Власть огня

– Добро пожаловать, – с величественным видом произнес он на драконьем языке, – в мои владения.

Девушки, сидящие рядом, глазели на нас с Пауэром, пользуясь возможностью как следует рассмотреть участников будущего турнира. Не дождавшись ответа, Пауэр добавил на каллийском:

– Я только что сказал…

– Я тебя поняла.

– Это делает тебе честь!

Пауэр обернулся к сидящим за столиком.

– В этом турнире Антигона победила моего напарника Дария, – Дарий гневно уставился на него, – а в следующем турнире будет выступать против меня. – Он перешел на драконий язык и заговорщически понизил голос: – Она очень амбициозная крепостная.

За столом послышалось хихиканье. Одна из девушек, явно шокированная его поведением, приглушенно вскрикнула. Пауэр обернулся ко мне, его глаза сияли.

– Разве это не так, Энни? – спросил он на каллийском.

Я почти ощутила, как остальные затаили дыхание в ожидании моего ответа. Я знала, как должна была развернуться эта сцена. Представила Криссу, которая умела поставить Пауэра на место парой удачных фраз в присутствии других. Услышала восторженный смех тех, кто видел его унижение. Я знала, что за столом ждали именно этого.

Но слова не шли у меня с языка.

«Идиотка, а чего еще ты ожидала, когда шла сюда? Думаешь, раз ты победила в турнире, значит, тебе все по плечу?»

– Да, – сказала я ему, чувствуя горечь от своих нелепых слов, к тому же произнесенных на каллийском. – Это так.

А затем отвернулась и пошла прочь.

Ощущение горечи не покидало меня весь день. Мое расписание городских обходов никогда не было столь насыщенным, как у Ли и даже у Дака, и днем мне предстояло только сопровождать Орнби, пожилого ученого, проверявшего старинные книги на драконьем языке для Комитета Цензуры. Мы сидели вдвоем в его пыльном кабинете и просматривали тексты, выбирая, что следует запретить, что стоит перевести для широкой общественности, а что необходимо оставить исключительно для представителей золотого сословия.

– Мы чересчур снисходительны, не так ли? – заметил Орнби, просмотрев то, что я выбрала. – Я бы вообще запретил портрет Повелителя драконов, вызывающий сочувствие. А ты решила сделать его достоянием общественности?

Еще не успокоившись после того, что произошло в Лицейском клубе, я пожала плечами, ответив Орнби одной из его любимых фраз: «Это помогло бы людям научиться сочувствию».

Покачав головой, Орнби сощурил голубые глаза.

– Золотому сословию – возможно. Но мы не можем усложнять повествование для низших сословий, или же они могут что-нибудь неправильно понять. Возможно, даже пожелают вернуть обратно повелителей драконов. Ты ведь гораздо умнее других, Энни, и должна об этом помнить! Возможно, ты способна ухватить соль этого отрывка, но они не смогут…

Обычно Орнби упоминал о моем уме с льстивым и заговорщическим видом, и этого было достаточно, чтобы у меня пропадало желание расспрашивать его о правилах цензуры, но сегодня я снова вспомнила об отце Дака, разносящем слухи о Новом Питосе, и ощутила прилив недовольства.

К концу дня от хорошего настроения, сопровождавшего меня после победы в турнире, не осталось и следа. Дневная тренировка началась с того, что Горан добрых полчаса хвалил в Орлином Гнезде выступления Ли, Кора и Пауэра на турнире, ни разу при этом не упомянув обо мне. Становилось очевидно, что, несмотря на вступление в Четвертый Орден, моя жизнь нисколько не изменилась и в дальнейшем меня, как и прежде, не ждет ничего, кроме огорчений.

После ужина, вновь вернувшись к привычной рутине, я помогала Року с домашним заданием по воздушной тактике на застекленной террасе, где стражники обычно выполняли домашнюю работу, собравшись вместе за столами, расположившись в мягких креслах. Сегодня я раздражалась сильнее обычного, и мы оба начинали терять терпение.

