Все мои надежды и мечты рухнули в один миг тогда, когда я открыла чужую переписку… Зря не читала раньше.
Предупреждён – значит вооружён. Через несколько часов сюда должна явиться бригада в белых халатах, чтобы скрутить меня и отправить в долгую счастливую жизнь, направить на путь истинный.
Бежать некуда, оказать достойное сопротивление здоровенным мужикам вряд ли получится. Если просить убежище у какой-нибудь подруги, об этом сразу станет известно. В нашем круге общения все на виду. Никто не станет покрывать беглянку. Подруги никогда не пойдут против своих родителей от которых зависят.
Нужно просто уйти, потусить где-нибудь до приезда мозгоправов, а после их отъезда вернуться, к тому времени и папа приедет, защитит свою принцессу. Если только…
Боясь, что моя догадка подтвердится, я проверила доступ.
– Клариса, открой дверь, – ничего не вышло, только ехидный голосок помощницы оповестил меня, подтверждая тщетность моих попыток выпутаться:
– Доступ запрещён. Пожалуйста, оставайся в своей комнате и продолжай занятия.
Оставайся? Продолжай? Я и так безвылазно нахожусь в своей личной келье! Смеет мне указывать, электронная подлиза.
– Это что ещё за шутки? Немедленно открой!
– Не могу, дверь откроет только хозяйка.
Замечательно. Мама предусмотрела и пресекла попытку сбежать.
Я судорожно соображала, как улизнуть, потому что оставаться в этом доме мне уже не было причин.
Письмо… можно связаться с клиникой и попробовать все разрулить. Я набрала номер, отключила видео и используя речевой модуль, изменила голос, представилась собственной мамой. Старый трюк, не раз прокатывал, когда нужно было отпроситься и не посещать занятия в школе.
Передо мной появилась миловидная девушка в синем халате и в белой шапочке с красным крестиком. Скромное лицо без косметики и собранные на затылке в тугой пучок волосы создавали впечатление о ней, как об аскетичной монашке.
– Здравствуйте, – начала я надменно, подстраиваясь под мамин тембр, – у меня изменились обстоятельства. Отмените заказ на вызов бригады, – с ходу выдала я командным тоном, не терпящим возражений, и назвала номер заказа.
– Здравствуйте, пожалуйста, сообщите контрольное слово, которое вы указывали при заключении контракта.
Я задумалась. Что это может быть?
– Эээ, что за глупости. Девушка, как вы общаетесь с клиентами? Если не хотите лишиться места работы, делайте то, что вам говорят.
– Я понимаю ваше негодование и прошу прощения за бестактность, но, к сожалению, должна придерживаться инструкций.
– Немедленно соедините меня с заведующим! – козел, который в письмах стращал маман. Игорь Николаевич, посмотрим, что ты за птица.
– Одну минуту, соединяю, – наверняка обрадовалась, что скинула с плеч такую скандальную тетю.
– Добрый день, чем могу помочь? – спокойный и невозмутимый голос прозвучал на черном фоне. Собеседник так же, как и я предпочел не показывать свое лицо.
– Ваша сотрудница отказывается меня обслуживать без соблюдения глупых формальностей. Я хочу перенести дату заказа.
– Хорошо, это безобразие, я лично проконтролирую, чтобы с сотрудницей провели беседу. Если вы не помните контрольное слово, я вынужден попросить вас включить камеру, чтобы удостовериться в вашей личности.
– Молодой человек, вы бестактны. Если можете понять женщину, то я не готова к видео интервью, – посмотрим, клюнет ли Николаич на отмазку.
– Тогда вынужден настоять на том, чтобы вы назвали слово, – вот козел никакого уважения к дамам.
– Ника, – наугад сказал я.
– Неправильно, – прозвучал холодный голосок, – будут еще попытки? – в его интонации послышалась насмешка. Видимо, я не первая особа, пытающаяся перехитрить систему.
– Постойте, постойте, я вспомнила. Иди в задницу!
