. Я так не хотела, чтобы кто-то снова полюбил меня. Я так этого боялась. Я боялась этого потому, что сама любить была не в состоянии. В моей жизни давно наступил тайм аут. Я будто находилась на перекрестке последние месяцы и никак не могла выбрать нужное направление. Я не хотела причинять боль именно ему, потому что он уже что-то значил для меня. Я ведь знаю, что будет лучше без меня, чем со мной. Во мне столько проблем, во мне столько боли, столько воспоминаний, столько слез, столько любви к людям, которых со мной больше нет. И со мной ему будет очень тяжело, а без меня… без меня будет проще. Он мужчина. Он сильный. Он все сможет. Возможно, даже раз в полгода не вспомнит обо мне. Честно, я расстроюсь. Но это уже будет его выбор. А я посижу, поплачу. Мне снова станет пусто, снова станет, как всегда, я снова уйду в свои проблемы. А бабушка была права. С ним я становилась живой. Ну и ладно, быть живым слишком опасно, в любой момент можешь наткнуться на смерть.
Я иногда так радуюсь, что в жизни не так часто встречаются мужчины, способные читать мысли женщин. Они бы все сбегали от меня после первого свидания. Наверное, лишь у немногих в голове столько противоречий, сколько скрыто в моей. Я – ходячая антитеза! Даже сейчас, Дэвид не отвязался бы от меня так просто, потому что я насильно заставила себя его оттолкнуть. Зато Мэт сбежал бы сразу, жутко оскорбленный моими мыслями. Мне и самой это не нравится, но что поделать, это мои собственные неисправимые мозги. Да и, скорее всего, я откажусь от предложения пересадки мне чужого, обыкновенного серого вещества. Как бы я себя не критиковала, мои мозги такие привлекательные. Наверное, в первую очередь, своей запутанностью.
Я становлюсь шизофреником, не так ли? Меня пугает все вокруг, абсолютно! Во всем хорошем я быстро-быстро начинаю искать подвох, если все плохо – я жалуюсь на жизнь тому, кого никто и никогда не видел. Я про Бога, вы правы. Если я чувствую что-то в своем полумертвом сердце – мне это не нравится. Мне не нравится менять что-то в своей жизни! Неужели, я влюбилась в свою каждодневную рутину?! Работа, дом, душные вагоны метро, ночной Нью-Йорк из окна такси, зарплата раз в месяц, ворчливые клиенты в ресторане. Возможно, я действительно боюсь что-то изменить, потому что тогда мне придется отпустить все то, что случилось со мной полгода назад. Мне придется попрощаться с Эриком раз и навсегда, мне придется перестать вспоминать свое прошлогоднее счастье. Разве, это так плохо? Снова начать жить? Ведь не могу же я все время оставаться в том времени! Время идет, все меняется, абсолютно! А я становлюсь шизофреником. Однозначно. И, похоже, этот процесс уже необратим.
А вот любопытно: если бы меня на улице встретил шизофреник, читающий мысли, он влюбился бы в меня? В себе подобную? Ох, о чем это я.
Так проходили дни. Днем я была у Майкла, вечером в ресторане. Дэвид больше не сидел за дальним столиком, признаюсь, мне его не хватало, но я знала, что поступаю правильно. По выходным я вечерами напролет играла на фортепиано, читала, пыталась отвлечься. Мэт каждый день звонил и писал глупые эсэмэски, я согласилась на пару встреч, но это меня не цепляло. Наверное, в глубине души я надеялась, что Дэвид не сможет вот так легко исчезнуть из моей жизни, но кого я обманываю. Мне просто хотелось, чтобы он был тем, кем на самом деле не является. Еще одно разочарование, еще одна потеря. Подумаешь, с кем не бывает. Бабушка пыталась понять, что со мной не так, но я не сознавалась. Наверное, в первую очередь самой себе. Он так и не вышел из моей головы, как я не старалась.
