– Быстрее, задержанный. Клопов из матраса не берите. В моих застенках всяких гадов хватает, будет из чего выбрать.
Глава тайной канцелярии натолкнулся на неприязненный взгляд помощницы и оборвал свой язвительный монолог, махнув рукой.
Спрятав подписку в сумку, я прислонил её к животу, а когда завязки, как и обещал хранитель, затянулись, как ремень, вышел из камеры.
– Архивариус сказал…
– Что в этот раз нас точно добьёт! – перебил голема Оливье.
– Прекратите свои глупые шутки, – взвился Евлампий.
Я вздохнул. Чуть приподнятое волшебной сумкой настроение, снова грозило обрушиться. За что мне все это? Ну не мог я так в жизни провиниться, честное слово.
Сыч важно шествовал по коридору, взяв Ирину под руку, и на все лады расхваливал её способности.
– Ваша семья меня поражает. Ни одного блёклого пятна, сплошь одаренные волшебники.
– Огрей его по голове, пока никто не видит, – предложил хранитель.
– Нападение на колдуна при исполнении обязанностей… – завел любимую песню голем.
Оливье только фыркнул.
Я упрямо молчал. Доверюсь Мровкубу. Пока он меня не подводил, в отличие от наплечных паразитов, которым верить нельзя. Один шпионил на высшего судью Тринадцатого Темного Объединенного мира, другой пытался меня убить.
Мы остановились у ворот в неловком, затянувшемся молчании. Их уже починили, и неизменные фигуры тощих чародеев снова карабкались друг на друга. Из-за приоткрытой створки пробивались яркие солнечные лучи, но разогнать вечный тюремный мрак им было не под силу. Волшебница нервно жевала губу, напряженно глядя на большие песочные часы у стены. Две прозрачные колбы, в резной оправе из темного металла, переворачивались на когтистых лапах ежеминутно.
– Желаете попрощаться? – не выдержав, уточнил Сыч.
– У него нет стража, и я не могу отдать его без сопровождающего ритуала, – пояснила Ирина, оглядываясь на часы.
– А! – протянул глава тайной канцелярии. – Давайте обойдемся без ваших тюремных церемоний…
Волшебница замотала головой.
– Я что дикарь из Вишнустана? – заныл Сыч.
Я затравленно огляделся. О чем они? Я тоже враг церемоний.
– Мы обязаны следовать букве закона, – настаивала Ирина.
– Без правил жизнь превратится в хаос, – поддержал её голем.
– Как я люблю хаос, – тоскливо протянул Оливье.
Сыч обиженно вздохнул и нехотя подошел ко мне.
– Что вы… – насторожился я.
– Помолчите, задержанный, – отмахнулся он. – Вас не касается.
– Позвольте… – начал голем, но помощница его прервала.
– Стандартная процедура, – безапелляционно отрезала она, метнув взгляд на часы.
Евлампий сдался. Для него «стандартная процедура» – мантра подчинения.
Сыч подошел ко мне справа, а Ирина слева. Я невольно вжал голову в плечи, а они положили руки на механическую птицу и сомкнули пальцы.
– Его свобода. Его жизнь и судьба становится вашим бременем, – четко выделяя слова, произнесла помощница.
– Я снимаю ответственность с тюрьмы Благограда и беру её на себя, – кривясь и зевая, пробормотал Сыч.
Неподвижно висящий на обруче стукач, встрепенулся.
Ирина оглянулась на часы и продолжила:
– Теперь он ваша забота. Ваш надзор. Ваша ответственность.
Глава тайной канцелярии неопределенно хмыкнул, но под требовательным взглядом помощницы сдался и, закатив глаза, трижды потер птицу по железной голове.
Из-за резкого оглушительного рева, я невольно вздрогнул. Под непрекращающиеся завывания на стенах замерцали красные огни, а массивные ворота захлопнулись, заперев нас внутри тюрьмы.
Волшебница и Сыч застыли, уставившись друг на друга стеклянными глазами.
– Что такое! – воскликнул голем.
– Запала на Сыча, – протянул Оливье писклявым голосом.
– Это из-за церемонии, – неуверенно сказал я.
Оливье рассмеялся:
– Это по любви! Смотри, как уставилась! – насмешливо продолжил он. – Не везет тебе с дамами!
Ни Сыч, ни Ирина не двигались.
– Они окаменели? – испугался я.
– Их заколдовали часы, – удивленно сообщил Евлампий.
