Воду привозят и разливают в резервуары, примерно на тонну. Снизу кран с трубкой, довольно удобно наполнять ведро или канистру. Газ привозят в баллонах. Повсюду электрические столбы и ужасная путаница из всевозможных проводов.
Много будок выставлено по четыре вместе, в "каре", сверху натянут тент, на земле уложены маты или ковры. Четырёхкомнатная квартира с "танцполом" посредине. Нас размещают именно в таких. Моя "прорабская будка" с флагом Бахрейна, это спонсорская помощь.
В Заатари карточная система, вместо денег – купоны, но доллары тоже в ходу. В лагере два супермаркета и четыре школы, девочки учатся утром, а мальчики – вечером. Впрочем, далеко не все дети ходят в школу.
Устроен большой ангар с крышей, но без стен – это детская площадка. Центральные улицы заасфальтированы, главная из них – скопление пекарен и лавчонок, называется Елисейские поля, потому что начинается от госпиталя, построенного французами.
Содержание второго в мире по величине лагеря – дело накладное. Главные спонсоры – ООН, ЕС, Канада, Австралия и страны Персидского Залива.
Мельчайшие частички песка поднимаются даже слабым ветром. Песок попадает внутрь одежды, в постель, в технику, поскрипывает на зубах… Не представляю, что здесь творится, когда приходит песчаная буря.
Полшестого, из-за дальних, сутулых гор, встаёт солнце. День уже длится больше 12 часов. Март богат на ветра и пыльные бури, хорошо, что он уже заканчивается, плохо, что скоро начнётся настоящее пекло.
Нас собирают американцы и непонятные военные. Заполняем опросники, пишем, куда хотим попасть, и прочую лабуду. Два раза вывозят в пустыню, мы бегаем и стреляем. Похоже на смотрины, а не на учения.
Проходит неделя, и нас частями перевозят в Сирию, в лагерь Эр-Рубакан. Тут уже всё жёстче.
Беженцы на грани выживания, и борются за жизнь отдельно от военных, их около 50.000 человек. Солдат ССА – примерно 5000 человек.
Те из сирийцев, кто может держать оружие, переходят к военным, чтобы хоть как-то прокормить семью. Большинство жителей – это женщины с детьми, они продаются за еду или выходят замуж.
Гуманитарка бывает редко, большую часть забираю военные, из-за неё же и грызутся потом. Гражданские получают помощь в обмен на что-то или не получают вовсе.
Отдаю баул с «штатской» одеждой и вещами несчастным женщинам. У меня впечатление, что гардероб и мелочовка, мне долго не понадобятся. Прощай индпошив, прощайте эксклюзивные туфли и костюмы с рубашками!
Закат в пустыне великолепен. Ты видишь всю линию горизонта, а над ним смотрящее на тебя в упор со всех сторон небо. От него невозможно отвернуться или спрятаться, зайдя за угол.
Огромную часть горизонта занимает закат: вначале раскаляя небосвод до жидкого металла, медленной остужая до черноты холодной стали.
Почти не ощутимая в тихую погоду запылённость воздуха пустыни, особенно заметна над горизонтом утром и вечером. Более
пыльное, густое "нижнее небо", сильнее, чем у нас в Средней полосе, отдаёт бордовым и тёмно-красным. Оно поднимается от горизонта на высоту солнечного диска до "второго", оранжево-жёлтого неба, высотою в 3-4 диска. "Третье небо" – бело-жёлтое, словно хвост кометы.
В мириадах невидимых песчинок, солнце делается размытым, матовым
пятном. Огненный болид медленно падает за горизонт. Густой, огненно-красный цвет неба, словно хвост кометы, стремительно расширяясь, так же быстро бледнеет и гаснет. В Сахаре или Араве такого не встретишь. Там всегда мешают гигантские дюны, холмы или небольшие скалы, а
тут, ровная как стол пустыня, с редкими степными проплешинами.
Спрашиваю у Тимура, зачем он приехал сюда? Он признался, что хочет заработать на дом. Любимую девушку, голодранцу, выдавать замуж не хотят. После перекрытия Северо-Крымского канала, с водой на Херсонщине творится ужас: часть области затапливается, а юг страдает от
засухи. С блокадой Крыма не стало и работы.