Но этот день мне с самого начала не понравился. Я проспала до двух часов дня и не успела сходить к Майклу. К тому же, я совсем свихнулась и полезла в интернет, чтобы узнать что-нибудь о Дэвиде. Я решила, раз он такой известный в Нью-Йорке – google точно знает его и, уж точно, там есть его фотографии. Хотя бы одна. Это так странно, ведь я все время пыталась казаться ему бесчувственной и равнодушной, но в итоге сама вляпалась в это дерьмо, пока смотрела назад, а не под ноги. Но не в этом суть. Потом в растрепанных чувствах я явилась в ресторан, отработала, как обычно. И в этот день, по какому-то жуткому совпадению, Джулия решила порвать с Джексоном, потому что считала, что ему на нее наплевать. Временами мне тоже так казалось, но я тут же видела со стороны саму себя, ничем от него не отличающуюся. По этому поводу она испекла кексы с коноплей и принесла их с собой. Естественно, я не стала их есть, это же я! Тем более, на работе. Не представляю, как бы я потом пела, если б наелась этой отравы. Но, в итоге, она уговорила меня пойти к Мэту, у него там наметилась какая-то тусовка. Я недолго сопротивлялась, потому что мне нужна была немедленная разрядка, да и ее чертовы кексы казались мне аппетитными. Как будто маффины с кусочками шоколада. Мы поехали к Мэту. В тот момент, когда мы приехали, у него уже было довольно «весело». Куча народу, ящики с пивом, сигаретный дым и обнюхавшиеся парни с красными глазами. Мне сразу захотелось бежать оттуда домой, но Джулия и Мэт остановили меня. «Брось! Будет весело! Тебе нужно расслабиться!» – кричала Джулия. Зачем-то, я ее послушалась. Музыка была такая громкая! Мне казалось, что мне по голове постоянно что-то стучит. Эта скачущая вокруг меня толпа, наконец, достала меня, и я сдалась. Выпила две бутылки пива, съела один кекс, потом второй, третий. Они показались мне вкусными, тем более с пивом. Через несколько минут мы танцевали с Джулией на столе, потом к нам присоединились и остальные, в итоге стол сломался. Мне казалось, что вот-вот я задохнусь от смеха. Перед глазами все плыло, все казалось каким-то неестественным, я такого никогда не ощущала раньше. Не могу точно вспомнить все, что происходило. Помню, как Джулия скакала и кричала что-то на непонятном мне языке и, вроде, ее вообще никто не понимал. Я была в шоке. Мне казалось, что глаза вылезают наружу, сердце так быстро стучало, что я чувствовала это всей грудной клеткой. Но эйфория была недолгой, как всегда. Тут ко мне начал приставать Фредди, лучший друг Мэта, а меня, почему-то, так жутко тошнило, что я была готова на все, лишь бы выбежать на свежий воздух и надышаться там на сто лет вперед. Я дала ему пощечину, когда он пытался залезть мне под кофточку. К моему счастью, это заметил Мэт и ударил Фредди. Началась драка. Джулия кричала что-то невразумительное, я пыталась их разнять, но безуспешно. Потом с улицы зашли остальные и разняли их, наконец. У меня перед глазами будто снимался немой кинофильм, я вообще перестала что-либо понимать. В ушах шумело, звенело, стучало. Живот скручивался, к горлу подкатывала едкая жидкость, я побежала в ванную и напилась воды, чтобы хоть как-то прийти в себя. Потом умыла лицо, посмотрела на себя в зеркало и меня стошнило. Я сидела на полу в ванной, сжав голову между коленями, закрывала лицо руками, моя голова будто отделилась от тела. Я не могла закрыть глаз, потому что мне становилось так жутко, что хотелось кричать, биться головой о стену, только бы прекратился этот круговорот мира вокруг меня. Мне безумно хотелось спать. Я начала плакать, потому что это головокружение не проходило. Вы ведь знаете, алкоголь все эмоции делает острее. Я начала себя жалеть, жалеть о своих поступках, жалеть обо всем! Потом я начала мечтать о своей кровати и разревелась еще сильнее, когда поняла, что я даже не у себя дома, куда мне до кровати. Через какое-то время ко мне зашла Джулия, что-то говорила, но я не слышала ее, у меня совершенно отключились мозги. Я вообще ни черта не соображала! Она совала мне свой мобильник, а я мычала и отпихивала его. Помню четко лишь одну ее фразу: «Черт, кто же знал, что она никогда не ела этих кексов с коноплей!». Я встала на колени и снова обнялась с унитазом. Она держала мне волосы, а мне хотелось, чтобы мне подержали еще и голову, потому что она вдруг стала чересчур тяжелой для моей шеи. Потом Джулия вышла. Меня, вроде, перестало тошнить, я легла на пол, чтобы проверить, смогу ли я лежать с закрытыми глазами. Я пролежала около пяти минут, но, все-таки, я немного соображала, потому что не могла позволить себе уснуть на полу в чужой ванной. Когда я села – меня снова замутило, но было уже гораздо лучше. Я, хотя бы, начала слышать музыку из соседней комнаты и громкие голоса. Мне было так тяжело моргать, что я, вроде, вовсе перестала это делать. Думаю, со стороны мои глаза выглядели стеклянными. Я согнула левую ногу в колене, локтем облокотилась на нее и держалась рукой за голову, не отводя глаз от одной, видимой только мне, точки на стене. В этот момент в ванную кто-то вошел.