– Ты не должен забывать о третьем измерении. Это не поле, Рок.

Задачи Рока были разложены на столе перед нами, среди них сеть диаграмм, которые я исправляла, на ходу поясняя его ошибки. На другом конце стола расположилась Крисса, скучая над учебником истории, а рядом с ней Дак, закатав рукава до локтей, прикладывал стебли алоэ к своим ожогам. Лучи вечернего солнца скользили по горшкам с растениями, выставленными вдоль стеклянных стен и расползающимися по стеклянному потолку, который был поднят, благодаря чему нас овевал теплый ветерок. Оранжерея – это единственное место в Обители, отведенное для отдыха.

У взъерошенного Рока покраснели глаза, он явно устал вглядываться в мои записи.

– Давай в теории, ладно? Иногда ты бываешь хуже Горана.

– Не нравится, как я объясняю, – найди Ли.

– Я пытался, – откликнулся Рок. – Он был занят.

Сейчас мне меньше всего хотелось слышать о напряженном графике Ли. Я смерила Рока злобным взглядом. Он скрестил руки на груди и ответил мне не менее грозным взглядом. Наш безмолвный поединок прервал раздавшийся сзади голос.

– Энни! Вот ты где.

Я обернулась. Грозная седовласая госпожа Мортмейн, директриса Обители, направлялась к нашим почтовым ящикам. Она вручила мне конверт с печатью министерства, на которой был изображен четырехъярусный город в концентрических кругах из железа, бронзы, серебра и золота.

– Я отдам его тебе лично в руки, хорошо?

Ее глаз дернулся, словно она попыталась мне подмигнуть, а затем она удалилась.

В конверте, адресованном Наездникам Четвертого Ордена, находился список изменений графика для меня, Ли, Пауэра и Кора, который вступал в силу с этой минуты. Увидев свое имя рядом со словами Четвертый Орден, я ощутила, как по спине побежали мурашки.

НАЧАТЬ ПОСЕЩАТЬ:

РАСШИРЕННЫЙ КУРС ПОЭЗИИ НА ДРАКОНЬЕМ ЯЗЫКЕ

ЕЖЕНЕДЕЛЬНЫЕ ЗАСЕДАНИЯ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА (ЕСЛИ ЕЩЕ НЕ ПОСЕЩАЕТ)

РАСШИРЕННЫЕ КУРСЫ ЭТИКЕТА И ТАНЦЕВ (НАЧАТЬ ЗА ДВЕ НЕДЕЛИ ДО ЛИЦЕЙСКОГО БАЛА)

ЕЖЕНЕДЕЛЬНЫЕ ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ЗАНЯТИЯ С ПЕРВЫМ ЗАЩИТНИКОМ

Я ощутила, как мое лицо невольно расплывается в улыбке.

Это все-таки случилось. Что бы там ни говорили Горан или Пауэр, какими бы незначительными ни были мои ежедневные обязанности, корабль все-таки отчалил от берега, и я оказалась на его борту.

На следующий день я явилась на занятия по драконьей поэзии на несколько минут раньше, когда еще не открыли дверь в аудиторию. Из всех перечисленных в письме изменений в моем графике эти занятия стали самыми желанными для меня, и я не сомневалась, что смогу в них преуспеть. Наше изучение языков Медеи до сегодняшнего дня носило исключительно разговорный характер, но меня всегда интересовала поэзия на драконьем языке, славившаяся своей красотой. Драконорожденные, особенно аврелианцы, говорившие на этом языке еще до прихода в Каллиполис, славились тем, что жили и дышали своей поэзией, почти всегда говоря цитатами, начиная учить стихи с детства.

Во внутренних покоях Дворца знание поэзии на драконьем языке считалось показателем образованности и грамотности, которые до сих пор ценили патрицианские семьи Каллиполиса и ожидали этого же от своих правителей.

Ли тоже уже ждал около аудитории. Однако он совсем не разделял моего восторга, пылая от негодования.