Раньше, несколькими семьями, они возили лук и яблоки на полуостров, продавая с мелкооптовых рынков кафешкам и ресторанам, кормивших туристов. А после блокады куда возить?
Через десять дней, на автобусе уезжают первые 20 человек, потом ещё…
Тимура зачислили в Магавир Эс-Саура. У него всё новое и американское, только связь от французов. Созваниваюсь с ним по Ватсапу, это единственное, что здесь работает более-менее…
–Ну, Тимур, теперь ты в армии Саурона! – шучу я. Понятия не имею, что означает это "Эс-Саура"…
Он охранник бензовозов с нефтью, идущих в Турцию. Есть народ из России и даже татары из Крыма. Рассказывают, что львиная доля нефтепромыслов захвачена ИГИЛ, но вышки есть практически у всех. Большие деньги любят тишину, и на дороге разборок никто не устраивает, да и как стрелять, если кругом цистерны с нефтью? Тимур утверждает, что даже "садыки" (войска
Асада), покупают горючее у ИГИЛ. Восток – дело тонкое…
Приехали очередные "купцы", меня тоже "выбрали". Теперь я в "Дивизии 18 марта". Нас перебрасывают под Дераа. Боям за столицу этой провинции не видно конца. ССА собирается с силами, чтобы кардинально переломить ситуацию. Грядущая операция называется "Южный шторм".
Размещаюсь в "землянке" – это выдолбленное в камне подземелье, где живёт 12 бойцов. Земли и песка в округе нет, только серый или тёмно-серый камень. Отбойными молотками, посменно, выдалбливаем позиции и помещения. Ощущение, что живёшь рядом с вулканом, но здесь нет
даже гор, до горизонта раскинулась каменная равнина.
Вдруг меня перекупают американцы, и возвращают под вечер из под Сувейды обратно в Эр-Рубакан. Пятой или шестой партией загружают в автобус и везут, если солнце меня не обманывает, на Северо-восток. Солнце и смерть – последние, кто здесь не обманывают.
Сирия.
Приезжаем в Таль-Бирак, недалеко от столицы мухафазы (районного центра) – города Хасеке. Для сирийцев, провинция Хасака – это как для русских Чукотка: тоже на Северо-Востоке, и по местным понятиям, очень далеко.
Сами сирийцы называют свою страну "сУрья". Говорят, название произошло от "Ассирия". Между прочим, ассирийцев в этой части страны много и они христиане.
Американцы, французы, ваххабиты и прочие, ведут повсюду раскопки, ищут древние артефакты. Нам предстоит охранять всю эту "археологию". Здесь относительно спокойно, хотя, ДАИШ, на шахид-мобилях, могут ударить из своего логова в Аш-Шаддади, и серьёзно обострить обстановку.
Боевые действия идут на южных окраинах Хасеке, и его окрестностях, но основные силы джихадистов далеко на западе страны – в Алеппо. Северо-восток – второстепенное направление.
Американцы прикрывают нас с воздуха. Местность открытая: равнина, пологие холмы и поля, поля… У янки поблизости два аэродрома и спецназ. Но из военных вижу больше всего курдов. Они не сидят без дела: тренируются, контролируют территорию, отдыхают после боёв. Курдские
YPG и SDF – главное блюдо из пушечного мяса после ИГИЛ и Аль-Кайды.
В июле, бармалеи предприняли самое серьёзное в этом году наступление. Получили по зубам, отступили и успокоились.
Нам платят 300 долларов в месяц, и премию в 500-1000, если найдём краденое. Копают сирийцы.
Передний Восток – это 6000 лет цивилизации, плюс Неолит. Куда не ткни, что-то да найдёшь. Пойманные на воровстве землекопы исчезают навсегда.
Караулы, охрана периметра, досмотр на входе и выходе. Работа по 12 часов. Ничего особенного. Это "ничего особенного" тянется до октября.
Иногда ездим в кафе и рестораны столицы региона – город Хасаки. Кто покурить кальян, а кто и выпить. С алкоголем у христиан-ассирийцев проблем нет, разумеется, шататься пьяным по улицам или ходить с бутылкой в публичных местах не стоит.
Бои вспыхивают регулярно, но жители стараются сохранять привычный образ жизни и насколько возможно, игнорируют войну.
