Время близилось к после полудню, пребывая всё в том же одичавшем состоянии, вблизи пруда, Луций повстречал Муцию. Она оказалась такой же одинокой, что и он. Одетая в белую тунику, прислонившаяся к дереву, сестра бездумно водила прутиком по воде, наблюдая за тем, как после касаний, круги на поверхности глади расползались в разные стороны. Одинокая и печальная, она показалась Луцию прекрасной. Так он подумал, скорее всего потому, что сестра всю жизнь слыла веселой и жизнерадостной, но сейчас, именно в эту минуту, таковой не являлась. Сегодня хотелось разделить свою скорбь с кем-нибудь, и такая же несчастная Муция, подходила для этого, как нельзя лучше. Он подошел и молча сел рядом. Круги на воде, быстро ползущие в разные стороны смогли отвлечь его на мгновенье. Она тоже молчала, продолжая бездумно макать прутиком воду. Оба успели полюбить Авелию такой разной, но в тоже время такой одинаковой, искренней любовью. Что они могли сказать другу? Ничего!! Именно поэтому, тишина сейчас, являлась самым лучшим утешением. День неумолимо двигался вперед, пытаясь оставить позади недавнее разочарование, стараясь заменить его смирением, и может быть состраданием, так присущего добрым людям. Однако нет. Даже и близко нет. Чем больше времени проходило, тем больше вопросов возникало у брата и сестры. Особняком, конечно же, стоял один. Зачем? Зачем она сделала это? Чего ей не хватало? Неужели она обычная дикарка, ловко маскировавшаяся все это время! Неужели, ее целью оказалась лишь пожива? Луций, будто лошадь тряс головой. Эти мысли разрывали его сердце на части. Он любил. Любил так сильно, как никто никогда не любил. Юноша не мог смериться с мыслью, что Авелия такая, он не мог так жестоко ошибиться. Мысли об обмане бесили, заставляли кровь вскипать от злости, заставляли нестись по венам с утроенной силой, и как только это размах достигал своего апогея,– Бах. Взрыв. Словно ушат холодной воды вылили. Следом, в воспаленный мозг, словно вихрь, влетало осознание того, кого он казнит. Ярость утихала при первом упоминании об Авелии, при первом упоминании о его нежной ласковой девочке, которая будет вот-вот казнена. В бешенстве он заламывал руки, хрустя ими словно хворостом, кусал пальцы так сильно, что начинала кружиться голова. В своем бездействии он сам себя ненавидел. Всё казалось ясным, от начала и до конца, но в тоже время и ни капельки нерешенным. Однако, мнения Луция как раз никто и не спросил. Все происходило само собой. Мысль, что за него распорядись, терзала его. При всей объективности происходящего, он чувствовал необходимость поговорить с ней, посмотреть в ее глаза, попробовать понять ее. Закончить вот так – то есть никак, он не мог. Но как поговорить с ней, ведь честь семьи, это делать запрещала! Да и, как бы смотрелся Луций, если бы пошел к ней на свидание, после такого наплевательского неуважения к нему и ко всей его семье.
Вечерело. Солнце умерило пыл, постепенно отдаляясь от земли, давая уже чувствующейся прохладе, обрушиться на землю. Цикады с утроенный силой застрекотали, а плодовые деревья, которые, казалось, и ждали этого момента, наполнили воздух своими ароматами.