– Извините, но этот вариант тоже неверный. По протоколу я должен прекратить разговор и перезвонить по указанному в договоре контакту. Всего доброго, – он прервал вызов.
Сейчас свяжется с заказчицей и, скорее всего, это только ускорит неминуемый конец. Теперь остается только ждать, кто первый нагрянет – коллекторы, с требованием рассчитаться по долгам или медики, выполняющие команду «фас». Я в ловушке, хорошо бы, чтобы они передрались между собой за право увезти меня, а я тем временем упорхну из клетки.
А папа? Вряд ли он в курсе, в переписке его имя ни разу не упоминалось. Он должен мне помочь!
Черт! Я попыталась до него дозвониться, но ответом послужила тишина. Папа, как всегда, занят и не отвечает. В лучшем случае он увидит мой вызов только вечером, когда меня повяжут.
Эх, крайняя ситуация требует крайних мер. Попробую хакнуть дуру Кларису. Я открыла настройки помощницы и приготовилась сбросить программу к заводским настройкам, чтобы перепрограммировать.
Экран шлема неожиданно погас. Опять отключение?
– Чертовка, дрянь! По почте моей лазаешь? А дальше, что? Вещи выносить начнешь. Сколько сил на тебя извела, столько времени! И вместо благодарности такое мне устраивает. В задницу она послала Игоря Николаевича, уважаемого человека! Туда твои игрульки! И опять не учится, дрянь. Зря деньги на тебя трачу. Можешь забыть о подписках, и карманных деньгах. Все переломаю!
Шлем слетел с головы, и я посмотрела на взбешенную мать. Знает на что давить, ведь в этих девайсах сосредоточены все мои надежды, в них вложена большая часть моей жизни.
В ярости она крушила с таким трудом собранное мной топовое оборудование. Камера полетела в стену, прямиком в постер с моим изображением в полной боевой броне. Глаз объектива хрустнул и рассыпался блестящими осколками. Досталось и микрофону, мембрана разъехалась под топнувшей ногой.
Сорванный шлем ударился об угол стола и раскололся надвое. С особым остервенением взбешенная фурия принялась топтать его. Как будто он виноват во всех ее жизненных неудачах.
– Мама, нет! Не надо, – попыталась ее успокоить, – я отвлеклась на чуть-чуть, все время занималась, честно!
Я цеплялась за руки, висла на шее, обливалась слезами и вымаливала прощение. Все без толку.
В дверь позвонили. Звонок погребальным набатом разнесся по квартире. Быстро пробежал по пустой гостиной, увешанной моими детскими фотографиями, которые трепетно оберегает папа и не дает снять. Ворвался в кухню с бесполезными, скорее раритетными, чем используемыми по назначению, кастрюлями и сковородками, отразился от гладкой поверхности пищевого принтера, холодильника и печально, полный скорби влетел в мою раскуроченную комнату.
Это конец. Теперь меня как следует обработают и от меня прежней ничего не останется кроме оболочки. Будет послушная родительским желаниям кукла с голливудской улыбкой и гладким мозгом без извилин, необремененным интеллектом.
– Поздно голубушка, – торжествующая мама открыла дверь. – Ты доигралась!
На пороге стояли не санитары в белых халатах, но от этого не стало легче. Коллекторы оказались проворнее.
Дверной проем занимали затянутые в черное безликие существа, назвать которых людьми из-за их способов работы, язык не поворачивался. Они смотрели на меня звериными глазами как на жертву. Да я и сама себя ощущала так. Как теперь быть? Не знаю.
Мой взгляд упал на довольную мать, видимо, еще не осознавшую, к чему привели её несдержанность и эмоции.
– Мама, что же ты наделала…
Глава 6. Профессор, а может не надо?
