Эта ужасная и прекрасная жизнь

НОВАЯ РОДНЯ

В ближайшее воскресенье она ещё раз убедилась, что выбор её был ошибочным. Воистину, берёшь мужа – берёшь и его родню. С утра свекровь встала, затопила печь и долго возилась за занавеской. Оттуда вкусно запахло. Не успели они с Виталькой встать, как дверь открылась и в маленькую комнатушку ввалилась целая толпа. Оказывается, это его сёстры со своими чадами пришли в гости. Сразу стало негде повернуться. Зоя сначала обрадовалась – у неё появилась возможность поближе познакомиться сразу со всеми. Но она зря радовалась. Все расселись за столом, на котором уже стояла 3-х литровая банка браги. Потом Виталька принёс из-за занавески большущую стопу блинов и миску с растопленным маслом. Гости разлили по гранёному стакану браги, выпили, закусили, мужики тут же закурили. Но это было только начало. За столом сидело 9 взрослых, а банку с брагой наполняли 5 раз! Зоя, не привыкшая к спиртному, из своего стакана только пригубила, и то в голове сразу зашумело. Её все стали дружно уговаривать, чтобы она пила вместе со всеми, но когда она допила свой стакан, её замутило. «Ничего, привыкнешь!» – утешали её.

Через час вся компания, кроме Полины, матери и Зои, упилась и наелась. Полинин муж Михаил упал головой в тарелку, словно соблюдая вековую традицию всех пьяниц. Муж второй сестры – Лизы, горько плакал, повторяя, как заведённый: «Я вас всех люблю, а вы меня не любите». Его никто не пытался успокоить, и вообще никто не слушал, потому, что это был его коронный номер, после неумеренного подпития. Лиза пыталась спеть частушку, но застряла на первой её части: «Дура, дура, дура я, дура из картошки», забыв напрочь вторую часть частушки. Дым от ядовитых папирос Беломор и Север, пластами растекался по комнате. У стола крутились шестеро детей разного возраста, они впитывали традиции своего рода, полагая, что это нормально и так должно быть. «Неужели и наши дети вырастут в таких условиях?» – ужаснулась Зоя.

К вечеру гости расползлись. Виталик валялся на супружеской постели мертвецки пьяный. И так было каждое воскресенье! Блины заменяли пельмени или пироги, а брага в диком количестве оставалась неизменной. Когда Зоя рассказала об этом бабушке, она возразила: « Пить – чтоб пьяному быть, а пьяному не быть, так нечего и пить. Что же ты хочешь, они там выросли, и приходят к матери, как и раньше, приходили», – « Да я это понимаю, я тоже прихожу к вам. Но как можно так по-скотски напиваться каждый выходной?! Зачем же обязательно пить и пьяному быть?» – «Ну что ж, тут уж ничего не изменишь. Тебе насильно брагу никто не заливает. Не хочешь – не пей. А с остальным смирись. Не относись к ним как к врагам, узнай их лучше – может они вовсе не плохие люди. А твой Виталик вырос в их семье, и с детства усвоил их привычки, другим он не будет. Но он же не всегда бывает таким пьяным. И не век вы будете жить в землянке». Бабушка всегда умела успокоить. Она ни разу не сказала Зое, что та сама выбрала мужа, что не слушала советов родных, что легкомысленно отнеслась к замужеству, и т. д. Она давала совет, не задевая Зоиного самолюбия, не читая ей морали. Но Зоя и сама всё поняла и горько раскаивалась.

Мудрая была бабушка у Зои. Недаром народная мудрость гласит – если не можешь изменить обстоятельства, измени к ним отношение, и Зоя решила зайти с другого конца.

В следующий выходной, когда собралась вся компания, Зоя лучше рассмотрела своих новых родственников. Она удивилась, насколько они не походили друг на друга. Полина – краснолицая, с густой россыпью веснушек, рыжеватыми волосами, светло – карими глазами с едва заметными бровями. Лиза – с широкими чёрными бровями, чёрными глазами, чистым румяным лицом. И Нина – блондинка с голубыми глазами. Она единственная походила на мать. Старших сестёр объединяло полное отсутствие фигуры – это был куб на тонких ножках. Виталька не походил ни на одну из сестёр, зато походил на отца, судя по портрету на стене. Но расспрашивать об этом Зоя никого не стала. А ещё, свекровь всех своих детей звала – Полька, Лизка, Нинка, Виталька. Любила она их, несомненно, но проявлять нежность, ласку и чуткость, даже простое сочувствие – в этой семье было не принято. Зоя это поняла.