Муция перевела взгляд на брата. В этом взгляде читалось столько понимания и тепла, что только им одним она смогла смягчить его страдания. Но кроме взгляда, ей нечего было предложить брату. Да и что тут предложить? Она искренне жалела Луция, но сейчас, еще сильнее, жалела Авелию, в чьей невиновности уверилась давно и полностью. Да, она слышала, что Авелия попалась публично, что полностью признала свою вину, но именно это и давало ей уверенность в невиновности девушки. За то недолгое время, что они провели вместе, Муция успела привязаться к иудейке, полюбить, и многому у нее научится. С помощью Авелии она увидела в своей жизни не только развлечение и веселье, но и смогла понять, что в ней есть место серьезности. Новая подруга вложила в неё понимание любви, и понимание женщины как таковой. Смогла убедить в ценности жизни, которую надо прожить так, чтобы после, хотелось бы обернуться и с гордостью посмотреть назад. Поэтому, когда инцидент произошел, она ни капли не сомневалась, что Авелия тут не при чем. Как и все, она хотела увидится с ней, но как и всем, в этом ей отказали. Осознание того, что безвинный человек, ее подруга, будет казнена в рассвете сил, сводило ее с ума. Она пыталась поговорить с матерью, пыталась убедить ее, но помимо отказа, получила запрет на обсуждение этой темы вообще. К отцу Муция идти не собиралась, он бы точно мнения менять не стал. А больше бежать было некуда. Поэтому она и пришла на пруд, чтобы побыть здесь в одиночестве и переварить этот злосчастный приговор. Сил и возможностей, чтобы как-то его оспорить, попросту не существовало. Увидав Луция, она захотела поговорить об этом, хотя бы с ним. Пускай, это и не решит ничего, зато он, хотя бы выслушает. Однако увидев брата, поняла, что Луцию сейчас еще тяжелее, и хорошо бы, попробовать помочь ему, а не себе. Но в голову упорно ничего не шло. Слова тяжело выговаривались, а не то чтобы подбирались. И тем не менее, разговор, хоть как отвлекающий его от приговора, просто пестрел своей необходимостью.
– Луций, – обратилась она к нему еле слышно. При этом, едва произнеся имя брата, комок горячи подступил к горлу, не давая продолжать.
Юноша поднял полумертвый взгляд на сестру и молчал, в иступленном ожидании молчал, как будто задавая ей какой-то немой вопрос. Однако, в это же мгновенье, его взгляд переменился. Из только что сломленного и убитого человека, на нее, а точнее сказать, сквозь нее, смотрел вчерашний Луций, заостренным, живым и быстрым взглядом. Муция обернулась вокруг, чтобы понять, что так заинтересовало брата. Кругом наблюдалась всё та же картинка, без изменений. Однако нет. Кусты, что прилегали ровной грядой к деревьям напротив, шелохнулись и замерли. Потом еще раз и еще. Там кто-то сидел, и этот кто-то за ними наблюдал. Но кто? Выстроить догадки на сей счет оказалось не суждено. Луций, словно ошпаренный, сорвался с места, и галопом помчался в те самые кусты, на разведку. Прыг!! Он скрылся в толще листвы, но появился уже через минуту, вытаскивая за волосы из кустов девушку. Ей оказалась Жания. Напуганная и грязная она валялась между братом и сестрой, быстро моргая глазами, и нервно перебирая в руках, какую-то тряпицу. Юноша, состояние которого мягко говоря находилось на взводе, со злобой обрушился на неё, будто бы это она виновата во всех его бедах. Несколько раз, ударив ее ногой и захлебываясь от своего гнева, он прошипел:
– Что ты там делала? Отвечай! – при этом кисти снова сжались в кулаки, и тряслись от злости.
– Искала! Я искала, – затараторила Жания, вытирая струйку крови, потекшую из носа.
– Кого искала? Тебе работы мало, что есть время на всякую ерунду…
Луций схватил ее за волосы и глазами стал искать кого-нибудь из охранников, чтобы те проводили рабыню на место и хорошенько наказали. Жания не сопротивлялась, а лишь покорно висела на руке, захлебываясь слезами и кровью. Но никого из охраны рядом не оказалось. Луций разжал руку оставив в покое ее локоны.
– Что ты искала? – спросила Муция. Она знала Жанию, и сейчас жалела ее.
– Вас госпожа и вас господин, – сквозь всхлипы ответила та.
– Ну говори зачем искала? – сказала Муция, заслоняя ее от брата.
Жания смотрела то на нее, то на Луция. Было видно, что она на что-то решилась, а теперь сомневается. Она что-то готовила и в самый ответственный момент растерялась. Затянувшаяся пауза начала раздражать Луция, он сделал несколько шагов в ее сторону, но Муция решительно перекрыла ему дорогу.
– Говори Жания, смелее.
