Легенда о Белой Деве

Альбина даже перестала причитать. Сёстры круглыми глазами уставились на руку воина. Он лишь усмехнулся.

– Удобно, – произнесла, наконец, Альбина. И совсем тихо, с горечью в голосе добавила: – Жаль, мама так не умела.

Олеся бросила быстрый взгляд на сестру и тут же отвела глаза, скосив их на Гилмора. Тот перехватил её взгляд и в свою очередь встретился глазами с Баргусом. Воин покосился на Лалу и едва заметно кивнул. И в тот момент, когда уже казалось, что в гляделки они выиграли, раздался голос не пойми откуда взявшегося Крикса:

– А что случилось с твоей мамой?

Олеся, Гилмор и Баргус одновременно бросили на него испепеляющие взгляды, но что толку: слово уже было сказано. Альбина вздохнула.

– Когда мама рожала меня, – произнесла она, – у неё открылось кровотечение, которое не удалось остановить. Меня спасли, но она не выжила.

– Как же так? – помрачнел Крикс.

– Медицина несовершенна, – пожала плечами Альбина. – Мама с самого начала знала, что у неё невысокие шансы пережить роды. Врачи убеждали её делать аборт с того момента, как она на второй же месяц попала в больницу на сохранение, и продолжали убеждать, пока не вышли все сроки. Но мама так хотела меня, что решила поставить на кон свою жизнь. И проиграла. – Альбина грустно улыбнулась. – Всё, что мама успела сделать – это подержать меня на руках и дать мне имя. И передать наследственный дар проблем со здоровьем.

– А в обмен на мучения – ангельскую внешность, – вклинилась Олеся, – так что кто бы жаловался. – Она подошла к сестре со спины, положила ладони ей на голову и взъерошила длинные белокурые волосы.

– Ну что ты… – Альбина с наигранной досадой стряхнула её руки и поправила локоны.

Баргус кашлянул.

– А ты, значит, – он посмотрел на Олесю, – пошла в отца?

– Нет, – качнула головой та, – тоже копия мамы.

– Э-э… – Стройный хор недоумённых голосов. Четыре пары глаз, удивлённо воззрившихся на сестёр.

– У нас разные матери, – поспешила объяснить Альбина.

– То есть, вы не родные сёстры? – уточнил Гилмор и насмешливо посмотрел на Олесю.

– Технически – единокровные, – быстро произнесла Альбина, зажимая сестре рот ладонью, пока та не отсыпала очередную колкость. – Отец общий, матери разные.

– Ого,– присвистнул Баргус, – в вашем мире распространено многожёнство?

– Нет, – покачала головой Альбина. – Ну, в смысле, да, но не повсеместно. Именно в нашей стране – нет. Второй раз можно жениться только после расторжения первого брака. И то же самое с многомужеством.

– То есть, твоя мама умерла, и ваш отец женился на маме Олеси? – Баргус перевёл взгляд с одной сестры на другую. – Погодите, Олеся же старше?

– Ага, – кивнула Олеся. – Наш отец везунчик: моя мама тоже умерла. Отец встретил Маргариту через пару лет после этого. Но браки не всегда заканчиваются скорой смертью жены, – добавила она. – Папа шутил, что на нём какое-то проклятие, а обычно люди просто расходятся по каким-то причинам.

– Что же за причины такие могут быть, – покачал головой Баргус, – чтобы люди, поклявшиеся быть вместе в горе и в радости до конца своих дней, просто взяли и разошлись?

Сёстры переглянулись. Отчего-то обеим стало неловко.

– Кроме смерти есть множество причин, по которым любящие друг друга люди бывают вынуждены оставить друг друга, – взяла слово Олеся. – Но чаще всего люди в какой-то момент понимают, что просто выбрали не того человека. Так сказать, любовь проходит, вянут помидоры.

– С первого раза, понятно, можно не угадать, – покачал головой Крикс. – Но зачем же сразу жениться?

– Можно же сначала как следует друг друга узнать, проверить временем, – поддержала его Лала. – Никто же не торопит. Даже в худшем случае к пятидесяти-семидесяти годам можно пройти через ряд юношеских отношений, разобраться, с каким человеком стоит провести и десятилетие, а к началу второй сотни уже связать жизнь с тем самым, единственным.

