Евгений некоторое время подумал, но всё же не решился подходить дереву. Он пошёл дальше вглубь Аллеи, в надежде найти что-нибудь интересное там.
Он всё шёл и шёл. Временами делал привалы на пнях, упавших деревьях, а иногда и на голой земле. Вокруг царила тишина, и лишь шуршали от порывов ветра листья деревьев и скрипели верёвки. Эти звуки уже начинали действовать ему на нервы, как вдруг он вышел на небольшую поляну. Женя никогда не заходил так глубоко в Аллею и не видел такой поляны, поэтому весьма приободрился. Оказавшись в центре поляны, он вдруг почувствовал страх. Не страх даже, а глубинный ужас.
Первобытный и древний, исходящий из самых скрытых цивилизованностью инстинктов. Тот, что заставлял людей в доисторические времена прятаться по ночам в своих примитивных жилищах…
Внезапно, озирающийся по сторонам Евгений услышал хруст веток в кустах, окружающих поляну. Через некоторое время через кусты подрались волки. Он насчитал семерых. И крупные, и мелкие, и серые, и чёрные. Разномастные, в общем. Кроме голода, ясно читавшегося в их глазах, их объединяло ещё кое-что. Их тела покрывал лишай белого цвета, как тот, о котором рассказывала Аполлинария Николаевна. Они, скалясь, подбирались всё ближе и ближе к человеку.
Он только и успел подумать о том, откуда в Аллее волки, как его повалили на землю и начали рвать всей оравой. От страшной боли он потерял сознание…
Евгений очнулся от звуков возни. Открыв глаза, он увидел небо, по которому проплывали рваные облака. Слово «рваные» заставило его вспомнить и содрогнуться, что вызвало волну пульсирующей боли, прокатившуюся по всему телу. Он опустил голову вниз. Там, у его ног, двое волчат пытались добраться до содержимого сорванного с жениных плеч заплечного мешка. На всё остальное, кроме их матери – волчицы, Женя старался не смотреть. Он глядел на щенков, чувствуя, что вновь теряет сознание. Неожиданно, оторванная от мешка пуговица упала на его ногу, отчего он дёрнулся. В голове его билась, словно мотылёк, рвущийся к свету, мысль о том, почему он не умер от болевого шока и почему он не чувствовал ничего кроме падения пуговицы? Его размышления, продлившиеся около мгновения и никчему не приведшие, прервала волчица, принявшая его агонию за опасность. Он успел лишь увидеть зубастую пасть, летящую к его шее. После была тьма…
Глава 3
Евгений вновь очнулся. В этот раз его разбудил тычок в глаз. Отмахнувшись, он услышал странный хриплый кашель, что быстро отдалялся от него. Открыв глаза, он увидел кружившего вокруг него ворона, который, очевидно пытался добраться до его глаз. Женя перевёл глаза вниз и ужаснулся, не увидев ниже шеи ничего. Ничего, что могло напоминать о том, что его почти целиком съели волки. В его голове пронеслась воспоминания о произошедшем.
«Вот откуда взялись волки и почему я ничего не чувствовал, – подумал он, – это был морок! Это был всего лишь морок!»
Евгений не заметил, что выкрикнул последнюю фразу вслух. Об этом ему возвестило эхо из леса, произнесённое будто бы хором из сотен разных голосов. Это напомнило ему о его задании. Быстро записав всё, что с ним произошло в блокнот, Женя взглянул на часы. Было два часа дня. Он точно помнил, что вошёл в Аллею в одиннадцать, а значит, с учётом того, что до поляны он добрался за час – полтора, выходило, что на ней он провалялся ещё столько же. Поднявшись, он поспешил к другому концу проклятой поляны. Евгений вошёл под прохладную сень деревьев, что разгоняли давящую на уши тишину своим шелестом.
Он размышлял о том, что скорее всего, если в его случае был всего лишь мираж, значит и Михаил видел всего лишь наваждение. А миражи или мороки – довольно частое явление, которое можно встретить в любом безлюдном месте. А это, в свою очередь, сулит написание скучной статьи и добавление всевозможных додумываний, недопустимых в этом случае, ведь те, кто работал в газете до него часто прибегали к такому методу, до тех пор, пока их не раскрыли. С тех пор газета стала писать мало, выходить редко, но, как говорится, метко. Павел Семёнович тщательно следил за этим. Тогда была неплохая конкуренция, но сейчас, многие покинули город, как это обычно бывает, в поисках лучшей жизни. А в газете «Глашатай» осталось всего три человека: Павел Семёнович, как потомок её основателя, Евгений, как особо ценный для главреда кадр и Николай, стимулы которого были описаны раньше.
Женя так глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил, как отклонился от тропинки и врезался в дерево. Защищаясь от удара руками, он влез правой в пятно лишайника, что рос на нём. Отряхнувшись, он вернулся на тропу и как ни в чём не бывало пошёл дальше.
