мужчины ради любви пошли, знаешь? – Сохраб и Билал недоумённо смотрят на меня и улыбаются. – Взгляните на мартышек и прочих обезьян в зоопарке – у всех самцов постоянная эрекция, а у мужчин нет! Но когда-то была! По идее, эрекция нам даруется, когда в сердце приходит любовь. Лишиться постоянной эрекции – это серьёзная жертва мужчин во имя любви!
Номо сапиенсы на такие жертвы не пошли и вымерли!
– Подожди, если хомо сапиенсы вымерли, тогда, кто мы такие? – недоумевает Билал.
– Мы – это Хомо сапиенс сапиенсы.
– Так что ты, Билал, будучи хомо сапиенс сапиенс, сделал ради любви?
– Когда я стану бригадным генералом, женюсь и наделаю много офицеров для Ливана, чтобы евреи не летали в небе моей страны, как навозные мухи. – невольно смотрим на небо.
Молодой месяц уже светится позолотой, а в проплешине из облаков догорает закат. Начало пятого, солнце уже село.
– Игорь, так ты дарвинист или за эволюцию? Ты же христианин и должен верить в 6 дней творения! – говорит Сохраб.
– На иврите слово, читающееся как "день", означает ещё и "период". А период может длиться столько, сколько нужно. 6 периодов творенья вполне могли длиться 6 миллиардов лет, ну или сколько там возраст Земли? В общем, не вижу каких-то серьёзных конфликтов между наукой
и Христианством, тем более, что научные парадигмы меняются примерно каждые 50 лет. Научная картина мира в 19 веке сильно отличалась от 20 века, а в 22 веке будет непохожа на нашу. Прикажете каждые 50-100 лет Книгу Бытия переписывать? Христианство может подождать ещё 2000 лет, пока наука в своих шараханьях не придёт к какой-то окончательности, тогда и
поговорим. Сейчас, самый передовой научный метод – это построение моделей. Чья модель лучше описывает и согласуется с имеющимися данными, тот и прав. Завтра будут новые данные, и сочинят новую модель…
Кстати, о Боге. Я тут размышлял про осаду Аль-Кинди в Алеппо. Когда-то один из крупнейших онкологических центров на Ближнем востоке, он держался в окружении около года! Под конец, из-за зениток, уже невозможно стало сбрасывать продовольствие и боеприпасы с воздуха, но солдаты сражались, пока несколько шахидмобилей, по 5-8 тонн взрывчатки каждый, не подорвали его. И то, группа солдат прорвалась из окружения! Эти воины – герои! И таких примеров – десятки, а кто тогда ССА, которые штурмовали этот центр? Когда ССА так защищали окруженный комплекс, какой-то дом? Что-то подобное Аль-Кинди и близко нет даже у ДАИШ и
Нусры! Шахидов и ингимаси в расчёт не берём. Так за кого же Бог, а за кого Иблис? Неужели герои за шайтана, а трусы за Бога? Так не бывает! Воюющие за правое дело наркотиками себя не накачивают! А вот фашисты во время Второй мировой, американцы во Вьетнаме и прочие слуги
шайтана – сколько угодно!
– А у американцев есть герои? – спросил Билал.
–Страна, у которой нет реальных героев, создаёт их в комиксах и Голливуде. С ней точно всё в порядке? – продолжил рассуждать Сохраб.
Пришла смена, меняемся и идём ужинать. Чечевичный суп, зерновая каша "бугуль" и турецкий сухпаёк идут "на ура!" после двух часов сидения и стояния при +6.
Да, война войной, а обед по расписанию. Ребята достают фотографии с роднёй и рассказывают, кто есть кто. Фото, где Сохраб стоит с мужиками в чёрных тюрбанах на фоне американского танка Абрамс, меня заинтересовало.
– Это наши друзья из Ирака, тоже шииты, у них много американской техники, поясняет Сохраб и переключается на фотографии сестрёнок Билала.
– Вот ты экономист, Билал, как считаешь, война – это менеджмент, искусство управления или воинская доблесть? Типа, в нужный момент, нужная тактика, нужное количество боеприпасов и вооружения, живой силы и горячий суп со свежим чаем, и вот она – победа!
– Подожди, а как же героизм Аль-Кинди, про который ты говорил?
– На героизме можно выиграть битву, но не войну, – подтверждает Сохраб.