Сирийский общепит выглядит не очень презентабельно, а иногда даже
антисанитарно, но шансы получить отравление в воюющей Сирии ниже, чем в кафе и ресторанах России.
Мне нравится "Bubbles". Кафешка "Пузырьки", на углу проспекта Камышлы и Проезжей, в стиле хай-тек, а-ля 70ые годы прошлого века. Европейский, красно-белый, пластиковый дизайн, никаких узоров, ковров и прочей восточной дежурной пышности. Что-то я устал от арабского китча. Обычно заказываю пиццу. В Хасаке она от 10 до 50 центов. В России не ел, но скучаю
по всему европейскому, особенно по кухне.
Картофель фри стоит 50 центов. Чай – 20 центов. "Аджи" – лепёшка, сантиметров 15 в диаметре, посыпанная сыром и аджикой, традиционное сирийское блюдо – 20 центов.
Для среднего сирийца зарплата в 100 долларов – считается хорошей, но люди работают и за 50. Доллар меняют на 500 сирийских фунтов, которые все называют лирами.
Рота разместилась в бывшем административном здании, вокруг забор. Помимо раскопок, охраняем и его. Администрация, склады и прочее, под контролем курдов. Американцы стерегут только себя.
Особо никуда не выйти, разве что на природу. Тель-Бирак, расположился на пересыхающей летом речушке Эр-радд. Раскопки идут по обоим берегам. Жителей не наберётся и тысячи человек. Вокруг поля, много зелени.
Севернее, где Турция, находятся отроги Восточного Тавра, задерживающие облака с дождями из Средиземноморья, но дыхание пустыни с юга тоже чувствуется. Без полива летом не обойтись. Колодцы и скважины выручают, даже не смотря на пересыхающую летом реку.
Сирийцы похожи на иорданцев, особенно это видно в магазинах и на рынках. К тебе никто не пристаёт, не кричит, за руки не хватает и не материт, если сделка сорвалась. Спокойные, обстоятельные люди. Разительный контраст с Северной Африкой и турками. Много палестинцев. Отличить сирийца от палестинца просто: оба носят головные платки – "арафатки", но у сирийцев
они красные, а у палестинцев – чёрные.
Здесь не говорят "салам алейкум!", все здороваются за руку, произнося "мархаба", то есть "привет!"
Из документов у меня заламинированная картонка с данными на арабском, есть даже группа крови. Логотип "Дивизия 18 марта", синяя печать, фото и подпись. Смотрится как бейджик. Это типичный для Сирии документ. Ещё ношу два шеврона: зелёно-бело-чёрный флаг с тремя красными звёздами и двумя "калашами" по бокам – символ Южного фронта, и "чёрный квадрат Малевича" с белым флагом и вышитой золотом одноимённой надписью – знак моей дивизии.
Первый раз в жизни пробую спелые оливки прямо с дерева. Они ужасно терпкие и страшно горчат, есть невозможно. Понимаю, почему их никогда не продают свежими. Оливки и маслины лучше покупать с косточкой и проглатывать её, она полностью переваривается желудком. В ней много полезного. Более зелёное масло считается более качественным, и полностью впитывается в кожу.
С народом общаюсь больше жестами и несколькими понятными для всех английскими фразами. Активно осваиваю арабские слова, типа "рибат" – т.е. крепость, или в нашем случае КПП. "Иншалла букра" – дай Бог, завтра. Это и вежливое посылание "на…", и русский "авось". То есть "на всё воля божья" – популярная фраза в Иордании и Сирии, да и в Северной Африки без неё
никуда.
Звонок от Тимура в октябре. Караваны бензовозов стали попадать под русские авиаудары. Езда по ночам малыми группами помогает плохо. Анар и Марат, парни из нашего взвода, как-то умудрились перевестись в провинцию Идлиб, там куда спокойнее конвоировать автоколонны. Только на урожае оливок, продаваемых в Турцию, ССА зарабатывает бешеные деньги, впрочем, охрана тоже не теряется и активно шабашит. Из Идлиба вывозят вообще всё! От артефактов до металлолома! Сам Тимур, чудом доставив в Турцию два бензовоза из десяти, решил их продать какой-то автодорожной компании. Турки берут нефть по 12 долларов за баррель, он отдал за 8, им
же продал и сами бензовозы. Приехал обратно, сказал, что все машины взорваны. Взял новую партию, довёз три из восьми, и тоже продал. Деньги разделили с ребятами. Тимур уже на пароме и направляется в Одессу. Для него эта война закончилась. Радуюсь за парня и желаю успехов ему и
всей Херсонщине.