– Просто не могу в это поверить. Из всех способов потратить время впустую это…

Под его глазами залегли круги. С тех пор как его назначили командиром эскадрильи, он постоянно выглядел утомленным. В конце коридора показался Кор, заспанный и тоже ужасно недовольный.

– Это что, шутка? И это наша награда за вступление в Четвертый Орден?

Один за другим стали появляться и золотые студенты. Заходя в аудиторию, они с любопытством поглядывали на нас. В Лицее стражников было гораздо меньше золотых студентов, и потому наше появление на новых занятиях всегда вызывало интерес. Ни Кор, ни Ли не сдвинулись с места, продолжая стоять около аудитории. Похоже, они были согласны стоять в коридоре до последнего.

– Это необходимо для повышения культурного уровня, – сказала я Кору.

Не сводя глаз с золотых студентов, Кор заговорил, понизив голос:

– Для тебя – возможно. У меня нет твоих способностей к драконьему языку. Я просто позорюсь перед компанией патрицианских детей… ах.

По коридору неторопливо шел Пауэр, на его лице сияла радость.

– Какие кислые физиономии!

Кор смерил его мрачным взглядом.

– Отвали.

Пауэр с глухим стуком бросил свою сумку между Ли и Кором. Две проходившие мимо девушки из золотого сословия взглянули на нас, и Пауэр провел рукой по коротко стриженным волосам и, вскинув бровь, уставился на них в ответ. Они, хихикая, скрылись в аудитории.

– Готов поспорить, здесь нет ничего сложного. Если вы уже знаете наизусть «Аврелианский цикл», это…

Скрестив руки на груди, Ли прислонился к стене. Его губы скривились в усмешке.

– Не знал, что ты такой знаток драконьего языка, Пауэр.

– У меня были репетиторы.

Откинув голову, Ли расхохотался. А затем улыбнулся Пауэру.

– Рад за тебя.

Пауэр поежился, пораженный презрением, прозвучавшим в голосе Ли. Справившись с дрожью изумления, он странно взглянул на Ли и, снова обретя уверенность, поспешил поделиться новой лицейской сплетней:

– Я слышал, что этот курс будет вести бывший наставник щенков Грозового Бича до Революции. Судя по всему, в конце правления их родителей от его преданности и следа не осталось…

Кор невольно хмыкнул. Но улыбка Ли померкла. На мгновение его тело напряглось. Однако, похоже, никто, кроме меня, этого не заметил.

– Мы опоздаем, – предупредила я их.

Войдя в аудиторию, мы уселись за четыре свободных стола на галерке. Оказалось, в наш класс затесался еще один стражник. Я узнала Лотуса еще до того, как он обернулся, по кудрявой копне волос. Судя по тому, что его отец был напрямую связан с поэзией на драконьем языке, он оказался здесь по собственному выбору.

Девушка, сидевшая за соседним столом, наклонилась в мою сторону.

– Ты же Антигона? Антигона сюр Аэла?

У меня тут же создалось впечатление, что ни она, ни я никогда не знали человека с таким именем. Я кивнула, и она расплылась в радостной улыбке.

– В эти выходные ты летала просто бесподобно! – воскликнула она.

Я удивленно улыбнулась ей в ответ, и девушка протянула мне руку. Ее неяркое коричневое платье, оттененное смуглым цветом лица и вьющимися темными волосами, свидетельствовало о комфортной жизни в патрицианской семье: аккуратно отутюженное, длиной до колена, сшитое с точностью яникульского портного.

– Ханна, – представилась она. – Ханна Лунд. Хотя я понимаю, что у тебя нет причин интересоваться тем, кто я такая!

Я пожала ей руку, от изумления не в силах придумать вежливый ответ на столь неожиданное замечание.

– Наши новые студенты. Добро пожаловать.

Профессор, бледный, лысеющий мужчина за тридцать, в очках, последним вошел в аудиторию и, усаживаясь за свой стол, любезно нам улыбнулся.