Олеся и Альбина синхронно закашлялись. Первой прокашлялась старшая:

– Ну тут такое… – выдавила она и оглядела собравшихся. – Вам сколько лет, господа и дамы?

– Тридцать два, – ответила Лала.

– Тридцать пять, – сказал Крикс.

– Двести шестьдесят девять недавно стукнуло, – отсалютовал Баргус.

– Около того, – пожал плечами Гилмор.

Альбина снова закашлялась. Олеся же ничего не стала говорить, просто громко заржала, хлопая покрасневшую сестру по спине, пока воины и Гилмор непонимающе за ними наблюдали.

– В сто пятьдесят уже положено иметь семью и детей? – спросила, отдышавшись, Альбина.

– Обычно как-то так и бывает, – кивнул Баргус и, не поднимая взгляда, добавил: – Но кто-то ждёт свою судьбу дольше. А у нас, воинов Кланов, свои порядки. Нормальные люди, не обременённые воинской клятвой, а также чародейскими способностями или королевской кровью, – он похлопал Гилмора по плечу, – начинают интересоваться противоположным полом, бегать по свиданиям и заниматься прочими романтическими вещами лет эдак в двадцать. В этом возрасте воины Кланов углубляются в медитации, чтобы ускорить окончательное формирование своего тела и наконец-то начать настоящие тренировки. А когда начинаются тренировки – там уже не до романтики, там заметить бы, как годы летят. Не то чтобы нам запрещалось вступать в романтические отношения, но они у нас лет до тридцати, мягко скажем, не в приоритете.

– А всё-таки, – не смог и дальше игнорировать странную реакцию сестёр Гилмор, – к чему эти расспросы?

– Лучше присядьте, ребятки. – Олеся хохотнула. – У нас до начала второй сотни вообще мало кто дотягивает. Обычно лет в семьдесят-восемьдесят всё заканчивается, а зачастую и ещё раньше. А вот эти самые ваши пятьдесят – это примерно то время, когда утрачивается способность к деторождению, например.

– Так что, – подытожила Альбина, – у нас банально нет времени на детальное исследование потенциальных партнёров. С кем сошлись, с тем и пытаемся что-то строить. Отсюда и ошибки.

Крикс тихо присвистнул. Гилмор покачал головой.

– Как вы вообще умудряетесь выживать в таких условиях? И ведь ваша цивилизация как минимум не уступает нашей.

– Уот так уот. – Олеся хлопнула в ладоши и развела руки в стороны. – Быстро учимся и приспосабливаемся, постоянно в движении, вот это всё.

– Поэтому, – тихо спросила Лала, – вы смогли так легко оставить свою семью и прийти сюда?

– Все умерли. – Олеся дёрнула плечом. – Некого было оставлять.

– Но вы ведь вернули их в мир, и они стали его частью, – сказал Гилмор. – Уйдя из своего мира, вы разорвали последние связи с ними.

– В нашем мире никто точно не знает, что случается после смерти, – сказала Альбина, – но как по мне, все мои родные – всегда со мной. Вот тут, – она указала пальцем на свой лоб, – и тут, – положила руку на сердце.

– Пока мы их помним, они всегда будут с нами, – кивнула Олеся.

На некоторое время повисла тишина. Баргус, наконец, оторвал взгляд от земли и теперь внимательно рассматривал Олесю. От его цепкого взгляда не укрылся один нюанс.

– Смотри. – Он коснулся кончиками пальцев её предплечья.

– Смотрю. – Девушка честно уставилась на свою руку, даже повертела её, осматривая со всех сторон. – Рука как рука, перемазалась только в чём-то красном… Или, – она даже отступила на шаг, – ты сейчас схватишь меня за нос, пока я отвлеклась?

– Нет, – хмыкнул Баргус. – В чём таком красном ты перемазалась?

– …ох. – Олеся, наконец, сообразила, что ещё несколько минут назад её рука была рассечена, а сейчас от раны остались только кровавые подтёки, ткани же были целыми и невредимыми.