– Простите мне мою глупость. Я сама не знаю, почему к вам пришла. Я только хочу сказать, что Авелия .. Авелия не могла такого сделать. Она не виновата…
Луций взревел как дикий вепрь, которому наступили на рану. Схватив рабу за шиворот, он одним движение поставил ее перед собой.
– Что ты можешь знать, глупое животное? Твое какое дело? – он орал на неё во все горло.
Бедная Жания, предчувствуя расправу, сжималась и дергалась, пытаясь угадать, с какой стороны ударит молодой господин. Она выглядела так жалко, что самой от себя становилось противно, ведь не для этого она сюда пришла. Собрав остатки смелости в своем маленьком сердце, она распрямилась и практически прокричала:
– Делайте со мной что хотите, а я пришла рассказать вам то, что видела и что знаю.
Луций тяжело дышал, однако позволил ей продолжать. Тот самый луч надежды, который он искал повсеместно, внезапно сам нашел его. Что-то заскребло на душе, он почувствовал ветер перемен, причем ему казалось, что это, непременно, ветер хороших перемен. Откуда он знал?? Неизвестно. Он просто верил, как когда-то говорила Авелия. Сдерживая себя, толи от счастья, толи от горя, он вперся глазами в испуганную рабу.
– Только дайте мне высказаться, а после делайте со мной, что хотите – продолжала скороговоркой Жания, – хотите пустите на корм крокодилам, хотите волкам, хотите медведям.
– Жания?! – прервала ее Муция, почувствовавшая, что раба начала говорить не то, зачем пришла.
Рабыня посмотрела на нее, потом с опаской на Луция и решилась.
– Гами лжет!!! – так начала она. – Я это точно знаю. Он уже полгода, не может различить, что лежит у него на столе, а увидеть, кольцо, которое находилось у вас или у Авелии, он просто не мог. Он слеп как крот.
– Зачем ему это?? – спросила Муция, практически бегающая вокруг Жании, отгоняя Луция, норовившего приблизиться.
– Не знаю, госпожа!! – уже с каким-то смирением и спокойствием продолжала она.
Теперь у Жании не существовало пути назад. Первое слово сказано, и второе необходимо договаривать.
– Знаю, только то, что сказала. Он слеп как крот. Всё, что он сказал ложь. Более того, я тоже прислуживала во время ужина, и могу поклясться своей жизнью, что кольцо было на руке Луция Пизона и после вашего ухода господин Луций. Говорю так, потому что вместе с Асо, помогала благородному патрицию добраться до его опочивальни.
– Почему ты так уверена, что перстень был на его руке?? – немного успокоившись, проговорил юноша. – Ты что наблюдаешь за господскими украшениями?? Отвечай!!
– Нет!! Конечно, нет. Однако перстень точно был на руке. Я расскажу. Когда мы тащили Луция Пизона до кровати, он уже практически заснул, и видимо находясь в объятиях Морфея, увидел сон. Наверное, то оказался страшный сон. Может быть ему снилось, что на него кто-нибудь напал а он отбивался, но он так хватил рукою наотмашь, что попал по мне.
Жания вздохнула, после, отдернула длинные волосы с шеи и показала ало рдеющую царапину, свежую полученную, совсем недавно.
– Так рукой или пальцем не окровавишь!!! – продолжила она. Я тогда еще подумала, мол, как жалко, что я с стороны перстня оказалась. Шла бы справа, было бы не так больно, потому что на той руке нет колец.
Муция и Луций переглянулись, потом перевели взгляд снова на Жанию. После Луций снова отдёрнул волосы и осмотрел свежую рану. Действительно, рукою так не покарябаешь.
– Готова ли ты, повторить то же самое, при отце и при Луцие Пизоне?? – спросил её Луций.
В ответ она утвердительно кивнула.
– Это не всё, – продолжала Жания, гордая до глубины души своим поступком.
– Позвольте мне закончить. Авелия, эта девушка, которая изменила мир здесь. Я безумно её люблю. Любила тогда и буду любить после. Я совершила преступление. И в нём хочу признаться, – Жания глубоко вздохнула. Вот теперь гори всё синим пламенем!!