– Меня зовут Ричард Тиндейл, и я рад видеть вас четверых в своем классе. Давайте посмотрим. – Он заглянул в список, а затем посмотрел на меня. – Ты, должно быть, Антигона сюр Аэла?

– Да, но все зовут меня Энни.

– Но, думаю, на занятиях драконьим языком мы станем называть тебя полным именем, Антигона. Весьма необычное имя для девушки с гор. А еще к нам пришел Пауэр сюр Итер…

Пауэр слегка поднял руку, чтобы его заметили. Тиндейл улыбнулся.

– Добро пожаловать. Буду рад сообщить твоему отцу, что наконец заполучил тебя на свой курс. Кор сюр Маурана?…

Кор кивнул. Взгляд Тиндейла скользнул к последнему новичку, и внезапно его тело напряглось.

– Лео?

«Чертов драконий огонь».

На мгновение зрачки Ли расширились.

– Ли, – поправил он. – Ли сюр Пэллор.

Тиндейл вздрогнул. И поспешил исправиться.

– Конечно, это моя ошибка…

«Лео». Незнакомое имя прозвучало у меня в ушах, словно неожиданно произнесенное ругательство.

Мне хотелось запрятать его поглубже и никогда больше не слышать.

Тиндейл отвернулся от нас, и несколько студентов взволнованно переглянулись между собой. Они словно не могли понять, как Тиндейл мог забыть имя стражника из Четвертого Ордена. Ли сжался на стуле рядом со мной.

– Полагаю, вы четверо получили задание, которое я прислал вместе с учебниками? Отлично. Тогда начнем. Есть желающие почитать на драконьем языке?

В классе уже дошли до середины «Аврелианского цикла», эпической поэмы, считающейся главным литературным произведением на драконьем языке. Ханна вызвалась читать первой. В ее речи не было ни тени акцента, что свидетельствовало о том, что драконий – ее родной язык. Я с удивлением подумала о том, как кто-то с такими корнями мог считать меня потрясающей?

Однако, когда она начала читать об Уриэле на Ароне, который повел свой народ в изгнание, чтобы спастиcь от гибели на залитом ярким солнцем острове старого Ауреоса, Ли закрыл глаза и изо всех сил вцепился в края стола. Я не могла понять, что пробудило во мне такую тоску, – выражение его лица или же произносимые Ханной слова. И хотя я упустила смысл некоторых слов, это не делало трагедию менее острой.

– Антигона, почему бы тебе не начать переводить первой?

Я едва не упала со стула. Тиндейл улыбался, и мне показалось, что я слышу вызов в его голосе. Я торопливо раскрыла тетрадь, чувствуя на себе взгляды целого класса незнакомцев, и уставилась в домашнюю работу. Взглянув на перевод, я мгновенно успокоилась, ведь я трижды проверяла его. Я принялась читать, но когда Ли громко кашлянул рядом со мной, поняла, что читаю слишком тихо, и повысила голос. Вспомнила тренировки в пустых аудиториях в любую свободную минуту после турнира Четвертого Ордена. Закончив, я подняла глаза и увидела, что Тиндейл внимательно смотрит на меня.

– Хорошо, – сказал он. Однако в его голое было больше удивления, чем радости. – Вы заметили что-нибудь интересное в последнем абзаце? Не привлекли ли ваше внимание какие-нибудь фигуры речи?

Вокруг меня поднялись руки. Тиндейл обвел взглядом класс, а затем снова посмотрел на меня, давая мне шанс.

На занятиях разговорным драконьим языком мы не уделяли внимания фигурам речи, однако они были перечислены в словаре в конце учебника, который я просмотрела вчера вечером. Опустив глаза, я стиснула ладони под столом.

– Восходящий триколон^[4]. Хиазм^[5] и анжамбеман^[6].

Класс опустил руки. Тиндейл закивал.

– Отлично, – снова сказал он. – А как насчет формы глаголов? Есть здесь что-нибудь интересное?