–Джейн, Джейн, посмотри на меня.
Мне было до того все равно, кто это, что он просит меня сделать, могу я это сделать или нет. Я совсем не шевелилась, потому что во мне не осталось сил.
–Я, честно, не знала, что все будет так!
Я узнала голос Джулии.
–Джейн, ты слышишь меня?
Я кое-как выдавила из себя жалкое «Да».
Он больше ничего не сказал. Я поняла, что это Дэвид, когда увидела его лицо. Он взял меня на руки, и мне стало так тепло. Я, оказывается, жутко замерзла в этой ванной на холодном кафельном полу. Он усадил меня в машину, потому зашел обратно, как я потом поняла, за моей сумкой. Мне было так невероятно хорошо, но так безумно стыдно. Я сидела, не отрывая глаз от своих коленей.
–Джейн, как ты себя чувствуешь? – беспокойно спросил он, когда сел в машину.
–Отвратительно, – промямлила я.
Меня сейчас пугало одно: я все еще была под кайфом, если это можно так сказать, а, значит, я буду говорить все прямо в лицо, как чувствую. Но это, черт возьми, такой необратимый процесс, что изменить что-то я была не в силах.
–Как ты умудрилась так вляпаться, а, – говорил он, поправляя мои волосы.
–Как ты узнал, что я здесь?
–Мне позвонила Джулия, и правильно сделала. Хоть за это ей спасибо.
–Она тут не при чем. Я же сама на это пошла. Черт, как же плохо. О-о-о, – ныла я, закрывая лицо руками.
–Домой в таком виде я тебя не могу отпустить. Так что, сегодня останешься у меня.
–Нет, мне нужно домой. Я не поеду к тебе.
–Не бойся, я не буду приставать, – закатив глаза, засмеялся он.
–Ой, плевать, мне просто нужна кровать.
Он снял с себя свитер и дал мне.
–Ты вся дрожишь, надень, согреешься.
–Спасибо, – прошептала я.
По дороге к нему домой я уснула, причем очень крепко.
–Джейн, проснись, мы приехали.
Я кое-как раскрыла глаза, Дэвид открыл для меня дверцу машины, а на свежем воздухе моя голова закружилась еще сильнее, и я упала прямо в его объятия, как обычно бывает в любовных романах. Но мне тут было не до романтики.
Я вообще не поняла, где мы находились, в силу своего состояния, наверное. Обычно я ориентируюсь не хуже GPS-навигатора. И я совершенно не помню, как мы поднялись в его квартиру, я не помню кровать, на которой уснула, не помню ничего, кроме запаха. Пахло очень приятно. И кровать… она была большая, мягкая и теплая.
Утро. Это самое ужасное время после пьянки, ну, или после того, что я вчера натворила. Я проснулась в огромной светлой комнате. Обстановка была просто нереальная, как в мебельных каталогах. Я встала с кровати на мягкий, пушистый ковер, посмотрела в окно и увидела… музей Метрополитен! Так я поняла, что нахожусь на восточной Пятой авеню. Черт, это Ист-Сайд! Это… это самый престижный район Нью-Йорка! Это мечта! Это просто фантастика!
Но потом я почувствовала вкус тлена во рту, поняла, что совсем не соответствую этому месту! Представила, как «прекрасно» я сейчас выгляжу. Во вчерашней одежде, фу. Меня тошнило от самой себя!
Я медленно открыла дверь и увидела его на кухне. Он варил кофе. У меня в голове сразу же всплыло высказывание Дюма: «Он был меньше, чем Бог, ибо он был смертным, но, вне всякого сомнения, он был больше, чем человек».