– Когда с утра, Флавиан шел в вашу комнату, – она глубоко вздохнула и продолжала, – я предупредила Авелию про то. Предупредила, что украли перстень, но она совсем не понимала, о чем идет речь и каким образом это относится к вам. Она хотела накинуть покрывало и вместе с нами поискать его.
Луция словно молнией ударило. Он так и застыл, не подавая признаков жизни. Муция тоже стояла без движения, с выпученными глазами. Мысли брата и сестры практически закипали, приходя к одному и тому же знаменателю.
– Почему ты нам это рассказываешь? – спросила Муция, гордую своим поступком, рабыню.
– Потому что по-другому не могу. Потому что нельзя допустить, чтобы Авелия так покинула мир, потому что добрее ее людей не бывает.
– Почему же раньше молчала?? – неодобрительно буркнул Луций
–Боялась.
– А теперь??
– А теперь стыдно, что до того боялась – ответила гордая Жания.
Однако, слов одобрения или какого-нибудь похвалы, она не услышала. Про нее вообще, можно сказать, забыли. Брат с сестрой, стояли погруженные в собственные мысли, будто окаменевшие. Решимость, красной краской прорисовывалась на каждом челе, но они медлили, обдумывая дальнейшие планы. В этот момент, Жания подлила масла в огонь, рассказав последнюю деталь.
– Вам надо торопиться, – вмешалась она в их обдумывание, – Я слышала, что казнь Авелии перенесли на сегодняшний вечер.
– Что??!! Почему я не в курсе!! Почему мне не сказали??!! – как бык замычал Луций.
Тем не менее, не составляло огромного труда догадаться, почему его не известили. Флавиан посчитал, что казнь может сломать юного Луция, и решил провести её без участия сына. Приговор должно привести в исполнение. Того требовал закон. А вот присутствие Луция на казни, было совсем необязательным. Поэтому отец и решил все провести без него, чтобы сын спохватиться не успел. Однако, провести эту казнь вообще без огласки было делом совершенно невозможным. Принципы старого война никто не отменял. И этот случай не являлся исключением. Все рабы дома, обязаны присутствовать на казне, дабы своими глазами увидеть, что бывает с теми, кто посмел поставить под сомнение хозяйскую честь.
– Где будет казнь?? – прошипел Луций.
– На малой арене зверинца, туда сказали явиться рабам, после господского ужина.
Муция уставилась на брата. Оба пропустили время ужина, попросту не явившись на него, страдая от тягот прожитого дня на пруду. Однако, их неявка ужина не отменяла. Трапеза или должна вот-вот закончиться, или уже прекращена. Это означало, что казнь вот-вот начнется. Луций побелел от ужаса. Если всего лишь десять минут назад он желал ей смерти. Быстрой смерти. То теперь, мнение юноши поменялось кардинально. Хотя по-прежнему, многое оставалось неясным, но появился вполне себе реальный шанс доказать себе и остальным, что его девочка невиновна. И хотя точно судить об этом, так чтобы наверняка, пока невозможно, однако, и этого вполне хватало, дабы бежать спасать Авелию. Какая-то сумасшедшая решимость наполнила легкие юноши. Голова, тяжелая и понурая, просветлела. Казалось, в свете заката, кто-то на небе зажег солнце и направил его луч, прямёхонько в Луция. Члены, скованные горем, обрели легкость и мощь, причем не ту, что имелась до этого повседневно, а совершенно неудержимую, новую, легкость и мощь. Сердце, веселым ритмом зазвало вперед. Казалось, что в это мгновенье небеса разверзлись, и в красном заходе солнца, что-то зовет его в путь. Прямо сейчас, в путь!! Жуткий деятельный порыв охватил молодого человека. Он непременно должен делать что угодно, лишь бы не стоять на месте. Юноша чувствовал в себе силу горы свернуть. А главной причиной этой внезапной мощи, наверное, оказалось то, что Луций перестал думать, виновата Авелия или нет. Для него спор закончился!!! Ему стало глубоко наплевать, где там правда, что будет с его честью, выгонит ли его отец. Ему стало плевать вообще на всё, что ждет его дальше. Он понял, что не может жить без Авелии, что любит ее больше себя, больше жизни. Он почувствовал сердцем, не головою, а именно сердцем, что не хочет, и не будет жить без своего ангелочка. И это чувство, это самое чувство, выведенное в главнейшее именно сердцем, навело порядок в измученной голове. Цели обозначились вполне конкретно. Точнее цель!! Держись моя милая, я лечу за тобой!!! Однако, время неумолимо двигалось вперёд. На смену озарению пришел страх потерять ее и не успеть. Голова закружилась от ужаса, но на это не осталось времени. Сердце вновь ушло на второй план, и бразды правления оказались у головы. От пруда до зверинца было приличное расстояние, и он шарил глазами вокруг в поисках лошади. И о чудо!!! Недаром говорят, дуракам везет!!! На его счастье, из-за холма показалась повозка, с впряженной в нее старой кобылой. Радость, с искрами надежды, брызнули у него из глаз.