– Исторический инфинитив^[7].

– Верно подмечено. А его парадигма?

Я прочитала ее.

Тиндейл взглянул на Лотуса.

– Похоже, у нашего сына поэта появился конкурент.

Во время занятия Тиндейл вызывал меня еще несколько раз, а также Пауэра и Кора, и понял, что Пауэр переводит по памяти, а Кор лишь краем уха слышал о грамматике. Однако он ни разу не вызвал Ли.

В конце занятия, отпуская студентов, он пробормотал:

– Задержись на минуту, Ли.

Ли, съежившись, остался сидеть за столом, слегка склонив голову, а мы все вышли из класса.

Я задержалась в коридоре, все внутри у меня сжалось от плохого предчувствия. Может, стоило подождать Ли? Убедиться, что с ним все в порядке после разговора с Тиндейлом?

Но хотел ли он этого?

Хотела ли я этого?

Нет. Я была абсолютно уверена, что мне это не нужно.

– Эй… Антигона? – Ко мне подошла Ханна Лунд. Склонившись набок, она придерживала тяжелую сумку с книгами, заправляя соломенный локон за ухо. Несколько девушек из класса ждали ее чуть в стороне, наблюдая за нами. – После занятий мы идем в библиотеку делать домашнюю работу. Хочешь присоединиться?

Я не сразу поняла, о чем она спрашивает.

Студентка из золотого сословия, вне всякого сомнения, происходящая из семьи патрициев, приглашала меня присоединиться к ней и ее друзьям? И при этом еще волновалась так, словно боялась услышать мой отказ? Я забросила сумку на плечо. Ханна была выше меня; обычно они все были выше меня, эти патрицианские дети. Мне пришлось вскинуть голову, чтобы встретиться с ней взглядом и заметить ее неуверенность.

– Да… С удовольствием.

Ханна радостно улыбнулась.

Пускай Ли сам разбирается с этим Тиндейлом.

Я не беспокоилась о нем до тех пор, пока он не перестал появляться в трапезной. В тот вечер он не явился на ужин, а на следующее утро пропустил завтрак. Я увидела его лишь на занятиях чуть позже, круги у него под глазами сделались еще темнее, вид у него был изнуренный.

Что же сказал ему Тиндейл?

В тот день наездники Четвертого Ордена должны были впервые посетить заседание Верховного Совета, ну или, по крайней мере, это было впервые для некоторых из нас. Я не сомневалась, что Ли уже бывал на этих заседаниях в течение года. Мы слушали, делали записи, а позже, на занятиях с Первым Защитником, должны были задавать свои вопросы.

Эти занятия проходили в конференц-зале рядом с его офисом. Как и из большинства внутренних покоев, из его окон открывался вид на Огненную Пасть – глубокую дыру, ведущую к драконьим пещерам. Во времена старого режима этот проход напрямую соединял покои Трех Семейств с логовами драконов, находящимися от нас на расстоянии звука от свистка. По другую сторону стены из узорчатого стекла виднелся каменный балкон, раcколотый напополам, когда на его край опустился дракон. Оттуда открывался вид на окна, опоясывающие стены покоев. В других частях Дворца, особенно в залах, открытых для народа, оригинальные геральдические символы драконорожденных были уничтожены, однако здесь сохранились окна с витражными стеклами, расписанные красными розами – символами аврелианского дома. Кабинет Атрея выглядел очень аскетично: простая, но добротная деревянная мебель и кресла с твердыми спинками.

Мы встали, когда он вошел в комнату.

– Прошу, садитесь, – произнес Атрей. – Не станем тратить время на формальности.

Мы снова уселись, и Атрей тоже занял свое место, распрямляя воротник простой туники, подчеркивающей суровые, ястребиные черты его сероватого мудрого лица. Он прославился своим аскетическим образом жизни не меньше, чем своими деяниями: осиротевший ребенок из патрицианской семьи, затем ученый в Дамосе, советник при дворе триархов и в конце концов вождь Революции, в результате которой был свергнут прежний режим. Он славился тем, что называл Каллиполис своей женой, а Революцию – своим детищем. Стражники же должны были стать его наследием.