Марк
Плевок Сиплого падал по параболе, он разогнался, нырнул в синеву бассейна крашеных стен и щелкнул о разбитую мозаику плитки. Я прижался к прутьям, чтобы посмотреть – идет кто-нибудь на призыв профессора, и ощутил доносящийся запах гречневой каши с тушенкой. Рот наполнился слюной, живот буркнул от разыгравшегося аппетита, а воображение нарисовало бизнес-ланч из трех блюд, которое нам заботливо готовят наши вооруженные до зубов арендодатели.
– Кому там неймется? Сейчас всю лестницу языком вылизать заставлю, – грубый голос долетел до нас с нижнего этажа.
Сиплый вразвалку отошел к самовольно занятой им скамейке и показал козу пожилому сокамернику.
– Только вякни еще раз, задавлю.
Мужчина вжал шею в плечи и испугавшись, отвернулся.
Полицейский даже не удосужился подняться, а лишь сыпал угрозами, орал во всю глотку, прямо через лестничный пролет про то, где он нас видел и на чем вертел. Козел.
– У нас одного не хватает, – я решил прервать поток исторгаемого злословия и заодно оградить профессора от наездов, а может и скорой расправы со стороны гопника.
– Что ты там мекаешь? – медленно с явным недовольством, оторванный от одному ему известных дел, служивый наконец изъявил желание подняться. Он тяжело опускал подкованные подошвы высоких ботинок на каждую следующую ступеньку и недовольно бурчал что-то себе под нос.
Цокая как конь копытами, он даже не смотрел на нас, а только монотонно переставлял ноги, чеканя шаг.
– Пожрать не дадут, – вот в чем проблема, его оторвали от обеда. Нас кормить никто не собирался, поэтому и он потерпит.
Полицейский поднялся на один пролет и повернулся к нам. Парень лет двадцати смотрел злобно, глубоко посаженные глаза были прищурены и под ними пролегали темно-синие круги. Выращенный на комбикормовой диете высокий и широкий в плечах краснощекий мордоворот сканировал и оценивал замерших в ожидании людей.
«Всегда быть в маске – судьба моя» – это как раз про него. Похоже, товарищ испытывает недостаток витамина D от постоянного ношения шлема. Ровный овал белого лица четко вырисовывался на черном фоне формы благодаря облегающему голову чулку. Натянутый высокотехнологичный контрацептив собирал нервные импульсы и передавал данные в анализирующее устройство тактического шлема.
– Чего орем, обезьяны плешивые? – надутые от осознания собственной важности щеки грозили лопнуть от натуги. Он подошел к решетке и пересчитал всех, при этом здоровяк проговаривал что-то, видимо, вспоминал цифры, и по мере счета переводил палец с одного на другого.
Профессор поднял острый подбородок и задумчиво, еле слышно сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Один из наших незабвенных, любимых народом вождей тоже окружал себя сначала умными, потом преданными… Видимо, умные перевелись, зато с преданностью полный порядок, а вот с воспитанием так же плохо, как и с арифметикой.
– Кто там такой умный? – полицейский скинул автомат с плеча, подхватил его под цевье и сдвинул брови.
– Шутки шутим? Сейчас дошутимся.
– Что ж ты не уймешься, интеллиХенция, – сквозь зубы, не шевеля губами, выдавил Сиплый.
Действительно, дяденька, похоже, не понимает серьезность положения, в котором оказался, нашел время, чтобы показать характер. Вон, южане – гордое племя и то притихли, взглядами в полу дырку сверлят. Сидят смирно, даже четки спрятали.
– Где еще один? – наконец мыслительный процесс завершился. Подсчет присутствующих не соответствовал заявленному количеству задержанных.
– Убег, – Сиплый почесал татуировку с джином на волосатой груди. Черные завитки добавляли объем облаку дыма, сочащегося из волшебной лампы.
– Сейчас получите, – в голосе звучали нотки злорадства, как будто садист предвкушал расправу над полностью подвластной ему жертвой. Здоровяк скатился по ступеням и через минуту послышался нарастающий топот множества ног.
– Всем встать лицом к стене, руки на затылок! – лай команды заставил нас встрепенуться.