– Не о том думаешь, каменный болван! – ехидно сказал хранитель. – Сирену не узнаёшь? Что надо сказать?
Голем гордо задрал подбородок и, сделав эффектную паузу, с выражением выкрикнул:
– Погода сегодня отвратительная! Предлагаю сделать наше путешествие максимально коротким и воспользоваться ходами кобольдов.
– Согласен, – отстраненно пробормотал глава тайной канцелярии.
Волшебница махнула в сторону неприметного прохода в стене, и Сыч послушно кивнул.
На двери красовались красные буквы «Служебный выход».
– Проходите, – скомандовала Ирина.
Глава тайной канцелярии безропотно скрылся в проходе.
– Проходите, – повторила волшебница.
Я замотал головой.
– Бояться нечего, – не глядя на меня, снисходительно произнесла Ирина.
Вот как! Когда целоваться лезла, небось, не считала меня трусом. А когда добилась чего хотела, сразу стала неприступной чародейкой. Сдала меня тайной канцелярии, чтобы получить желанную работу. Только на чужом несчастье счастье не построишь – аукнется. Ещё посмотрим, кто обо всём пожалеет. Я так просто не сдамся.
Обогнув молчаливую волшебницу, я чванливо вошел в проем.
Если бы не сирена, вся тюрьма услышала бы мой испуганный вопль. Я даже успел обернуться, чтобы выскочить наружу, но протиснувшаяся за мной Ирина быстро закрыла дверь..
Глава 6. Тайные пути
– Я оборотень, берегись! – истерично крикнул я.
– Не паникуй, – зашипел голем.
Впрямь, чего это я? Подумаешь, в маленьком тёмном чулане с паутиной и пыльными углами на меня бросилось тощее уродливое пугало. Что такого? Каждый только обрадовался и заключил бы его в дружеские объятия.
– Успокойся, – уверенно добавил Евлампий.
Я прижался спиной к двери. Между мной и костлявым чудищем встала Ирина. Необычайно молчаливый застыл глава тайной канцелярии. В полутьме его лицо казалось серым и совершенно неподвижным.
– Отведи нас на пристань у большой арены, – сказала волшебница.
– У большой арены? Как желание пожелаете, – согласился тихий голос.
Меня передернуло. Оно ещё и разговаривает.
– Все напутствовались? Ещё нет. Походим ходулями, когда все пожмут мою руку.
– Он не чародей! – возразила Ирина.
– Не чародей? Ну и что? Без рукопожатия не видать удачи, – пояснил тихий голос.
Я присмотрелся. Нет, темнота меня не обманула. Тот ещё урод. Из вытянутого землистого лица торчали огромный рот и гигантский нос, а ещё выпирали маленькие блестящие глазки. Сразу над редкими белесыми бровями выдавалась новенькая фуражка с сияющей кокардой, из-под которой торчали длинные уши-лопухи. Костлявое тело едва прикрывали истертая, грязная жилетка и заплатанные, в пятнах, штаны.
Волшебница пожала плечами.
– На споры нет времени, – невнятно протянула она. – Пожмите руку, Люсьен.
Я сглотнул. Коснуться длинных пальцев с кривыми когтями, похожими на садовые лопаты? Нет уж.
– Кобольды скорее сдохнут, чем откажутся от суеверий, – презрительно процедил Оливье.
Вопрос чуть не сорвался с губ, но тощее пугало так настойчиво пялилось на меня, протягивая лапу, что я не решился спросить, что за магия такая – суеверия.
Сжав губы, я поднял дрожащую ладонь, и наши руки сомкнулись. От его холодной липкой кожи зачесались пальцы.
– Все? Теперь все. В путь пускаемся! – улыбнувшись во весь огромный рот, сказал кобольд, убрав лапу.
Я еле сдержался, чтобы не скривиться, незаметно вытирая влажную руку об штаны.
Ирина щёлкнула, и над её головой разгорелось желтоватое сияние осветившее спину кобольда. Он тщательно сплюнул через левое плечо и, прижавшись к пыльной стене, бочком влез в узкую на вид трещину, раздирающую угол чулана.
– Мне там не протиснуться, – запротестовал я.
– Можете остаться и подождать охрану тюрьмы, – жестко ответила помощница.
Я бросил на нее обиженный взгляд, но спорить не стал. Ожидать благодарности от хорошеньких барышень не приходится, у них, как известно, короткая память.
Я пропустил главу тайной канцелярии и полез в трещину. Проход расширялся с каждым шагом.