ПОЛИНА И МИХАИЛ

Пролетел декабрь. Новый год решили встретить у Полины. Ничего нового, только вместо браги водка. Зато у них был телевизор, и можно было посмотреть Голубой огонёк. Когда их мужья уснули, женщины разговорились. Зоя попросила: «Полина, расскажи, как вы с Михаилом поженились». – «Рассказывать-то особо нечего. В 43 —ем году, мне было 16 лет, как раз недавно я окончила 7 классов, и я устроилась на завод в цех, где шили рукавицы. Отец, единственный кормилец, умер, мама денег не получала. Есть было нечего, а за нитки на базаре можно было купить еды. Вот я и украла 2 катушки ниток. За это мне присудили год исправительных работ. И стала я заключённой, как клеймо на меня поставили. Шила я всё те же рукавицы, только зарплату не получала, да домой не отпускали. А судимость приклеилась ко мне, ни снять, ни забыть. Вернулась домой в 44-ом году, мне уже исполнилось 17лет. Михайло мой с 23-го года. В 18 лет попал в тюрьму за драку. Ему в тюрьме выбили все зубы. В 42-ом году он написал заявление о помиловании и пошёл добровольцем на фронт прямо из тюрьмы. Эти добровольцы почти все сложили головы. Их посылали на самые опасные задания. Вот и его зачислили в разведку. А он даже не знал, как из винтовки стрелять и боевого опыта никакого. Ну, обучили на скорую руку, и отправили в рейд, там он поневоле научился убивать ножом и штыком. Так и воевал, а в 43-ем – его самого немецкий разведчик ударил ножом в спину, и не один раз. Пока его доставили в медсанбат, Михайло потерял много крови. Ему сделали несколько операций, не надеясь, что он выживет. Но он был молодой и его организм справился. Он выжил. Но пролежал в госпитале целый год, и выписался незадолго до конца войны. Нас познакомил его отец в конце 48-го года. Мне было 21 год, а ему 25. Ни о какой любви и речи не было, нас связывало только то, что мы оба были судимые. В 49-ом, мы расписались, Михайло пришёл в ЗАГС с отцом – едва на ногах стоял – такой пьяный. А что было делать, выбирать-то из кого было, да и не красавица я, и в тюрьме отметилась. Никакой свадьбы не было. Я сменила фамилию, паспорт, и почувствовала себя по-настоящему свободной. Устроилась на „железку“ дежурной на переезд. Потом, окончив краткосрочные курсы без отрыва от производства, стала дежурной по станции. Он стал работать шофёром. Привыкла я к нему. А ты Витальку береги. Он добрый, мастеровитый. А что выпить любит, так, кто сейчас не пьёт? Жили мы в землянке в нашем муравейнике, пока нам не дали комнату в коммуналке. В 50-ом родилась Людмила, а в 53-ем – Галка. Бил он меня попервости, да я ему сказала, что ещё раз тронет, убью его пьяного, я тюрьмы не боюсь, и там люди живут. Помогло, бить перестал, но пить и гулять – нет. А 3 года назад ещё и сына ему родила. А он никого не любит – ни меня, ни девок, только сына. Теперь вот квартиру 3-х комнатную дали на проспекте Космонавтов. Вот так и живём». Тут и Михаил встал, и Витальку разбудил, и начали всё снова да ладом. Так и встретили 1961 год.

К концу января Зоя почувствовала головокружение и тошноту по утрам. Потом пришло отвращение к любой пище, и она поняла, что беременна. Виталька обрадовался. А Зое с каждым днём становилось всё хуже. Её организм не справлялся с перестройкой. Начался сильнейший токсикоз. Голодное детство аукнулось. Вынужденное сидение на занятиях и недостаток свежего воздуха, плохое питание из-за постоянной тошноты, частенько приводили к кратковременной потере сознания. Стало побаливать сердце. Она стала раздражительной, часто плакала. Даже некоторые мелодии с магнитофона вызывали рвоту. В то время лекарство от токсикоза никто не выписывал.