– Распрягай, – орал он, несясь как очумелый к телеге.
Раб, сидевший в козлах, видя это, ничего толком не понял. Однако, будучи вышколенным в казематах Луция Пизона, знал наверняка, что понимать совсем необязательно, главное выполнять. Если бы хозяин крикнул, не распрягай, а слезай и закапывай свою голову в песок, то он выполнил бы это, совершенно не задумываясь. Поэтому, когда Луций добежал до него, с одной стороны лошадь уже оказалась отстегнута. Дуэтом они закончили вторую сторону вдвое быстрее. Вскочив верхом, молодой патриций так сильно хлопнул кобылу по бокам, что она полетела вперед, напрочь забыв свой почтенный возраст. Дорога превратилась в одну сплошную серую линию, где конечным пунктом являлась маленькая арена. Несясь верхом на старой кляче, Луцию всё равно казалось, что он тащится как улитка. Он хлестал еще неистовее лошадь, пока кровавые брызги не стали заливать его руку. Но даже после этого, он чувствовал, что не успевает.
Страшную новость о переносе казни с завтрашнего утра на сегодняшний вечер, Авелия восприняла на удивление спокойно. Наоборот, какая-то непонятная легкость появилась в ней. Ей будто бы самой хотелось поскорее закончить со всем этим. В своей правоте она уверилась окончательно. Смерть хоть и страшила ее, но приближала к встрече с Богом, о которой она так не истово мечтала. Её мирские дела она считала практически улажеными. Практически, потому что одно все-таки оставалось. Она попросила, несколько минут на молитву, в которых ей не посмели отказать. Встав на колени около окошка камеры, она подняла глаза к звездам, появляющимся на небе, как грибы после дождя. Однако, вовсе не грибы там сияли на самом деле. Авелии показалась, что это давно ушедшие мученики, вышли навстречу к ней, чтобы первыми поприветствовать ее на небе. Как же восхитительно красив этот пейзаж, и в тоже время, как страшен. Небо изумительно в своей темноте, оно дарит спокойствие и умиротворение. Чуть ниже, там, ближе к земле, солнце еще не успело скрыться полностью. Светлая полоска, над крышами тюрьмы разрезает эту темно-синюю массу надвое. Вверху покой, а там, пониже, рядом с землей, суета неоконченных дел. Однако, я уже все успела, и мне пора наверх, на самый самый верх, где царят безмятежность и покой. И конечно он. Он там тоже есть. Тот, кто всё знает, тот кто все видел. Тот, кто поймет и даже, наверное, похвалит. А вдруг там нет этих великолепных закатов. Как же там без них?? Да как нет!!! Конечно же есть. И еще красивее, чем здесь.
Как молится, и что толком говорить, она не знала. Ей вспомнился случай, когда она хотела узнать содержание отходной молитвы, но мама её прогнала, сказав: всему своё время!!! Могла ли Ревекка предположить, что время дочери настанет раннее уготовленного ей.