– Ого, сестрёнка, – навалилась на неё Альбина, – кажется, во время терапии Шаэлы твоё тело кое-что переняло, и у тебя заработала та часть мозга, которая отвечает за ускоренное деление клеток и, как следствие, ускоренное заживление ран.

– И когда ты этого понахваталась? – закатила глаза Олеся.

– Я тоже быстро учусь, – улыбнулась Альбина.

– Пока ты спала, – пояснила Олесе Лала, – твоя сестра не отставала от Шаэлы. Особенно в те моменты, когда она работала с тобой.

Олеся хмыкнула. Альбина сделала ангельские глазки:

– Меняются люди, сменяют друг друга дни и года, времена и эпохи; мы прощаемся с одним миром и уходим в другой, но что-то остаётся вечным. – Она встала перед сестрой и положила руки ей на плечи. – Я ботаю как чёрт всё, что вижу, а ты при любой возможности осваиваешь всё новые и новые виды контактной дипломатии.

– А, контактная дипломатия, вот оно что, – иронично приподнял бровь Гилмор.

Баргус расхохотался и от души хлопнул Олесю по спине – так, что та пролетела немного вперёд, и Альбине с Лалой пришлось её ловить.

– Вот это наш человек, – изрёк воин, подхватывая Олесю под мышки и возвращая в исходное положение. – Ты уверена, что тебя не выкрали в глубоком детстве из Клана Сито?

– Я-то точно родилась там, где родилась. Однако, если быть до конца откровенной, – задумчиво протянула Олеся, – то папа регулярно говорил о маме, что она была не от мира сего, так что я бы не стала списывать со счетов такой вариант. – Олеся показала Баргусу язык. – Окажусь ещё внучкой кого-нибудь из ваших крутых вождей, что будете со мной делать?

– Любить и жаловать, конечно же! – торжественно возвестил Баргус и со смехом пошёл присоединяться к тренировке остальных воинов.

***

Олесе отчаянно не спалось – видно, сказывались проведённые в целебном забытьи трое суток. Устав ворочаться с боку на бок, она тихонько выбралась из импровизированной постели, сооружённой для неё в шатре Шаэлы, накинула на плечи куртку и выбралась на улицу. «Чёртов полярный день, – поморщилась она, когда отражённые от снега лучи яркого северного солнца ударили ей в глаза. – Ещё бы тут уснуть». Покосилась на шатёр Лармы, где по-прежнему спала Альбина, хотела было заглянуть и проверить сестру, но решила их не тревожить.

Олеся подошла к одному из манекенов, думая потренировать пару новых ударов, которые днём показал ей Крикс, но почувствовала, что сил у её организма на такие подвиги недостаточно, и обессилено прислонилась к манекену лбом.

– Что, – раздался за её спиной насмешливый голос Гилмора, – не спится, когда сестрёнка – в другой комнате?

Олеся, не отрывая лба от манекена, повернула голову и смерила Гилмора максимально презрительным взглядом, на который была способна.

– Сам-то чего не спишь? – спросила она, не придумав достойного ответа на его подколку и решив просто проигнорировать выпад.

– Да вот, – пожал плечами Гилмор, – поколдовать решил. Воины не слишком любят, когда на их территории манипулируют манием, поэтому пришлось подождать, пока все уснут.

Он в позе лотоса сидел перед костром, расположив руки так, будто держал в них большую чашу. Отблески огня играли в его волосах, вопреки обыкновению не туго стянутых на затылке, а распущенных и рассыпавшихся по его плечам непослушными мелкими кудряшками. Его брови были нахмурены, а взгляд – сосредоточен на невидимой чаше, которую он держал в ладонях.

– Подойди, – по-прежнему не глядя на Олесю, бросил он. – Могу я воспользоваться твоим кулоном?

– В каком плане воспользоваться? – Олеся непроизвольно прикрыла кулон рукой.

– Полая капсула в оправе. Можешь её вытащить и открыть?

Девушка недоверчиво покосилась на чародея, но всё же послушалась и протянула открытую капсулу Гилмору. Тот одной рукой аккуратно её взял, а другой сделал жест, как будто зачерпнул что-то из невидимой чаши и перелил в капсулу. Олесе показалось, что из руки Гилмора тёк уплотнённый воздух. Гилмор вернул капсулу, и девушка снова собрала свой кулон.