Родные успокаивали, что скоро всё пройдёт, но в это не верилось. Она могла пить только томатный сок. Свекровь на это говорила: « Мы ране-то, сроду, никакого сока не пивали, и рожали, а теперь больно нежные стали». Зоя молчала, у неё просто не было сил и желания спорить. Пошла к маме, и она дала рубль на сок. Стакан сока стоил 10 копеек. А муж по-прежнему требовал выполнения супружеских обязанностей. Она ненавидела его за это. Он ей не сочувствовал, не жалел её, видя, как ей плохо, он просто не умел это делать. Это было обидно, но ничего изменить она была не в силах. Учёба отнимала много сил, но в училище ей было легче, домой её ноги не несли. Училась она по-прежнему хорошо, и её иногда отпускали домой пораньше, тогда она заходила к родителям, и была у них до вечера. Мама, конечно, жалела дочку, но каждый должен проживать свою жизнь сам. У каждого человека свой крест, и нести его приходится столько времени, сколько отпущено судьбой или Богом.

12 апреля запустили в космос Ю.А.Гагарина. Это был всенародный праздник и всеобщее ликование. Люди выходили на улицу, поздравляли друг друга, пожимали руки, обнимались, подбрасывали вверх свои шапки, кричали «ура». Радио, телевидение, газеты – передавали срочные сообщения о первом в мире лётчике-космонавте, побывавшем на орбите и вернувшемся на Землю. Было чем гордиться жителям нашей огромной страны.

ОКОНЧАНИЕ УЧИЛИЩА. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ

А на землянках жизнь шла своим чередом. Каждый выходной гости, пьянка, курево. Зоя была инородным телом в их семье и в эти дни просто уходила к родителям или к Люсе. Люсино спокойствие и рассудительность оказывали положительное влияние на Зою. Они бок о бок провели почти 2 года, и в горе и в радости, знали друг друга, как никто другой. Люсе можно было рассказать всё то, что и матери не расскажешь. Такая дружба не забывается.

В мае ребёнок зашевелился, и тошнота стала проходить. Зоин организм, наконец, перестроился. Живот был уже хорошо виден. Бабушка сшила широкую юбку на резинке. Зоя была в ней, как самоварная баба. Зато она успокоилась, перестала плакать, есть стала нормально. А тут и гос. экзамены подоспели. Она успешно сдала их, и получила Диплом и Похвальную грамоту. Директор – Фаина Семёновна, вручая грамоту. С сожалением сказала, что собиралась рекомендовать Зою для обучения в пединституте. Что-то кольнуло Зою, но тут же забылось.

Люсю Галанову распределили на работу в деревню Кашино Свердловской области. Зоя пообещала при первой возможности приехать к подруге в гости. Но сдержать своё обещание Зоя смогла лишь через 3 года. А её направили на работу в детский сад на Уралмаше, очень далеко от дома. Воистину, найти своё место в жизни легче, чем занять его. Приходилось рано вставать, и долго идти пешком. Но уже наступило лето, весенняя распутица кончилась, и ходить стало хорошо, если бы не груз на талии. За час она с трудом доходила на работу. А надо было ещё отработать смену или две. Но через месяц, в начале августа, ей дали декретный отпуск. Слава тебе, Господи! На отпускные деньги молодые родители купили небольшой телевизор Рекорд. То-то радости было! Обживались потихоньку. Но радовались они зря.

Телевизор в те года был настоящей головной болью. Антенна к нему в форме рогатки подключалась к телевизору. Чтобы появилось изображение, эту рогатку крутили и вертели по-разному, то раздвигая, то сдвигая её рога, то переставляя саму антенну. Потом начиналась морока с настройками. Лампы внутри реагировали на перепады напряжения, а они имели место всегда. То плохая яркость, то контрастность. То лампа какая-то сгорела, то предохранитель. Это вообще беда. Запасные лампы и предохранители были в большом дефиците, поэтому приходилось везти телевизор в мастерскую. А это опять деньги, которых всегда не хватало. Да ещё были случаи, когда детали нового телевизора заменяли старыми, а новые продавали. Вот такая техника была в то время. На очереди была стиральная машина. Все знают – ничто так не отравляет бытие, как быт, а для молодых супругов – это камень преткновения, и один из них – стирка в первобытных условиях. Но с машиной пока придётся подождать из-за нехватки денег, хотя она была намного важнее телевизора, ведь кроме семейного белья, скоро придётся стирать пелёнки-распашонки.