– Что вы сделали с Сычом? – не выдержал голем, но Ирина не ответила. – Он нам помогает? – не сдавался Евлампий.
– Плешивый валун, не видишь, что она зачарована? – рявкнул Оливье.
– Естественно, вижу, – отмахнулся голем. – Но вдруг…
– В твоей башке, как в трюме после разгрузки! – воскликнул хранитель вкуса.
Я в занимательную беседу не вмешивался. Прошмыгнул между раздавшихся стен, пока они не решили меня зажать, и выскочил вслед за остальными в наполненный паром зал. Мантия мгновенно прилипла к спине. В носу что-то щекотало. Натирая его рукой, я чуть не налетел на неподвижного железного стража. Поломанные пёсики окружали нас со всех сторон. Валялись грудами искореженного металла. Конвульсивно дёргались. Сжимали и разжимали механические щупальца, не отрываясь от пола. А самые исправные вращали гигантские шестерни, надетые на вал. Жуткий механизм хрипло скрипел и стучал, заставляя эхо сдавленно отзываться в тёмной туманной дымке. Не видно было ни его начала, ни конца. Края шестерней исчезали в полу и потолке, а проржавевший от влажности вал тянулся через лохматое покрывало тумана в бесконечность.
Один из железных стражей, с оторванной решеткой, качнулся, и длинная лапа угодила в механизм. Шестерня с хрустом перемолола её, дёрнула и оторвала. Пёсик сдавленно пискнул и пополз подальше от вала. Уцелевшие конечности скребли по неразличимому в белёсой мути полу, добавляя шумному залу жутких скрипов и шорохов.
– Видели? – сильнее выпучивая глаза, спросил кобольд и предупредил. – Хваталками не хватать!
Меня передёрнуло. Неужели? Я уж хотел руку сунуть, пусть перемалывает в фарш. Зря бы не пропало, маэстро люля-кебабов накрутил бы.
Мы пошли вглубь зала. Пар почти не двигался, надменно не разлетаясь от шагов. Я даже пнул его, но белёсая муть угрожающе поднялась вверх, пришлось подпрыгнуть и быстрее шлёпать сандалиями, догоняя помощницу.
От вала расходились рычаги, прицепленные к сжатым пружинам и шестерням поменьше. Они стучали, гремели, грохотали и позвякивали. А выпирающие со всех сторон ржавые трубы подбавляли кислого, отдающего гнилью, тумана.
– Свалка неудавшейся магии, – прошептал Евлампий. – Несработавшие заклятья. Неверно наложенные чары. Не так подействовавшее колдовство.
– Это всё под тюрьмой? – не поверил я.
– В междумирье, – встрял Оливье.
Голем обреченно вздохнул.
– Скажите ещё, что чистилище тоже в вашем придуманном междумирье, – устало сказал он.
– А то где, – согласился хранитель. – Под Благоградской тюрьмой? За перегородкой в будуаре архимага?
– Междумирья не существует, – упрямился Евлампий.
– Ага, – усмехнулся Оливье. – Как и магистрата.
Голем обиженно замолчал.
– Не отставайте, – крикнула Ирина. – Здесь легко потеряться.
Сразу забыв о междумирье и других несуществующих местах, в которые иногда забредаю, я ускорил шаг. Перспектива сгинуть на волшебной свалке меня совершенно не прельщала.
Озираясь на неясные тени, крадущиеся в клоках пара, я налетел на резко остановившегося Сыча. Замерший кобольд поднял вверх руку с растопыренными пальцами и настороженно всматривался в темноту. В десятке шагов от нас проскочила фиолетовая вспышка, похожая на кляксу от чернил.
– Видели? – расстроился наш проводник. – Фантом первого стража, фарт не фартанёт.
– Из-за лилового пятна? – не понял я.
– Ты его видел? – поразился Евлампий.
– А что?
– С тобой что-то странное происходит, – заметил голем и громко добавил. – Давайте поторопимся!
– Поторопимся? Поспешишь, чародеев насмешишь! – ответил кобольд, но все же пошел вперёд.
Горы испорченных пёсиков сошли на нет. Вместо них то тут, то там попадались сломанные стукачи. Механические птицы, словно подстреленные, лежали, распластав согнутые крылья, и смотрели на нас застывшими глазами.
По спине пробежали мурашки. Подождав помощницу, я чуть не взял ее за руку, но вовремя вспомнил дядины насмешки, и только спросил:
– Нам еще долго?
