Шепот Вечности

– И что же, Каранай… ты оставляешь его на произвол судьбы, ублюдка твоего брата? – хмыкнул лорд Шепп.

– Я оставляю его на ваш справедливый суд, милорд, – прямо сказал отец.

С явным недовольством, лорд Уальдмар смерил глазами отца, затем нагнулся к пажу рядом. Тот, привычно, протянул ему влажную прохладную салфетку, но лорд Шепп отослал его прочь и мальчонка ускакал за одну из охраняемых солдатами дверей.

Оттуда послышался гул шагов, куда более бодрый, чем издавал входящий сюда властитель Ишерона. У Данни от этой тишины, нарушаемой лишь топотом ног по кафелю дворца, в душе стало неуютно. Он поднял глаза на блестящие искусственные звезды на сводах потолка зала, чтобы отвлечься, а следом перевел внимание на их мутные отражения в голубом мраморе под ногами. Первым, убирая за пояс связку ключей, в зал шагнул Томас Тенс, а за ним, ведомый стражниками, вывалился старший сын господина Раида. Гневно оглядев зал и тряхнув длинными пепельными волосами, Яхир потер запястья, явно только освободившиеся от оков. Его красные от недосыпа, полные ярости глаза пробежались по анварской свите, Данни и его родителям. Он фыркнул себе под нос и, почесав усы, пошагал в сторону отца, смиренно поклонившись и остановившись рядом.

За ним внутрь ввели Энрика и Энхе Заяна. Индавирец шел вразвалку, разминая плечи, запястья его звенели от наручей, и Ифиру явно было не столь неловко в недавних кандалах, а Энрик первым делом скривил лицо, заметив стоявшего на другом краю зала недавнего противника со всей его семьей. Однако, увидев отца, он выпятил грудь вперед и поправил свои растрепанные рыжие волосы, погладив бородку. Рядом с отцом Энрик казался его точной копией. Словно помолодевший лорд Роддварт сейчас шагал к ним. Мать всегда подмечала это.

– Отец, – поклонил голову, встав неподалеку, Энрик.

– Милорд Роддварт, – сделал то же самое Энхе Заян, глядя на отца.

Обоих отец удостоил лишь презрительных взглядов. Энрик, сразу поняв, что похвалы ему не сыскать, вздохнул, отвернувшись и покачав головой. Индавирец же казался не столь разочарованным и лишь бросал дерзкие взгляды на Яхира, Саифа Шайхани и его брата, и всю их свиту. Явно заразившись его дерзостью, такую же позу принял и сам второй сын лорда Караная и теперь в зале выросло напряжение. Данни, вместе с отцом оглянулся, заметив, что двери закрыли, а Чадда так и не вывели в зал. У парня пролетели паршивые мысли.

Их внимание к себе вновь привлек гулкий голос Шеппа, прокатившийся по зале и взгляды опять обратились к резному креслу.

– Мне следовало бы наказать вас всех. Какой-нибудь фаррский лорд давно бы оттяпал вам головы и посадил на пики у городских ворот, а ваши семьи взял бы в заложники, – пробормотал лорд Уальдмар. – Для вас благо, что ваш лорд не фарр и не озлобленный упырь, – он улыбнулся уголками губ, как будто бы сам себе и потер огромный двойной подбородок. – Вы опорочили мой город кровью прямиком тогда, когда мы все готовимся к венчанию и свадьбе моего любимого Уолли. Моего сына и вашего, прошу заметить, будущего сюзерена!

Отец хотел было что-то вставить, но лорд поднял свой жирный палец, указывая ему – молчать. Сир Томас Тенс смерил его грозным взглядом.

– Опорочить торжество кровью – грязное дело, – хмыкнул усатый начальник городской стражи, переглянувшись со своим лордом.

– Все верно, Томас, – кашлянул Шепп, переваливаясь в своем деревянном седалище, – но еще хуже тот, кто не знает милосердия, как завещала наша блаженная пророчица, верно? Начнешь лить кровь за кровь, и весь Ишерон можно будет отмывать ею заместо воды, – его сердитый взгляд прошелся и по Каранай и по Шайхани. – Я оставлю ублюдка в темнице. Не хочу портить такие празднестные дни снятием с кого-то головы, – это явно вызвало недовольство в стае ицхов. – Однако, заверяю вас, если еще хоть кто-то из присутствующих здесь прольет кровь в моем городе и на моей земле! Пеняйте на себя! Я добр, но и добро в святейшем человеке не безгранично. Зарубите на носу то, что я сказал. Ежели вы устроите еще какое смертоубийство в моей земле… – он прохрипел, оглядывая зал. – Немилость сюзерена – горькая доля, помните об этом.

