В «Либру» меня пригласили на празднование моего же дня рождения, – классически напились, – Боронин так же классически унюхался, и, если был Кузьмин (чего я не помню – но он старался посещать и это место), – накурились. Были и дизайнеры, которых я тоже не помню, была Ларина, которая подарила мне книгу Трумена Капоте со своим рисунком некого человечка Ежи с надбисью «Ежи друг ромы» Ежи другом Ромы не стал, – а стал не посто другом, – а настоящим, классическим предателем, раздувшим из ничего проблем на пол-жизни и уехавшим прятаться. Что и предложил книгой сразу и мне – обложкой с бегущими по Нью-Йорку бабой с мужиком, вооруженными саквояжами. Позже подобный рисунок появился в подаренной еще в школьные времена книге Пушкина, в которой Ларина, – неизвестно когда умудрившаяся, – нарисовала того-же Ежи, но с отрезанными ногами, – по пояс, – и с надписью: «Возглас удивления?».

Благополучно всю компанию оставив в этой «Либре», – и часто потом делая именно так, – у дизайнеров был свой закрытый алко-климат, – Боронин не походил мимо, – а я с самого начала вообще там был лишним и место мне так до конца и не нашлось.

Поэтому из Минобороны стабильно раз в неделю, под прикрытием мамы, – за травой, – приезжал Кузьмин. Зеленоглазый мальчик продавал свою лебеду и потом показал своих товарищей – псевдофотографа (торгующего «бошками»), псевдопрограммиста (просто трава), настоящего кислотника (не видел до этого никогда кислотников), пару мутных панков и некого Гаврилу, имевшего две машины, жившего в селе Сергиевском и продававшего гашиш строительными кирпичами. И резавшего его мачете. Видел один раз, – но уверен, – что дело для него было постоянным. Это сжатое описание растянутых редких встреч на годы вперед, – и если и вспомню далее, – обязательно расскажу в деталях.

Конец года я, уже без «Грифа», сидел дома и играл в Халфлайф, до этого никогда мной не проходимый – как и абсолютное большинство игр. В игры, – даже по работе я не играл, – вот на кафедре ракетостроения, по рассказам и моим последним наблюдениям, – зная где я работаю, – все занятия проходили в Старкрафте по сети. Вдруг позвонила Ларина и попросила постоять в отделе – единственном на весь магазин, а сама куда-то ушла. Приехал, отсидел за кассой смену, посмотрел на еще тогда хороший книжный магазин с лицензионными! фильмами, принял пару заказов, отпустил пару товаров, – может, что-то и рассказал о чем-то кому-то, – но мой товар были не книги, – в ассортименте еще надо было разбираться. Вечером вернулась Ларина и сказала. что с самого видного места, в углу, пропала подарочная огромная книга в коробке, – какого-то дизайнера или художника, – стоимостью 4000 рублей, – и начала допрос. У меня все было под контролем, никто просто так ничего бы не вынес, – да и не кому было, – к тому же работали антикражные ворота, – и Ларина самодовольно успокоилась. Перед этим попортив нервы и заставив сомневаться и в себе и во в сем. Магазин закрывала, судорожно дергая дверь. оря в трубку «Фобос, фобос, я второй» – или не второй, – я не помню. Много раз возвращаясь, снова дергая дверь и прося меня делать то же. До этого ключи от «CD-мастера» были у меня, открывал его я, аблюдая, как и когда приходят псевдоработники. Поэтому Ларина показалась очень странной, несмотря на то, что магазин был ее. И жила она в этом же доме, – двумя подъездами далее.

Так как магазин был укомплектован и смысла во мне там не было, – приходил я на работу, не зная за чем. Мне выделели метровую каморку со стеллажами дублей. Разложили икеевский стул, – и я сидел уткнувшись головой в стену. Рядом находился кабинет «начальства» – самой Лариной и Боронина. Боронин работал посыльным за амфетамином и пытался научиться программировать обработки в 1С и Экселе. Заливая стол и себя ягуаром, облизывая его от остатков амфетамина, оря на улице «Шива-разрушитель», Сережа продолжал свою стандартную карьеру. Вызывая меня иногда на перекур. Вызывали меня иногда и в зал, подменить продавца, ушедшего в туалет или еще куда. И я разбирался потихоньку с бессистемно распиханными по стеллажам книгами, применяя начальные навыки визуального мерчандайзинга, который не принес результатов, поскольку новые книги пивозились за год существования магазина пару раз, и колдовать приходилось с одними и теми же. Денег – а спонсировался магазин «Грифом» – Нина Михайловна давала только на аренду, а продажи покрывали только зарплаты продавцов, балластом висевших дизайнеров (хотя и на грифовской ставке – мне он давал толи 2 тысячи, толи 4), и зарплату самой Лариной. получавшей и без того нелимитированный материнский кредит. Боронин позволял себе брать деньги из кассы, Ларина их потом докладывала, – и они часто закрывали дверь в свою комнату, чтобы спокойно, но быстро работать. Вот только над чем? Ларина любила гонщика Валентино Росси и заполнять никогда никем не оплачиваемые прайсы на книги. Боронин разбил подаренный ему моей матерью! телефон, потерял в маршрутке мой плеер, – и трудился как мог.