– Я здесь не ориентируюсь, – ответила Ирина, и мне показалось, что она тоже боится.
– Долго? – крикнул кобольд. – Как повезет, туда и вывезет.
Я вздрогнул.
– Он нас правильно ведёт? – прошептал я, пригнувшись к волшебнице.
Она посмотрела на меня пустыми глазами, и ничего не сказала.
– Разговаривать бесполезно, – напомнил Оливье. – Она под чарами.
– На волшебной свалке нет постоянных путей. Магия искажается, и колдовать сложно. Тут прижились лишь кобольды, – прошептал голем.
Пар заполз в тёмные углы и почти рассеялся, оголив лабиринт из труб и решеток. По полу бегали тёмные пятна домовых. Они подхватывали шестерёнки и болты и тащили к выстреливающим снопы искр ямам. Повернув за сложенные пирамидой железные двери с номерами, мы попали на ржавую лестницу. Под ногами хрустел осыпающийся металл, ступени прогибались и скрипели. С каждым шагом стены сдвигались, потолок опускался, а из тёмного провала за кривыми перилами тоскливо стонал ветер. Я строго настрого запретил себе думать о том, что так плотоядно завывать может кто-то ещё. Сквозняк натягивал тяжёлый, сырой воздух и от сладкой вони уже подташнивало.
Наш проводник скрипуче запел:
– Тук-тук, тук-тук.
Пугает звук.
Так-так, так-так.
Уж близко враг.
От его бормотания зашевелились волосы на ушах.
Лестница оборвалась на очередном пролёте. Из пролома в стене высунулся вездесущий пар, а с нависающего потолка закапала вода.
– Мы что, на дне долины? – забеспокоился я. – Это же самоубийство.
Никто не ответил, даже болтливый Евлампий. Только надпись над перилами убеждала корявыми красными буквами – «Усни».
– Тут даже сумасшедший не уснет, – тревожно выдохнул я.
Кобольд недовольно поднял руку, замерев перед проломом. В тёмной дыре загрохотало. Раскаты приближались, сотрясая стены. Капли воды зашипели. Пар заметался в проходе, не зная куда спрятаться. Вспыхнул, и засиял радужной дорожкой. Поднялся сокрушительной волной, бросаясь на нас, но задрожал и замер, так и не выскочив на лестницу. Сверху посыпались камни.
– Видали? – взвизгнул кобольд. – Не двигайте двигалы!
Булыжники били по туману. Он вспыхивал яркими красками и оседал, пока его не размазало по полу. От камнепада содрогались хлипкие ступени. Перила звенели и раскачивались. Я даже растопырил руки, чтобы не грохнуться на лестницу. Но как только обломки завалили провал в стене, тряска прекратилась.
– Источник магии сердится? Камешка-камнюшечка плохая, – залепетал проводник. – Неудачный путь.
Он замахал руками, и мы попятились.
– Камешка-камнюшечка плохая, – передразнил Оливье и, кривляясь, спросил голема. – Это он про тебя?
– Про сильные магические возмущения, – фыркнул Евлампий.
Обломки вздрогнули и завертелись. Стена вокруг заваленного провала засветилась и растаяла. С испуганным писком по щелям попрятались домовые, а из прозрачных струй складывалась новая лестница, взбираясь вверх. Вытягивались гладкие блестящие перила. Одна на другую запрыгивали каменные ступени. Над широким пролетом поднимались статуи песчаных драконов. Они скалили огромные пасти, поджав длинные хвосты с шипами, и едва держались на коротких ножках с кривыми когтями. А где же маленькие крылышки? Я вспомнил книгу рецептов. Две столовые ложки коричневого сахара, пол стакана старого Семисветского вина, вяленые томаты, оливковое масло, смесь перцев, лук, чеснок, горчица. Очистить от жестких чешуек, натереть благоухающей смесью и поставить в холод, а когда замаринуются, печь до хрустящей золотой корочки. Аромат драконьих крылышек в соусе барбекю разошёлся по организму, и я со сладостным стоном, вздохнул. Когда-нибудь, я подавлюсь одним воспоминанием о еде.
– Возмущение-возмушеничко, – прыснул Оливье, разглядывая новую лестницу. – Какой-то бездарный волшебник колдовал-колдовал, да не выколдовавал.
– Колды-выкалды, – запнулся голем. – Одно заклятье заняло…
Глава тайной канцелярии громко чихнул. Еще раз и еще. А кобольд взволнованно вскрикнул. Прозрачные струи над проходом изогнулись двойной радугой.