– Я слышал о вас только хорошее, – сказал Атрей, – и для меня большая честь участвовать в заключительном этапе вашей подготовки. Наши занятия будут включать в себя множество обсуждений, начиная от философии и заканчивая поэзией. Это сослужит вам хорошую службу как будущим государственным деятелям: наука полезна для ума, красота – для души.

Он положил перед собой на стол две книги. Одна – его собственный «Революционный манифест», написанный за год до Революции, вторая – «Аврелианский цикл» на драконьем языке.

– Но начнем с обсуждения практических моментов. У вас есть вопросы по поводу заседания Верховного Совета?

Я подняла руку.

В отличие от Перкинса, Атрей сразу заметил меня.

– Антигона?

Ли

Какая ирония – столько лет оставаться в тени, а затем так неудачно попасть в поле зрения старого семейного репетитора.

Как только студенты вышли из аудитории, Тиндейл выглянул в коридор, а затем закрыл дверь. Его шаги гулким эхом отдавались в пустой комнате с каменными стенами.

Я пытался вспомнить, чем когда-нибудь насолил ему, за что сейчас он мог бы меня наказать, но в голову ничего не приходило. Когда мы в последний раз виделись, мне было всего семь лет, и занимался он в основном с моими старшими сестрами.

– Ты жив.

В его голосе прозвучало явное облегчение. Он стоял передо мной, опершись ладонями о первый стол в том ряду, где сидел я, и смотрел на меня так, словно видел призрака.

Так, значит, он не собирался выдавать меня. Я вдруг понял, что все это время сидел затаив дыхание, и с облегчением выдохнул.

– Как тебе удалось выжить?

Он перешел на драконий язык. И хотя теперь я мог свободно дышать, меня охватило раздражение. Если он был так рад, что я выжил, зачем рисковал моей безопасностью ради языковых предпочтений? Кто-нибудь мог подслушивать нас под дверью. Они бы сильно удивились, услышав, как сирота из Чипсайда говорит на чистейшем драконьем языке.

– Атрей вмешался, – ответил я на каллийском.

У Тиндейла округлились глаза.

– Он тебя спас?

Я кивнул.

– А твоя семья… он спас кого-нибудь еще?

Он по-прежнему говорил на драконьем, и меня удивила настойчивость его последнего вопроса.

– Нет.

Он все еще ждал, глядя на меня, но я не мог придумать ничего лучше, как сказать:

– Для остальных было уже слишком поздно.

Я попытался произнести эти слова, не думая о них, но образы близких людей вдруг все заслонили у меня перед глазами, и аудитория померкла.

Тиндейл отвернулся, словно испытывая похожие чувства.

– Прости. Я не хотел говорить об этом, но, думаю, теперь нет смысла скрывать. Я… – он обреченно усмехнулся, – я любил твою сестру.

Мою сестру. Какую именно? Я задумался и внезапно понял, о ком он говорит. И, словно прочитав мои мысли, он добавил:

– Пенелопу.

Внезапно воспоминания о ней обрушились на меня. Ее имя, ее лицо. Мне странно было слышать, как имя сестры произносит другой человек, словно после долгих лет молчания о моей семье часть меня перестала верить в то, что кто-то еще мог их знать.

Он продолжал говорить, но не потому, что хотел этого, а потому, что просто не мог заставить себя остановиться:

– Еще тогда было понятно, что у моих чувств не было… будущего. Хотя я был ученым, но из низов, а она вот-вот должна была обручиться с каким-то аврелианцем, не помню его имени… Но я любил ее. О драконы, я так любил ее. Хотя и знал, что она никогда бы не ответила мне взаимностью, да и не смогла бы остаться со мной. Я никогда никого так не любил, как ее.