Вывеску для «Либры» проэктировал друг-собутыльник Нины Михайловны, некий Брич. Олег Евгеньевич. Ходил в фиолетовом болохоне, был вольным художником и по его словам, занимался дизайном надгробий и надгробных камней.

Ларина сокрушалась на дуру-Сафатову. бывшую главным редактором и отказавшуюся размещать в журнале «Белый кролик» профильную рекламу, не понимая, что печать стоит денег, – и довольно не малых, – учитывая, что цифровых четырехкрасочных машин в «Грифе» не было, – офсет разгонять ради пятидесяти журналов никто бы не стал, – и печаталось все на Phaser’e. Один картридж на один цвет стоил 3-4 тысячи, и уходили они поразительно быстро. А еще были внутритипографские нужды. Бабы сидели и рисовали свои кислотные или просто тупые рисунки, рассчитывая на тиражи детских тетрадей, календарей и записных книжек. Которые продавцы, включая меня, старались выложить на самое выгодное место. чтоб их хоть кто-то ку– пил.

Были выезды на ярмарки, где под жарой, – с неходящими ногами и мутной головой, – я стоял напротив белого дома с лениным, и торговал книгами. Ездили на Куликово поле, там было еще хуже.

Ларина раз решила провести ревизию, и пока все снимали книги и считали их, Боронин снова и опять зарядился и быстро их пикал. Зато потом мне досталась часть чести их расставлять, и в этом деле баб получилось сдвинуть с помехи.

И за кассой, через пару месяцев, меня настигло одно из самых, – как оказалось, – опасных обострений, после которого я превратился на какое-то время в дурака с черной пеленой перед глазами. И не выходил со своего склада. Мне подсунули книгу про аборты в Америке начала двадцатого века и я, восстанавливая мозговую деятельность, прочитал все восемьсот страниц за две недели, потом скачал себе учебники Html и CSS О’Рейли на английском языке, – и принялся их изучать, – но все для меня скоро кончилось. Одновременно и как-бы не связанно с этим, в Петербурге, Владимир Шумахер тоже вдруг решил делать так– же, – и к своему следующему приезду уже далеко меня опередил, – оставившего все начинания с новым грузилом на шее.

Была еще одна поездка на ярмарку фестиваля в селе «Крапивна», перед которой я расстался со своим велосипедом, еле доехав до «Либры», и не найдя сил вернуться на нем обратно. Ехали в забитом пикапе по четыре человека на сидение, – меня придавили между Юрой из «Грифа» и Дашей Лариной, – и я никак, как всегда, не понимал, – зачем я там нужен. Но палатку мы с Сашей Шошиным поставили, товар я разложил по всей науке, Ларина развесила свою бижутерию, – и ярмарка в целом принесла какие-то деньги. Осталось много фотографий, в том числе поднимаемой Шошиным Лариной под крышу торговой палатки и фото .Лариной с протянутой мне рукой. А я сидел с игрушкой – двусторонним плюшевым волком. и никакие руки помощи мне были не нужны. Приезжали пожарные, Шумахер с девушкой. Зоя с парнем. С Шумахером Ларина отпустила меня покурить. Одного – в туалет и съесть сухой гречневой каши из полевой кухни. У ее матери неподалеку строился коттедж, на который уходило много средств типографии. И рядом с ним – коттеджи ее сотрудников. На сцене выступал коллектив немецких волыньщиков. Мимо палатки проезжала пожарная машина. В конце Ларина показала на ближайшем сельском кладбище могилу своего папы под бесформенным куском черного гранитнго камня и разрушенную, – вероятно, еще с начала «советстких» времен, – церковь, от которой остались одни стены, горы кирпичей и остатки внутрицерковных помещений. А у меня – несколько фотографий. Обратно ехали вместе на автобусе. Никто из «продавцов» магазина в подобных выездных мероприятиях участия не принимал.