– Вот если бы Юлий Цезарь был бы лишь государственным чиновником, – продолжаю я, – то только за Юлианский календарь он вошёл бы в историю, а он много разных реформ провёл. Мораль: Цезарь – скорее великий управленец, чем воин. С другой стороны, в разгар гражданской
войны сбежать к Клеопатре в Египет на пару месяцев, а потом разместить её и внебрачного сына – Цезариона, рядом с родными пенатами в Риме – это сильно!
– Подожди, это та Клеопатра, которая с Антонием роман крутила?
– Да, та самая, только с Антонием она любезничала уже после убийства Цезаря и их сына. У Гая Юлия, помимо ума и воли, в груди стучало ещё и горячее, любящее сердце. Думаю, не умея любить, никогда не научишься воевать, защищая свою любовь. Не обязательно с оружием в бою, а
вообще – на своём рабочем месте, во дворе, на своей лестничной площадке. Поэтому, надо быть способным к любви, и заниматься своим любимым делом. Я вот вроде как экономист, управленец и христианин, а любви в сердце нет. Поэтому я посредственный управленец, экономист и
христианин. Зато великолепный бабник. Не можешь любить Клеопатру – довольствуйся наложницами! Люблю историю и биологию, но пошёл на более хлебное место – в экономисты, а посредственный специалист везде мало зарабатывает. Итог: продал любовь к истории и погнался
за деньгами, оказался без денег и постоянно попадаю в какие-то истории…
У ДАИШ нет любви к своей стране, нет Родины, нет подвигов ради любимой женщины, не будет и победы.
Ночь. Попеременно меняемся, глядя через прибор ночного виденья по 20 минут каждый. Когда снимаешь с головы этот "бинокль", глаза некоторое время светятся, словно у кошки. Прикольно. Интересно, на нас нападут сейчас или после отпуска? И когда у ваххабитов заканчивается этот чёртов отпуск? От этих мыслей спать совершенно не хочется.
– Билал, а почему "цветочные революции" начались не в Сирии, но такого ужаса нет даже в Ливии? – решаю как-то переключиться со своих грустных мыслей и уныло светящего молодого месяца.
– Израиль и США, это всё они тут устроили. Для Израиля разделённая на три бантустана Сирия и полыхающий арабский мир – давнишняя мечта. А США не любят, когда кто-то идёт против их воли. Как и везде, им нужны только холуи.
– Хорошо, а Катар разве не хочет через Сирию проложить газопровод в Европу? А Турция, разве не грустит по Османской империи и пантюркизму? А саудиты, разве не хотят прижать к ногтю шиитов, а через них и Иран? А Иран, разве хочет бросить своих братьев-шиитов и усиления Саудовской Аравии, этого рассадника ваххабизма? Русские хотят сохранить свои базы и не пустить в Европу, чужую газовую трубу, американцы хотят устроить русским новый Афганистан, а самим не попасть в новый Вьетнам… Эх, Билал, у вас в университете геополитику разве не преподавали?
– Нет.
– Это плохо. – Вздыхаем и молчим минут пять.
– А с другой стороны, такой веротерпимости, такого мирного сосуществования и взаимопомощи между людьми разных религий, больше нигде нет. На первый взгляд, может; Америка, Европа, где процветают толерантность и прочее, но… Веротерпимость есть, а вот веровзаимопомощи там нет. Может, поэтому дьявол и решил взяться именно за Сирию?
Сохраб мнётся, что-то хочет сказать, но не решается.
– Что такое, грязный шиит? – я его провоцирую. После разговора с муллой, где он назвал себя грязным шиитом, это стало его кличкой, по крайней мере, среди пакистанцев и ливанцев.
– А что ты думаешь по поводу ислама и христианства? – наконец он задаёт свой вопрос.
– У нас много общего! Ничего общего у нас нет только с дьяволом. Христиане, как и мусульмане, вообще пессимисты, считаем, что придёт антихрист и мир погрузится в объятья дьявола. Для всех у него найдётся свой "пряник": христиане в гордыне и разврате падут как Древний Рим, мусульмане поубивают друг друга в войнах за чистоту веры, а хитрые и умные евреи перехитрят
самих себя. Они уже Каббалу и Талмуд читают чаще, чем Тору, уже начинают верить в переселение душ и гороскопы, толи ещё будет! Просто, когда мир погрузится в хаос, праведных иудеев, благоверных мусульман и добрых христиан останется столько, что они будут думать не о том, что нас разъединяет, а о том, что объединяет – вера в единого Бога, данная Авраамом. И эта малая кучка встанет плечом к плечу, опершись друг о друга, посреди бушующего шабаша сатаны, и будет дожидаться Страшного суда. Ну-с, вот как-то так. Ребята, извините, что нарушаю, но…, вытаскиваю из-за пазухи стальную фляжку с заветным коньяком, купленным ещё в Хасаке, и делаю два больших глотка.