К родителям Зои приехали гости – мамин брат Алексей, кадровый военный, с ним жена и двое сыновей, а на выходные приехал и второй мамин брат, Виктор с семьёй. Бабушка была счастлива: из 5 её детей после войны остались в живых только эти трое, и они сейчас были все вместе. Зоя пришла к маме днём повидаться с родными, когда Виталий был на работе. Гости сидели на крылечке. Увидев Зою, дядя Алексей встал, засмеялся и сказал: «Это чей такой пузатик к нам пришёл, только не говорите, что это наша племянница». «Наша, наша эта маленькая мамочка», – подошёл с другой стороны дядя Виктор. И они чмокнули Зою в щёки с двух сторон. Зоя много времени проводила с ними, они все вместе ходили в лес и на озеро, играли в мяч и бадминтон. Ей было так хорошо, она пребывала в обстановке, привычной с детства, всё время ощущала ласку, внимание и заботу, то, чего она была лишена дома. Дядя не узнавал свою племянницу, такой замученный вид у неё был. Живот был большой, растянул ей все мышцы, и носить такую тяжесть перед собой, учитывая её собственный вес, было нелегко.

Начали готовить приданое для малыша, это сблизило их с Виталиком. Дядя Алексей дал им денег на приданое для младенца. Купили кроватку с матрасиком. Сшили тоненькую подушечку. Потом купили розовой байки, другой-то не было, на пелёнки и ползунки. Выкройку ползунков Зоя нашла в журнале Работница. В продаже тогда ползунков ещё не было. Шить пошли к Полине. Выкроив ползунки, стали рассуждать, чем их обметать. Виталька настоял обшить ползунки чёрными нитками, так, мол, будет красивее. Зоя не стала спорить. Распашонки сшила и обвязала крючком мама. Бабушка наготовила подгузников и запасных пелёнок из старых простыней, и сшила красивое ватное одеяльце из ярких лоскутков. Дядя Виктор подарил байковое одеяльце и пару тёплых кофточек. Полина сшила белый пододеяльник, отделав его тонкими кружевами по вырезу, а свекровь связала две пары малюсеньких шерстяных носочков. Сама Зоя сшила чепчики. Ванночки в то время были только оцинкованные. Достали марганец, детское мыло и крем. В общем, приготовились. Не один раз Зоя перебирала эти вещички, рассматривала их, такие малюсенькие. Какое же это было удовольствие! Оставалось ждать роды – была уже вторая половина сентября.

РОЖДЕНИЕ ПЕРВЕНЦА

И тут Зою положили в больницу. При очередном осмотре у неё обнаружили шумы в сердце. Диагноз – сердечная недостаточность – тяжёлый токсикоз не прошёл даром. Виталька приходил в больницу через день, ведь ему приходилось далеко добираться с работы, а потом до дома. Палата была на первом этаже. Он, приходя, каждый раз спрашивал: «Ну, ты что не родила ещё?», на полном серьёзе, и уходил разочарованный. Он наивно думал, что родить ребёнка, как в туалет сходить: родила, мол, и сидит на окошке, поджидая мужа. Соседки по палате смеялись: «Ну и дураки, эти мужики». Она и правда перехаживала уже вторую неделю, а может, просто срок неправильно определили, тогда это было не редкость. Ни разу муж не спросил, как она себя чувствует. Лучше бы не приходил. Так она ему и сказала, когда он пришёл в очередной раз: «Когда ребёнок родится, тебе сообщат», а сама думала – скорее бы! Тогда ещё не было УЗИ, и определять пол ребёнка не умели, а узнать заранее, кого они с Виталькой ждут – очень хотелось.

Целых две недели пролежала Зоя в больнице. И вот, наконец, промучившись вторую половину дня 11 октября и всю ночь, в 6.30 утра 12 октября, она родила мальчишку весом 3,600 и длиной 53 см. Акушерка сказала Зое: «Ух, какой богатырь, будет мамке опорой в жизни». Роды были такие тяжёлые, и она потеряла так много крови, что вместо 56 положенных дней послеродового отпуска, ей дали 72 дня.

Зою привезли в палату, помогли перебраться на кровать. От потери крови шумело в голове. Помня о своём предыдущем состоянии, она не пыталась открыть глаза, просто наслаждалась уходящей болью, словно неведомым лакомством. Что ни говори, а во всём есть положительная сторона. Ей хотелось спать, никого не видеть и ничего не слышать. Напрасные надежды. Принесли детей на кормление и её сына положили рядом с нею. Она с трудом открыла глаза, и посмотрела на него. Ей не верилось, что этот краснолицый малыш с опухшими веками, завёрнутый в пелёнки, как в кокон, её сын. Его надо покормить, а у неё, нет сил, даже пошевелиться. Сынишка вертел головкой, широко открывая беззубый ротик всячески проявляя нетерпение.