– Знаменья́? Очень-очень ладно, – обрадовался проводник. – Пролегла лёгкая дорога.
Он запрыгнул на ещё сверкающие ступени, а хранитель вкуса забубнил:
– Суеверный огрызок. Чихнуть три раза – к удаче. Двойная радуга – к везению.
Новая лестница была прочнее и надёжнее ржавой развалины, по которой мы спускались, и за одно только это я поверил в дремучие кобольдские суеверия. Правда, через полчаса подъёма я уже клял всю магическую свалку с её обитателями, не хуже Оливье. Ноги отваливались, колени скрипели и щёлкали, как суставчатые лапы железных стражей. Перила выскальзывали из-под пальцев, ступени с каждым шагом вырастали всё выше и выше. Статуи песчаных драконов недобро смотрели вслед, а застывшие ручейки слюды на стенах оплакивали нашу незавидную участь.
– Мы уже под всем Благоградом прошли, – заныл я.
– На стоглавую башню влезем, и когда алхимик на горе свистнет, значит, прибыли, – ляпнул хранитель вкуса.
Я вздохнул и поднял ногу. Уже давно потерял счёт ступеням, но после каждой сотой сильнее хотелось есть. Ещё пару пролётов и я завою от голода, ведь всё, что скормил директор, давно пропало в бездонной прорве моего желудка.
– Распутица распутная! – выдохнул кобольд и остановился. – Мысли мыслить надо.
Лестница неожиданно оборвалась тремя одинаковыми туннелями. Я облегчённо выдохнул и уселся на ступень. Ноги ныли и просили пощады.
– Почему не два? – сдвинув фуражку, почесал затылок проводник, – Верно же два же, наверное, – и, зажимая корявые пальцы, перечислил, – Первый. Налево пойдешь – пропадешь. Второй. Направо пойдешь – упадешь. Откуда третий? Там что? Прямо пойдешь – выход найдешь? Непорядочный беспорядок.
– В чём заминка? – уточнил голем.
– Заминка? Стезя перестезилась, – ответил проводник. – Надо соглядатая подглядывать пускать.
– Так пускай! – разрешил Евлампий.
– А где взять? У меня нету, – всплеснул руками кобольд.
– У кого есть? – не выдержал голем.
– У кого у того? У него! – когтистый палец указал в мою сторону, и я зябко передернул плечами и пробурчал:
– Нет у меня ничего.
Кобольд обиженно покачал головой и протянул:
– А птиц?
– Он не управляет стукачом, – возразила Ирина.
– Нет? Так я могу, – радостно вскрикнул проводник и, проковыляв ко мне, потянулся к обручу.
Я отшатнулся.
– Не двигайся, – попросила волшебница. – Он справится.
– Я и боюсь, что справится, – запротестовал было я, но взвесив за и против, замер.
Вытерплю еще одно прикосновение кобольда, не помру, зато избавлюсь от стукача.
– Оно такое? Такое-такое. Чарующие чары, – прошептал проводник. – Сильная сила! Чудесное чудо! Просыпайся от сна избавляйся!
Он провёл когтём по металлическим перьям, оцепенелая птица вздрогнула и встряхнула крыльями.
– Спишь соня? Хватит спать-почивать. Лети летун! – улыбаясь перекошенным ртом, бормотал кобольд.
С пожелтевших губ срывались белесые пузыри.
Я с омерзением повёл подбородком.
– Куда? Не шевели шевеленья! – крикнул проводник, и повернул мою голову обратно.
Я прикрыл глаза, и задышал, как глубоководная рыба, редко-редко. От кобольда несло прокисшим молоком и тухлыми моллюсками.
– Где удача ждет? Давай, лети вперед! Чары проверяй! Расскажи, куда наш путь пойдет! – увещевал он.
– Сильнейшая магическая… – как обычно начал голем, но кобольд громко рыкнул «Уф!», и хлопнул стукача по голове. У меня вздыбились волосы. Обруч разомкнулся, а механическая птица, оттолкнувшись от затылка, взлетела.
Сделав несколько кругов, и проскрежетав «кры-кры», она, повинуясь приказу проводника, ринулась в левый туннель. Умчалась в тёмную глубину, оставив за собой блестящие оранжевые полосы, медленно растаявшие в затхлом воздухе.