–Джейн! Доброе утро! Я как раз варю кофе. Как ты? Лучше?
–Доброе утро… Эм, где у тебя ванная? Безумно хочу прополоскать свои внутренности.
–Оу, в спальне, ты не видела?
–А, я, наверное, не смотрела толком…
–Не грызи себя. Все нормально, со всеми бывает, – улыбнулся он.
Я улыбнулась в ответ и убежала обратно в спальню. Вошла в ванную комнату и очумела от огромного зеркала на стене, от душевой кабины со всяческими наворотами, от кафельной плитки, от всего! Потом все омрачило мое отражение в зеркале. Господи, как он мог без смеха смотреть на меня.
Я быстро почистила зубы и умылась, приняла душ. Надела его махровый халат, хотя боялась, что это будет нагловато с моей стороны. По крайней мере, теперь я выглядела намного свежее.
–А тебе идет белый цвет, – сказал Дэвид, когда я вернулась на кухню.
–Извини, что надела его…
–Это ничего, нормально, – поспешил ответить он.
–Извини, что так вышло вчера. Мне ужасно стыдно.
–А мне стыдно, что я оставил тебя одну после того, как ты открылась мне в тот вечер. Я не должен был.
–Ты не причем.
–Серьезно?
–Хм, нет. Это ты во всем виноват, – засмеялась я.
–Меня не было в Нью-Йорке эти дни. Я летал в Европу по делам.
–Ясно. Так вот он, твой Бруклин…, – оглядевшись по сторонам, заключила я.
–Мда, как-то так, – смущенно улыбнувшись, ответил он.
–У тебя очень красивый дом, Дэвид.
–Спасибо. Но мне одиноко здесь. Знаешь, это все как-то теряет в цене, если ты одинок.
–Да, я тебя понимаю. Деньги, может, и правят миром, но не делают людей счастливыми.
–Точно. Жаль, что я сразу не рассказал тебе все.
–И мне. Хотя, если бы ты мне рассказал все с самого начала, все было бы иначе. И я бы, наверное, не попробовала кексы с коноплей, – засмеялась я.
–Ха, ну и как тебе?
–Жутко. Я такой дурой никогда себя не чувствовала. Как будто прошла тестирование в космонавты. Как будто меня вертело всю ночь на каких-то бешеных каруселях.
–Ты очень напугала меня вчера, не делай так больше.
–Ты – хороший друг.
Я хотела подчеркнуть слово «друг», чтобы он не думал о чем-то большем. Оказалось, я не готова к чему-то новому. Даже после таких событий.
Его глаза казались мне такими грустными. Он, вроде, улыбался, а глаза оставались такими же. Сразу можно было определить, есть у человека счастье в жизни или нет. Он был странным для меня, во всех планах. Почему-то, с ним я чувствовала себя защищенной, но, в то же время, мне хотелось укрыть его от всего мира из-за его глаз. Мне хотелось обнять его и пообещать, что все обязательно будет хорошо. Процитировать ему Натали Сарот: «Tu verras, dans la vie, tôt ou tard, tout s’arrange». (фр.: Ты увидишь, в жизни, рано или поздно, все налаживается). Мне хотелось стать для него той, кем была Жанна Д’Арк для народа. Но я все равно не могла впустить его в свое сердце, как бы мне этого не хотелось. Оно до сих пор было занято, пусть и мертвецом.
–У меня нет друзей, – немного помолчав, сказал Дэвид.
–Ну, знаешь ли, меня это мало волнует. Значит, теперь будут!
Он снова заулыбался и налил мне кофе. Мне было интересно наблюдать за ним. Он как-то безумно мило смущался, что, не скрою, меня очень привлекало. Многим нравятся самоуверенные громилы, но это не мой случай. Мне, почему-то, всегда нравились слабаки. Наверное, у меня слишком остро проявляется материнский инстинкт. Стоило мне увидеть хотя бы одну скупую мужскую слезу – я падала в их объятия! Но это так, лирическое отступление в философию моей глубокой и бездонной души.
–Почему ты так смотришь? – спросила я, поймав его любопытный взгляд на себе.