Масуль, т.е. командир смены, недолюбливает меня за неисламское мировоззрение. Но делать это открыто, перед американцами и христианами-ассирийцами, Хикмет не рискует. Все зовут его "марокканец". Хикмет родом из Марокко, но всю жизнь провоевал в Афганистане. Начинал против СССР, закончил против янки. Теперь служит наёмником на непыльной работе. Афганцы в Сирии тоже есть. Воюют за всех, но большинство – в шиитской "лива Фатимиюн" (бригада имени Фатимиюн – дочери Пророка), под руководством иранцев, а значит, за Асада.
Землекопы хотят подзаработать и пытаются воровать, договариваются с охраной, но с "марокканцем" этот номер не проходит. Он предпочитает получить доллары и похвалу от неверных янки, нежели помочь единоверцам.
Поговаривают, что Хикмет помогает охранять пять – шесть кустарных установок по переработке нефти, а янки закрывают на это глаза, пока он рвёт перед ними задницу на раскопках. Для пиндосов раскопки несоизмеримо важнее.
Установка по переработки нефти – звучит эффектно, на самом деле, это большой бак, разогреваемый на открытом огне. Из бака отходит труба в траншею с водой, где нагретые газы осаждаются, превращаясь в прямогонный бензин, его тут же разливают по канистрам, бочкам и
цистернам Отходами от перегонки греют бак с сырой нефтью. По сути, это самогонный аппарат больших размеров.
Темнеет, на сегодня работы закончены. Землекопы идут через проходную. На уставшем лице высокого худощавого парня, на мгновение проступает испуг, когда он видит "марокканца". Этого достаточно, чтобы завернуть "археолога" для обыска. Зная, чем это кончится, я в нерешительности…
Вообще, с рабочими стараюсь не связываться, но и обыскиваю редко, а если и нахожу что, то, даю подзатыльник и отпускаю с "награбленным", потому что американцы – ещё бОльшие воры, несравнимые по размаху и наглости.
Переминаюсь с ноги на ногу. Промучившись так пару минут, всё-таки решаюсь зайти в комнату для обыска. На столе лежит античная камея и чехол от ножа Хикмета. Бедный парень стоит на коленях, уткнувшись лицом в угол между стеной и столом, а дряблые, покрытые шерстью ягодицы "марокканца", хищно ходят взад и вперёд. Ого, да наш благоверный мусульманин делает харам! – мелькает у меня. Удар в ухо с ноги сваливает ничего не понявшего моджахеда. Парень, зажав камею в кулак, вылетает из комнаты. Через десять минут из каморки выходит "марокканец",
черные бусинки глаз блестят холодным огнём. Не сказав ни слова, начальник выходит. Если будет только намёк на угрозы, сдам этого "масуля" ребятам с потрохами. Сами марокканцы порежут такого начальника на ремни.
Это долгие годы мужской дружбы сделали его педиком, или гомосексуализм погнал его в тесные сообщества настоящих мужчин и их "горные расщелины"? Впрочем, мне наплевать.
Через неделю узнаю, что меня отправляют в действующую армию.
В ближайшее увольнение еду в город, к местному филателисту Шимуну. Покупаю две марки за 2300 долларов. Это самые дорогие марки в его коллекции, и почти вся "коллекция" моих денег, вместе с командировочными и "подъёмными". Еду не один, а с египтянином Мусой. С ним мы
заступаем в караул и неплохо ладим. Я закрываю глаза на все его тёмные делишки с землекопами. Не удивлюсь, если бежевый "ландкрузер 100", что везёт нас в город, куплен Мусой на заработанное у арабов, а не у мериканцев.