– Господи, прими меня такую, какая есть. Я иду к тебе…
Авелия поднялась с колен и почему-то с вниманием уставилась на остальных заключенных. Они волновались. Надо отметить, что новость о переносе сроков казни, тронула не столько ее, сколько испугала именно их. Рабы и до этого держались подальше от нее, а когда слух дошел, что завтра у девочки не будет, что остается только лишь только сегодня, и вовсе забились в дальний угол, словно соленая рыба в бочку. Сейчас, каторжане с неистовым ужасом наблюдали за последними действиями обреченной насмерть. Они видели ее последние шаги, последние взмахи чудесных ресниц, слушали обреченное дыхание. Однако, не всё укладывалось в голове. Будучи хорошо осведомленными, какая именно участь уготовлена девушке, их внимание привлекала ее невозмутимость и спокойствие. Как можно оставаться таким холодным и равнодушным, пред своею смертью?? – тихонько, полушепотом вопрошали они друг друга. Но ответа не находилось ни у кого из них. Авелия продолжала их разглядывать, выискивая меж них кого-то. Но кого?? Она и сама не знала точно, возможно, просто чувствовала их, или таким образом пыталась проститься с людьми, не желающими ей зла. Она сделала несколько шагов в сторону выхода, остановилась снова, подняла свои светлые очи на них и молвила:
– Простите, если есть за что, и прощайте.
Твердым шагом направилась девушка к выходу, но уйти вот так, ей было не суждено. Из толпы узников, густо спрессованных между собою, ей навстречу вышел юноша. На какое-то время он остановился, так, чтобы Авелия смогла разобрать, кто предстал перед нею. Много времени на это не потребовалась.
– Назар!! – Авелия кинулась в его сторону, но остановилась в нерешительности, вспоминая последнюю встречу.
Назар же напротив, не думая не о чем, устремился к ней. Она даже не успела сообразить, что произошло, как оказалась в объятиях юноши. Его костлявые руки, прижимали ее к исхудалому телу так сильно, что она чувствовала его острые ребра. Но между тем, это показалось ей самым добрым свиданием в жизни. Та теплота, что излучала его душа, словно солнце в кожаном мешке, согревала и обжигала девочку. Та неподдельная искренность объятий, их сила, говорили вместо него. Старых обид и злобы больше не существовало. И пускай это мгновенье, длящееся всего несколько секунд, возможно именно ради него и стоит жить, а после умереть.
– Нам надо торопиться, – раздался голос оного из охранников. Стоит сказать, что в нем не слышалось грубости. Наоборот. Его нотки звучали сочувствием и даже некоторым трепетом. Он не хотел смерти девушки, и искренне жалел Авелию, однако сделать с этим ничего не мог.
– Прости… – начало было Авелия, но Назар указательным пальцем, закрыл ей рот.
– Я никогда не мог злиться на тебя. Иди и ничего не бойся. Мы скоро встретимся, там наверху, – кивком головы он показал на небо.
Глаза обоих увлажнились от слез. Это была действительно их последняя встреча. Но разная, такая разная, по пониманию для каждого. Авелия, готовая к смерти, получила, можно сказать, благословение. Назар напротив, не хотел умирать. Но жизненная цель, ту, с которой идешь по уготовленном пути, он успел потерять. Авелия вернула её. В нем, с новой силой, разгорелся огонь злобы и негодования. Разумеется, относилось это к Риму и Римлянам, а не к Авелии. Её то он терял, так же, как и остальных родственников и друзей. Назар тяжело задышал, глядя как удалялась навсегда, последняя родная душа, которую он видит в жизни. Кровь кипела, и бежала с бешенной скоростью по жилам, выпирающим практически наизнанку из-под потрепанной кожи.