Сиплому не нужно было повторять дважды. Опытный в таких делах, он первым выполнил команду. Подскочил и крутанулся на пятках. Пальцы, обрамленные черными от грязи ногтями, сцепились в замок и легли на затылок.
Профессор крякнул и поднялся на выдохе. Короткие рукава сползли, обнажая хилые руки без мускулов.
Уруз, проявляя почтение к старшему, помог Эльмиру встать.
Я прижался лбом к прохладной стене и скосил взгляд, наблюдая за происходящим.
Отряд просочился в камеру черными каплями. Сокол, командир отряда и четверо полицейских заполнили площадку. Нас прижали, впечатали в шершавые стены. В насилии не было необходимости, но молодняку требовалось показать, кто тут главный и контролирует ситуацию.
Они? Смешно, но нет. Если бы мы хотели, уже бежали бы в разные стороны от этого места.
– Где цыган? – сокол надавил на поясницу Сиплого.
– По крыше ушел, – простонал от боли бывалый сиделец.
– У кого ключи? Быстро проверить. Лейтенант полиции кинулся по короткой лестнице к разбитой двери.
– Грыз он ее что ли? – трясущимися руками лейтенант подбирал нужный ключ, пока не открыл выход на крышу.
В проем вышли трое – начальник полиции, сокол и боец обнаруживший побег. Началась игра в следопытов или казаков-разбойников. Остальные полицейские остались стеречь нас.
Минут через пять вернулись недовольные разведчики. Игра, затеянная цыганом, пришлась им не по душе. Еще бы, ищи ветра в поле.
Охранявшие нас развернулись к вошедшим. Немой вопрос как мотылёк взмыл к свету лампочки, спрятанной за плафоном в защитной металлической сетке, покружил там и угодил в паутину, тянущуюся до угла под потолком.
– Дождь смыл следы. Давай, летеха, кэпу докладывай. Сами мы его не выследим. Залет твой, – сокол общался по-свойски, не соблюдая и намека на субординацию.
Крепкие словечки помогли офицеру собраться с духом, чтобы в двух словах доложить о происшествии.
Капитан не заставил себя долго ждать. Ровный как натянутая струна он двигался быстро, но без суеты. Расспросил в двух словах каждого о произошедшем. Поинтересовался, кто доложил о побеге и услышав о том, что это был профессор, кивнул и сам прошел на крышу.
– Значит так, – вернувшись, сказал он, – этих пока разместите у себя, все одно – отпускать. За профессором смотрите в оба, на него данные пока не пришли. Сейчас вызову работяг, дверь подшаманят. Ну а ты, голуба моя, давай, шевели булками, ищи потеряшку, – лейтенант козырнул и, прихватив свободных бойцов, скатился вниз.
– Руки готовим, – звякнули браслеты наручников.
Все безропотно выполнили приказ за исключением профессора.
– Позвольте, я надену пиджак.
– Давай, быстро, – разрешил полицейский.
– Благодарю, – профессор торопливо поднял с сиденья свою смятую и свернутую в валик одежду, и под ненавидящим взглядом Сиплого просунул руки в рукава.
А дядя не так прост, как кажется.
Нас построили в колонну, затылок к затылку, и повели вниз по лестнице.
Сиплый поймал момент и ударил ногой впереди идущего профессора под коленку. Тот оступился, но Уруз вовремя подставил плечо и не дал тому кубарем полететь вниз.
– Ровнее идем! – рявкнул конвоир.
Непорядок, посмотрим, как тебе самому такое понравится, я наступил на пятку шлепанца Сиплого, он оступился и влетел лбом в периллу.
– Карма, – многозначительно произнес профессор.
– Да, что вы за кривоногие! – охранник рассвирепел и пару раз приложил сиплому звонкий горчичник оплеухи.
