Асбар хотел было уходить, но вдруг и сам услышал легкие шаги. Он повернулся и увидел входящую госпожу Алейсейн. Барон не отрываясь смотрел на нее. Он решил, что и его рассудок помутился. Но чистый юный голос, произносящий приветственные слова, развеял его сомнения.

Старик вскочил со своего кресла и бросился к дочери. Он заключил ее в объятья и все повторял ее имя. Наконец, старик опомнился. Он весело приветствовал гостей и тотчас велел подавать вино и закуски. Асбар фон Баренхафт не сводил глаз со своей любимой. Счастье барона не знало пределов, и вскоре за богатым столом все четверо беседовали и смеялись, как ни в чем не бывало, а молодой певец исполнил множество самых прекрасных песен в честь госпожи Алейсейн.

Но радость барона была недолгой. Вскоре весть о Божьем чуде облетела окрестности. Рыцари и дамы из соседних графств съехались в замок Аверглоб, чтобы отпраздновать воскресение госпожи Алейсейн. На большом пиру в замке были и барон фон Баренхафт, и молодой певец. Во время обеда Асбар, сидевший рядом со своей возлюбленной, заметил, что взгляд ее часто останавливается на лице трубадура и что при этом нежный румянец заливает ей щеки. Когда же юношу попросили песню, он запел своим сильным молодым голосом альбу, какую никогда прежде не пел. Все заслушались, а госпожа Алейсейн побледнела и сделалась неподвижной. Она смотрела на трубадура, и глаза ее сияли золотыми звездами любви. Баренхафт, который на сей раз почти не слушал певца, старался поймать хоть единый взгляд своей повелительницы, но она этого не замечала.

Последующие дни прошли в сборах на турнир. Герцог, прослышав о чуде, которое вернуло госпожу Алейсейн к жизни, решил, что наградой победителю турнира станет рука сей девицы. Так же при его дворе устраивалось состязание певцов, поэтому рыцарь и трубадур отправились туда вместе.

Перед турниром, когда барон фон Баренхафт в своей палатке снаряжался для боя, завеса шатра неслышно раздвинулась, и перед рыцарем возник тот, кого Асбар совсем недавно видел во сне.

– Кто ты и что тебе нужно? – сурово спросил барон незнакомца.

– Имен у меня много, и нет надобности называть их, ибо ты и сам догадываешься, кто я. А вот что у меня за дело к тебе, я отвечу: пришел предложить тебе свою помощь, барон. Я могу добыть тебе победу на турнире и сердце госпожи Алейсейн. Я смотрю, она охладела к тебе.

– Убирайся! – гордо ответил рыцарь. – Победу на турнире я добуду моим копьем и мечом, а сердце свое красавица Алейсейн вольна отдать тому, кто ей мил. Я не нуждаюсь в твоей помощи!

– Что ж! – усмехнулся Люцифер. – В таком случае ты проиграешь.

При этих словах палатка Асбара загорелась, а сам говоривший скрылся за дымом. Поднялся крик, люди засуетились, послали слуг за водой. Рыцарь поспешно вышел из палатки уже в полном вооружении, и волнение немного улеглось. Шатер, рухнувший на землю, потушили. В толпе раздались возгласы: «Знамение!», «Знак Божий!», но вскоре и эти крики утихли. Турнир начался.

Уже несколько рыцарей сразились со своими соперниками и повергли их, затем Асбар вызывал победителей, и все они были разбиты. Но вслед за тем на бой с бароном выехал рыцарь, чьи начищенные доспехи слепили глаза, и чей гнедой конь вызвал у зрителей вздох восхищения. Стрелой понесся он на Баренхафта, но тот сумел отклонить удар его копья. Развернувшись, противники вновь погнали коней навстречу друг другу, и на этот раз оба чудом избежали гибели, ибо удары их были очень сильны. Баренхафт успел заметить, что из-под забрала сверкнули глаза, горевшие как уголья. На третий раз рыцари вновь ударили одновременно и оба вылетели из седел. Поднявшись, они обнажили мечи и рубились долго и яростно, до тех пор, пока барон могучим ударом не оглушил соперника. Тот свалился наземь, а герцог велел прекращать поединок, признав барона победителем турнира.

Асбар внимал восторженным возгласам толпы, но мрачные мысли гнездились в его голове и радости от победы не было места в его истерзанном сердце. Он не переставал думать о поверженном, в котором узнал своего недавнего гостя. Взглянув на госпожу Алейсейн, барон заметил, что она в большом смятении – толи из-за того, что он подвергал свою жизнь опасности, толи из-за того, что она не хотела отдавать свою руку и сердце победителю.