Пенелопе было шестнадцать, когда она погибла. Я не знал о помолвке и никогда не думал о ней как о женщине, которую мог полюбить и взять в жены мужчина. Она просто была моей старшей сестрой. Моей красивой, веселой сестрой, которая предпочитала игры со мной взрослым разговорам. Волосы Пенелопы были темными, как у меня, но длинными и вьющимися и падали ей на плечи, как покрывало, когда она приседала передо мной, чтобы стать со мной одного роста.

Я вдруг понял, что сейчас стал на год старше ее, когда она погибла.

– Когда я услышал о том, что произошло в день дворцового переворота… я просто…

Он не договорил, просто умолкнув, и для меня все тоже стихло вокруг.

Я сидел не шевелясь, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Наклонившись вперед, я положил локти на стол, уткнулся лицом в ладони, дожидаясь, пока прекратится это кружение. Хуже всего были звуки, которые накатывали на меня вместе с образами.

Тиндейл так глубоко погрузился в размышления, что едва ли заметил, что со мной происходит. Наконец он снова продолжил свой сбивчивый рассказ. Я ощущал, как его слова проливаются на меня, и постепенно все остальные звуки в моей голове исчезли, а образы растаяли.

– После того как все это случилось, мне казалось, что я сойду с ума, – говорил Тиндейл, его голос звучал хрипло и немного надтреснуто. – Дворцовый переворот стал одной из самых ужасных и кровавых трагедий в истории города. Да, виновные были наказаны, но сколько невинных людей пострадало только из-за того, что родилось в определенных семьях.

– Атрей наказал их, – сказал я, и собственный голос прозвучал откуда-то издалека. – Казни, пожизненные заключения. Для людей, кото…

Я умолк.

– Да, он бросил их в тюрьмы, – ответил Тиндейл, и в его голосе прозвучало нетерпение. – И заставлял нас радоваться этому. День дворцового переворота, страшной резни, напоминание о «бесстрашном начале нового режима». Это темное пятно, позор нового режима, которого Атрей просто не мог допустить. Но когда это произошло, тогда я все понял.

– Поняли что?

– Что он не лучше других. А в конце концов станет еще хуже. Повелители драконов, по крайней мере, славились своим благородством. У них не было ни капли этого трусливого, бюрократического лицемерия.

Тиндейл не производил впечатления человека, заинтересованного в более детальном уточнении. Внезапно меня охватило негодование. Я помнил, что уже когда-то испытывал нечто подобное. Я помнил прежние мечты и былые неудачи. Но тогда я был еще ребенком, а Тиндейл – взрослым. Если он уже тогда был уверен в своей правоте, то мог бы что-нибудь предпринять.

– Если бы вы хотели, то могли бы отправиться на Новый Питос. Если были уверены, что при старом порядке было лучше.

– Я пытался, – ответил Тиндейл.

Я замер, а затем резко спросил:

– Но?…

– Но мне сказали подождать.

Это была совсем не та причина, которую я ожидал услышать.

– Кто?

– Люди, с которыми, я думаю, ты бы захотел встретиться. Люди, – Тиндейл сделал ударение на последнем слове, – которые ждут своего часа.

Солнце опустилось совсем низко, и его оранжевые лучи проникали в комнату, освещая столы и силуэт Тиндейла, отбрасывая драгоценные капли яркого света, пронзая витражное стекло окон.

– Вы говорите о Новом Питосе. О полуаврелианцах.

Я слышал скептицизм в своем голосе, несмотря на бешено бьющееся сердце. Я прочитал слишком много передовиц в «Народной газете», полных подобных заговорщических теорий. Националистические настроения, подогреваемые этими теориями, легко было отследить, и эту вполне предсказуемую химическую реакцию Министерство Пропаганды могло при желании задушить на корню.

– Это пустая угроза. Они бессильны.

– Или же хотят, чтобы так считали в Каллиполисе.