– Что-то меняется, – тихо проговорил Евлампий. – Потоки энергии снова двигаются. Сейчас произойдёт…
– Возмущение-возмущеничко? – встрял Оливье.
– Нет, – отрезал голем. – Замещение старых чар новыми.
Стукач вернулся и, взмыв над нашими головами издал тонкий свист, отдаленно похожий на птичий клекот.
– Страшное страшно? – удивился проводник и перевёл. – Налево ходить вообще нельзя.
Механическая птица полетела в правый туннель, оставляя багровый след за хвостом, а вернувшись, издала более резкий писк.
– Ещё ужасне́е? – округлил глаза кобольд и сообщил. – Направо совсем не надо.
Стукач понесся по центральному туннелю, а вернувшись, просвистел два раза.
– Жуткая жуть? – качая головой, выдал проводник. – Никогда не возвратимся оттудова.
– Куда же идти? – забеспокоился голем.
Оливье натужно крякнул, но промолчал.
Стукач перестал виться над нами и сел на плечо кобольда.
– Куда? Туда-сюда. Направо повернём, – потерев длинный нос, задумчиво изрек тот.
– Вы уверены? – уточнил Евлампий.
Проводник кивнул. Нехотя подошел ко мне и, взяв механическую птицу в руки, попытался усадить на голову. Я отступил назад.
– Оставьте себе, – предложил я.
Ирина посмотрела на нас пустыми глазами, но не произнесла ни слова.
– Себе? – неуверенно проговорил кобольд, поглаживая железную голову стукача. – Хороший птиц.
– Теперь ваш, – в тон ему, протянул я.
– Мой? – не поверил проводник.
Голем попытался встрять, но я не дал ему издать ни звука.
– Ваша, ваша, – заверил я. – На веки вечные.
Кобольд заулыбался, обнажив кривые желтые зубы, и прижав стукача к груди, повернулся к развилке.
– Тогда пойдем по центру! – уверенно заявил он.
– Он же говорил… – начал Евлампий.
– Мой ученик только что спас нас от неминуемой гибели! – пафосно объявил хранитель вкуса. – Я всегда говорил, что дремучим, суеверным мусорщикам нельзя верить!
Ирина с Сычом безропотно последовали за проводником.
– Он что, нас обманывал? – разбушевался голем. – Я сообщу магам! Его сошлют…
Я дернул за цепь, и Евлампий соскочил с плеча.
Кобольд не обернулся и ничего не ответил. Но уши-лопухи, так и вертелись из стороны в сторону.
– Я этого так не оставлю, – не унимался голем. – это беспорядок…
– Конечно, – встрял я. – Мы же на свалке.
Оливье хихикнул, а Евлампий сжал каменный рот.
– Всё вроде правильно, беспорядок на свалке, – бормотал он. – Но так всё равно нельзя…
Ветер засвистел в ушах и ударил в спину, заставляя бежать вперёд. Задул с такой силой, что я почти не касался пола. Центральный туннель изогнулся вверх. Нас оторвало от земли, и закрутило, поднимая по шахте. Голем завертелся на цепочке, поднявшись выше моего уха. Хранителя вкуса тоже подбросило над плечом, и телепало, раскачивая взад-вперед. Они что-то бубнили, но потоки волшебного ветра уносили все звуки прочь. На несколько мгновений я даже почувствовал, что снова свободен.
Оттолкнувшись от стены одной рукой, проводник подплыл ко мне и, сжав стукача, другой ухватил за локоть.
– Веришь в удачу? – крикнул он. – Вину не вини. Зла не хотел назлоби́ть. Счастливой дороги!
Я не успел ответить на неожиданное признание, туннель оборвался, и мы застряли в непроглядной тьме. Попробовав разогнуться, я больно ударился головой.
– Предупреждал! – победоносно вскрикнул голем. – Беспорядок до добра не доведёт.
Я хотел пожать плечами, но едва повернулся. Влез локтём в лужу и брезгливо принюхался. Пахло арбузом и солью. Я сжался и, заворочавшись, выбрался из-под навеса. Обоняние не обмануло. Запах моря ни с чем не спутаешь. Мы все-таки попали на пристань, прямо под трап черной шхуны.
– Поднимайтесь на борт! – строго заявила Ирина.
Чтобы не привлекать внимания, мы ринулись на корабль. Сыч, за ним я, а вот кобольд бесследно исчез.
Взлетев на палубу, я чуть не натолкнулся на Чичу. Боцман, поморщившись, пропустил главу тайной канцелярии, и улыбнулся.