Муса немного понимает по-русски, и прекрасно знает торговцев Хасаки. Через специалистов по антиквариату, этот проныра пользуется в городе большим авторитетом. В Сирию коллега переехал после беспорядков в Египте, на площади Тахрир. Будучи полицейским, он слегка прессовал
митингующих. Когда же "Братья мусульмане" пришли к власти, Муса не стал дожидаться старых знакомых в гости, и рванул в Сирию.
Его отец работал на строительстве Асуанской ГЭС, вместе с русскими инженерами. Дома хранились пластинки и несколько подаренных советскими строителями богато иллюстрированных книг. Одна, с совершенно фантастическими для египтянина фотографиями лесов и рек – что-то там про природу Сибири, а другая – с полуголыми женщинами, на которых, подростком, Муса тренировал правую руку. Так он стал поклонником советского балета и ценителем балерин.
По-дружески помогает скинуть цену за марки, с 5000 до 2300 долларов. Одна марка красная, с Георгом 5, с номиналом в 25 (!!!) английских фунтов, а другая – черная, советская, совершенно неприметная, с лётчиком Леваневским, номиналом 10 копеек. Марка выпущена после знаменитого перелёта в Америку, через Северный полюс.
Шимун, ассириец-христианин, клянётся, поцелуя нательный крест, что марки настоящие и стоят заметно дороже. Если бы не война, меньше 10.000 долларов не продал бы. Муса и Шимун – давнишние деловые партёры и страстные болельщики, познакомившиеся на футболе, оба фанаты сирийской Аль-Джазиры.
Покупаю две открытки с видами на город, отправляю с письмом своей благоверной. Положенные марки наклеены на конверт, а купленные у коллекционера оказываются на открытках. Письмо отправляю с оказией через Турцию. В моём положении это единственный способ переслать деньги
жене.
Звоню ей по поводу письма. Чувствую, как непривычно говорить бегло по-русски. Это последний звонок. Перед отправкой у меня устраивают настоящий обыск и отбирают телефон. Неужели это прощальный привет от Хикмета?
Как там в Библии? Прощайте врагов своих, дабы Отец небесный простил вас за грехи ваши? Ну, вот и как простить такого? Ладно, попробую…
У Хикмета нет родины, семьи, родни и своего дома. Он живёт вечным командировочным, настоящий Агасфер. Ему неведома радость отцовства, у него не будет внуков. Любил ли он? Полноценная любовь возможна минимум на троих; отец, мать и ребёнок. Любовница, жена и мать – три пазла, создающие женщину во всей её полноте, тоже самое можно сказать и о мужчине. Да, мне запретили видеться с моей Оленькой после развода. Мне недоступно бОльшее из того, что является настоящим человеческим счастьем, но у меня есть хотя бы представление об этом, я это пробовал! Так кто же из нас более несчастлив? Он, не подозревающий о настоящем счастье, или я – знающий, но лишенный его?
Ситуация под Алеппо накаляется. Для Сирии это Сталинградская битва и блокада Ленинграда одновременно. ССА собирает всех, кого только можно, чтобы отправить через Турцию на подкрепление во второй по важности город Сирии.
Ехать по северу страны нельзя, курдские анклавы перемешались с территорией, занятой ДАИШ. С курдами у ССА отношения натянутые: кто дружит с турками – точно недруг для курдов. Спасают общие интересы с американцами. Отправляемся на Запад через Туретчину. Возле Келиса нас
поджидает ещё одна автоколонна. Грузовики с антиквариатом, едут на американскую авиабазу Инджирлик. Турки на границе не проверяют, с сирийской стороны встречают свои. Останавливаемся в Азазе на распределение. Еду в Телл-Рифаат.
Сильван, крепкий, коренастый командир моего нового подразделения, иракский майор. Как и положено танкисту, невысокого роста. Забирает в свой отряд. На мне каска, наколенники, налокотники и М16, не говоря уже о разгрузке и прочем, это делает меня заметным на фоне молодёжи в спортивках и джемперах, с китайскими АК47. С другой стороны, солдат много не бывает.
ИГИЛ начал наступление на САА, в сторону трассы Келис-Азаз-Алеппо. Это главная артерия, питающая "повстанцев" из Турции. Её потеря – катастрофа для всего фронта в Алеппо. Руководству пришлось бросить "ребелс" на защиту подступов к "дороге жизни" от ИГИЛ.