Собравшись с силами, она повернулась к нему, свободной рукой прижала его к себе, и дала ему грудь. Он жадно присосался, а у неё слёзы капали на пелёнку – ей было жалко себя: «Надо же, он только что родился, а я уже приношу себя в жертву ради него». И, в то же время, любовь к этому маленькому и беспомощному существу охватила её. «Плоть и кровиночка моя. Я мать, а это мой сын Лёня. И он всегда будет моим сыном, сколько бы лет ему не было», – осознала она. Когда его унесли, она уснула, и проспала все 3 часа до следующего кормления, и только сквозь сон почувствовала, что ей поставили капельницу. Послеродовая палата была на 3 этаже.

На следующий день одна из соседок по палате посмотрела в окно и со смехом сказала: «Гляньте, девки, чей-то мужик пришёл – лыка не вяжет, едва на ногах держится, ну и чмо! А ещё в шляпе». Зоя приподнялась и, выглянув в окно, узнала Витальку, промолчала, легла и закрыла глаза. Она не хотела его видеть, и ей было стыдно за него.

Когда Зою с младенцем выписали, за ней приехали на машине отец и Виталий. Молодой папаша взял сынишку на руки, приоткрыл одеяльце, и, увидев, как тот открывает ротик на пелёнку, сказал: «Ой, какая варежка!» Мама Зоя очень обиделась – её бесценное сокровище нельзя так называть.

Малыш оказался на удивление спокойным. Наевшись, он спал до следующего кормления. Свекровь как-то сказала: «Глянь, живой ли Лёнька-то, спит и не слышно его». В то время детей пеленали, укладывая ручки вдоль тела, и ребёнок спал в одном положении. Зоя не знала, что дитя надо поворачивать время от времени с боку на бок. Когда Лёнечка просыпался, и Зоя разворачивала его, он сладко потягивался, поджимая ножки и вытягивая ручки со сжатыми кулачками. Какое счастье испытывала она, глядя на своего мальчика.

Уход за ребёнком в землянке был делом не простым. Воду приносили из колонки на коромысле. До колонки надо было спуститься с пригорка, и пройти через картофельное поле метров 100. За водой ходила Зоя. Как-то раз она попросила Витальку принести воды и мать тут же внесла ясность: « Мы, ране-то, сроду мужиков за водой не посылали!» – И Виталька как лежал на кровати с книжкой, так и остался там же. Повседневная жизнь – показатель душевных качеств человека. Это Зоя хорошо уяснила. Но терпение – страшная сила, когда оно лопнет. Зоя почувствовала, что ярость поднимается в ней, и она высказала этим толстокожим бегемотам всё, что у неё накопилось за год. Когда не хватает слов, выражений не выбирают, а ярость – преимущество сильного характера, и эту силу они признали. Виталька молча встал, и отправился за водой. Воду надо согреть, после купания вынести, а купать дитя надо было каждый день. Стирка пелёнок тоже проблема – стирать приходилось руками и мылом, т.к. ни детских шампуней, ни средства для стирки детского белья не существовало. Вот когда Зоя по-настоящему пожалела, что стиральной машины в доме не было.

ИХ НРАВЫ

Лёжа без сна, Зоя мысленно перебирала события своего короткого замужества, и поняла, что у Витальки с детства был перед глазами семейный уклад его сестёр. Помогать жене, у них было не принято, и даже считалось зазорным. Младшая сестра Нинка, на седьмом месяце, сидит за столом и просит мужа, растягивая слова: «Воло-одя, достань из ямы карто-ошки». Тот просьбу проигнорировал. Она повторила просьбу ещё пару раз с тем же результатом, при этом, он с угрозой посмотрел на неё. Тогда она поднялась и пошла в огород. Там, прямо под окном, где сидела вся компания, и была глубокая яма. Зоя сильно недолюбливала Нинку, и было за что, но, глядя, как Нинка, неуклюже поворачиваясь со своим пузом, пытается пролезть в отверстие лаза и нащупать ногой хлипкую лесенку, она не выдержала, накинула телогрейку и побежала на помощь. Нинка, наконец, спустилась, набрала большое ведро картошки, тяжело кряхтя, подняла его над головой, Зоя перехватила ведро, стоя в снегу на коленях, и высыпала картошку в мешок. Достав 3 ведра, они дотащили мешок в сени. И никто! Ни сёстры, ни брат, ни мать, не встали, чтобы помочь. Таких примеров она вспомнила достаточно, и решила, что у неё в семье этого не будет. Как-то в выходной, когда матери не было дома, Зоя, постирав пелёнки, попросила Витальку развесить их на верёвке в сенях. Он согласился, но перед этим закрыл дверь на крючок, боясь, что его кто-нибудь застанет за бабьим делом. Зоя засмеялась: «Ну, ты, как партизан. Разве это зазорно помогать жене? Привыкай, у нас по-другому не будет». Но он к этому так и не привык. На любую просьбу помочь, она получала ответ: «Ты чё, сама не можешь?» До поры, до времени.