В комнате отдыха, где собирались бойцы, чтобы поесть, просушить вещи и отдохнуть стоял крепкий запах пота с кислинкой, вперемешку с ароматом жареной тушенки. Тренд для мужских парфюмов. Не хватало стянуть с себя промокшие и уже начавшие подсыхать кроссовки, чтобы добавить остроты.
Пока нас рассаживали, удалось услышать обрывок разговора капитана с соколом.
– Прикинь, любитель свободной жизни с этой крыши перебрался на крышу гаража. Ума не приложу, как он это сделал. Там парапет идет вдоль стены и соединяет два здания. Длиной метров девять, это фигня, а вот шириной всего сантиметров пять. Эквилибрист чертов как-то умудрился пройти по нему и уже с гаража сиганул через стену. Ищи его теперь. Короче, залет лейтенанта по-любому, но ты возьми бойцов и осмотри периметр, мало ли. Если не найдете, то, значит и не было никого здесь кроме этих. Понял?
– Так точно.
– Давай, пулей.
Комната была просторной. Дождливый вид за окном разбивался решеткой на ровные квадраты пазла. Где-то там, подставляя лицо каплям в припадке блаженного сумасшествия, скачет по сырой земле сбежавший юродивый.
Створка пластикового окна была приоткрыта, но свежий воздух не спешил проветрить тяжелую тягучую атмосферу казенного дома.
Сонные распаренные мухи кружили потревоженные начавшейся суетой в поисках пристанища. Их менее везучие собратья дрыгали лапками на серпантине липкой ленты, повещенной над столом.
Пара старых продавленных кресел, должно быть, принесенных кем-то из дома, ютились возле шкафчиков для переодевания. Видеостена с новостным каналом мерцала напротив стола, накрытого плотной клеенкой. Древние стулья, хранящие память о временах первого локдауна, продолжали верой и правдой служить новому поколению блюстителей порядка.
– Смотрите на экран, напитывайтесь новостями и патриотизмом, – сказал мордатый, рассаживая нас куда придется.
– Долго тебя ждать? – спросил его сослуживец, помешивая шипящую кашу на сковородке. Электрическая конфорка раскалилась докрасна, но, похоже, меры пожарной безопасности никого особо не волновали.
– Сейчас, – он открыл шкафчик. На нижней полке буфетного общежития вольготно разместились упаковка с заваркой чая и банка с кусками сахара, над ними, этажом выше, в толкотне ютились жильцы иного рода – чашки и столовые приборы.
Мордатый взял ложку и начал зачерпывать горячую пищу прямо со сковороды. Он дул, жадно запихивал порцию в рот и зажмурившись вдыхал воздух через сложенные трубочкой губы.
– Ох, горячо!
– Все себе обожжёшь, куда разогнался?
– Пока начальство не вернулось, надо успеть пожрать, а то опять что-нибудь придумают. Погонят с соколиками периметр прочесывать, кстати, – он поднялся и принес с подоконника коробку. – Долг платежом красен, проигрался в пух и прах твой сокол, даже харчи на кон поставил.
– Он не мой.
– Не твой, не твой, успокойся. Так, что тут еще у него в ИРП? – он заглянул в раскрытую упаковку с сухим пайком, покопался там и извлек несколько драгоценных находок, – Фига себе! Шоколад. Живут же люди. Нужно почаще в усиление заступать.
– Круто, настоящий, я такого с детства не ел, – второй повертел коричневую упаковку в руках и зашелестел, раскрывая сначала гладкую бумажную упаковку, а затем аккуратно стягивая блестящую фольгу. Под нажимом квадратик лакомства щелкнул и отсоединился от плитки. Полицейский закинул кусочек в рот, зажмурился и замычал в блаженстве. – Ммм… Сейчас кончу, просто желудочный оргазм.
Приставленный к нам охранник смаковал кусочек за кусочком и с причмокиванием облизывал перепачканные шоколадом пальцы так аппетитно, что уверен, всем захотелось попробовать лакомство, в том числе и мне.