– Вы оставите это отродье безнаказанным?! – разразился Яхир, но тут же умолк, завидев строгий отцовский взгляд.

– Но, лорд, это!.. – громким гулом воскликнул Саиф Шайхани, не выдержав и сжав кулаки, выступив вперед.

– Тихо, брат, – спокойным, но властным тоном, этой фразы было достаточно. Господин Раид поднял свою дряхлую руку перед родичем и тот остановился, не посмев выступить вперед нее.

– Ублюдок останется в темнице и будет гнить там до тех пор, пока я не сосчитаю нужным, – лорд снова глянул на отца. – А ежели ваши сыновья сотворят еще какое безрассудство, они к нему присоединятся. Как и ваши, – глянул на Раида Шайхани лорд, тяжело дыша.

– Мы не посмеем тревожить этой священной земли, милорд, – осторожно поклонился, опираясь на трость, ицхилит.

– Уж постарайтесь, – фыркнул Шепп. – Я слишком долго был к вам великодушен. Не испытывайте мое терпение вновь! – махнул рукой он и стражники принялись спроваживать ицхилитов к выходу.

Энрик, переглянувшись с отцом и Энхе, улыбнулся, обратив взгляд на Данни. Парень тоже кивнул брату, натянув на лицо улыбку, хоть боль и не давала ему сделать это откровенно. Индавирец поправил свои волосы с бренчанием браслетов на руках и вновь склонил голову перед отцом.

– Прошу простить меня великодушно, милорд, – обратился к Каранаю тот.

– Иди и забери лошадей у стойла, Заян, – хмыкнул ему Роддварт, махнув рукой и не ответил ничего больше. Энхе откланялся, поспешив за стражей к выходу из зала. Дерзкого чужестранца все терпели едва ли, но отец, верно, считал себя в долгу перед ним, отчего не отсылал его прочь.

– У нас отобрали оружие, ваше милордство, – обратился к поднимающемуся с резного трона толстяку брат.

– Энрик! – возмущенно прищурилась леди Кинарин.

– Что же, теперь, оставлять нас ицхам на растерзание?! – хмыкнул брат, упершись руками в бока. Лорд Шепп, покосившись на Энрика, а следом и на их отца, покачал головой, тряхнув своим висящим подбородком.

– Ваши мечи вам вернут в оружейной. Сир Тенс! Проводите их! – грубо махнул рукой на них Уальдмар. – Убирайтесь с глаз!

Выходя, их все еще разделяла стража, выпуская ицхов первыми, чтобы они удалились из города. Проходя мимо, люди Шайхани осторожно держали ладони поближе к мечам. Господин Раид прошел мимо молча, опираясь на свою трость и даже не поглядев на семью Каранай. Зато подавший ему руку, чтобы помочь преодолеть ступени, господин Саиф, удостоил их всех тяжелым взглядом исподлобья. Шагавший же мимо Яхир и вовсе сплюнул на ступени в сторону анваров и Патрик первым схватился за рукоять меча, а за ним и вся отцовская гвардия. Но люди командира Тенса сомкнули ряды, стукнув концами копий о камень и противники тут же отступились. Не прошло и минуты, как седлавшие коней ицхи скрылись среди узких улиц и красных крыш, косо оглядываясь на них.

– Вот отродье, – покачал головой Патрик Тонн, отпустив рукоять меча.

– Не распускай язык, Патрик, тем целее будешь, – грозно посмотрел на него отец и сын кастеляна сразу замолк. Роддварт обратился к Данни. – Как твоя рука? Пошевелить можешь?

– Я… – он осторожно двинул пальцами кисти и вздрогнул от острого укола боли в теле. – Ох… кое-как.

– Не береди раны, Данни! – нахмурилась мать, осторожно приподнимая подол, чтобы на запачкать его о пыль ступеней. Джина все вилась вокруг нее.