Наступил июнь, в июне – шестого – день рожденья Кузьмина, на которое позже подарил ему красочную книжку о методах пыток со времен инквизиции и до настоящего времени. Что толкнуло, не знаю, но упаковал ее красиво, в подарочную бумагу.

Шестого же июня, в «Либре», состоялась большая пьянка по случаю так же, – что теперь ясно – придуманного, – дня рождения Торговой Ольги, на который собрались и новые бабы из их компании, и парни из той же, – их компании.

До этого, на подобном же вечере Зоя привела своего нового, специально подобранного урода, который хотел сначала ее «трахнуть» на пианино, стоявшее в дизайнерской комнате, но сделал это в моей комнатке, громко стуча ее костями об стены.

Немного до этого Лариной подбросили стиральную машинку «Зингер» 18-го века, требующую починки, – чем вроде бы немного занимался и я, – но основню работу по ее оттиранию взяла на себя Сафатова, – а я был подставлен банкой растворителя, которую Сафатова подсунула мне под ноги в раздевалке (такая там комната тоже была), – и на которую я, естественно, наступил, – разбив. А растворитель лучше любого «момента» девяностых, – и, поняв, что она хочет этим сказать, просто сказал им убирать разлитое и проветривать комнату.

Была еще комната – как в «Грифе», с полноценной кухней, на которой умелица Торгова, – вместо кислоты, – решила зажарить гуся, которого потом, с водкой и другими дизайнерами, – а может, и с борониным, – под ее мерзкий смех, они радостно съели. Измазав жиром всю кухню, которую ворчавшая Ларина, на следующий день, сама оттирала. Спасибо Господу Богу за то, что почти ни на одном таком вечере я не присутствовал.

Но день рождения все испортил. Пили они не как Сферовцы, а до полных свиней, – и дождавшись моей готовности, Торгова решила сделать так же, как Зоя. Получилось у нее довольно смешно, – проснулся я на полу с головой между стеллажом и дверью, – с ее телом на себе. «Акта» не было, – было забавное издевательство.

Торгова оделась, вышла. В это же время приехал брат Дарьи, Денис, – и я стал убирать у себя на своем маленьком складе то, что Торгова ночью натворила с его содержимим. Через некоторое время она вернулась и с улыбкой спросила: «давай встречаться». Думать было некогда и не о чем, – заставлен я выл врасплох, – сказал «давай» – и начался ад, продлившийся несколько месяцев, – и потом лет, – и от которого отмаливать себя придется еще дольше.

Мы пошли куда-то через дорогу. и снова напивающаяся Торгова, сидя на лавке понесла странные фразы о том, что хочет стать пожарником, если не удастся стать дизайнером. Пожарником, – причем в москве. С этого момента и далее ее я особенно не слушал.

Вернулись обратно, но дошли только до лавок по дороге, сидя на которых, – у меня на ногах, – она уснула. Полтора метра и килограмм пятьдесят в ней было, и когда ноги стали совсем отниматься, я хотел ее сбросить. Будить не получалось, но она вскоре проснулась и мы пошли на кухню как бы разговаривать. И спасибо Денису, – на эту кухню зашедшему, – наш как-бы «разговор» быстро закончился, – я проводил ее до остановки, поцеловал на прощание, – пахнуло утробным гнилым пивом и тысячей сигарет, – посадил на автобус и пошел «блевать» в кусты.

Потом встретились на квартире Боронина, котрый учтиво оставил нас двоих, – а квартира была уже другая, – купленная его братом в новостройке в районе Зеленстрой, – и она снова уснула, свернувшись как гусеница. Но трезвая, – дав себя рассмотреть. Девочка показалась милой, я позвонил Раптору и сообщил. что у меня появилась, собственно, девочка. Все было зря. Торгова проснулась, изобразила счастливое лицо – изображала его еще целую неделю, – аж что можно было поверить, – и пошла к себе домой, – жила она через дорогу с Анной Сурначевой, ее матерью, огромной клеткой с кроликом, клетками с белками и оранжевым котом.

Как бы то ни было, с ней мы не общались, – парень у нее уже был, – причем в Москве, к которому она периодически ездила и собиралась уехать навсегда, – и в известие всего этого я был поставлен вскоре.

И снова про Сафатову. У нее дома, через несколько дней, была большая «вечеринка», – где была и новая «девушка», еще боящаяся подойти, – не говоря обо мне. Зато на улице глаза ее сияли. От чего, – вопрос.