Мы уставились друг на друга, и я промолчал. Хотя мое сердце продолжало бешено колотиться. Я вспомнил слова Перкинса на последнем занятии дипломатией: «Мы и понятия не имеем, что они готовят, скрытые за плотным пологом тумана над Северным морем».

– Атрей знает, кто ты? – спросил Тиндейл.

Я покачал головой.

К моему удивлению, Тиндейл улыбнулся.

– Замечательно! – воскликнул он. – У тебя появится отличная возможность.

«Отличная возможность для чего?»

Мотив мог быть только один.

– Ты хочешь с ними встретиться? – спросил Тиндейл. – Уверен, они будут рады снова тебя увидеть. Уверен, они скучали по тебе.

У меня сжалось горло.

«Кто эти они? Кому еще удалось выжить? Узнают ли они меня?…»

– Я уверен, они не откажутся от твоей помощи, – добавил Тиндейл.

* * *

Проливной дождь и непроглядный туман окутывали Северное море. Мы проводили тренировку эскадрилий: Крисса возглавляла отряд на небесных рыбах, Кор – на драконах грозового бича, я же вел вперед аврелианцев. Воины моей эскадрильи мчались друг за другом сквозь пелену дождя, стараясь держать строй, несмотря на плохую видимость, мы торопились прорвать плотный заслон облаков. Голубое небо и яростное солнце показались ослепительными, когда мы наконец вырвались из плена туч. Пэллор стряхнул воду с крыльев с довольным фырканьем, я ощущал его тяжелое дыхание и, сдернув шлем, смахнул дождевые капли с глаз. Мы провели перекличку, когда все аврелианские наездники прорвались сквозь облака, промокшие и дрожащие, но сохранявшие строй. После переклички у нас с Пэллором появилась минутка, чтобы отдышаться.

И вот тогда я увидел это. На горизонте показались другие драконы.

Поначалу мне не показалось это странным, я решил, что эскадрильи разделились и некоторые могли улететь дальше на север, чем планировали.

Пока я не заметил блеск золота.

Аврелианцы.

Но я только что провел перекличку среди своих аврелианцев.

И это означало, что те, кто маячил на горизонте, не имели отношения к военно-воздушному флоту Каллиполиса.

А затем я увидел и другие цвета: блики голубого, пятна черного. Большая флотилия на драконах трех пород.

Они приближались. Становясь все больше, их силуэты четко вырисовывались на фоне ясного неба.

У меня встали дыбом волосы на затылке.

Целая флотилия открыто показывалась нам.

«Они выжидали время».

И внезапно во мне вспыхнули одновременно чувства удивления, радости и тоски, передаваясь Пэллору, который издал пронзительный вопль. Мои чувства вырвались из его глотки.

А когда вопль стих, сквозь свист ветра до меня донесся новый крик. Это была Энни:

– Все вниз!

Она размахивала кулаком, подавая сигнал тем, кто был слишком далеко, чтобы услышать ее голос. Остальная часть эскадрильи начала отступать под прикрытие слоистых облаков. Сквозь туман, окутавший мое сознание после всплеска, я вдруг осознал, что никогда раньше не слышал, чтобы Энни отдавала приказы, потому что командиром эскадрильи был я. Но я застыл на месте, не в силах оторвать взгляд от надвигавшегося на нас флота. А те мысли, которые я сумел отделить от эмоций Пэллора, сосредоточились на одном.

«Мой народ. Моя семья. Близко…»

– Макс, Дейдра, найдите Кора и Криссу и скажите им, чтобы они отозвали свои эскадрильи – учения окончены! Передайте, что у нас прямо по курсу иностранный флот с боевыми драконами, в полутора километрах на север!

А затем Энни резко развернула Аэлу, загородив нам с Пэллором вид на новопитианскую флотилию. Она тоже стянула с головы шлем, и я увидел ее смертельно бледное лицо с огромными от ужаса глазами. Потемневшие от дождя волосы прилипли к ее лбу, вода струилась по ее лицу. Впервые, глядя на меня, она выглядела испуганной.

– Ли, уходим!