Сильван, и ещё несколько бывших иракских военных, когда-то учились в СССР, двое привезли русских жён и неплохо разговаривают по-русски. Иракцев на этой войне много, сунниты воюют за партизан и исламистов, шииты – за Асада. Говорят, есть даже дивизия имени Саддама Хуссейна.
Идём на Юго-восток, оттеснить ДАИШ как можно дальше от трассы.
Фронт в Сирии как таковой – понятие условное, на картах, где та или иная территория числится под контролем "красных" (Асад), "зелёных" (САА) или жёлтых (Курды), множество деревушек и городков, могут быть вообще за "серых" (Ан-Нусра ака Аль-Кайда) или владением "чёрных" (ДАИШ ака ИГИЛ).
Наш фронт растянулся на 50 километров в ширину и 20-25 в глубину. Местность равнинная, сплошные поля, сады и небольшие фермы-хутора.
Земля красно-коричневая, напоминает цветом и консистенцией глину Русского Севера, но растёт на ней всё…
По рации доложились о захвате фермы, скромно умолчав, что она ничейная. Вечереет. Выставляем караулы, и готовимся к ночлегу. В километре от нас начинается перестрелка. Сильван поднимает квадрокоптер и быстро оценивает ситуацию. На соседней ферме игиловцы кого-то окружили и пытаются штурмовать. Вокруг фермы сделан отвал земли в виде двух
брустверов. Из-за внешнего стреляют по внутреннему, примерно человек 40. Три джипа с крупнокалиберными пулемётами поддерживают нападающих беглым огнём. С Юго-востока фермы разместился ещё один пикап, с боеприпасами и раненными.
Связаться с осаждёнными по рации не получается, возможно, устройство повреждено или его уже нет. Четыре наши тойоты с пулемётами ДШКа и одна с 82 миллиметровом миномётом, подходят к наступающим стыла, метров на 300. Заходим с восточной стороны, откуда нас меньше всего ждут.
Атакуем. Главная цель – пулемёты на "тачанках".
Неожиданный удар в спину, повергает нападающих в шок, исламисты бросаются врассыпную. Разбегается около трёх десятков вояк. Преследуем с километр. Стреляем и гоним, гоним и стреляем…
Бывший сержант-пехотинец, дезертир, и по совместительству "золотой голос" отряда, Джамаль из Хаспина, кричит засевшим в здании, что ДАИШ разбиты, и они свободны. С белой тряпкой на ветке, к дороге выходит парламентёр.
На ферме отчаянно оборонялась сборная из двух разбитых отрядов: шииты-пакистанцы из "Бригады Занабиюн" и… шииты ливанской Хезболлы! Они выдвинулись независимо друг от друга, в восточный Алеппо (на помощь Асаду, для борьбы с ССА! Разумеется, это не уточняется). В точке сбора, в городе Муслимие, "своих" уже не оказалось. Игиловцы оттеснили оба отряда от линии фронта в окрестности Маарата, и погнали ещё дальше от передовой, в сторону Тал Сусьян. Там остатки обоих отрядов соединились и продолжали с боями отходить всё дальше на северо-запад. Где они сейчас – понятия не имеют.
Вообще, термины "враг" и "союзник" на этой войне весьма условны. После провала операции "Южный шторм", у наших с Асадом нейтралитет на юге, под Деръа. Но вовсю воюем в Алеппо. На Юге у ССА нейтралитет с Ан-Нусрой, которая бьёт Асада, зато мы, там же на юге, воюем с союзниками Ан-Нусры – ИГИЛ. Ситуация в других районах страны может быть не менее
фееричной. Добавьте сюда множество независимых племён, их союзы и банды всех мастей.
В Сирии воюет 150 "армий" и группировок. Война творит удивительные пасьянсы и мезальянсы. В названиях группировок часто фигурируют такие слова как "фронт\джапхат", "армия\джейш", "бригада\лива". По факту, численность таких "новообразований" может быть 50-150-500 человек.
Крупнейшие формирования доходят до трёх тысяч штыков. Численность Нусры, ДАИШ и САА идёт на десятки тысяч солдат.