– Маний в отложенной защитной конфигурации, – пояснил Гилмор, не дожидаясь вопроса, и наконец-то посмотрел на Олесю. – Сожмёшь кулон в руке и активируешь отложенное заклинание, тогда маний образует вокруг тебя барьер чар. Простенький, но против рагусов какое-то время продержится. – Он встал и потянулся, словно большой кот. – Как видишь, даже не уговариваю тебя завтра стоять в сторонке вместе с Альбиной и Шаэлой и ограничиваться наблюдением. Цени.

– Ценю. – Олеся задумчиво покачала кулон на цепочке, прислушиваясь к своим ощущениям. Она не могла понять, действительно она чувствует что-то, чего прежде не было, или это всего лишь самовнушение. – А каким образом я активирую заклинание?

– Примерно таким же, каким заставила зарасти порез.

– Не могу сказать, что это было сознательно.

– Тогда нам остаётся только довериться твоему бессознательному.

– Откуда такая уверенность, что поперёк махача я резко заделаюсь колдуном?

– Уверенности нет, – пожал плечами Гилмор и выразительно посмотрел на руку Олеси, – но есть подозрение, что ты способнее, чем сама себе представляешь.

Олеся тоже невольно покосилась на свою руку. Девушка старалась не подавать виду, – и искренне надеялась, что ей это удаётся, особенно вот прямо сейчас! – но чудесное исцеление её изрядно напугало.

– А почему ты думаешь, – решила она сменить тему, – что Баргус допустит меня до Испытания? Я ведь даже не в Клане, про прохождение особой подготовки уж и не заикаюсь.

– У-у, – усмехнулся Гилмор, – Баргус, конечно, пытается быть взрослым и серьёзным наставником молодого поколения, но на самом деле он любопытный, как дитя. А к тебе у него и вовсе особенный интерес.

Он как-то странно посмотрел на Олесю, так, что она поёжилась. Девушка нарочито зевнула.

– Чёртова бессонница: ни сил нет, ни сон не идёт, мерзкое такое варёное состояние, – пожаловалась она. – И ведь по закону подлости под утро таки усну и пропущу всю движуху.

Гилмор подошёл к Олесе и коснулся её лба. Его прикосновение было освежающе-холодным. Олеся почувствовала, что варёность как рукой сняло, а вместо неё пришло непреодолимое желание обниматься с землёй, срочно, прямо сейчас.

– Иди ложись, – кивнул Гилмор. – Уснёшь мгновенно, проснёшься, когда кто-нибудь целенаправленно попытается тебя разбудить. – Он перехватил взгляд Олеси. – Можешь не сомневаться, Баргус тебя поднимет.

– С чего ты вдруг такой заботливый?

– Альбина расстроится, если с тобой что-нибудь случится.

– А ты… – Олеся хотела что-то спросить, но Гилмор взял её за плечи, развернул к шатру и подтолкнул в спину:

– Иди-иди. – На секунду сжал её плечи, удерживая на месте. – Только никому ни слова. Не хочу портить нашу репутацию вечно собачащихся друг с другом принца и дракона.

Олеся фыркнула, но поняла, что у неё не осталось сил даже на то, чтобы парировать колкость. Молча кивнула и удалилась в шатёр, по дороге окинув взглядом палатку Лармы, в которой спала Альбина.

Гилмор же снова сел в позу лотоса у костра и уставился в огонь. «Интересно, поладила бы она с Брук?»

Брук Ист, маленькая девочка с невероятными способностями к манипуляциям с веществом посредством мания, носила прозвище Кристальная Ведьма за способность почти мгновенно кристаллизовать всё, что её окружало. Война Магов сделала её сиротой, и мать Гилмора, тогда совсем ещё юная принцесса Изара, приютила девятилетнюю девочку, чтобы окружить её заботой и развить её потенциал. Брук росла достойной ученицей своей наставницы. А ещё стала любящей старшей сестрой родным детям королевы, когда те появились.