– Стараюсь, – опустил взгляд он. – Отец, вы позволили лорду оставить Чадда в темнице? – вздохнул он.

– Это не я позволил, а он – соизволил, – хмыкнув, поправил его отец. – В его власти было избавиться от ублюдка. Но, зная старую креветку, он предпочтет не марать руки кровью. Лишний раз. Особенно сейчас.

– Итак, мы снова на свободе! Ах, этот сладкий воздух! – радостно воскликнул, на пару с стражниками ведя коней за поводья, Энхе Заян Ифир, улыбаясь во весь рот. – Всего день в казематах, а чувствую себя, словно Таа’натес, избавившийся от вековых оков.

– Им стоило оставить там и тебя, индавирец, – хмыкнула мать, глядя на подаваемую им лошадь. – Не ты ли повел моего сына бросаться на чужие клинки? – прищурилась леди Кинарин.

– Позвольте, миледи! – поклонился он, с легкой насмешкой, якобы «извиняясь». – Я помог одному вашему сыну, почем мне губить другого?

– Помолчи, Энхе, – отмахнулся лорд Роддварт. – Она права. Ты такой же соучастник этой передряги, как и мой сын с братниным ублюдком.

– Как прикажете, господин Каранай, – подал ему свободные поводья Энхе.

Данни, завидев Рассветную Синеву, улыбнулся. Лошадь не отрывала от него взгляда, фыркала носом и притоптывала по раскаленной от жаркого солнца, кладке плит на площади. Он подошел, протянув к кобыле целую руку и погладив ее по морде. Синева дыхнула теплом ему в лицо.

– Сам забраться то сможешь? – кивнул на седло Энхе. Данни пожал плечами в ответ. – Давай помогу, – индавирец подошел ближе, протягивая ему руку и, осторожно, подсобил усесться в седло. От этих телодвижений плечо все равно отдавало жжением и тяжестью.

– Долго будет заживать, верно? – спросил у Данни, подводя матери лошадь, Патрик. Леди Кинарин погладила кобылу.

– Шрамы останутся, – посмеялся Энхе Заян, похлопав третьего сына Каранай по бедру. – Но что за мужчина без шрамов, верно?

– Быть может, – покачал головой Данни, стараясь устроиться в седле поровнее. Рассветная Синева, видимо, чуяла запах крови, пропитавшей его и топала копытами, ощущая себя неуютно.

– Моя мать всегда говорила, рожаешь не детей, а бед себе на голову, а коль они растут, то множатся и беды, – покачала головой леди Кинарин. – Я никогда не понимала, что за глупости она говорит. До того, как вы все не начали расти. Рей, Эна… теперь и ты, Данни, – поглядела она на младшего.

– Попридержи язык, Кина, – оправляющий перчатки на руках отец грозно поглядел на свою жену, – эти дети – наша кровь.

– Потому-то и беда, что теперь когда проливают их кровь, болят, почему-то, наши сердца, – вздохнула она, устраиваясь в седле.

– Мы не хотели причинять тебе боль, матушка, – отвернулся Данни.

– Твоя мать всегда будет переживать за тебя, даже когда ты по дурости своей не лезешь на ицхские ножи, – бросил ему отец, беря у стражника поводья своего жеребца. – Но это не значит, что тебе дозволено бередить ее душу, следуя примеру выходок твоего брата.

– Но Энрик говорил… – начал было парень.

– Энрик мастак не только потрепать языком, но и ткнуть кого-нибудь своей пикой. Я не видел на нем кровавых ран, – лорд Роддварт покосился на запёкшуюся кровь на кафтане Данни. – Коли хочешь трепать языком, что твой брат, умей постоять за свои слова, как настоящий анвар. А если не можешь держать клинок крепко, подумай – а стоит ли вовсе болтать.

Он промолчал, не посмев перечить отцу. «Как настоящий анвар»… Какие простые слова, и как больно они прозвучали. Данни был всего лишь третий сын. И ему не досталось талантов своих братьев. Прекрасный любимец дам Рейвин, на которого цепляли взгляды все придворные и крестьянки, был мастером слова. Бодрый, неутомимый и дерзкий Энрик – умел махать мечом столь же успешно, как их старший брат – складывать в рифмы прелестные слова. Данни не умел красиво говорить и ловко разить лезвием меча. Братья не корили его за это, всегда готовые вступиться. Да и не только братья. Эна тоже за словом в карман не лезла, если кто-то пытался обидеть ее «маленького братишку». Однако, покровительства всех прочих детей леди Кинарин мало помогали ему ощутить свою значимость. Быть, как настоящий анвар.