Вскоре же состоялась еще одна из немногих встреч. Все они были строго распланированы и договорены я только могу предположить, с кем. Встреча была больше чем встреча, – нас с Борониным позвали на дачу в Смоленский Десногорск, – из которого, согласно легенде, была сама Торгова. Нас проводил Павел, зарядя прощальным дымом, – и мы, – севши в семичасовую поездку, отправились на автобусе. Боронин был молчалив и загадочен. На одной из остановок взятый мной из холодильника и подготовленный матерью кефир сорвал крышку, – и залил несколько сидений, – но странностей больше не было.

На зеленой стоянке, после четырех часов, я, – как «парень девушки», – позвонил «девушке» и сообщил, где мы. «Девушка» сказала, что ждет. Пассажиры, сходив в туалет, сели в автобус, – и без остановок мы доехали до какого-то села около Десногорска, – до которого автобус уже не шел. Но Торгова уже ждала, – с лукошком малины на каленях и матерью невдалеке, на Матизе, – на котором мы, через весь Десногорск, поехали к Торговой домой. Сидели мы на заднем сидении и я смотрел на щюрющуюся на солнце девочку с трепетавшими на ветру волосами (которые еще были на месте) в отражении зеркала заднего вида, – и уже почти думал, – что вот такая теперь «есть у меня девочка».

Девочка жила в девятиэтажке, на последнем этаже, встретил нас еще и ее отец, усатый мужик, – и теперь, всей счастливой, полноценной семьей, – все пошли на последний этаж, к ним домой. Обычная квартира, заваленная хламом, – как у меня. Торгова показала сразу плеер из детства, – кассетный, Панасоник – как у меня. Стали приезжать оставшиеся, – которым она была, естесственно, гораздо больше рада – Степан, Мария из «Либры» и Анна Сурначова. Пара из Анны и Боронина смотрелась более правдоподобно.

Отсидев в тишине положенное время, – кто-то был лишний, – Торгова сделала мне толстый бутерброд с колбасой и кетчупом, – остальных присутствующих напоив пивом, – и вся бригада снялась в Дикси за продуктами. То есть горючим. Купив его на неведомо пакетов. все загрузились в такси и поехали на дачу. Проехав мимо сгоревшего, дорога повернула к водохранилищу и остановилась возле уже ее дома.

Выгрузились, начали переодеваться. Боронин забыл плавки, – пришлось дать свои, – и постепенно начали пить. Вернее они пили все время, но сам вечер начался позже. Приехал брат Торговой, рассказывал что-то про бойлер, как им не надо пользоваться. Не знаю зачем.

Около входа в дом был камин, – его растопили дровами, – накрыли стол. У торговой был особый сособ солить огурцы – она нарезала их в пакет с солью и долго трясла, – и все сели пить. Лишним был я, – поэтому сидел не особенно втянутый в разговор, – Боронин же сразу переключился на себе подобных. Чуство присутствия друзей в Торговой превышало чувство присутствия «парня», – и себя она в мою сторону особенно не проявляла. А мне зачем в чужое лезть? Все напились и пошли плавать, – я остался один, – и потому, что не мог ходить, – и потому, что не особенно хотелось видеть ни ее компанию. ни придателя Боронина. Откупавшись, они вернулись. В Торговой проснулось чуство моего присутствия, – и она принесла банку с живыми креветками. То-ли кто-то еще съездил за коньяком. то-ли он уже был. Они продолжили пить, а Торгова повела меня наверх, в свою комнату, – и завершила таки половой акт, – на голо, – не раздумывая. – и совершала так и далее. У меня же как у новичка еще не раз возникали вопросы по поводу применения котрацептивов. но с ней вопрос не обсуждался, и они так и не пригодились. Остается до сих пор догадываться, была ли она действительно больной или просто ела противозачаточные. В разговоре сразу после этого, сидя на пороге дома под дождем, она призналась, – что она наркоман, – и таблетки с марками она ела, – но явно не противозачаточные. И очень хотела получить такое-же признание от меня.

Ночью я сильно ударился головой об пол, – поскольку спали с ней на полу, – а комната была отдана Анне с Борониным.

С утра погуляли, – показала мне камень посередине водохранилища, на котором в детстве сидела и думала о чем-то, – и была отправлена домой. Я обратно не пошел, и, – так как хотелось вообще оттуда исчезнуть, – просто пошел вдоль водохранилища, пока не зашел в заросли. Пошел обратно. К вечеру приехал брат, который, напившись, взял меня с собой в ближайшее село за добавкой. Шли, разговаривали, – обратно, чуть не убитые местными, – шли уже пьяные и орали песни. Которые резко закончились, – и брат, – серьезным тоном начал говорить о сестре, – о том, что ей – а значит, и мне – делать в туле нечего, – и надо переезжать в Москву. У меня был почти начавший открываться новый магазин вместо закрывавшегося старого, Боронин уже из «Либры» ушел, и никуда перезжать я не собирался, да и не мог физически. Встретили нас сама Торгова и жена ее брата, «Найда» (которую, по рассказам Торговой, он «трахал», – а детей все никак не было). Торгова поругалась на брата и повела нас назад.