Гилмор усмехнулся. Подростком он совершенно не ладил с родителями и старался как можно чаще отлучаться из дома и странствовать по миру. Брук была тем человеком, кто сильнее всех радовался его возвращению. Правда, бурная радость не мешала ей как следует отчитывать его за то, что пропал, расспрашивать, где был и чем занимался, снова отчитывать за безрассудные поступки и особенно за любовные интрижки – мол, не положено принцу так себя вести. Все понимали, что королём Гилмору никогда не стать, и выбор спутницы жизни для него не слишком ограничен, но Брук всё равно при любой возможности старательно отгоняла от брата всех недостойных его кандидаток. То, как Олеся шипела на него при любых попытках поухаживать за Альбиной, неизбежно напоминало Гилмору его собственную старшую сестру. Именно этим Гилмор объяснял себе свою невольную симпатию к Олесе, прорывающуюся сквозь раздражение.

В костре громко треснуло полено; так громко, что Гилмор вздрогнул. Резкий звук выдернул его из мыслей о семье и вернул в реальность. Принц поднялся на ноги и лёгким движением руки потушил костёр. «Надо тоже поспать. В конце концов, мне предстоит быть наблюдателем Испытания Клана Сито. Кажется, такой шанс впервые в истории предоставляется кому-то из не-воинов. Было бы обидно сидеть и клевать носом».

***

«Пока меня не разбудят, ага».

Олеся действительно вырубилась чуть ли не по дороге к своей койке, но проснулась всё-таки сама. Чувствовала она себя отдохнувшей, но по тому, что Шаэла всё ещё спала без задних ног, девушка сделала вывод, что проспала она всего несколько часов. Решив не повторять эксперимент с кручением вокруг своей оси в попытках уснуть, Олеся выбралась из шатра.

Оказавшись снаружи, Олеся обнаружила, что она снова не была единственной, кто не спал. По лагерю туда-сюда бродил Баргус, разминая суставы. Перейдя к кистям, он заметил Олесю и обратился к ней:

– Как в вашем мире развивают мелкую моторику пальцев рук? – Баргус выразительно сжал и разжал кулаки. – Два с половиной века тренируюсь, а оптимальное упражнение для себя подобрать не могу.

– Ну… – задумалась Олеся, совершенно не ожидавшая подобного вопроса, – музыкальные инструменты, всякие поделки, то же  оригами…

– Оригами? – переспросил воин.

– Складывание различных фигурок из бумаги. – Олеся с некоторым сомнением посмотрела на Баргуса. – Бумага?

– Где-то должно было заваляться немного, – кивнул он и начал шарить по карманам своей жилетки. – Мы делаем мало записей на тренировках, но я всегда ношу с собой какое-то количество на всякий случай… о. – Баргус просиял, вытащил из очередного кармана сложенный вчетверо лист и протянул Олесе.

– Я вообще чисто уточнить хотела, есть ли у вас такая штука, как бумага, – замялась та, – не могу сказать, что я мастер оригами…

– Ну хоть что-то самое простое ты можешь показать?

В глазах Баргуса плескался такой мальчишеский восторг, что Олеся ощутила в себе некоторую готовность на месте изобрести какую-нибудь схему, если вспомнить ничего не удастся.

– Хм, – вдруг осенило её. – Кое-что я всё-таки помню.

Баргус с интересом наблюдал, как Олеся возится с листом бумаги, разными способами сгибая его, вытягивая и то и дело переворачивая. Наконец из-под тонких ловких пальцев показалась птица, словно готовая упорхнуть.

– Вот, – сказала Олеся, протягивая птицу Баргусу. – Бумажный журавлик. Их делают, загадывая желание, чтобы оно обязательно сбылось.

– И что же ты загадала? – улыбнулся Баргус и осторожно взял у девушки журавлика.

– Ой, – стушевалась та. – Если честно, я об этом вообще не думала. Весь мыслительный потенциал ушёл на то, чтобы вспомнить, как его сложить.

Баргус хмыкнул.

– То есть, у нас есть вещица, в которую заложена энергия, но она ещё не использована… Позволишь мне загадать желание вместо тебя?

– Так не работает, – покачала головой Олеся. – Тебе нужно сложить своего. Ещё бумага есть?

Баргус достал ещё один кусок бумаги и под чутким руководством Олеси сумел сложить неплохого для первого раза бумажного журавлика. Спрятал его в ладонях, пробормотал ему что-то и расплылся в по-детски счастливой улыбке.