– Мастер Люсьен! Приветствую на борту!
Я ошалело кивнул. Думал летучая обезьяна и слов-то таких не знает.
– Предатель, – не слишком искренне прошипел Оливье.
Чича подал руку Ирине и отвел в сторону от Сыча.
– Якорь обглоданный, план-то сработал, – уважительно крякнул он. – Не верил в архивариуса этого. Зря видать! Идёмте в кабинет.
Я приплясывал вслед за всеми, еле сдерживаясь, чтобы не заскакать. Я победил поборника и сбежал из тюрьмы. Теперь у меня свой собственный корабль и куча империков. Я потряс головой, но чёрная шхуна не исчезла. Всё по-настоящему. Закрыв дверь дядиных покоев, я настороженно всмотрелся в витраж. По цветущему полю кружилась счастливая пара. Ярко светило солнце, и пусть я не мог разобрать лиц, но всё равно верил, что это мы с Ириной.
– Шабаш мне вместо дня рождения! – загоготал Чича. – Думал, загребут вас! Но счастливая звезда не подвела!
Я попытался ответить, но запнулся. У стола застыла моя неподвижная копия.
– Что это? – дрожащим голосом, пропищал я.
Боцман обернулся.
– Ты! – вскрикнул он, и заржал. – Не видишь, что ли!
– Подозреваю, что это гомункул, – сказал Евлампий.
– Он самый! – просмеявшись, подтвердил Чича. – Его архивариус притащил. Похож на тебя, мастер Люсьен, один в один, не отличишь.
Я подошел к двойнику. Не удержался, похлопал по плечу.
– Об-бал-д-деть, – заикаясь, выговорил я.
– Я покруче выразился, когда увидел, – заметил боцман.
Я обернулся. Ирина замерла у двери, такая же бездушная, как гомункул.
– Для чего… Зачем? – забормотал я.
– Она сама сюда пришла и он тоже. Вот и сговорились. Она про тюрьму всё рассказала, он обещал сбить с толку магистрат.
– Расскажите по порядку, – встряхнув каменной башкой, приказал голем.
– Ну, – протянул Чича. – Они придумали вытянуть вас из тюрьмы через свалку магии. Архивариус посулил её, – боцман показал пальцем на Ирину, – и Сыча, заколдовать, чтобы никто не дотумкал, что к чему. Так что энту магичку надо в тюрьму возвратить.
– Зачем? – не понял я.
– Якобы она никого не похищала!
– Ясно, – вмешался голем. – А нам что делать?
– Подсунете Сычу двойника, и свалите на Мировом экспрессе, а я поплыву в оговоренное место. И всё шито-крыто. Врубиться как, куда и кто смылся, даже трёхголовый не сможет.
– Разумно, – смилостивился Евлампий, – но лучше бы по порядку…
– Архивариус сам все расскажет, – оборвал Чича. – Он встретит вас на вокзале.
– А Ирина? – заволновался я.
На витраже пошёл дождь. Поднявшийся ветер разметал цветочные лепестки, а поле прорезала трещина, разделив пару.
– Прикажи гремлину отправить её в тюрьму! – сказал боцман.
– Как? – не понял я.
– Корабль теперь твой. Он подчинится!
– Мне?
Я невольно взглянул на Оливье.
– Это правда?
– Крысёныш, и есть крысёныш, – рассердился Чича.
Он хранителя вкуса не видел, и моё нелепое бормотание выглядело жалким и странным, но я не отступил и продолжал смотреть Оливье, пока тот не сдался:
– Да! – рявкнул он. – О магических завещаниях мгновенно узнают все волшебные существа. Гремлин в курсе, что ты наследник, вот и пустил тебя на корабль.
– Но это ведь не всё? – не сдержался Евлампий.
– Да, – со вздохом подтвердил Оливье.
Летучая обезьяна кинула неодобрительный взгляд на голема и, процедив сквозь зубы забористое морское ругательство, вышла на палубу.
– Сами разберетесь, полоумные, – буркнул он через плечо.
– Не тяните, – попросил я.
– Помнишь рожу на двери в моё хранилище, – нехотя выдавил хранитель вкуса, и я с готовностью кивнул. – Подойди и погладь её.
– Не вздумай! – вскрикнул Евлампий. – Заклятие домовой страж слишком опасно!
Оливье скорчил удовлетворенную морду.
– Ни один колдун никогда не сунул бы ему руку, – подтвердил он.