– А я о чем! Так, тут еще кисель и кофе, – мордатый прищурился, читая мелкий шрифт по слогам, – черноземная кофейня на паях, ладно ночью заточим, чтобы не уснуть.
Ну-ну, попей, потом точно не уснешь, на толчок бегать будешь до утра.
– Извините, молодой человек, – ко мне придвинулся и наклонился профессор.
– Да, – ответил я тихо, чтобы не привлекать внимания.
– Вы вступились за меня, там на лестнице, и перед этим, когда я звал охрану. Ведь так?
– Так, – согласился я. Странно, мужчина вроде производит впечатление рассеянного деятеля умственного труда, а оказывается, все видит, все подмечает. Решил поблагодарить?
– А почему вы заступились за незнакомца? Что, так сказать, подвигло? Вы же меня не знаете, у вас взаймы не брал, да и не тяну я на дядюшку, который вам завещал жилплощадь.
– Если честно, то вы застали меня врасплох своим вопросом. Мне кажется, любой человек поступит также, если увидит несправедливость.
– Если увидит несправедливость… – задумчиво повторил собеседник. – Несправедливость на самом видном месте у всех под носом, можно сказать, на виду, только исправить ситуацию никто не торопится. Нет достойных?
– Так может, просто не видят?
– Вот, значит, нужно пошире раскрыть глаза. Всемммм…
Мычание, похожее на мантру, заволокло разум. Ощущение транса, в которое меня ввел цыган и безжалостно вырвал окриком Сиплый, повторилось, завладело мной. Я не мог отвести от профессора взгляд и парил в созерцании пульсирующей пустоты. Только периферическое зрение уловило движение за окном.
Довольная рожа цыгана протиснулась через решетку. Он просунул руку и закинул в комнату порошок.
– Смотри на меня и задержи дыхание на полминуты.
Я повиновался, облако пыли разбухло и заполнило комнату, суля серьезные проблемы.
Наваждение, в которое я провалился, напоминало трип наяву или осознанное сновидение, когда видишь и чувствуешь все по-настоящему и понимаешь, что спишь, но проснуться никак не получается. Что-то сродни тому, как если бы застрял в Вирте – осознаешь, что играешь, а выйти нет возможности.
Новое страшное чувство и понимание опасности такого развития VR-технологий подхватило разум и начало уносить в дебри будущего, где в одну секунду одной лишь силой мысли возводились и рушились империи и государства, где появлялись виртуальные диктатуры с миллионами связанных невидимыми оковами невольников, гремели революции, а я одновременно был наблюдателем, тираном и рабом.
Страх за личную свободу каждого пользователя глобальной сети уступил равнодушию, оттого, что все это лишь умозрительные заключения. Люди вольны распоряжаться своей жизнью сами. Пусть думают о том, как им проводить время, на что его с пользой тратить или прожигать и о последствиях своего собственного выбора. Радость потеснила равнодушие, когда я осознал, что тяжелый сон рано или поздно закончится. И как только удалось поймать эту волну бодрости, начался праздник красок – холи.
Не зря цыган в абстрактной речи упомянул свою древнюю родину. Краска рассыпана, настало время для веселья и танцев. Красное облако поглотило реальность вывернутым наизнанку нутром. Монстр с внешней системой пищеварения коснулся охранников и Сиплого, заглянул в немигающие глаза, наполнившиеся слезами зрачки, засунул тонкие беспалые культи в ноздри, защекотал слизистые и принялся поглощать сознание жертв.
При ближайшем рассмотрении облако состояло из пылинок, похожих на муку. Она забилась по сусекам ноздрей охраны, рассыпалась по амбару комнаты отдыха. Сказитель, нараспев читающий строки старой сказки на выдохе, сидел рядом со мной, вдыхая жизнь в главных действующих лиц: бабку, чтобы она смогла произвести сакральные действия – подмести, поскрести и сотворить гомункула, выпечь говорящее хлебобулочное изделие и инициатора движухи – деда.