– Будете? – Все отказываются, но не осуждают.
Бой 27 Января.
Среда обещала стать такой же солнечной, холодной и тихой, как вторник. Безветренной ночью температура опустилась до -2.
Восходящее солнце медленно разгорается, гася звёзды, обещая к полудню +5. В 7.20, через полчаса после окончания Фаджра (утренний намаз), караул замечает в трёх километрах колонну бронетехники. Машины разворачиваются в боевой порядок. Три танка занимают фланги и центр, две "Шилки" встают по краям, восемь БМП по центру. Чуть позади держатся грузовики с пехотой и сколько-то крупнокалиберных пулемётов на пикапах.
Слишком много техники для сирийской войны, слишком много! Жаль, что не дождались помощи России и турок!
Незаметно для противника, разбегаемся по своим местам и готовимся к бою. Когда до фермы остаётся два километра, вперёд выскакивает шахидмобиль, и на скорости за сотню, мчится прямо на нас. За 50 метров до бруствера машина падает в ров и переворачивается. Хорошо видны задние колёса, крутящие воздух. Похоже, водитель не пристегнулся, и подушки безопасности не сработали. Шофёр погиб, не успев среагировать на препятствие. Мораль: о безопасности надо думать всем, даже шахидам.
Открываем стрельбу, когда смертник влетает в выкопанную трактором траншею. Главная цель – "Шилки". Выжить может кто-то один: либо их счетверенные крупнокалиберные зенитки, либо мы. Нас накрывает ответным огнём. Свинцовый ливень зениток сотрясает двухметровый бруствер, кажется, что гряда из мешков с утрамбованной землёй, стала даже оседать. Плоские крыши и верх зданий, если и не прошивает насквозь, то крошит в щебень и муку. Зато танковые снаряды, падающие вокруг, глубоко уходят в
мягкую, сырую землю и не взрываются.
Миномётная мина падает на корпус правой "Шилки", разворотив башню. Хезболла, как всегда – молодцы! Настроение сразу улучшается, появился боевой кураж. Очереди второй зенитки разрывают четыре ряда мешков и сносят с врытого по башню танка оптику и динамическую броню. Майор Сильван бьёт на глаз, ориентируясь по последнему выстрелу, выглядывая периодически из люка.
Сосед слева, гранатомётчик Дуред, пока "скучает" и стреляет из автомата, его работа начнётся, когда до зомби останется меньше километра.
– Есть "стрела", "стингер", ПЗРК? – пытаюсь спросить сирийца. Дуред недоумённо смотрит в небо и не понимает, что мне надо.
– Да, два или три выстрела есть. – Бежим на "склад", к вырытой яме за домами и приносим 15 кг хайтека шестидесятых годов прошлого века. Впрочем, "Шилка" или американские ТОУ для неё ровесники. "Стрела" почему-то болгарского производства.
2000 снарядов выпущены в нас за минуту-полторы, и зенитка замолкает на перезарядку. Зря ваххабиты занервничали и передавили гашетку. Или бороду
оператора-наводчика затянуло в ствол вместе с лентой?
Навожу "трубу" на зенитку. Инфракрасный датчик пищит, значит, разгорячённые стволы, подсвеченные утренним солнцем, захвачены. Выстрел. Полтора километра для системы "земля-воздух" – не проблема, и три с половиной килограмма взрывчатки влетают между стволов «Шилки», фаршируя осколками всё, что есть в машине. Боекомплект детонирует.
По нам бьют не только танки и пушки БМП, но и выскакивающие из "камазов" толпы боевиков. Грузовики предназначены для перевозки песка, гравия и прочей "сыпучки". Высокие стальные борта хорошо защищают "гостей" от пуль и осколков. Вместо заднего, открывающегося створа,
кузов перетянут тряпкой. Пыль не задувает во время езды, да и высаживаться быстрей и удобней.