– Но… – начал голем.
– Затухни! – оборвал его хранитель. – Ты забыл? Мы на одной цепи! Случись что с моим учеником, я тоже пострадаю.
– Я не твой ученик, – убежденно сказал я.
Оливье лишь усмехнулся в ответ.
– Хорошо, – сдался Евлампий. – Попробуем, но я буду следить за магическими возмущениями.
– Ты за ними постоянно следишь, – ухмыльнулся хранитель вкуса. – А толку, как от морской воды во время жажды.
Над головой голема громыхнуло крошечное темное облако, но он ничего не ответил.
Я нехотя подошел к двери в хранилище и сдвинул тяжелое кресло.
– И? – спросил я.
– Протяни руку! – скомандовал Оливье.
Что за напасть? Почему меня все время заставляют рисковать своими конечностями. Вон голем пусть лапу подставляет. Если что другой камень на замену найдём.
– Не волнуйся, я слежу, – подлил масла в огонь Евлампий.
Я вздохнул, и, стиснув пальцы, протянул ладонь к дверному полотну. Навстречу выдвинулся деревянный нос, похожий на собачий, и, тщательно обнюхав руку, фыркнул.
Я вздрогнул.
– Не робей, – подбодрил Оливье.
– Возмущения в норме, – подтвердил голем.
Весь отклонившись назад, я вытянул указательный палец и, стиснув зубы, провёл по деревянному носу.
– На абордаж! – весело крикнул хранитель.
– Всё хорошо, – повторил Евлампий.
Им-то, может и хорошо, это же я руками рискую. Я снова вздохнул, и, наклонив голову, с интересом вгляделся в дверь. Страх прошёл.
Нос сморщился. Под ним проступил рот, и, широко раскрывшись, громко чихнул. Из двери вылупились глаза-сучки, и повисло одно рваное ухо с кисточкой из деревянных ворсинок на конце.
– Ухо почеши, – подсказал Оливье. – Он это обожает.
Я подчинился, и дрожащими пальцами заскреб по дверному полотну. Рожа зажмурилась и довольно заурчала.
Я продолжал гладить воплощение охранного заклятья, все еще напряженно оглядываясь на хранителя.
– Возмущения в норме, – пробубнил голем.
– Скажи, что у тебя есть дело к Капитону, – посоветовал Оливье.
– К кому? – не понял я.
– Так гремлина зовут, – пояснил хранитель.
– Странное имя, – вставил Евлампий.
– На свое полюбуйся! – гавкнула рожа на двери.
Оливье довольно заулыбался.
– Ты слышишь меня, старый друг? – спросил он.
– Только не вижу, – ответила деревянная рожа.
– Мы хотели, чтобы ты… – попытался я, но гремлин перебил.
– Я уже сказал, что все слышал. Я не глухой! – отрезал он. – Даю пять минут на прощания.
Я повернулся к волшебнице. Она так и стояла у двери со стеклянными глазами. Подошел ближе, но она не отреагировала. Взял её за руку.
– Спасибо, что помогла бежать, – выдавил я.
Ирина не ответила.
– Она под чарами, – напомнил Оливье.
Я кивнул.
– А она будет помнить то, что произошло? – уточнил я.
– Нет, – отрезал Евлампий. – Колдовство не оставит следов.
Я вздохнул. Зачем прощаться и говорить сентиментальные глупости, если она все забудет? Я же посчитал её предательницей, и снова всё перепутал. Наверное, я совершенно ничего не понимаю в женщинах. Если в них вообще хоть кто-нибудь что-нибудь понимает.
Я держал ее теплую, мягкую ладонь и молчал.
– Время истекает, – напомнил Капитон.
Я покачал головой. Его всегда мало. Так чего зря сомневаться. Лучше уж буду жалеть о том, что сделал. Даже если она не запомнит, в моей памяти этот миг останется навсегда.
– Отвернитесь, – строго сказал я попутчикам.
Наклонился и поцеловал Ирину.
На губах еще держалось ласковое прикосновение, а волшебница уже растворилась в разноцветном сиянии.
– Вот и хорошо, – похвалил вошедший Чича. – Теперь скажите, куда пригнать корабль?
– В Блэк Бук, – сообщил Оливье.
Я механически повторил. Мысли крутились далеко, и даже пугающая поездка в мир чернокнижников не могла вернуть их обратно. Вместе с Ириной переместилась часть меня. Как теперь жить ополовиненному?