Там продолжалась все та же попойка, – с новым коньяком, в этой компании не кончавшемся, – благо для боронина. И еще когда-то днем приехала Ларина. лежавшая в очках на шезлонге и ни с кем не разговаривавшая.

То. что можно отметить далее, в памяти не осталось, – и мы уже ехали на машине торговского отца на автобус. Попрощавшись с «будущим папой», сели, – Боронин с Анной начали возливаться коньяком, – Торгова в сиденье потеряла телефон – и мне пришлось его долго искать, – и в итоге поездки я остался до сих пор должен ей 600 рублей за билет.

Приехали. Долго спашивала, – понравилась ли поездка, или нет, – сообразить и проанализировать сразу я не мог, поэтому не ответил. Все пошли далее пить, я поехал домой, – вечером позвонив Торговой и узнав, что она провалилась в люк.

К августу выбрали новое место для «Либры» – около Политеха и Артучилища (в 2013 году закрытого) и я сел за расчеты стеллажей, расстановку и прочее. Потом ездил и делал начальный ремонт. Красил, убирал мусор. Потом разбирал старую «Либру», – запаковывали книги, возили их из магазина в магазин, – Ларин брат смачно отдирал двери монтировкой, – а я отвинчивал гипсокартонные стеллажи. Бабы сидели на бордюре и смотре– ли.

До этого приехал в Тулу дорогой Шумахер из Питера, и мне не терпелось их с Торговой познакомить. Он пришел в «Либру», кто-то еще пришел, Боронин с амфетамином в частности, и мы с Шумахером, – естесственно без Боронина, – спокойно сидели и беседовали в «офисе». Зашел разговор о «девушке», «девушка» появилась сразу же, открыв дверь, – и что подозрительно, – Шумахер напрягся и постарался отвечать на ее немногочисленные вопросы односложно или молчать. Шумахер, как участник многих тульских тусовок, мог знать многое, – вот только я не хотел ничего знать.

А в магазине надо было делать кассы, ложить кабеля, настраивать 1С-ки, собирать стеллажи, Саше Шошину – единситвенному мужику в Либре после ухода Боронина (если он таковым являлся), пришлось делать ремонт в импровизированном офисе – отгораживать его от основного второго помещения гипсокартоном, – из самого помещения, вероятно, планировалось сделать что-то похожее на прошлое дизайн-бюро, – но использовалось оно исключительно для пьянок, – и девки с Борониным после «Грифа» особенно не хотели больше ничего. Как и моя «девушка», приезжавшая после смены в типографии мне в отдел, здоровавшаяся и уходившая со своей компанией куда угодно.

Незадолго после перезда мне было заявлено. что, будучи в Москве и опоздав на маршрутку в Тулу, «девушку», потерянную в метро, нашел парень, – и оставил себе на ночь. «Я тебе изменила. Прости меня» и т.д. прозвучали странно после нескольких дней знакомства, особенно с ней.

Потом этот парень, бывший ее относительно давним московским другом, позвонил и уточнил, – не будет ли ничего плохого, если Торгова останется, поскольку вот уже ночь, – и ехать поздно. Я переживал за сохранность своей «девушки», поэтому разрешил.

А пьянки «девушки» перешли еще с прошлой «Либры» на квартиру Степана, закончившего, как и все они, – факультет дизайна, – дико неподозреваемо-нечеловечески пьющего и начинающего увлекаться неонацизмом. Как, впоследствии оказалось, – и «девушка». Но тагда все было безобидно, собирались у Степана все те же, без Лариной, – но с Борониным и мной, – как парнями двух представителей всей компании. Вот где точно я себя в первый раз в жизни почуствовал не просто лишним, а готовым просто уходить. Но как бросить «девушку», да еще и с парнями, да еще и «бухую»? Вскоре «девушка» побрилась на лысо и уговорила побриться нас с Борониным, – и я, без задних мыслей, – согласился. С этого времени волосы были только в двух положениях – или до пупка, или под ноль. Теперь я уже старый и больной (как и был раньше – только хуже) – и волосы стали пореже. Но длина стандартная. Металл, как говорится.