Раскаленная печь в виде электрической конфорки, готовилась подрумянить сферу бытия. Оба охранника примерили роли действующих лиц, обжились с образами и характерами, но реплики героев не осилили.
Колобок самоопределился и дозрел – Сиплый, он вскочил на ноги и пошатываясь, и спотыкаясь кинулся к сковороде. На ходу он растерял свои шлепки. Приятного аппетита, босоногий мальчик. Он не ел, он жрал, обжигался, жадно хватал горячую еду ртом, но не прекращал набивать брюхо халявной гречкой.
Охранники осоловело посмотрели на наклонившегося над столом Сиплого, переглянулись, встали, и начали обходить его сзади.
– Поздно тебя предупредил. Дыши, – профессор вырвал меня из трипа.
Вдох обжег легкие острым и щекочущим нос запахом перца. Глаза наполнились слезами, и я закашлял. Спазм согнул меня пополам, слюна тонкой струйкой скатилась на пол, прямо на истертый линолеум и никак не хотела обрываться.
– Что происходит? – я сплюнул и кивнул на троицу. Сказочные герои перешли из детской сказки во вполне взрослую. Оказалось, что это не утренник в театре юного зрителя, а артхаус по мотивам народного произведения с элементами извращений.
Сиплый навалился телом на стол и продолжал по-свински возить сковородку носом по столу. Один охранник расстегивал брюки, второй стягивал тренировочные штаны с арестанта. Новый акт постановки грозил стать половым.
– Пойдем, здесь не на что смотреть, – профессор попробовал объяснить происходящее и поднялся, – порошок вызвал у них когнитивный дефект, угнетение высших психических функций, выпустил на свободу животные потребности. Первая потребность – насыщение, вторая – воспроизводство, и пока наш сокамерник удовлетворяет первое, те, кто уже насытился сейчас примутся за второе. Пока мальчики развлекаются, мы успеем поговорить о делах наших скорбных.
– Нельзя же так, – я посмотрел на готовую развернуться личную трагедию для участников театральной постановки.
– Уруз, – окликнул профессор. Молодой южанин встал, с тошнотворным хрустом вывернул кисть, вытащил руку из браслета наручников и потом обратным движением вернул ее в естественное положение. Обыденность, с которой он проделал трюк, ошеломила.
Он подошел к возбужденным охранникам. Без сопротивления забрал у них оружие и ключи. Затем расстегнул браслеты профессора, потом Эльмира и только потом мои, и то, с негласного разрешения лидера.
У нас на глазах разворачивалась сосисочная вечеринка. В печи становилось нестерпимо жарко. Сиплому явно это не понравится, когда он очнется.
Слэш-пати. Над ними не хватает только радуги, появление которой завершает церемонию в ЗАГСах. Необычная традиция, корни которой уже никто не помнит. Это неотъемлемый атрибут на закрытых церемониях, когда однополые пары и трио заключают нуль-гендерные союзы.
Состояние сна наяву не покидало меня, а наоборот усиливалось. Я глядел на происходящее словно сверху, заглядывая через собственное плечо, то через правое, как ангел, то через левое, как демон.
Ангел трубил – грешник получает по заслугам, оставь его – это кара, урок от всевышнего – это путь исправления. Демон шептал, – запиши Сиплого в свои должники, не дай отыметь его, а потом сдай заговорщиков и будешь вознагражден.
– Прекратите это, я кивнул на трипующих, – не поддаваясь на уговоры голосов в голове, я поступил по-своему.
– А что такое? Мальчики развлекаются как могут.
– Это насилие и поступают они не по своей воле, а только потому, что вы их одурманили! – я сжал кулаки и приготовился вмешаться.
– Ладно, будь по-твоему. Уруз, прикуй этих распалившихся актеров фильма для взрослых к батарее…
Я очнулся и поймал себя на том, что мы с полуголым охранником стоим, вцепившись друг в друга, и смотрим на сжатые булки арестанта.