– Что теперь с ним делать?

– Храни его у сердца, – нарочито торжественным голосом с видом первосвященника возвестила Олеся, важно кивнула и сделала, наконец, лицо попроще. – На самом деле, понятия не имею. Не интересовалась вопросом. В нашем мире подобные штуки – не более, чем присказка.

– Но мне нравится твой вариант. – Баргус аккуратно спрятал журавлика в левый внутренний карман жилета и вновь посмотрел на Олесю: – Не желаешь размяться перед сегодняшним Испытанием?

– А мне разве можно участвовать?

– А ты сомневалась? – усмехнулся воин.

– Я думала, у вас закрытый клуб любителей физкультуры.

– Так-то оно так, – кивнул Баргус, – но ты ведь всё равно уже тренировалась с кандидатами. К тому же, в силу некоторых прошлых событий Клан простит мне небольшую вольность. – Баргус подмигнул. – Да и грех не сделать исключение из правил для сестры Белой Девы, прибывшей из другого мира. Возможно, от этого мы больше получим, чем потеряем. – Баргус вдруг невероятно посерьёзнел; таким серьёзным Олеся его, пожалуй, даже представить вряд ли смогла бы. – Я, конечно, буду внимательно следить за ходом испытания, да и Шаэла с Гилмором с вас глаз не спустят, но в реальных условиях неожиданностей не избежать. Кандидаты должны быть готовы ко всему и с любыми угрозами должны справляться самостоятельно. Но ребята шли к Испытанию всю свою жизнь, а ты узнала-то о нём пару дней назад. Тебе, конечно, удалось исцелить рану на руке, но мне хотелось бы, чтобы в твоём защитном арсенале было что-то посерьёзнее.

– М-м… – Олеся не стала ничего говорить, памятуя реакцию Шаэлы на револьвер и предполагая, что оружие ей даже Баргус не вернёт. К тому же, был шанс лишиться зачарованного Гилмором кулона – не даром же принц колдовал только после того, как уснул весь лагерь. Лишиться наследия матери для Олеси было смерти подобно, и её рука непроизвольно потянулась к цепочке.

– Гилмор сделал что-то с твоим кулоном? – От Баргуса не скрылось её движение. Он примирительно поднял руки, увидев взгляд Олеси. – Людям этого мира, посвятившим себя какому-либо Пути, свойственна некоторая нетерпимость ко всем, кто выбрал другие Пути. Я же, с моим-то прошлым, спокойно отношусь к магам и даже к учёным и признаю, что и те, и те придумали ряд неплохих вещей. Так что можешь мне рассказать.

– Тут внутри полая капсула. – Олеся сняла кулон и протянула его Баргусу, держа за цепочку, чтобы тот мог его рассмотреть. – В ней маний. Если я прикажу, он создаст вокруг меня защитный барьер… по крайней мере, что-то такое втирал мне обормот.

– Обормот? – Баргус аж опустился на землю, чтобы как следует расхохотаться. – Ничего себе ты Принца-Чародея обласкала. Ух. – Воин вытер глаза. – Аж до слёз.

– Ну а что, – несколько смутилась Олеся. – Титулы титулами, а обормота под ними не спрячешь.

– Добей меня: скажи, что ты его и в лицо так называешь

– Само собой.

– Сильна. – Баргус хлопнул Олесю по плечу – на этот раз соизмеряя силу, припомнив, как давеча чуть не сбил её с ног подобным жестом.

– А то ж, – усмехнулась Олеся. – Кстати… что у тебя за прошлое такое, сделавшее тебя таким терпимым?

Баргус тяжело вздохнул.

– Можешь не отвечать, – тут же замахала руками Олеся. – Если это слишком личное…

– Да нет, нет ничего слишком личного для… – Баргус кашлянул. – История эта, пожалуй, неизвестна в нашем мире только двум людям: тебе и твоей сестре. – Он снова вздохнул. – Просто прикидываю, как бы так изложить, чтобы и до начала Испытания успеть, и белых пятен не осталось, чтобы ты всё правильно поняла… – Баргус устроился на бревне около костра и похлопал рядом с собой. – Устраивайся и готовься слушать.