Авелия, получив такое неожиданное и важное прощение, с легкостью лани, чуть ли не вприпрыжку, направилась к выходу. Она практически пробежала меж двух охранников, делегированных сюда, с целью вытащить ее наружу. Ведь обычно, осужденные на смерть не выказывали такой прыти и рвения поскорее попасть на собственную казнь. В походке Авелии не читалось страха или слабости. На убой она шла сознательно, полностью отдавая отчёт в своих действиях. Девочка не боялась предстать пред богом, и не страшиться суда его. Расправя руки словно крылья, она готовилась сказать ему во всеуслышание: «Я раба твоя, всегда ей была, и навсегда останусь. Решай, как считаешь правильным, а я приму любое твое решение». Добавляла уверенности и причина, по которой она это делала. Внутренне простившись со своей любовью к Луцию, она благословляла бывшего жениха на жизнь и счастье. Она просила у бога хорошую девушку для него, чтобы та любила его так же, а может быть и еще сильнее, чтобы оба жили здоровыми и богатыми детьми. А она? А что она!! С лазурного неба, она будет смотреть за их счастьем, радоваться их радостям, и грустить их бедам. А может быть, когда-нибудь, всевышний позволит ей обернуться голубкой, спуститься вниз и только краешком крыла, коснуться кудрявой головки их первенца. Эти мысли давали столько силы, столько счастья, что казалось она идет не казнь, а на праздник.
Авелию совершенно не заботили причины переноса казни, а между тем они были, и были достаточно основательными. Все началось с Эмилии, которая вопреки здравому смыслу, поправ честь матроны, стала уговаривать супруга отодвинуть казнь на более поздний срок. Мотива отодвигания она ясно выразить не могла, однако настойчивость в этом вопросе проявила, самую, что ни наесть, маниакальную. Флавиан, знавший свою супругу не первый день, внимательно выслушал чушь, которую она предложила ему для затравки, и не вдаваясь в подробности, спросил прямо в лоб о настоящей правде, побуждающей ее к этой просьбе. За много лет брака, старому войну не составила труда сообразить, что у просьбы супруги есть скрытый смысл, и он начал его выпытывать. Все оказалось чрезвычайно просто. Эмилия не верила в вину Авелии. Она считала, что нужно больше времени, чтобы разобраться, как все произошло на самом деле. Жена утверждала, что такого просто быть не может, чтобы Авелия оказалась воровкой. В доказательство она вменяла воспитание и родословную юной осужденной, принципы ее воспитания, и конечно же приводила в пример Ревекку, как самую наидостойнешую из всех известных им дам. Признаться, Флавиан и сам понимал, что история какая-то мутная, что слишком много в ней того, что не увязывается в здравый смысл. Повидав многое на службе, не раз выступая в бою, он прекрасно разбирался в человеческих слабостях. Тот жизненный багаж, которым наградила его жизнь, помогал ему видеть в людях предательство и притворство, трусость, а также их льстивое заискивание пред победителем. В Авелии этого не было!!! Не было не на мгновенье!!! Старый воин любовался молодою парой, любовался невесткой, но больше всего любовался их чувствами. Не раз и не два он слышал, что эти двое светятся изнутри. Слышал это от самых разных людей, слышал и от рабов, а однажды, ему так показалось, и видел это, собственными глазами. Поэтому, уложить в голове хоть сколько-нибудь логически, произошедшее, тоже решительно не мог. Однако, как и всём остальном, в данном деле присутствовали факты. Факты настолько весомые и серьезные, что трепет пред этой парой всего дома, можно смело запихнуть куда подальше. Перстень оказался у нее!!! Что тут скажешь!!! И ведь когда девушку уводили, хоть бы слово проронила, хоть как-то попыталась бы себя оправдать!! Так ведь нет!! Молчала!!! Ну что же еще может это означать?? И самое главное!!! Может и перешагнул бы через себя Флавиан, но как потом посмотреть в глаза Луцию Пизону!! Хотя!! Что-то я расчувствовался!! Такое нельзя прощать. Не обрати внимания сейчас, завтра увидишь картину много страшнее сегодняшней. Он посмотрел на супругу, и задал ей всего один вопрос, но тоном сухим и повелительным:
– Что мы скажем Луцию Пизону?
Эмилия молчала. В этом вопросе читалось столько очевидного, что отвечать на него, как на таковой, не требовалось.
– Ты думаешь, мне это приносит удовольствие?? – сильно понизив голос, боясь, чтобы его не услышали, прошипел Флавиан.