Пехота исламистов подошла к дальней траншее, за 100 метров до вала. 3 метра шириной и 2 глубиной, ров проходит почти полукругом, прерываясь только на дороге, где пролетел шахидмобиль. Взрыв фугаса, и дорога с танком разлетаются по сторонам. У края глубокой канавы встают БМП. Самоходки уничтожают пулемётные гнёзда и сносят верх бруствера.
Сброшенная с квадрокоптера мини-бомба попадает в миномётный расчёт. Светлая память ребятам…
Загнав по флангам в ров два БМП, предварительно разрывая склоны, исламисты создают из бронемашин два моста. Остальная техника и пехота форсируют ров прямо по ним.
Закончились гранаты к подствольнику, обожжена ладонь о его раскалённый ствол. Неужели и мне, как Жене, пересадят кожу с ноги, и придётся брить руку?
Стреляя в пехоту по навесной траектории, я редко выглядывал из-за бруствера. Теперь пришлось отсоединить гранатомёт, и лезть к ребятам.
Драпать по открытой местности под пулемётно-автоматным огнём бессмысленно. Сдаваться в плен – тем более.
Чтобы выжить, иногда надо ложиться в землю. Окапываться, и бить, бить, покупая свою жизнь чужими смертями.
У ваххабитов осталась одна БМП. 4, 3, и наконец – две крупнокалиберные тачанки "ландкрузер-100". Короткие и точные очереди бармалеев, выкашивают нас не меньше, чем мы духов, перебегающих и ползущих в чистом поле, с растяжками из гранат и фугасов.
Впервые в Сирии я вижу, как лежащий боец меняет рожок, не увеличивая габаритный профиль. Обычно, все встают на колено, переворачиваются набок или задирают задницу, а эти – вжавшись в траву одним боком и чуть приподняв другой, вытаскивают магазин из разгрузки, вставляют,
открывая прицельный огонь короткими очередями уже через три секунды.
Когда половина наступающих прицельно стреляет, остальные бегут к брустверу. Падают, прячась за кочки, вжимаясь в ямы и колеи, и бьют короткими, прицельными очередями. Интервал между бегом и стрельбой – пять секунд. Безусловно, с нами общаются серьёзные профи.
Мы за бруствером, но заградительный огонь бармалеев такой силы, что высунуться и сделать выстрел из РПГ – задача не из простых. Гранатомётчик порывается, но не может подняться и прицелиться. Предлагаю свои услуги.
– Ты ещё и РПГешник? – удивляется Дуред.
– Я – нет, но российская и израильская армии упорно пытались внушить мне обратное. Или ты про Варкрафт и онлайн-РПГ?
Судя по звуку выстрелов, машина пехоты слева на 30 градусов. Высовываюсь, когда огонь чуть спадает, и бью в БМП, вроде подбил.
– Русские – хорошие воины! – кричит в моё ухо сириец.
– Да нет, просто христиане – самые страшные люди в мире. Наш Бог прощает нам всё! И тут я выключился.
Жизнь после смерти.
Очнулся от ночного холода, жажды и боли во всём теле. Засыпавшие меня с головой, обломки пустотелых кирпичей, пощадили бронежилет, каску, наколенники и налокотники. Кажется, сохранили и меня самого.
Кое-как выползаю из-под того, что раньше называлось стеной, ложусь на спину и долго не могу надышаться. Грудь обжигает лёгким ночным морозцем и кислородом. Тишина снаружи и гул в голове разрывают мозг. Чёрная бездна неба и звёзды долго вглядываются в меня, пока не находят какие-то обрывки сознания, и на ощупь соединяют их во что-то вменяемое.
Из-за ноющей боли во всём теле, не понимаю, есть ли переломы и ранения.
Сколько прошло времени, пока лежал в груде кирпичного боя – не ясно.
Ноги и руки двигаются. Рискнул сесть, похоже, перелом позвоночника – не моя тема. Ползу на четвереньках к танку, башня сорвана, но он не сгорел, а значит, там должна быть вода.
Пятилитровая фляга оказывается такой же холодной, как эта январская ночь. Или уже февральская? Сознание добирается до мочевого пузыря и включает его, он кричит о пощаде. Исполняю его требования прямо у разрытых взрывом гусеничных катков, не вставая с колен.