– Можно в другой раз, когда будет достаточно времени, – предложила Олеся, но всё же присела рядом с Баргусом – возможно, чуть более рядом, чем того требовали обстоятельства. Девушка почувствовала неловкость, но ещё более неловким ей показалось отодвигаться, поэтому она осталась сидеть, где сидела.

– Ни к чему ждать следующего раза, – покачал головой Баргус. – Знаешь, какое самое удачное время, чтобы рассказать человеку о своём прошлом? Сразу после того, как человек спросил тебя о твоём прошлом.

Баргус сполз с бревна на землю и откинулся на спину, таким образом устроившись полулёжа, и устремил взгляд в небо. Олеся мысленно поблагодарила его за разрыв дистанции и попутно отметила, что зрачки его стали вертикальными, и он даже не сощурился от яркого полярного солнца.

– В этом мире Сито – не единственный Клан воинов, – заговорил Баргус. – Многие Кланы не разрастались, многие возникали и пропадали, многие ничего толком не добивались и так и оставались в тени, никому неизвестные. Но на протяжении всей известной истории всегда было четыре-пять сильнейших Кланов, и в их число всегда входили Сито и непобедимая Ночь. Ночь – это, по сути, сборище разбойников и убийц. У них есть какая-то своя мораль, минимально строгая, и единственное, что для них непререкаемо – это беспрекословное подчинение Главе. А Глава их – кровожадный и беспринципный, потому что главенство передаётся не по праву мудрого, а по праву сильного и способного держать в страхе разношёрстный, но хорошо натренированный сброд. Собственно, все проблемы в клане Ночь решаются силой и подлостью, из-за чего они всегда были занозой в заднице. – Баргус шутливо-стыдливо похлопал себя по губам «за такие слова» и продолжал: – Около сотни лет назад Совет Кланов решил, что с Ночью пора что-то делать. Все воины хорошо понимали, что в одиночку ни один Клан не справится с Ночью – при всём неуважении к их принципам, воины они всё-таки отменные.  В Клане, где убить своего не считается чем-то из ряда вон выходящим, приходится быть очень и очень искусным, чтобы жить. Мы даже шутим, что в мире, в котором всё наоборот, воины Ночи – ревностные защитники добра и справедливости. А ещё шутим – хотя тут лишь доля шутки – что в клане Ночь не задерживаются те, кто знает слово на букву «д». – Баргус хмыкнул. – «Дипломатия».

Олеся припомнила многочисленные шуточки Альбины про «контактную дипломатию» и ей стало немного не по себе. Баргус окинул её быстрым взглядом, но не стал заострять внимание и продолжил:

– Так вот, около сотни лет назад шесть Кланов объединились и выследили Ночь – они не живут в каком-то конкретном месте, постоянно кочуют из убежища в убежище, – и созвали срочный Совет Кланов. Это такое собрание, на котором воины решают собственные насущные проблемы, вроде необходимости как-то взаимодействовать с магами, и даже Ночь не игнорирует его. Главы Кланов отбыли на Совет, а сами Кланы напали на оставшуюся без железной руки предводителя Ночь. Ох, в тот день мы на своей шкуре прочувствовали всю разницу в силе между нами и ними. – Баргус нахмурился. – На каждого воина Ночи было пятеро бойцов объединённых Кланов, но мы с ужасом обнаружили, что преимущество в количестве не значит ровным счётом ничего. У любого воина есть свои хитрости в арсенале, но Ночь применяла к нам настолько бескомпромиссные приёмы, каких мы даже представить себе не могли. – Баргус вздохнул и шумно выдохнул, выдох был неровным. – Не буду описывать тебе в подробностях ту бойню, скажу лишь, что мы в итоге победили, но это была не вполне наша заслуга. Просто воины Ночи решили, не откладывая в долгий ящик и пользуясь отсутствием своего Главы, выяснить отношения между собой прямо поперёк битвы с объединёнными Кланами. Когда они отвлеклись друг на друга, нам удалось обезвредить тех, кто ещё оставался в живых. Сайласу же – тому самому Главе – на Совете объявили, что произошло, и он согласился на переговоры.