Ещё вчера мы числились врагами, но час назад, рискуя жизнями, под пулями общего врага, стали э-э… тактическими союзниками. Пьём вместе крепкий чай матэ, и улыбаемся друг другу. На ферме найден небольшой запасец виски, кальян, козий сыр и другая нехитрая снедь. После выставления совместных караулов, празднуем общую победу, а кое-кто и своё второе рождение.
Пакистанцы с ливанцами, и ещё нескольких человек не пьют, зато стальные…
Среди ливанцев оказался Валид – его папа учился в краснодарской сельхоз академии, на ветеринара. Тоже женился на хохлушке. Так что Валид неплохо говорит по-русски. Спрашиваю его:
– Где Ливан, и где ты? Что ты тут делаешь?
– Ан-Нусра и ДАИШ – ваххабиты! Сегодня Сирия, завтра – Ливан. Всем шиитам будет смерть, всем, кто не ваххабиты – тоже смерть. Нусра получает деньги, оружие, лекарства и еду из Израиля. Ан-Нусра и ДАИШ лечится в Израиле. Израиль – смерть!
Спрашиваю через Валида пакистанцев, а что они забыли в Сирии? Говорят примерно то же самое: Америка, Израиль, саудиты, ваххабиты… Все натравливают суннитов против шиитов, и мусульман на мусульман. Война у соседа – плохо, война в своей стране – совсем плохо. Лучше воевать здесь, чем завтра у себя дома.
Среди шиитов большинство – мальчишки, но есть и весьма опытные бойцы. Настоящего солдата, как и рыбака, видно издалека. Спрашиваю Валида про ветеранов. У всех богатый военный опыт. Закалка в стычках на границе Ливана с Израилем. Мощная подготовка у хазарейцев в Афганистане и в военных лагерях Венесуэлы.
– А что Хезболла делает в Венесуэле и Афганистане? – удивляюсь я.
– Понимаешь, война и армия – удовольствие дорогое, героин и кокаин – тоже, понимаешь связь? Просто управление издержками!
– Подожди, но ведь наркотики – это харам!
– А это как посмотреть: кокаин оплачивают янки, мы ведём войну с Израилем и Америкой, и с их собаками. Получается, США оплачивает войну против себя же, да и сам кокаин – это продолжение войны другими методами. Да отсохнут у америкосов носы и мозги после этого кокаина!
– Так, а Венесуэле-то вы зачем? Президента охраняете?
– Нет, Мадуро кубинцы охраняют. У нас общие враги – Америка и Израиль, одно дело делаем, к тому же, мы ещё и торговые партнёры – их официальные дилеры по кокаину.
– Слушай, а почему не пишут о венесуэльском кокаине?
– Про колумбийский слышал?
– Разумеется! – чуть ли не обиженно отвечаю я.
– Во-от, это же мировой бренд, а зачем размывать бренд? Продажа венесуэльского под видом колумбийского – это же дополнительный заработок на ровном месте!
– Подожди, а как отличить колумбийский от венесуэльского?
– Ну, один сделан в Венесуэле, а дру…
– Да нет, я про эффект, примеси, вкус, цвет и всё такое!
– Не знаю, не пробовал, – говорит Валид, и непонимающе смотрит на меня.
– Хорошо, но почему никто не перекроет эти каналы? – пытаюсь перевести разговор в другую плоскость.
– Кто, например?
– Ну, как-то? Спецслужбы, военные?
– С ума сошёл? Им же тоже нужны деньги на свои спецоперации и домик в деревне! Просить никто не любит, особенно на операции, от которых у нежных сенаторов может случиться инфаркт, прямо на защите этого самого финансирования. В Ираке, после его захвата "америкосами", стояли
их союзнички, так все торговали оружием и наркотиками! Какие-то несчастные поляки увозили сотни тысяч долларов домой наличкой! Думаешь, сэкономили на походах в бары из-за жары?
После прихода в Афганистан американцев, производство героина там выросло в десятки раз! И на военных транспортниках этот героин летит в Европу.
– Откуда такая информация?
– Так Хезболла их офицерам его и продавала!
– Подожди, вы же для американцев считаетесь террористами. Террористы толкали героин америкосам в Афгане?