Щеголяя длинными, размашистыми шагами, с охапкой заключенных в ножны оружий, обмотанных легким, отделанным кожей, плащом, Энрик вышел к ним в сопровождении городской стражи. Он явно приободрился и теперь, ощущая себя свободным, старался дышать полной грудью.

– Благодарю за столь скорое освобождение меня из пут, отец, – вновь обратился он с благодарностью к лору Роддварту, проведя рукой по своей рыжей, слега волнистой, шевелюре. – Энхе, нам повезло не лишиться своих клинков даже сейчас! – вытащил он из свертка кинжал и меч, принадлежавшие индавирцу и протянул их Заяну.

– Без них я чувствовал себя голым, – похлопав по плечу Энрика, Ифир перенял у него из рук свое оружие, принявшись пристегивать его к своему расписному поясу.

– Ты надеешься, получить от меня благодарность, не так ли? – с высоты своего скакуна, бросил на сына суровый взгляд лорд Роддварт.

– Надеюсь хотя бы на понимание, отец, – положил руку на сердце тот.

– Не нужно много ума, чтобы понять сердечные порывы молодого глупца схватиться с кем-то на мечах, – нахмурился старший Каранай. – Ты поступил опрометчиво, глупо и посрамил нас всех.

– Позвольте, отец, я защищал наш род! Наш народ! И…

– Ты никого не защищал, а только лишь следовал за огнем своего сердца, – сказал отец. – Это не одно и то же!

– Сама пророчица завещала следовать своему сердцу и его пламени, не так ли? В чем тогда мой порок? – улыбнулся Энрик, покосившись на стоявшую поодаль Часовню Очага.

– Пламя в сердце может согреть тебя, а может испепелить, вот в чем твой порок Энрик. Пламя твое безудержно и превращается не в очаг, но в пожар, – сказал ему отец, пока Энхе подводил Рёгунвальда Энрику.

– Прошу вновь простить меня, отец, – не посмел спорить с лордом Роддвартом Энрик, потрепав грозного черного скакуна за гриву, – я постараюсь впредь не позволять гордости толкать меня на глупость.

– А теперь соизволь прояснить, ты решил похоронить своего младшего брата из гордости или из глупости?! – обратилась к брату с седла своего коня леди Кинарин.

– Матушка, я лишь хотел, чтобы Данни наконец сравнялся со всеми нами, научился вступаться за нашу семью и народ, как всякий анвар! – парировал он, глядя на мать. – Неужто эти побуждения вы назовете глупостью?!

– Сплетать слова в лукавство, трогающее материнское сердце, лучше получается у Рея, чем у тебя, – с прищуром покачала головой Кинарин Каранай. – Не стоит бросаться этими словами попусту.

– Энрик тут ни при чем, – наконец вступился за брата Данни, – я пошел с ним по собственной воле! Мне и держать за себя ответ. – «как настоящему мужчине и анвару», добавил про себя Данни.

– Ты еще слишком юн, чтобы понимать, что не всегда достаточно держать ответ за глупость, иногда важнее ее не совершать, – укорила его мать.

– Оставьте юного господина в покое, ему итак нелегко, – усмехнулся Энхе, подзывая свою новую «Ланну». – Довольно с него и боли от ран.

– Держи, – сказал брат и протянул Данни его меч в ножнах. – Рейвин был бы недоволен, коли бы ты его потерял, – улыбнулся Энрик.

Блудная дочь

 
…Ветвь белой оливы, сталь окропя,
священною клятвой смиряет тебя.
 

