Это почти бессюжетный роман, внешняя канва событий, когда герой приезжает в долгожданный Париж и не может выйти из отеля и пьет, вспоминая свою жизнь, распознается достаточно быстро, и тебя уже интересует, что такое жизнь, которая важнее Парижа или съела Париж. Это очень обыкновенная жизнь, не заслуживающая того, чтобы происходящее в ней называлось сюжетом, и ты думаешь, что больше не можешь читать описаний чужих обычных судеб, окруженных другими такими же обычными. Чувства героев, главных и второстепенных, события, пейзажи, разговоры знакомы тебе до совершенной невозможности ими интересоваться. Тува, конечно, – окраина, и национальная, со смещенным по отношению, например, к провинциальному городу в центре России, спектром проблем, но это вопрос только количественного сочетания типичного: те же школы, те же подростки с их взрослением и открытиями очевидного, те же дворовые, смыкающиеся с бандитскими войны, разборки с не статусными национальностями, только с инверсией статусных и не статусных. Влюбленности, свадьбы, родители, измены, разводы. Не то что все однородного серо-коричневого цвета, но это сепия, в которой те, кто внутри, видят гамму от серо-белого до черно-коричневого как единственно существующую. Но ты обнаруживаешь через некоторое время, что не можешь бросить читать, потому что ждешь, что в этом знакомом тебе мире автор откроет то, что не открылось тебе. В том числе, потому что тебя пускает в Туву естественный, не замечаемый, как чисто вымытое оконное стекло, язык. Речь там так соответствует героям, что нельзя представить ее другой ни на одно слово, ни на одну интонацию. Чувства привыкают к неяркому освещению, и ты отмечаешь события и героев, которых не было в твоей жизни, мысли, до которых ты не додумался. Трагическая картина вывода войск из Тувы, жизнь незнакомого горожанину крепкого крестьянского хозяйства и его разгром. Мысли о том, что важное в маленьком городе качество «быть как все» в применении к подростку требовало от родителей больших расходов на обеспечение такого статуса. А потом количество переходит в качество, и ты начинаешь, вероятно, вместе с героем, видеть общую картину, понимать по движению отдельных людей, жен героя, его родственников и знакомых, то, что Толстой называл движением народов: русский народ волнами пытается обживать и обустраивать Туву, на вид миролюбивую и не заряженную религиозно, а она сгоняет его, и те же волны расходятся обратно; образ равнинного Енисея, ведущего себя, как свирепая горная река, тут метафорой. Герой остается в Туве, и может там остаться, потому что сам становится Тувой, через него прошли и схлынули три разные жены Ольга, Женечка, Алина (другие имена Коммерция, Интеллигенция и Крестьянство), и пытавшаяся его обратить к себе Религия в лице давшего ему работу пастора тоже отступила в бессилии. Он бы женился на Туве, если б не тувинцы (загадочная юная тувинка в общественном транспорте метафорически заслонена ее агрессивным женихом). Не увидевший Парижа, склонный, если не к алкоголизму, то к бытовому пьянству, находящийся на пути к просветлению (whatever that means) герой застывает в соленой озерной воде, глядя в плоское лицо тувинского солнца, а ты, не принимающий ни понятия менталитет, ни идей о не способных к развитию, проклятых народах и территориях, ни любого вывода, однородного пословице «где родился, там и сгодился», не испытывающий ни малейшей ностальгии по металлическим гаражам и кассетным магнитофонам, тем не менее, любишь его, этого Топкина, с нежностью глядишь на скудные тувинские пейзажи, много говоришь о высоком, в основном, невнятно, в общем, получаешь радость, как от комбинации хорошего друга и хорошего коньяка, а что еще и нужно от настоящей русской литературы.
Отзывы 106