Ни ангелу, ни демону я не внял, поступил так, как велела совесть. Зачем мне орден, да и медаль ни к чему… Не к чему цеплять их, покровы сорваны и только остались голые ягодицы пугающей действительности.
Угораздило попасть в лапы каким-то сектантам. Мордатый выбрал момент и ударил меня локтем в нос. Кровь хлынула, вымывая остатки микродозы. Пришлось зажать ноздри, чтобы не заделать одежду.
Уруз выполнил команду профессора, приковал охранников, а заодно и Сиплого так, чтобы они не могли дотянуться друг до друга.
Колобок на этот раз ушел невредимым. Повезло.
– Идем в туалет, умоешься, тем более там нет аппаратуры, – профессор кивнул на видеостену, на которой транслировался приезд глав государств в гольф-клуб.
– А эти? – я кивнул на троицу, возящуюся на полу возле батареи.
– Они сейчас в таких далёких далях, что поверь, им хорошо и радостно, всем. Нам они не помешают, в отличие от недремлющих сетей.
Мы зашли в общественный нужник. Даже тут каждый объект нес на себе прочную связь «умных вещей», окутывающую всю электронику, используемую современным человеком с рождения и до кончины. Грязный пол от успевших высохнуть разводов и следов, нанесенных с мокрой улицы, подсказывал о неисправностях в системе контроля за чистотой.
Нас встретили символы стабильности: три задравших подолы кабинки задумчивости, не меняющие свой дизайн и функциональность на протяжении пары веков, и висящие на стене в ряд четыре писсуара с разинутыми в удивлении грязными ртами. Холодный кафель не покраснел от смущения, отразив в своей гладкой поверхности четверых посетителей. За годы функционирования он повидал такое, после чего смущение ему не грозит. Судя по отсутствию реакции со стороны автоматики, сейчас сеть была обезглавлена. Чтобы смыть кровь, натекшую из разбитого носа, пришлось включить воду по старинке – руками.
– Только здесь мы можем говорить спокойно и быть уверенными, что нас никто не подслушает, – профессор растирал тощие запястья, – закрытый информационный пузырь, установленный к приезду шишек, нам в помощь. Ставки слишком высоки, Бастион.
Я дернулся, услышав свой игровой позывной. Сюрреалистичность происходящего не оставляла меня. Волосы зашевелились на затылке. Нет, всё-таки я нахватался порошка.
– Откуда вам известен мой ник? – с раздражением спросил я.
– Не только ник… Мы давно наблюдаем за тобой и шапочно знакомы.
– Кто это мы? Престарелый интеллигент, два гастарбайтера и бомж?
– Эээ, – Уруз начал заводиться.
– Марк, я главный разработчик в компании Высокая башня и неплохо осведомлен о тебе.
Холодная вода наполнила сложенные лодочкой ладони. Какое наслаждение умыть разгоряченное лицо, вот так просто, не думая о вращающемся с бешеной скоростью счетчике. Я не мог остановиться снова и снова набирая воду в ладони и размазывая ее по шее, волосам и щекам.
– Сейчас сюда вернется капитан со своими соколами, и вы все объясните ему. И про то, где и кем работаете, и про то, что воспользовались служебным положением, чтобы следить за мной, и про устроенное в соседней комнате.
– Боюсь, что капитан не вернется, во всяком случае не так скоро, – он показал на дверной проем, в котором показались две вытянутые руки с зажатыми в пальцах глазными яблоками, зрачки были направлены на нас.
Я отшатнулся от жуткого зрелища.
– Шеф, а я вас вижу, – раздался веселый голос цыгана.
– Уолтер, перестань паясничать. Все зачистил? – без тени намека на акцент, спросил Эльмир у цыгана.
Уолтер встал в проходе и принялся жонглировать бионическими шариками.
– Дети, они даже не успели опомниться, но нужно поспешить.
Глазные яблоки исчезли в бездонных карманах широких шаровар цыгана.
Конец. Они выпилили всех, кто был на посту, теперь примутся за меня, если только не попробовать их заболтать.