Отрывок арвейдского рыцарского обета

Крепкая рука стиснула ее ягодицы и Тамиран оплела бедра мужчины стройными длинными ногами. Проведя по его спине пальцами, девушка прижалась ближе, чувствуя на своей шее ритмичное прерывистое дыхание. Вдохнув запах ее распущенных черных волос, Дейвиен запустил в них ладонь, потянув женщину к себе. Она охотно поддалась ему, двигая бедрами в темп и, когда хватка рыцаря вцепилась ей в грудь, Тамиран пустила легкий смешок, обхватывая его мощные плечи и, приподнявшись на перинах, вцепилась в губы мужчины, словно в последний раз. Их тяжелые вздохи сплелись в однотонный звук и, с легким стоном, выдохнув, Дейв замедлился, набирая полную грудь воздуха.

Тамиран не сразу отпустила его, вцепившись в него руками и обвив ногами, словно хищник, схвативший жертву. Однако, она почувствовала, как тот осел поверх нее, а внутри, промеж бедер, разливалось тепло. Дейв попытался отстранится, но она снова прильнула к его губам, извиваясь и присасываясь к мужчине, словно пиявка. До его обнаженного тела она была ненасытнее любого хищника и паразита.

Одарив ее ответным поцелуем, Дейвиен еще раз провел руками по ее телу, от груди до бедер и, наконец, встряхнув свои темные волосы, отпрянул, поднимаясь. Тамиран еще успела прикоснуться к нему, когда мужчина поднялся с перин, отступая от их ложа. Дышалось тяжело и сердце билось, как боевой барабан, чеканя бешенный такт. Девушка закрыла глаза, опершись рукой на подушки гусиного пера под собой и, распластавшись нагая по теплым измятым перинам, с прищуром посмотрела на Дейва, который неторопливо подошел к своей одежде, лежащей рядом с походным сундуком. Свечи обдавали его мускулистое рыцарское тело яркими бликами и Тамиран закусила губу.

– Ты не покинешь меня так скоро! – возмутилась она, чувствуя, что хочет еще, однако, Дейв не обратил на это внимания, взяв свои подштанники и одевая их на ноги. Девушка хмыкнула, наблюдая, как он вновь облачает свое мощное тело в рубаху и камзол. Трудно поверить, что всего минуту назад он нависал над ней, обнаженный и полный страсти.

– Не посреди же бела дня, Тамиран! – оглянулся на нее Дейвиен Редмаунт, зашнуровывая темный камзол и почесав свою легкую бородку, светлее, чем растрепанные волосы, спадающие до его плеч.

– Почему нет? – хитро улыбнулась она, проведя рукой по бедру и демонстративно раскрывшись перед мужчиной.

– Тамиран! – возмущенно нахмурился он. – Для этого есть ночь, мы могли бы и потерпеть. А если кто-то заглянет к нам?

– И что с того? Пускай позавидуют, – пустила смешок она, однако грубый и расстроенный, понимая, что мужчину не выйдет вернуть сейчас же.

– А если войдет Кермит? – хмыкнул Редмаунт, подбирая с пола сапоги.

– Я тебя умоляю, он итак слышит это каждую ночь! – хмыкнула Тамиран, поерзав на перинах и, потянув на себя шаль покрывала, накрылась до пояса, чувствуя, как в палатку из-под полы проникает холодный ветер.

– Он уже наверняка закончил у кузнеца, – накинув на плечи теплый плащ с мягким мехом, сказал Дейвиен. – К тому же, я обещал Кермиту потренироваться с ним, – он настойчиво тянулся к выходу из шатра.

– А ну-ка стой, – прикрываясь одеялом сказала она, – мы не закончили!

– Мы – может и нет, а вот я – вполне, – с издевкой, натягивая сапоги, бросил Редмаунт и поспешил выскользнуть прочь, когда Тамиран запустила в него апельсин, схваченный с блюда рядом.

Промахнувшись, девушка фыркнула, поерзав и усевшись на свое ложе, укрывая плечи теплым покрывалом. Шатер вновь стал пустым и безлюдным. Она помассировала глаза, вздохнув и посмотрела на свои платья, лежавшие неподалеку. Однако, ей не хотелось подниматься и одевать их. То ли из-за столь скорого ухода Дейвиена, то ли и вовсе потому, что нагой она чувствовала себя свободнее, нежели в давящем грудь корсаже и длинном платье. Сделав глубокий вдох, она вздрогнула. Несмотря на все меха, в которые она обернулась, здесь было холодно.