Как-то с получки Виталий купил недорогой фотоаппарат «Зенит». Цветных тогда ещё не было. Фотограф он был неопытный, настраивать его не умел, и снимки получались мутные. Но он старался, учился у друзей, возился с проявителями и закрепителями и фотки стали лучше. Правда, после занятий с друзьями он приходил домой на ушах, но это стало уже привычным, и Зоя «не брала в голову». Появилось, вскоре у Виталия и новое увлечение – выпиливание из фанеры лобзиком рамок для фотографий. На стене висел портрет его отца в тёмной и невзрачной рамке. Хорошо потрудившись, Виталий изготовил декоративную рамку, и портрет отца приобрёл совсем другой вид. Руки у него действительно были умелыми. Зоя радовалась – любое увлечение отвлекает его от выпивки, хоть, и ненадолго.

Пролетели 72 дня декретного отпуска, Лёне почти 2,5 месяца. Он уже одет в кофточку, розовые ползунки, полинявшие чёрным после первой же стирки, и тёплые носочки. Виталий сфотографировал его. « Когда вырастет, покажем ему, какой он был», – говорила Зоя. Не хотелось ей расставаться с сыном, но в те времена это было невозможно, надо было выходить на работу. Прожить на одну зарплату было нереально. Кроме того, стаж должен быть непрерывным по многим причинам, поэтому, переходя на другое место, все старались по типу: сегодня уволился, завтра начал работать на новом месте. А кто чихал на эти установки, а заодно и на любую работу, предпочитая не утруждать себя, привлекался к судебной ответственности – за тунеядство.

Смена в детсаду с 7 утра. Идти туда – час. Приходилось вставать в 5,30, кормить малыша и галопом на работу. Хорошо, если работала одну смену, а часто приходилось работать с 7 до 7, и послаблений кормящей матери не было.

Жестокое было время. Зоина грудь превращалась в камень. Сцеживание в сон – час помогало мало. Придя домой, Зоя по неопытности сразу кормила Лёнечку. От такого кормления мать терпела такую боль, когда молоко приливало, что вынуждена была охать и стонать. А у дитя от такого молока животик вздувался и болел. Он стал плохо спать. Это сильно усложняло их жизнь. Ведь, придя домой, Зое приходилось перестирать то, что накопилось за день, если была вода. Но чаще приходилось идти за водой. Спать ложилась не раньше 11. А тут ещё маленький страдалец плачет и не может спать.

От постоянного недосыпа и переутомления, её качало, как былинку на ветру. Она похудела, подурнела. А Виталий рядом похрапывал – ему ведь утром тоже на работу. В такой обстановке Новый 1962 год не обещал быть лучше, чем предыдущий. Вечером пошли к родителям, проводили старый год, и встретили новый и пошли домой. Ночь была тихой. Падал крупный снег без ветра, как в сказке. Зоя шла и думала: «Красота-то какая! У нас всё наладится, не может быть иначе, пусть не завтра, не сразу, но наладится».

Зоина мама не знала, как помочь дочери. Она пошла к заведующей совхозного детского сада и объяснила ей ситуацию. Через месяц освободилось место воспитателя и Зою приняли на работу. Какое это было счастье! Детский сад располагался в бараке, и групп было всего 2, но это было не важно! Воду для нужд детского сада привозили в деревянной бочке. Туалет для сотрудников на улице. Но это всё мелочи. Тем более что рядом, строился новый детсад на 4 группы. Главное, до дома 10 минут ходьбы, Зоя могла приходить на работу к 8 и в сон – час она бегала домой покормить ребёнка. И работать здесь можно было одну смену! Жизнь уже не казалась, такой уж беспросветной. С первой зарплаты ещё из дальнего детсада, Зоя купила свекрови тёплую кофту крупной вязки, она давно хотела кофту, да всё денег не хватало. Кофта была ярко-красного цвета с белыми пуговицами, и сносу ей не было. Стоила кофта весь заработок Зои за месяц. Но бабушка Лёни заслужила этот подарок. Старушка поворчала, что и так денег нет, но осталась довольна.