–Мне вот интересно, есть ли такие люди на свете, которые тебя действительно знают? Ты какая-то… я не могу понять тебя! Мне интересно, но я все равно не врубаюсь. Если бы мне предложили снять тебя в какой-нибудь рекламе, я не смог бы как обычно сразу представить тебя в чем-то одном. Я сначала думал, что ты меланхолична, признаюсь. Потом ты меня впервые насмешила, я засек отличное чувство юмора, потом рассказала мне о своей жизни, я понял, что ты невероятно сильная, но ранимая. А сейчас я опять в тупике!
–Уау, вот это да! Ты решил меня понять? Это, поверь мне, непросто. И я отвечу тебе: нет таких людей, которые меня действительно знают. Себя даже я сама иногда не узнаю. Смотрю на себя со стороны и думаю: «Эй, кто-нибудь может мне сказать, почему эта психованная особа до сих пор не повязана белыми халатиками и не увезена в психушку?!». Но иногда я бываю даже слишком адекватной, меня порой подташнивает от этой безмерной адекватности! Я бываю меланхолична, когда начинаю себя жалеть. Такое случается, обычно, вечерами или глубокой ночью, или когда идет дождь. Но я, все-таки, больше холерик. Вспыльчивая, но отходчивая. Помню, я прочитала в каком-то издании по психологии, что холерики неуравновешенные. Посмеялась над этим, а потом начала копить денег для полета на луну. Так что, одни противоречия, никаких рамок, несколько исключений, кучка принципов, поросших плесенью, ну и посыпано все, естественно, сахарной пудрой. Куда без нее.
Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Я начала смеяться, выпила свой кофе, снова посмотрела на него. Он, кажется, так ни разу и не моргнул, его можно было отправить в музей восковых фигур мадам Тюссо. Еще бы и денег заработала.
–Ты удивительная! – наконец, выдал он.
К этому времени я уже успела одеться и начала завязывать шнурки.
–Да уж, я уже собралась уходить, решила, что ты завис надолго, – засмеялась я.
–А как бы ты написала о себе в записке, если б я спал, и ты ушла раньше меня, но я бы уже успел задать тебе этот вопрос?
–Хм… я влюбчива, вспыльчива, депрессивна, задумчива, рассудительна, но не всегда. Иногда мертвенно спокойна, иногда скрытна, иногда чересчур искренна, иногда болтлива, иногда молчалива, понимающая, иногда слишком категорична, упряма, уступчива по настроению. Сентиментальна, немного романтична, плаксива, но не на мелодрамах, труслива временами, ленива частенько, старательна, принципиальна, иногда наблюдаются приступы филофобии и липофрении, в вагонной давке временами прослеживается клаустрофобия, клептоманией не страдаю, юношеский максимализм на стадии излечения, пессимизм по понедельникам, в пятницу я явный сангвиник, но это нестабильно. Ненавижу воскресение больше, чем понедельник, не пою в душе, не смотрю сериалы (за редким исключением), люблю красивые мужские руки и хороший парфюм, а, чуть не забыла, я не состою в Green Peace, так что не посажу тебя за решетку за эти ландыши в твоей вазе. Как-то так.
Он опять молча пялился на меня. Это уже стало какой-то дурацкой традицией! Как только я начинаю много говорить – все остальные тупо молчат! Это так печально, ох.
–Короче, я пошла. Чувствую, ты еще не скоро отойдешь, так что, не буду больше ничего говорить. Эм, пока.
Я повесила сумку на плечо, обмоталась шарфом, посмотрела на него еще раз, вздохнула и закрыла дверь. Пока ждала лифт – он выскочил.
–Черт, ты уже ушла? э-э-э, давай я отвезу тебя! Или попрошу шофера?
–Нет-нет, я сама. Нужно проветриться, прогуляюсь. А ты быстро очухался! Это мой новый рекорд, – войдя в лифт, сказала я.
Ответить он больше ничего не смог, потому что дверцы лифта закрылись.
–До свидания, мисс, – неожиданно для меня, широко улыбаясь, сказал консьерж, когда я направлялась к выходу.
–А, да, до свидания.
Я вышла на улицу и немного растерялась в этом муравейнике. Как говорят, в Нью-Йорке трудно заблудиться, зато легко растеряться.
Тут на улицу выбежал Дэвид.
–Я, все-таки, решил тебя сопроводить, – запыхавшись, проговорил он.
–О, да, мне не помешает гид.
–Я так и подумал.