На этих северных, арвейдских берегах, практически не бывало тепло даже летом. Океан, омывающий их, почти круглый год был холодным, а зябкие ветры пожирали любую теплоту, которую священный для всех этих рыцарей Соляр дарил земле. Говорят, еще севернее сама вода в океанах покрывается льдом и посреди морских просторов возвышаются огромные снежные глыбы, такие гигантские, что о них может разбиться даже крепкий галеон.

Даже представить себе такое количество льда Тамиран было сложно. В ее родных краях простолюдины строили яхчалы, в которых хранили драгоценный лед и прохлада которых могла спасти в самые жаркие из дней. Здесь же, на северных берегах близ Арвейдиана, холод был привычным делом. Говорили, что арвейды так строги и холодны с чужеземцами, потому что им не пристало тратить драгоценное для этих краев тепло на чужаков.

Уж за это Тамиран могла поручиться. Здесь, как бы ей не хотелось, она чувствовала себя чужой. Да и Дейвиен, пожалуй, тоже. Родившийся в долинах Фарвейда, он провел юность, все же, у южных берегов Ишерона. От чего холод был ему более чужд, чем зной разогретого Соляром приречного песка. Однако, он еще мог привыкнуть к прохладному климату арвейдских земель. Тамиран знала, что не привыкнет к нему никогда.

Вновь вздрогнув от холода, она поднялась, встав во весь рост и, пройдя по шатру к зеркалу, рядом с которым лежали ее кружева, платья и украшения, которыми старался задаривать ее Дейвиен. Окованное витиеватой узорчатой оправой из меди, высокое зеркало отражало ее целиком. Тамиран поглядела на свое прелестное тело, проведя кончиками пальцев по шее. Не преступление ли прятать его за кучей тряпья? Ее округлые груди, аккуратные соски, массивные бедра, стройная шея. Дворцы и площади Арвейдиана сплошь и рядом украшены высеченными в камне нагими дамами и мужчинами. Чем же хуже живая красота?

В родных краях ее могли бы высечь за одну только мысль об этом. Что лишь добавляло задора разглядывающей себя в отражении Тамиран. Да, северные берега холодны, а арвейды неприветливы к чужакам, но в них хотя бы течет горячая, живая кровь. Они знают, что есть красота, жизнь и страсть. Их женщины не прячут лица и тела под капюшонами и тряпками, а мужчины воспевают их за это, сражаясь на турнирах за их руки и вызывая соперников на дуэли, ради внимания дам. Сама эта мысль будоражила голову Тамиран.

Впрочем, знала она, что эта чума в людских умах, запрещающая женщине жить и любить, не обошла стороной и арвейдов. О том, что этот древний и славный народ, некогда правивший от западных вод до восточных, теперь на протяжении веков разделен этими проклятущими горами. За хребтами Гряды Полумесяц жили восточные арвейды, за многие годы уже потерявшие связь со своими родичами на этой стороне гор. Арвейдские певцы находили это трагедией, и пели о том, что когда-нибудь их народ вновь станет единым. «Когда-нибудь» – это очень пространная дата.

Вторая жена отца Тамиран и сама была из восточных арвейдов, из Линериев, по воле судьбы оказавшийся на этой стороне мира. У многих это вызывало вопросы. Как может быть сир, рыцарь арвейдской традиции, верящим в чужую, далекую от этих прелестных белокурых господ, «лунную богиню», как ее называли невежды. Тамиран, часто слыша это, все же не решалась вмешиваться, вставляя свое слово. Ей не хотелось говорить об этом. Все детство отец заставлял ее читать Саийицаву, чем она тоже здесь не хвасталась. Но, как минимум, девушка знала, что Ицхиль не была богиней. Лишь избранницей Вечности, Дитем, что даровано миру, как в старые, незапамятные времена. Но лучше было не говорить об этом в кругах милых арвейдских дам, гордых сиров, клянущихся пламенем пророчицы Заранны, и, истово верующих в светлое очищение огнем, лордов. Они и без того знали, что она чужая, далекая иноземка другого воспитания и другой веры. Те же взгляды падали на нее повсюду, но Тамиран научилась сносить их с гордостью. Пускай себе смотрят. Люди любят цепляться глазами за что-то диковинное для них. Особенно мужчины.

Подобрав себе подходящее, в темных тонах, платье, девушка не помедлила облачиться в него. При всей своей красоте, не стоило стоять и заглядываться в зеркало так долго, что кожа от проникающего в шатер холодного воздуха уже покрылась мурашками. Натянув на пальцы прелестные перстни и украсив шею драгоценными подвесками, она взяла легкую и прозрачную воздушную шаль и покрыла ею волосы, надев поверх небольшую шапочку, расшитую серебряной нитью.

Но для настоящего тепла у нее была накидка из соболя, в которую Тамиран не помедлила облачиться поверх своих платьев. В мехах стало гораздо теплее, однако, стоило согреться изнутри. «И не только согреться», подметила она про себя, поднимая графин уже подстывшего вина. Теплые, подогретые вина с травами были излюбленным арвейдским хмельным напитком. Пока на юге, где она родилась, старались пить холодные, хранимые во льду гранатовые вина, чтобы освежиться, здесь, на чужих берегах, их наоборот пытались согреть и разбавить всем, что может добавить тепла на леденящих ветрах, дующих с севера. Иногда в них подсыпали перчик или корицу, столь дорогую в этих краях, что купцы за нее отдавали целые состояния. А иногда добавляли и яды, как любили рассказывать страшные сказки арвейдские дамы, постоянно ошивающиеся при интригах королевских дворов.

Тамиран, однако, обошлась без перца и уж тем более без яда. По большей части. Наполнив небольшим раствором серебряный кубок, она залила его едва ли уже разогретым алкоголем. Мята, толченый хвощ, цветы пурпурной луны, девичья трава и шафран. Этот запах был резким и бил в нос, от чего Тамиран прищурилась. Однако, размешав настой теплым вином, аромат растворился в парах и стал приятным, хоть и не менее ярким. Поправив свое платье, девушка осторожно, глоток за глотком, чтобы не обжечься, осушила чашу до дна. Ее передернуло изнутри от едких трав и она поспешила закусить послевкусие настоя виноградом и вишней, все с того же фруктового блюда поблизости.

Одернув меховую накидку поближе на плечи, девушка вышла наружу, раздвинув палатку, в надежде глотнуть свежего воздуха. В столь огромном лагере это было мало достижимой мечтой. Распростершиеся на всю длину взора палатки, шатры и тенты покрывали огромную площадь вокруг турнирного поля под стенами Арвейдиана. Повсюду доносился гул тысяч присутствующих, лордов, рыцарей, их дам и слуг. Ржание коней смешивалось с лязгом стали готовящихся к выступлениям в пеших схватках воинов. Смех и крики смешивались с далекими звуками арф. Воздух пах жареным мясом, вином, потом, нечистотами, лошадьми и запахом холодного моря. Шумный круговорот лиц, запахов и звуков. Тамиран поймала себя на том, что у нее от этого слегка кружится голова.

Над той частью лагеря, где располагалась их палатка витали яркие желтые знамена с синей кошкой, принадлежавшие лорду Перрису Китсу, которому служил ее Дейв. Трепетало тут и его собственное знамя, всадник на красном вздыбленном коне, герб его рыцарского рода. Гордый красный жеребец и столь же яростный рыцарь. Все эти гордые лорды и достопочтенные сиры любили навешивать на себя знамена и штандарты. Это забавляло Тамиран, но и нравилось ей тоже. Наблюдать за реющими на флагштоках изображениями было довольно интересно.

Их небольшое количество желто-синих цветов Китсов терялось, среди прочих, куда более крупных лордов. Вот разящая вспышкой молнии громовая туча Лайнтсов, вот красные от крови кинжалы Ваундов, синяя луна Полариса, звездное небо Тисерия, прекрасная дева с полумесяцем в руках, принадлежащая самой леди Сафине из Арвейдиана, серые на красном и синем кулаки Стонфистов, но больше прочих – сокол с обручем короны в золоте на черном фоне, королевское знамя, которое поныне носили Мьоры, державшие эту корону. Для арвейдов, населявших эту землю, это знамя, пожалуй, казалось издевательством, как пояснял ей Дейвиен.