Когда закончились чествования барона, было объявлено о предстоящих состязаниях певцов. В большом волнении ожидали этого состязания и молодой певец, и госпожа Алейсейн, и Асбар фон Баренхафт. Уже несколько дней не говорил он со своей возлюбленной и видел ее лишь издали. Она же, отговариваясь тем, что ей нездоровится, не пускала его в отведенные ей покои. Не находя себе места, бродил рыцарь по замку и окрестностям, часто заходил он в церковь и горячо молился, стараясь преодолеть охватившее его отчаяние.

Наконец, состязания певцов начались. Какие только разнообразные трели не раздавались под сводами замка! Вот и молодой певец вышел на середину зала и стал настраивать лютню. Взглянув на него, Асбар фон Баренхафт увидел, что колки на его инструменте подкручивает сам Люцифер своей узкой черной рукой. Сжав рукоятку длинного кинжала, барон кинулся к нему, и в тот же миг госпожа Алейсейн вскочила с кресла и подбежала к трубадуру, пытаясь спасти его. Но было поздно: кинжал Асбара уже вонзился в грудь юноше, да и девушка, оказавшись позади молодого певца, не избегнула острого клинка. Заколотые одним лезвием певец и красавица упали к ногам барона. А он, издав страшный стон, бросился вон из зала. Ошеломленные произошедшим, люди не успели задержать его, и Асбар фон Баренхафт навсегда исчез.

Поговаривали, что он укрылся в монастыре и принял постриг, или что он убил себя, бросившись на меч, но достоверно никто ничего не знает. Вот так заканчивается эта печальная история.

– На сей раз тебе нечего добавить? – спросил он у семинариста.

– Отчего же! – с вызовом ответил тот. – Могу рассказать о том, как юный трубадур заключил договор с Люцифером и тот пообещал ему победу на состязаниях певцов и руку красавицы Алейсейн, но более занимательно то, что барон фон Баренхафт не ушел в монастырь и не свел счеты с жизнью, а сделался странствующим певцом, сочинителем самых великолепных сирвент, знатоком темного стиля. Многие дамы рады были бы иметь такого вассала, да только он ни от одной не просил поцелуя, и никто не слышал, чтобы канцона или альба слетали с уст странствующего трубадура по имени Ааскафер! Скитается он по свету, ожидая новой встречи со своим врагом.

Я был поражен тем, что услышал от семинариста, а Ааскафер вскочил на ноги и вынув кинжал, воскликнул:

– Вот я и дождался встречи!

Признаться, я решил, что Ааскафер, или барон Асбар фон Баренхафт, повредился умом, но семинарист, встряхнув головой откинул капюшон. И хоть локоны у него были чернее ночи, ликом он показался мне темнее собственных волос, а глаза его горели как уголья.

Я вскрикнул, а мой спутник, заслоняя меня, поспешно произнес:

– Спасайся!

Затем ринулся навстречу противнику и ударил Дьявола в сердце своим кинжалом. Но тот только расхохотался. Из открывшейся раны Люцифер вынул искрящийся сгусток темного тумана и швырнул в рыцаря. Я с ужасом наблюдал, как темный шар, испускающий короткие молнии, остановился перед Ааскафером, и одежда у того на груди загорелась. Кожа начала чернеть, но барон с силой прижал к себе темный сгусток. Пару мгновений он стоял, закрыв глаза, и мне показалось, что спутник мой сейчас упадет замертво. Однако он осторожно начал отводить от груди руки, и я увидел, как из его сердца исходит белое сияние. Свечение божьей благодати верующего человека устремилось в Люцифера. Дьявол рванулся в сторону и, уклонившись от ослепительного луча, проткнул Ааскаферу плечо своим посохом, конец которого оказался острым и раскаленным докрасна. Барон упал навзничь, издав протяжный стон. Кровь хлынула и обагрила его одежду, руку, которой он зажал рану, и кинжал. Дьявол вновь занес посох и поставил ногу на грудь противнику, намереваясь ударить в сердце. Земля вокруг них вспыхнула. Пытаясь помочь барону, я швырнул в Дьявола свой плащ. Он тут же сгорел, но этого короткого мига хватило, чтобы Ааскафер, приподнявшись, вонзил Сатане в живот кинжал, окропленный кровью из его раны, это и принесло ему победу в схватке, ведь в каждом верующем, принявшем причастие, течёт кровь Христа! Люцифер взвыл так ужасно, что небо, казалось, разорвется от этих звуков. Вынув лезвие из раны, он согнулся, затрясся, и земля под ним разверзлась. Когда же твердь вновь сошлась, Люцифера как не бывало. В наступившей тишине я вдруг услышал его голос: