Голый Король
Доктор:
– А как скоро, любезный, вы реагируете на сказанное в ваш адрес?
Пациент:
– Весьма, я бы даже сказал, незамедлительно.
Доктор:
– Тогда вот вам мой диагноз – у вас нет времени на обдумывание, осознание, принятие между услышанным и сказанным в ответ. Самость выпихивает вас из будуара в бальный зал неодетым. Вы, дорогуша, Голый Король.
Пир
Имей люди долгую память, помнили бы тот день, когда солнце поделило с луной небосклон пополам, а веселый Король созвал великое множество ненастоящих друзей на пир, устроенный в собственную честь, ибо иных причин на тот момент не находилось, а указанная имела место всегда и была приятна Его Величеству.
Стены королевского замка трепетали от бравурных маршей, сменявшихся гавотами или джигой, и, передохнув на менуэтах, снова испытывали на прочность собственную кладку под кадриль и фарандолу. От стен не отставали и банкетные столы, принявшие на дубовые спины неимоверное количество жареного, пареного, промолотого, нарубленного, нарезанного. И если рука пирующего поднимала с блюда одно угощение, рука прислуживающего тут же возвращала столу другое, не давая ни минуты отдыха нагруженным волокнам столешниц и ножек. Но более всех доставалось каменным плитам полов, по которым стучали, скользили, топали, шаркали, на них сбрасывали, роняли, проливали, плевали, их давили, гнули, терзали, нагружали. Архитектор замка, уже почивший на время описываемых событий, мог гордиться собой и пятью тысячами каменщиков, воплотивших его замысел в реальность. Что те многочисленные осады, пережитые его творением, по сравнению с одним пиром в честь Короля – легкие шлепки заигравшегося кавалера на прогулке с дамой по пружинящему каркасу юбки.
Среди приглашенных были замечены две-три высокопоставленные особы из сопредельных земель, полтора десятка лиц, имеющих графские титулы, с супругами и наследниками, сотня-другая меньших чинов, а также гвардейцы и примкнувшие к ним по большей части зеваки и бездельники.
В самый разгар праздника Король поднял правую руку, лучник из охраны Его Величества правильно «прочитав» сигнал, всадил стрелу в пюпитр королевского дирижера, и оркестр, повинуясь воле выпученных от страха глаз их руководителя, заткнулся самым классическим образом.
Король, весьма довольный столь мгновенной реакцией на его приказ, обратился к гостям: – Господа, желая спасти вас от скуки, связанной с неуемным потреблением вин и яств, с последующим их утрясыванием под усердную работу королевского оркестра, предлагаю вам Игру.
– Браво, – послышался нервный, подобострастный выкрик из толпы и вслед за ним звук успокаивающей затрещины.
Королевские губы тронула едва заметная улыбка:
– Итак, господа, мы разделимся на шесть… общин. Каждая община выберет, случайным образом, одного представителя. Этих шестерых смельчаков мы запрем в рыцарском зале, из которого выходят шесть тайных коридоров, оборудованных ловушками. Задача наших героев вернуться по этим коридорам к нам, сюда, в зал для пиршеств.
– В чем же смысл, мой благородный Король, в чем игра? – заверещал голосом безумца королевский Шут.
И вновь едва заметная улыбка тронула королевские губы:
– Первый вошедший в зал будет награжден, последний – казнен.
– О, мой щедрый и беспощадный Король, кем же? – не унимался Шут.
– Каждый своим обществом или мной.
– А что оставшиеся четверо?
– Ты торопишься, впрочем, как и всегда, Шут.
Король осушил кубок, поискал глазами на столе плоды оливы, но, видимо, передумав, направил взор на Шута:
– Пришедший вторым не получит награды, но останется жив, тот, кто будет за ним, выберет наугад – смерть или богатство. Если я все еще правильно считаю, четвертый участник, представши пред Наши очи, определит, кто сегодня умрет, он сам или кто-то другой.
За столом приглашенных началось волнение, несколько особо впечатлительных дам в полуобморочном состоянии повисли на руках своих кавалеров.
– Не слишком ли жестоко то, что Вы, мой Король, называете игрой? – Шут невольно стащил с головы колпак с бубенцами.
– Не более жестоко, чем мир, которым Мы правим, – ответил холодно Король, имея в виду, естественно, себя, и продолжил: – Пятый «счастливчик» сам станет палачом и казнит того, кого сочтет достойным его общество.
«Это уже слишком, невероятно, выведите меня отсюда» – раздались возмущенные и испуганные голоса. Король повторил излюбленный жест, стража у дверей сомкнула алебарды, всем своим грозным видом показывая – никто никуда не выйдет.
– Не волнуйтесь, господа, будет весело, – расхохотался Король, глядя на обескураженные лица гостей. – Капрал, поделите обе стороны стола на три части, мне нужны шесть обществ.
Когда охрана выполнила приказ, развеселившийся монарх продолжил:
– Выбирайте, господа, лучших из лучших, оркестр, туш.
Оглушенные услышанным, музыканты неистово задвигали смычками, задергали и защипали струны, нервно застучали в барабаны и самоотверженно начали выдувать воздух из легких в медные лабиринты своих инструментов, сыграв произведение сильно досрочно. В наступившей тишине было слышно, как хрустят хрящи правой руки испуганного дирижера, остановившего бешеный темп танцующей в воздухе палочки.
Ни одно общество с героем не определилось, люди сидели, опустив глаза в недоеденные блюда, страшась Короля, самих себя, предлагаемого выбора.
– Что ж, – подвел черту этому состоянию всеобщего паралича правитель, – тогда игроков назначу я. – «Общество левой руки близь», вы выбрали, – он окинул взглядом нужный сектор стола, подумал и решил, – Рыцаря.
Все разом повернулись к мужчине средних лет, облаченному в сверкающие латы, с голубой лентой, перетянутой через нагрудник.
– Но, Ваше Величество, я без меча, – заикаясь, попытался возразить он, когда к нему подошел Капрал и положил руку на плечо.
– Зато в доспехах, – рассмеялся Король и развернулся к правой стороне стола. – «Общество правой руки близь», ваш выбор… Священник.
Сидящие рядом со Святым Отцом охнули и чуть расступились. Священник поднялся с места:
– На мне нет ни доспехов, ни меча, Ваше Величество…
– Бог защитит, – окончательно развеселился Король, упиваясь растерянностью и недоумением служителя церкви.
– Но мне, в моем возрасте… – попытался продолжить разговор Святой Отец, обращаясь уже к отвернувшемуся от него деспоту.
– Выходите, падре, – ответил ему Капрал, – не задерживайте игру.
Тем временем Король рассматривал претендентов из следующих групп прячущих глаза и втягивающих головы в плечи.
– Пожалуй, Юная Леди будет самой достойной из «общества левой руки средь», – наконец выдал он.
– Но, мой Король, она – девица, – возмутился Шут.
– Не будем обижать вниманием женский пол, тем более что частенько слабые телом сильны умом, чем не доспехи.
– Не буду возражать, Ваше Величество, – совершенно неожиданно отозвалась королевская избранница.
– Опомнись, дитя, – воскликнул Шут.
– Хватит, – прервал его монарх, – решение принято, да и герой, простите дорогуша, героиня согласна. Тебе же, вечно надоедающему мне своими комментариями, защищать цвета «общества правой руки средь». Капрал, тащите кривоногого коротышку к остальным.
– Коротышка, хоть и на кривых ногах, но в состоянии передвигаться сам, – буркнул Шут и за три флик-фляка достиг троих своих собратьев по игре (читай, по несчастью).
– Ну вот, будет не скучно, – резюмировал Король и вернулся к выбору претендентов, сканируя взглядом дальний конец стола. Неожиданно, с правой стороны, выросла высокая черная фигура.
– О, в «обществе правой руки даль» доброволец. Кто же ты, назовись?
– Королевский Палач, Ваше Величество, – донесся голос.
Король одобрительно кивнул головой:
– Смелый поступок, чем вызван?
– Ваше Величество, я не боюсь смерти. Столько раз я сам чинил ее, заглядывая прямо в глаза этой старухе. Теперь хочу рискнуть и посмотреть в блестящие очи богатства.
– Я неплохо оплачиваю твой труд, Палач, да и без дела ты не сидишь, но сделанный выбор оспаривать не буду. Осталось «общество левой руки даль», и выбирать я буду женщину, чтобы Юная Леди не чувствовала себя совсем одинокой в мужской компании.
И без того бледные щеки представительниц прекрасного пола потеряли последние кровяные тельца в пульсирующих жилках после произнесенных слов. Так устроена человеческая суть, что думается всегда о худшем и каждая дама, вне зависимости от возраста и положения, находящаяся в этой части стола, прощалась со своею прекрасной, бурлящей, сладостной, чарующей (все негативные коннотации в такой момент покидают сознание) жизнью. Женщины неосознанно корчили губы, морщили лбы, сутулили спины и прищуривались, стараясь изо всех сил сделаться страшными, некрасивыми, уродливыми созданиями.
– Я все вижу, – хохоча, приветствовал их метаморфозы Король, – и, как я могу судить, наибольшего усердия в столь сложных экзерсисах проявила моя Фаворитка, ей и стать последним «ополченцем». Проходи, дорогая, к соратникам, а я объявлю правила нашей игры.
Игра
Король засунул в рот оливку, задумчиво повертел ее языком, пожевал и, не выплевывая косточки, начал объяснять:
– Рыцарский замок имеет шесть тайных проходов ко многим комнатам замка, в том числе и сюда, в бальный зал. У каждой двери стоит охранник, он пропустит участника за дверь, если тот назовет ему пароль, одно слово и в правильном порядке. В зале есть подсказка, пароль нужно произносить шепотом, «шестерка» не обсуждает меж собой подсказку, лучше вообще не общаться. Нарушивший правила будет наказан. Прошедшего в тайный коридор ждет еще один охранник, который укажет правильный путь, если участник ответит на его вопрос, он не пустит игрока дальше. Игрок будет ожидать последнего вошедшего в бальный зал и только после этого сможет двигаться дальше. Если загадку не отгадает никто или несколько игроков, они будут пропущены по очереди, как подходили к охранникам. Финал игры я уже представлял. Оркестр, давайте марш, проводим наших героев достойно.
Дирижер снова рассек палочкой воздух, и королевские музыканты с чувством исполнили похоронную мелодию, чем несказанно развеселили своего монарха.
Рыцарский зал представлял собой шестигранное помещение, прячущее в каждом простенке низкую, окованную железом дверь. Попасть в зал можно было по винтовой лестнице, которая выводила посетителя в самый центр, поднимаясь снизу вверх. Стены этого странного сооружения были утыканы скрещенными мечами, сколотыми, зазубренными, со следами въевшейся ржавчины и запекшейся крови. В качестве декора также были использованы щиты различных форм и эпох, дыры и вмятины на них говорили о частом применении этого инвентаря. Под потолком, на цепи, болталось колесо от повозки, на котором заботливая рука расставила свечи. Их скудный, мерцающий свет был единственным здесь, окна отсутствовали вовсе. Тем более странным рядом с этим арсенальным набором казалось соседство великолепной фрески на своде потолка, изображавшей Создателя, восседающего на перине облака, под которым красовался библейский текст о сотворении мира.
Священник, войдя в зал после остальных, машинально перекрестился, краем глаза сразу же уловив знакомые мотивы и цвета. Пока его товарищи озирались в поисках подсказок, он, внимательно разглядывая фреску, понял, что имел в виду Король. Повинуясь первому порыву охотника, схватившего Синюю Птицу за хвост, Святой Отец рванулся к ближайшей двери и прошептал на ухо охраннику: «Свет».
Гвардеец кивнул головой и сделал шаг в сторону, Священник толкнул дверь, обернулся к изумленным игрокам, поймал взгляд Юной Леди и, подняв глаза к потолку, вошел в проход. Узкий коридор, подсвеченный зажженными факелами, уходил вниз и влево. Святой Отец, подхватив полы рясы, бодро засеменил по каменным ступеням. Многие годы, проведенные в молитвах и проповедях, напоминал ему этот коридор. Зажатый догмами-стенами, произносящий знакомые, понятные, правильные слова, Священник, тем не менее, будто спешил всю жизнь по скользким ступенькам к неизведанному. Он прекрасно понимал, что сказанное им в стенах храма для прихожан есть звук пустой и, выйдя на улицу, они возвращаются к заботам и делам своего мира, оставляя Мир Бога внутри церковных стен. Их пустота заполняла и его самого настолько, что мысли о предательстве Бога посещали Святого Отца с определенного момента все чаще и чаще. Нужна была жертва, нужен был Христос, способный остановить это падение в безверие. Священник был готов, но не представлял себе само деяние ни в каком виде.
Перст деспота, изменивший его судьбу по простой прихоти, вот подарок, о котором он молил Творца. Конечно, Король, сам того не понимая, собственноручно возвел Голгофу, и он, Священник, взойдет на нее, как Христос. Святой Отец, будь сейчас Его Величество рядом, расцеловал бы одежды высочайшей особы в знак благодарности.
Я должен прибыть последним, вот поступок Христа, ставшего первым среди смертных, смертью смерть поправшего, решил Священник, и, развернувшись, направился обратно к двери, чем совершенно обескуражил поджидавшего на развилке тайного прохода охранника, готового загадать загадку.
Юная Леди была знатного рода, носила громкий титул, но из приданого имела сомнительные перспективы на фрейленство и весомые долги ее разорившегося семейства. Увы, но яркая и, несомненно, сильная любовь, случившаяся в ее жизни, разбилась именно об эти рифы. Тот, кем были заполнены ее сны еще вчера, сидел сегодня за столом совсем рядом, но уже был дальше созвездия Ориона, и свет его души мог сравниться холодностью с лучами Бетельгейзе. Девушка не противилась выбору Короля по одной причине – месть, возможность вернуть наглецу и обманщику долг, пролитые слезы, искусанные от обиды губы, растоптанную гордость. Подгадать и ворваться в бальный зал четвертой по счету, медленно шествовать мимо притихших гостей и остановиться возле него, не упоительная ли мысль? Она мечтала увидеть, как его надменный взгляд расплавится от страха и он, бросивший ее однажды, рухнет на колени с мольбою о пощаде.
Юная Леди, как правильно отметил монарх, была не глупой девицей. Она сразу же поняла намек Священника, указавшего взглядом на потолок. Догадаться о том, что шесть дней сотворения мира связаны с шестью участниками игры, не составило труда. Раз прошел Святой Отец, то следующий пароль из второго дня сотворения. Она прочла нужную строку и отправилась к следующей двери, шепнув с ходу охраннику: «Небо». Гвардеец открыл проход, и Юная Леди юркнула внутрь, но, в отличие от Священника, не сразу принявшего свое решение, осталась у двери подслушивать, когда войдет следующий участник, дабы осуществить задуманное.
Закованный в железо, Рыцарь изрядно потел, соленая вода крупными каплями стекала по телу и скапливалась в стальных сапогах. Не хватало, чтобы все это через щели сочленений вылилось бы наружу, волновался он, Бог знает, что подумают обо мне люди. Рыцарь был опытным, но придворным воякой. С врагом лицом к лицу не встречался, хотя не раз защищал стены королевского замка, командуя лучниками и катапультами. Его, человека не глупого, раздражало, что уже два участника (а среди них одна девица) разгадали секреты прохода и, по всей видимости, неслись дальше, к богатству и гарантированной жизни.
Одна надежда на предстоящие им еще испытания, но надо поторапливаться и самому. Он упустил Священника, разглядывая доспехи и оружие на стенах, но обратил внимание, что Юная Леди рванулась к вожделенной двери после того, как осмотрела потолок. Рыцарь поднял глаза, и догадка озарила его лицо, громыхая по каменному полу, он подошел к охраннику и пошевелил губами: «Земля и Вода». Тот отворил дверь, и торопливые, гулкие шаги некоторое время доносились из глубин тайного хода. Едва их эхо успокоилось, как к четвертой двери засеменила Фаворитка, обладающая, при всех внешних достоинствах, особым талантом, таким ценным в придворной жизни, тончайшим слухом. Она расслышала слова, сказанные в полголоса Рыцарем охраннику, пробежала цепким взглядом по стенам и потолку, увидела текст, загнула на хорошенькой ручке три пальчика и свернула губы трубочкой в полном удовольствии от себя.
«Солнце и Луна», – выдохнула она в ухо гвардейцу и исчезла за четвертой дверью. Уродуя каркас юбки бального платья о каменные стены, Фаворитка перепрыгивала ступеньки с одной-единственной мыслью – и не из таких передряг выкарабкивалась, что-нибудь придумаю.
Палач, человек серьезный и обстоятельный, не в силу профессии, но от рождения, особым умом не отличался, но был догадлив и смекалист. Все выбывшие из Рыцарского Зала игроки перед началом движения к дверям задирали головы вверх. Так он и поступил, взгляд сразу же уперся в шею Создателя, это по привычке, извинился про себя бедолага и обратился к тексту. Регулярно выполняя заказы Короля на четвертование неугодных подданных, Палач умел считать до пяти (он хохотнул, имея в виду только мужчин). Побежав глазами пятый стих, он отправился к двери чинным шагом и шепнул охраннику: «Рыбы и Птицы». Тот отворил дверь. Палач начал неторопливый спуск, его устраивал темп игры, ведь он вызвался совсем по другим резонам, нежели ответил Королю. Палач хотел стать палачом последний раз или выбрать смерть другому. Его устраивало и четвертое и пятое место в этой безумной игре. Целью Палача был сам Король, человек, отнявший сотни жизней у других, часто ни в чем не повинных, и лишивший души того, чьими руками вершил свой суд.
В одном он не соврал Королю, он рисковал, но не между богатством и смертью, а между своим замыслом и его провалом.
Шут догадался о подсказке самым первым, он много раз бывал в Рыцарском Зале и знал любовь Короля к фреске. Они частенько обсуждали тему сотворения мира, Король, примеряя на себя мантию Создателя, Шуту же доставались хвост обезьяны и выпученные рыбьи глаза. Полагая, что главные испытания ждут участников впереди, Шут дал возможность всем отворить двери и спуститься в коридоры. Оставшись наедине с охраной и стенами, он сел на пол и стал обдумывать свое положение.
Король всегда дружелюбно относился к нему, редко, но тем не менее случались и разговоры на чистоту. Монарху, перед которым лебезят и стелются даже муравьи, иногда хотелось знать правду о себе, и Шут подходил для этого как нельзя лучше – резкое слово можно было обернуть шуткой, а интонацию – кривлянием. И несмотря на кажущееся благополучие в отношениях, Король все же бросил его на «плаху фортуны». Зачем? – задал себе вопрос Шут, поднялся с холодных плит пола и громко произнес, повернувшись к последнему охраннику: «Человек и Зверь». Шестая дверь распахнулась с тихим стоном.
Загадки
Святой Отец, стоящий не дыша у самой двери, внимательно прислушивался к происходящему в зале. Он слышал шелест платья Юной Леди, ушедшей в свой коридор вторым номером (молодец девочка, сообразила), по грохочущим шагам Рыцаря он принял и его успех, еще дважды скрипнули петли открывшихся дверей, а затем Шут (а это был именно его голос), уже не скрываясь, провозгласил результаты шестого дня сотворения мира.
Итак, сказал Священник себе, могу и я отправляться в путь, последним.
Он не торопясь начал спускаться к повороту, уверенно двигаясь по уже раз пройденной дороге. Стражник стоял на прежнем месте, у развилки коридора. Когда Святой Отец достаточно приблизился к нему, солдат вытянул правую руку вперед останавливающим жестом и сказал: «Мне поручено задать вам вопрос. Получив правильный ответ, я укажу вам Путь, неправильное слово или ваше молчание оставит вас на месте, до дальнейших распоряжений».
Священник согласно кивнул головой. Стражник развернул пергамент, наколотый на алебарду, и прочел:
– Кто, не имея крыл и перьев,
Бросает вызов Небесам,
Считая, что летает сам,
Гонимый ветром меж деревьев?
Святой Отец улыбнулся. Загадка была проста, аллегория понятна. В своих проповедях он сам неоднократно применял подобные параболы к человеческим порокам. В данном случае речь шла о гордыне.
– Мой ответ… – начал было Священник и осекся, а что, если другие не отгадают свои вопросы, хоть один из них, и его план рухнет.
Он отошел в сторону, прислонился к стене и погрузился в молитву. Стражник в очередной раз с удивлением вытаращил глаза, разглядывая странного человека.
Юная Леди, так же, как и Священник, прижимала ухо к обратной стороне двери, пытаясь высчитать свою очередь. Железные сапоги Рыцаря очень помогли ей в этом нелегком, да и незнакомом ей, деле подслушивания.
Святой Отец, Рыцарь, нужно было пропустить еще одного игрока. Девица вся превратилась в слух и была вознаграждена за терпение – шелест бального платья (ни с чем не спутаешь) сменился тихим скрипом дверных петель, надо полагать, Фаворитка догадалась о надписях на потолке. Что ж, можно было отправляться в путь, надеясь на то, что вошедшие ранее успеют пройти свои испытания. Девушка не торопилась, осторожно ступая на узкие ступени. Мысли ее были так же тягучи и неспешны, она представляла себя вершительницей судеб, перстом, отправляющим в небытие, карой, но не небесной, а вполне земной, из крови и плоти. Подобные рассуждения замедлили ее шаги. Этому ли учила мать, этим ли гордился бы отец, этого ли хотел от нее Бог? Юная Леди вспомнила лицо возлюбленного в лучшие их моменты, глаза, источавшие Свет, губы, даровавшие слова Любви.
«Господи, – воскликнула она, – да во что я превращаюсь?»
Мысль о мести улетучилась, заменив ее прозрением – мстить, значит ломать, прежде всего, себя, простить – спасти и себя и его. Я не хочу и не могу быть четвертой, любое другое место, решила она и понеслась вперед, не глядя под ноги. За первым же поворотом путь ей преградил стражник, стоящий на развилке коридора.
– Ответишь на вопрос, пройдешь, нет – останешься на месте, – дружелюбно, но твердо произнес он.
– Ясно, – согласилась девушка.
Сняв с алебарды наколотый листок, солдат прочитал:
– Она не постучит в окно,
Не поскребет тихонько в дверцу.
Ты не заметишь, как давно
Она змеей вползла под сердце.
– Обида, моя обида, – не раздумывая, затараторила она, и стражник, отступив на шаг влево, указал ей на нужный коридор.
Сэр Рыцарь торопился, его стальные налокотники и наколенники высекали искры, то и дело задевая камень стен, на последних ступенях перед площадкой бедняга излишне засуетился и, зацепившись носком сапога за выступ, кубарем полетел вниз, являя собой в этот момент грохочущее, искрящее чудо. Стражник, ожидавший своего игрока за поворотом, вздрогнул от неожиданности, но присяга Королю и врожденная осторожность не позволили ему двинуться с места.
После некоторого затишья раздались ругательства, вперемешку со стонами, охами и вздохами, и через секунду взору солдата предстал изрядно помятый военачальник, изрыгающий проклятия всему, на что падал взгляд его заплывших от гематом глаз. Стражник сделал шаг навстречу, снял свиток с алебарды и сказал:
– Имею к вам вопрос, Сэр. Правильный ответ откроет вам правильную дорогу, если вы ошибетесь, – останетесь на месте, до особого распоряжения.
– Чьего, солдат? – прохрипел Рыцарь. – Я твой командир.
– Королевского, Сэр, – спокойно ответил стражник и продолжил:
– Легко несет бумажный щит,
Сверкающий гербом картинным,
И меч из нити паутиной
В походе не обременит.
– И что это? – потирая ушибленный лоб, спросил Рыцарь, то ли у себя, то ли у стражника.
– Ответ у меня в свитке и у вас в сердце, – сказал гвардеец.
– У меня в сердце наконечник от стрелы и больше ничего, – задумчиво произнес Рыцарь и в изнеможении опустился на пол.
Жизнь Фаворитки проста – позвали, натягиваешь радость и обожание на лицо, платье, что подарено им, и спешишь выполнять прихоти и желания, как солдат, которого посылают в бой, не заботясь о его дальнейшей судьбе. В те же минуты, когда не зовут, натягиваешь лесть и умиление, платье, самое скромное из имеющихся, и спешишь выяснять, почему не позвали тебя и кого позвали на сей раз. Далее делаешь выводы и разрабатываешь планы мероприятий по нейтрализации соперницы и ее команды (читай врага), что также весьма схоже с военной наукой.
Итак, передо мною форпост противника, рассуждала Фаворитка, разглядывая гвардейца Его Величества. Статен, крепок, хорошо экипирован, одно слово – гвардия, такого на испуг, то есть с ходу, не возьмешь.
– Что же вы будете делать со мной, воин? – кокетливо начала рыть подкоп придворная дама.
– Загадывать загадки, – спокойно ответил «бастион» и снял со своего оружия наколотый листок.
– Слушайте, мадам:
Что на продажу выставлять
Всегда ль хозяину решать?
Ведь кто и чем в себе владеет
Не всяк хозяин разумеет.
Я-то уж точно, подумала про себя Фаворитка, но вслух сказала:
– Ну, это легко.
– Прошу вас, мадам, – невозмутимо предложил солдат.
– Это так же легко, как… – проворковала Фаворитка и начала медленно расшнуровывать корсет.
– Не трудитесь, мадам, – насмешливо произнес стражник, – вряд ли ответ начертан на вашем теле. У меня приказ и… он сделал паузу… инструкции на ваш счет.
– Идиот, – фыркнула придворная дама и затянула шелковые шнурки.
Палач появился перед ожидавшим его стражником с нахмуренным лбом, шевелящимися губами и постоянно сгибающим пальцы на руке, то в одну, то в другую сторону. От сложных математических выкладок Палач вспотел, у него разболелась голова так, что он готов был смахнуть ее с собственных плеч своим же топором.
Стражник остановил его:
– Я жду правильного ответа, и тогда проход открыт, нет, ты остаешься подле меня.
Мигрень безжалостной лапой начинала ломать кости черепной коробки, и несчастный был согласен сейчас на что угодно. Он, забывшись, утвердительно махнул головой и тут же схватился за нее обеими руками, взвыв от боли.
– Я начинаю, сэр, – сказал стражник:
– Как налетевший бурный шторм,
Скалистый брег смиряет в пену.
Так кровь, вздувающую вену,
Уйми в себе, уйдет и он.
Палач задумался. С чем он пришел сюда? С головной болью – да, с умением считать до пяти – да, но было что-то еще, не связанное с головой, с разумом, то, что засело в сердце не сегодня, не вчера, а очень давно.
– Гнев, – сказал он громко, головная боль мгновенно отпустила, а стражник указал рукой в нужный коридор:
– Вам сюда, сэр.
Шутовство при дворе сродни цирковому искусству, весело и беззаботно кривляться приходится на тонком канате, под которым бездна. Шут давно просыпался с одним и тем же вопросом – вернусь ли сегодня вечером в эту кровать? В молодости ему казалось, хотя мало ли что кажется в молодости, ровным счетом ничего не сбылось, не свершилось и последние годы растягиваться в улыбке заставляли только лицевые мышцы, сердце в этом процессе не участвовало.
Ожидая (как мы знаем намеренно) своей очереди в тайный коридор, Шут пришел ко мнению, что рад решению Короля, меняющему его, застывшую, подобно мухе в паутине, жизнь среди дворцовой суеты и интриг. Он желал перемен давно, и вот они пришли, финал не имел значения.
Ковыряясь в себе, Шут не заметил, как острый конец алебарды уткнулся ему в лоб, бубенцы на шапке обиженно звякнули.
– Чтобы пройти, нужен ответ, причем правильный, – строго произнес гвардеец.
– Вы поцарапали мне лоб, юноша, – возмутился Шут, вытирая пальцем каплю крови, устремившуюся к переносице.
– Я мог бы пробить его совсем, будь вы понастойчивей, – съязвил солдат.
– Шутить при исполнении – моя прерогатива, – парировал Шут.
– Я прочту вам кое-что, а вы пошутите по этому поводу, – не сдавался стражник.
Он развернул свиток и нарочито торжественно продекламировал:
– Изгибы зеркала не насмешат до слез,
Не испугают до смерти и не изменят суть.
Так стоит ли, средь громов гроз
Промокнуть, отправляясь в путь.
– Я знаю ответ, но подожду, – спокойно сказал Шут.
– Чего же, ваше Веселое Величество? – сыронизировал стражник.
– Судьбы, – коротко ответил Шут.
Голый Король
Бальный зал вот уже несколько часов был погружен в перманентную тишину, все общества ожидали развязки этой престранной (если не сказать страшной) игры. Высшее общество, привыкшее к развлечениям и беззаботному времяпрепровождению, вдруг сразу попритихло, посерьезнело. Напудренные дамы и их разодетые кавалеры прикидывали шансы и судьбы королевских избранников, без желания насаживая на вилки угощения, не притрагиваясь к вину и десертам.
Наконец главные двери Бального Зала распахнулись и королевский герольд, обладатель луженой глотки, провозгласил:
– Дамы и Господа, Юная Леди.
Девица ворвалась в зал со словами: «Неужели первая?», – а «общество левой руки средь» взорвалось аплодисментами. Король, несколько удивленный таким исходом (точнее, таким приходом), тем не менее, улыбнулся и сказал: «Я ошибался в вас, но рад своей ошибке».
Затем, повернувшись к обществу, сделал королевский жест рукой: «Просите награду для своей героини».
Бальный Зал замер, и в звенящей тишине прозвучал вдруг слабый голосок: «Королевский Перстень».
Толстенная дамба, сдерживающая гигантское давление воды в своих объятиях, лопнула от крохотной капли, что тут началось: «Правильно, Перстень, Достойна, заслужила, Перстень, Перстень…»
К «обществу левой руки средь» присоединились и другие гости, поднялся настоящий гвалт, безумие, восторженное, радостное, возбужденное. Король молча поднял левую руку, в оркестре барабанщик дважды ударил в гонг, возвращая залу приличествующую тишину.
Надо уточнить, Королевский Перстень, красовавшийся на большом пальце правой руки монарха, больше напоминал (по размерам) придорожный камень. Золотые лапки черепахи намертво удерживали огромный алмаз. Поговаривали, сосед с севера предлагал Королю за него половину своих земель вместе с женой и табуном арабских скакунов.
«Что ж, – произнес Король, – уговор есть уговор, а скрепленный словом Короля…– он стащил с пальца Перстень и протянул Юной Леди. – Ваш».
Девушка не тронулась с места: «Ваше Величество, Перстень не стоит и десятой доли того, что вынесла я из игры. Мое вознаграждение уже получено, оно во мне, а алмаз – всего лишь камень на вашем пальце». Она сделала реверанс и под удивленные взгляды гостей покинула зал.
Едва двери закрылись за ее гордой спиной, как снова распахнулись и герольд объявил:
– Дамы и Господа, Палач.
Здесь удивлению собравшихся уже не было предела, человек, виртуозно владеющий топором и веревкой, был не глуп, но и не слишком умен.
– Вот настоящий сюрприз, – захохотал Король, цепляя Перстень обратно на свое место, – может, мне стоит сделать тебя королевским Советником?
– Какой я по счету? – вместо приветствия спросил Палач.
– Вы второй, сэр, – сказал герольд, – и не получите ничего, ни смерти, ни злата.
– Ты хотел рискнуть, Палач, ноне выиграл ничего, – усмехнулся Король, – бессмысленный поход, ни богатых трофеев, ни славной гибели.