За всем этим столпотворением и кучей штандартов на ветру, скрывался за стенами Арвейдиан, «прекраснейший из городов», как величали его сами арвейды. Его изумительные строения и башни, однако, все равно были видны, несмотря на все эти тряпки, которые развевались за потоками зябкого ветра. Тамиран полюбила красоту этого города. Наверное, она хотела бы родиться здесь одной из арвейдских дам. Но не родилась. Хотя в присутствии этих благородных светлых и белокурых леди, она часто вспоминала свою сестру и ее мать, третью жену отца. Во многих из них она пыталась найти знакомые черты. И находила без труда. Хотя, быть может, лица родных просто уже затуманивались в ее памяти, как краски, растертые по холсту.

Турнир, на который они с Дейвом прибыли вскоре, после присланного лорду Китсу приглашения, делило между собой два схожих события. Скорые именины леди Сафины и близящееся празднество Возложения Огня, на которое явились и двое принцев, сыновей короля Мьора. Ни те, ни другие не скупились на траты для устройства состязания. Оттого на турнир плелись кучи рыцарей, лордов, оруженосцев, только лелеющих мечты принять свой венок и меч, прелестных дочерей сиров и землевладельцев, спешащих одарить своей подвязкой копья фаворитов турнира и, кто знает, может даже сыскать жениха. Это было громогласное столпотворение.

Тамиран смотрела на проходящих мимо пажей и слуг, конюхов, ухаживающих за лошадьми и девок, махающих юбками рядом с рыцарскими палатками. Скривив губы, девушка поправила меха на плечах и, поглядев на метающихся между палатками людей лорда Китса, аккуратно пошагала к ним, стараясь не запачкать своих сапог в грязной, влажной и взрытой конскими копытами, земле.

Юный Бобби, полноватый мальчик лет двенадцати, прислуживал лорду Китсу с еще более младших лет. Сейчас, он отдыхал от разливания вина и вездесущего шагания за лордом Перрисом, сидя на бочке из-под меда и кидая камни в перевернутый рыцарский шлем, лежавший в паре футов от него. Каждый раз, когда камень со звоном влетал в железную цель, Бобби улыбался, дрыгая ногами и подбирая следующий.

– Все развлекаешься? – обратилась к нему Тамиран. Мальчик сразу замялся, подскочив с бочки и плюхнулся на землю, поправляя свою рубаху и расстёгнутый камзол. И как он не мерзнет?

– Утречка добренького, леди Тамиран! – тут же обратился к ней Бобби.

– Лорд не запряг тебя работой по утру? – прищурилась она.

– Да, я того… все заделал уже, что велели! – простодушно сказал мальчуган. Он был низкого рода. Сын кого-то из прислуги в Добросердечном Приюте. Однако, лорд Перрис, по доброте душевной, взял его к себе в пажи.

– Вот и отлично, значит сможешь проводить меня, – посмотрела на него сверху вниз Тамиран. – Ты не видел Дейвиена?

– Сира Редмаунта? А, как же, видел, миледи! – поклонился Бобби.

– И? – кивнула она. – Куда он направился?

– Они… того, с Кермитом. Пошли, значится, на мечах сражаться. Тренироваться, во, – почесал затылок Бобби.

Где находится Кермит, этот простодушный паренек точно знал. Они были неравны, но Кермит Редмаунт, родственник Дейвиена, был почти тех же лет, что и Бобби. И в свободное время мальчишки постоянно играли друг с другом. То в рыцарей, то в лордов, то в пиратов или разбойников. Тамиран слышала, что Кермит обещал, когда сам станет рыцарем, обязательно возьмет Бобби в свои оруженосцы. А потом, когда женится на прекрасной леди, сделает мальчугана рыцарем и самого. И тот будет охранять его замок и земли. «Дети, наивные дети», подумала Тамиран.

– Проводи меня к ним, Бобби, – сказала ему девушка.

– Так я… это… – оглянулся он, пытаясь найти отмазку.

– Ты бездельничаешь. Не хочешь же, чтобы лорд Китс увидел, какой ты лодырь? – сложила она руки на груди.

– Так милорда Перриса я и жду… и… – переступил мальчонка с ноги на ногу. Он, конечно же, лгал.

– Бобби, ты ведь не хочешь оставить даму одну, посреди целого стана мужланов, искать своего мужчину и его оруженосца, м? – это проняло. Мечтающий стать рыцарем Бобби тут же подался вперед. – Вот и сопроводи меня к Дейвиену и Кермиту. Иначе, бросать в беде даму не по рыцарски.