Сразу становится лучше, вновь тянусь за водой. Никаких звуков на ферме нет или это у меня нет слуха? Стучу канистрой о гусеницу. Слух есть, но какой-то странный. Любые шорохи и стоны, звенящая тишина дала бы расслышать. Впрочем, меня вырубает, сплю до полудня.
Если смотреть с высоты птичьего полёта, вал похож не на бублик, а на букву "С". С западной стороны, на случай отступления, оставлена узкая дорога. Именно здесь я нахожу большую воронку и остатки шахидмобиля. Взрыв разнёс здания внутри вала. Защищавшие нас стены превратились в осколочную гранату.
Лежащие в одном месте трупы ребят, подсказали, что раненных и контуженных доставали из-под обломков, стаскивали сюда и добивали. Трупы джихадистов разбросаны внутри вала и за его пределами, поверх осколков.
Исламисты бросились бежать врассыпную, но смерть настигала их везде. Судя по размерам отверстий в бородачах, вертолёты прилетели, если не помочь, то хотя бы отомстить.
"Бармалеев" стаскиваю в воронку от машины смертника, засыпая остатками бруствера. Втыкаю табличку с надписью: "ДАИШ" по-русски.
Товарищей, кого смог откопать и найти, укладываю в воронку от миномётного расчёта. Вкладываю в руки автоматы и окропляю "святой" водой. Вспомнил, фильм "От заката до рассвета": любое перекрестие становится крестом, а освещённая крестным знаменем вода – святой
водой. Поверх насыпи ставлю крест с названиями частей и именами: майора Сильвана, капитанов Исаама и Айсама и всех, кого опознал или вспомнил.
Кроме молитвы "Господи, помилуй!", других наизусть не знаю, поэтому
импровизирую, говоря прощальное слово и молясь за павших…
Больше здесь делать нечего. Собираю остатки сухпайков и ухожу на Юг, в сторону Алеппо и наших.
В Сирии примерно 100 мёртвых городов. Когда-то в этих местах бурлила жизнь и Восточная Римская империя. Процветание ромеев оплачивал рабский труд. Но волны арабского завоевания привели эти места в упадок, а нашествие тюрков с татаро-монголами, окончательно сгубило местные городишки и виллы.
Тысячу лет повсюду руины хозяйств, храмов и городов. Они незаметно разрушаются в ожидании своих, куда-то запропастившихся хозяев и слуг.
Через моё сердце тоже прошли опустошительные волны, в нём тоже руины.
Я плохой солдат, плохой сын, плохой муж и отец, плохой христианин. Я убивал людей, я пролил кровь на этой земле и навсегда останусь виноват перед ней, людьми и Богом.
В моём сердце никогда не было любви, только похоть и гордыня. Только потребительское отношение к людям и жизни, будто к случайной женщине.
Подобно пророку Илье, я тоже хочу расслышать голос тишины. Боже, дай мне смирения, любви и веры!
И я остаюсь здесь. К такому неожиданному выводу прихожу в одно прекрасное утро, заночевав на очередных античных развалинах.
Как ветхозаветный Авраам, теперь я пасу такую же бесхозную, как и я сам, пропащую козу. Оказалось, я умею плести корзины, как это делал наш сосед по подъезду, дядя Вася. Во дворе моего детства он сплетал ивовые ветки и рассказывал собравшейся мелюзге о войне.
Я прошу прощения у Господа и благодарю его за то, что он есть. Молюсь за Россию и Сирию, за мир в моей душе и во всём мире. Я молюсь в руинах православного храма. Не удивлюсь, если он – ровесник Константинополя.
Впервые в жизни, я по-настоящему каюсь и исповедаюсь перед Богом. Вижу свои слабости и пороки: лень и равнодушие, свои постыдные слова и дела. Они, словно камни, падают с моих плеч, и когда-нибудь я смогу распрямиться, встать и задышать полной грудью. Впервые в жизни я
счастлив.
Прошу прощения у всех, кому сделал больно, и в первую очередь перед дочей – Оленькой, с которой запретила видеться моя бывшая. Бог ей судья. Прошу прощения перед родителями и женой, Еленой, друзьями и родственниками. Перед ребятами, которые погибли за меня и вместо меня.
Надеюсь, мои молитвы и этот текст-исповедь, дойдёт до кого-нибудь из них, и меня тоже поймут и простят.
Прощайте, храни вас Бог!