Он говорил правду. Причем правду настолько, насколько она вообще могла быть правдой. Оправдательных контраргументов не существовало, их даже выдумать не получалось!! А логика всегда должна преобладать над сердцем. Да, желание сохранить жизнь Авелии присутствовало. Точнее сказать, не только Авелии, но и Ревекке, по которой виделось даже слепому – жить без дочери она не собирается.
Эмилия молчала, потупив взор и чуть заметно дыша. Сейчас она понимала, что и супругу нелегко, и доводить его дурацкими просьбами, не лучшее время. Так же жена понимала и другое. Вся ответственность за казнь, за ее организацию, целиком ложится на плечи мужа. И вроде бы, чего тут такого!! Однако, на самом деле, ему после, предстоит объясняться с сыном. И хоть тысяча раз Авелия преступила закон, поправ его воровством, любящему юноше это будет тяжело принять. Нет, он всё понимает. Он понимает, что так надо. Но ведь в тоже время и любит. Бедный мальчик и бедный его отец. Матрона продолжала молчать, не произнося ни звука. Говорить, действительно, оказалось нечего.
Флавиан, так и не дождавшись ответа, от своей второй половины ушел. Решение принято окончательно. Что-то изменить – невозможно. Однако чувство камня на сердце, не покидало. Старому войну хотелось подышать воздухом, и он вышел пройтись по имению. Полдень клонился к вечеру, и ветер гулявший за стенами, немного приободрил его. Гомон птиц и треск цикад, начали уносить сознание подальше от сегодняшнего дня, как ему навстречу, появился Луций Пизон.
– Ничего не пойму!! – сказал он, вместе с кивком, вместо приветствия.
– Что случилось? – ответил Флавиан, немного расстроенный этой встречей. Сегодняшний день, совсем выбил его из колеи. Разговаривать сейчас не хотелось вообще, и тем более со своим другом-покровителем, так или иначе, причастным к событиям сегодняшнего дня.
– Произошло неслыханное!!! – с глупой улыбкой продолжал Луций Пизон, – но ко мне сейчас пришла целая делегация рабов, с просьбой о помиловании Авелии!! Ты представляешь себе такое? Что вообще происходит в этом доме?
Флавиан остолбенел от этакой неожиданности. Чтобы рабы что-то попросили!!! Такого он даже в рассказах ярморочных болтунов не слышал. И при чем чьи рабы !! Его рабы!! Что за невидаль!!! Злиться сил не осталось, сегодняшний день опустошил его окончательно, однако, как-то реагировать надо было. Помимо злости он чувствовал, какой-то спортивный интерес в случившемся и уставился на Луция Пизона, прищурив взгляд и улыбаясь краешками губ. Ответить что-нибудь умное, он не мог, как ни пытался. Глупая улыбка поползла от краешка рта по всему лицу, глаза заблестели каким-то сумасшедшим блеском, он стал чесать нос, чтобы не рассмеяться в лицо своему собеседнику. Однако, через мгновенье понял, что не властен над собой и зашелся таким нервическим хохотом, что, казалось, своды неба затряслись от этого. Луций Пизон сначала испугался реакции друга, но вскоре нервная усталость взяла и его. Он присоединился к Флавиану, громко хохоча, хлопая себя по ляжкам и задыхаясь от смеха. Их гогот показывал обоим глупость и абсурд ситуации, выпуская наружу больше не веселье, а какой-то, до этого не известный, страх. Страх непонимания!! Как рабы, некоторые из которых прослужили целые жизни, смели просить его о такой милости. Всегда и во все времена, ответ на просьбы такого рода был один – наказание, причем жестокое наказание, и все, без исключения, рабы об этом знали, но всё равно шли и просили. Что двигало ими? Это ужасало и не сулило ничего хорошего. Оба понимали этот момент, лучше, чем кто-либо другой. Теперь оставить Авелию в живых, даже если бы они этого захотели, оказалось бы, решительно, невозможным. Это выглядело бы плохим примером и явным послаблением для других. Кроме того, в дальнейшем, могло принести очень горькие плоды. Раз рабы пришли сейчас и не боятся наказания, то что они могут сделать завтра? Переглянувшись, и поняв друга без слов, Флавиан позвал Буру, который как раз проходил рядом.