– Так-то все продавали. Вообще, нас там как бы нет, но есть местные хазарейцы, у которых отличные тренировочные лагеря, не хуже чем у нас в Пакистане, вот они и продавали. Кстати, хазарейцы тоже здесь воюют – это "лива Фатимиюн", слышал? Вообще, шиитский интернационал – это
заслуга Ирана. После операции "Иран-контрас" ничего не изменилось. Политики вешают лапшу на уши, а все, кому очень надо, делают свой маленький бизнес, занося долю в фонды, финансирующие выборы политиков. Это американская олигополия, пардон – демократия, брат!
Сильван спрашивает, что хочет делать Хезболла и Занабийюн дальше? Им нужно выполнить приказ – прийти в Алеппо, на соединение со своими. Все понимают, что это невозможно.
Не знаю, как эти шииты, а мы – наёмники, сложить свои головы даже в боях с ИГИЛ желанием не горим. Судя по обстановке у соседей, там тоже не рвутся штурмовать столицу ИГИЛ – Ракку. Наступают, дай Бог, по 2 километра в день, если вообще наступают. В округе сплошные поля и фермы. Кругом небольшие посёлки, в любом из них застрять можно на неделю. Тем более что здесь – не главное направление, и завтра можем оказаться без снабжения.
Алеппо и курды – вот где главные бои!
Сильван решил, что оборонять вчерашнюю ферму легче, чем эту, переселяемся в свежие, ещё не расстрелянные пенаты. Пакистанцы и Хезболла решили остаться с нами. До своих им не добраться, ну а ИГИЛ – какая разница, где их бить?
Нагребаем трактором валы, укрепляем здания мешками с утрамбованной землёй, минируем подходы. На противотанковые фугасы ставим копеечный китайский датчик движения и батарейку, управляемая мина готова.
Окопы здесь роют только как ходы сообщения или чтобы не попасть под пулю снайпера.
Утром народ не спеша слоняется по ферме, занятый возведением укрепрайона. Откуда-то нарастает гул, и внезапно появляются вертолёты. Они не песочного цвета, значит, это не Асад.
–Русси-русси! – все кричат и прячутся в саду под деревьями, как тараканы за плинтус. Защитники внучки Пророка и "Партия Аллаха" тоже понимают, что они не дома, и погибнуть от союзников – крайне обидно. Бегут к канавам, падая в декабрьскую грязь.
С начала октября, слухи о русской авиации распространяются по Сирии со скоростью звука, обрастая такими невероятными подробностями, что дух захватывает!
Я вижу заклёпки и советские звёзды на брюхе и бортах стальных машин, и понимаю, что мне БЫ тоже надо БЫ бежать БЫ…, но всё моё нутро радуется этим звёздам, блокируя все доводы разума. Правая рука невольно дёрнулась в изрядно забытом жесте отдания чести, но вовремя остановилась. На миг в меня врываются воспоминания…
Тоже декабрь, снег… Придя с армии на гражданку, возвращаюсь вечером из гостей. На мне болоньевая куртка, джинсы и вязаная шапка, мимо проходит не то "подпол", не то "полкан", в парадной шинели, и я, на автомате, отдаю честь. Парадная шинель недоумённо смотрит на ещё более удивлённого меня, а потом понимающе улыбается…
Я стою посредине двора и, как заворожённый, гляжу на вертолёты и их красные звёзды. Рядом со мной – автомобили с крупнокалиберными пулемётами, ящики с выстрелами к РПГ, цинки с патронами… Но хвосты "аллигаторов" проносятся дальше, не сделав ни единого выстрела по нам.
После этого случая меня зауважали.
Яхий из Хезболлы, сбивает квадрокоптер, по всей видимости, игиловский. "Гости" уже рядом. Сильван запускает свой, держа над "базой". Народ разбегается по позициям. Ждём. Через час, к бетонным блокам на дороге приближается шахидмобиль. Из "зелёнки" и с дороги бармалеи открывают беспорядочный огонь по КПП и ферме, чтобы ни у кого не возникло желание высунуться, а тем более стрелять по несущейся на всех парах машине. Слева от дороги, в сторону неприятеля, ползут двое наших с РПГ7. Остальные по-пластунски отходят с импровизированного КПП в сад. Не доезжая 10 метров до бетонных блоков поста, шахидмобиль подставляет незащищённый бок под выстрел РПГ и взрывается. Ребят из Хезболлы отбрасывает на пару