– Неужто лидер Ночи знал слово на букву «д»? – не смогла воздержаться от комментария Олеся.

– На наше счастье, в отличие от своего брата, Исилоса, Сайлас – изворотливый  хитрец, а не прямолинейный силач, – ответил Баргус. – После того, как Исилос покинул Ночь, Сайлас забрал себе его место не силой, а путём тонких интриг. Он отдавал себе отчёт в том, что с Совета он вернётся, либо приняв условия капитуляции, либо обратно в породивший его мир. Остальные же Кланы считали неправильным просто истребить Ночь.

– А почему Кланы не попросили помощи магов в борьбе с Ночью? – спросила Олеся. – Наверняка же ребятишки бесили не только воинов.

– Гордыня. – От сожаления, прозвучавшего в голосе Баргуса, у Олеси сжалось сердце. – Даже учёные, обособленно сидящие в своих подземных городах и вылезающие из них настолько редко, что иные люди уже даже не помнят об их существовании, были не прочь помочь приструнить Ночь. Про магов вообще молчу: они с удовольствием сами разобрались бы с Ночью, не дожидаясь одобрения Кланов.

– А почему же не разобрались? Они же маги, суперсильные и всё такое. Колдунство помощнее – и вот вместо великой Ночи мир населяет очередная популяция жаб.

– Помимо риска таким образом разжечь войну между Волей и Магией – у магов своих забот хватало, – невесело улыбнулся Баргус. – Да и до сих пор хватает. Боюсь что-нибудь переврать, поэтому про магов лучше Гилмора спроси, а я скажу одно: на тот момент именно воины были самой сильной фракцией, и они считали, что было бы унизительно просить помощи у слабых, чтобы решить свои внутренние проблемы. Хотя… – Баргус вздохнул. – Возможно, знай старейшины, насколько на самом деле сильна Ночь, они собрали бы больше всевозможных союзников, гораздо больше…

Баргус умолк, принял сидячее положение и опёрся подбородком на руки. «Он ведь тоже там был,– вдруг с особой ясностью осознала Олеся. – Он и те, с кем он сражался плечом к плечу. И я даже не знаю, выжил ли вообще кто-нибудь из них». Она отмахнулась от воспоминаний и поспешила нарушить молчание:

– Чем в итоге закончились переговоры с Ночью?

– Их обязали принять к себе выходцев из других Кланов через дипломатические браки. – Баргус словно вынырнул из омута. – Таким образом это привело бы к изменению Ночи изнутри, а то и к постепенному распаду Клана – распустить его одним махом никто не решился предложить, слишком много чудовищ оказалось бы на свободе, больше не связанных волей Главы. Сайлас сразу понял, что ему на самом деле предлагают. Он был невероятно уязвлён, но разум всегда был его самой сильной стороной – только поэтому план сработал, Исилос на его месте просто полез бы в драку с прочими Главами. И я не знаю, чем бы всё кончилось. – Баргус шумно выдохнул. – Сайлас согласился, однако у него был свой план. Он выдвинул требование: он будет лично выбирать, кто именно из воинов других Кланов вступит в Ночь. Само собой, он выбирал сильнейших из молодых: так другие Кланы становились слабее, а Сайлас не терял надежды навязать новобранцам свою мораль и в итоге восполнить потери Ночи. Для того, чтобы его воины согласились на дипломатические браки, он объявил, что кровь Рэйхарт – его собственная кровь – будет первой, кто примет в себя выходца другого Клана. Была, правда, у этого решения и другая цель: Исилос пропал без вести, сам Сайлас уже был женат, других родственников у него не было, а его дочь – Алисия – родилась прямо во время Битвы Кланов. Таким образом, красивый план по избавлению от Ночи откладывался минимум на пару десятков лет, за которые Сайлас явно планировал как-то выкрутиться из ситуации. Совет вынужден был согласиться, но в ответ выдвинул своё условие: Сайласа заставили прямо на месте выбрать мужа своей дочери и сразу же принять его в Клан. И выбрал он не кого-нибудь, – Баргус встал на ноги, развернулся к Олесе и чопорно поклонился, – а Баргуса Гароссу, твоего покорного слугу.