Впереди маячила арка, которая вела из Аллеи в лес, в котором тоже висели люди.
Евгений неожиданно почувствовал, что заплечный мешок, висевший на его спине стал легче. Судорожно сняв его, он не обнаружил гостинцев от Аполлинарии Николаевны. Там было пусто. Женя запустил руку внутрь, дабы удостовериться в этом. Ничего не было. Вынув руку обратно, он обнаружил то, что заставило его похолодеть. Это была серая шерсть.
Мягкая, почти невесомая, она могла принадлежать волчатам, которые рылись в нём. Выходило, что это был не морок, но ведь он точно видел, во что превратилось его тело тогда. Женя начал дёргано задирать рукава своей куртки, в надежде удостовериться хоть в чём – то. Но безуспешно: руки были целы, ноги под штанинами тоже.
В итоге у него было два взаимоисключающих доказательства произошедших событий. Одно говорило, что это был очередной морок, возбудитель которого поселился посреди поляны, а второе, что пропавшая выпечка и оставленная шерсть – прямое доказательство реальности произошедшего.
Решив, всё же, разобраться с этим позже, Евгений свернул мешок и привязал его к лямкам на сумке, которую носил через плечо. Они наверняка предназначались не для этого, но так было удобнее.
Наскоро описав неожиданные подробности в блокноте, он отправился к арке.
Эта арка была менее вычурной, чем входная и покрыта по всему периметру пятнами глубокой ржавчины. Пройдя через неё, Женя посмотрел себе под ноги. Тропинка, лежащая под ними, была всё тоньше, в некоторых местах росли ручки травы. Если на поляну и мог забрести редкий гость, то сюда не заходил никто. За аркой пролегал лес. Он не был густым, а потому, вокруг было довольно светло.
Евгений шёл, периодически оглядываясь по сторонам, боясь новых странных чудес.
Рука его, та, которой он влез в лишайника, покрылась мелкими красными пятнами. Такие обычно бывают, если на руку попал мицелий грибка. Скоро кожа начнёт чесаться и шелушиться. Это не было большой проблемой, ведь насколько он помнил, у Аполлинарии Николаевны была мазь, предназначенная специально для избавления от такой заразы.
Медленно исчезающая тропинка всё бежала вперёд. Она окончилась на прогалине, на которой разворачивалось одновременно интересное и ужасное действо. Там стоял мужчина с густыми усами, одетый в цилиндр и бушлат, делающий общественно неодобряемые вещи.
Евгений спрятался за толстое дерево и стал наблюдать. Странный незнакомец стоял перед пнём, на котором торчала вбитая в него палка с различными висящими на ней атрибутами, вроде перьев, листьев странной формы и другой непонятной ерунды. На небольшом отдалении от пня, в круге из веток лежало тело в обычном, для этих мест, мешке. Женя сразу признал это тело, именно из-за него Аллея однажды пополнилась очередным мемориалом и именно его он закидывал камнями. Он только в этот момент понял, что тела не было на своём месте. Вот, значит, где оно.
Незнакомец ходил по очень тонкому льду. За такой поступок, в лучшем случае можно получить плетьми десяток – другой раз, а в худшем – повиснуть рядом. Плети были редким наказанием в Стронгле, ведь свидетели повешений, либо вели себя примерно, либо, иногда, совершали что-то, удостаивающее их верёвки на шее. Это было одной из проблем таких казней, ведь многие могли получить психологическую травму и начать повторять за обвиняемыми.
Тем временем, странный ритуал, проводимый незнакомцем, подходил к концу. Он достал из кармана своего бушлата тёмно-зелёный бумажный треугольник и гравированную зажигалку, после чего поджёг его. До носа, подглядывающего за процессом, Евгения долетел запах горящего травяного букета. Незнакомец положил догорающий предмет на пень и, когда тот догорел, сгрёб пепел в ладони. Сложив их лодочкой, он подошёл к телу и дунул на него, после чего вернулся к пню…
Некоторое время ничего не происходило, но вдруг мешок задрожал, задёргался, и из него, разрывая ткань, стали вылезать серовато-чёрные конечности. Женя зачем-то стал считать их и, после нескольких мгновений, насчитал семь штук. Это было странно, и страшно, и он решил целиком скрыться за деревом. Из-за него он услышал сначала звуки ломаемых веток, а потом звук убегающих ног…
Когда он выглянул из своего укрытия, на поляне никого не было. Когда он подошёл ко пню, то услышал справа вдалеке душераздирающий крик ужасной боли. От страха, он, не думая о том, что нужно скрываться, сломя голову понёсся прочь. Ему не повезло, ведь побежал он не к выходу, а дальше в лес.
Отбежав на достаточное расстояние, он замедлился, а после и вовсе пошёл шагом.
Рука начинала не просто чесаться, а страшно зудить. Он случайно расчесал её так сильно, что та расшелушилась до крови. Порывшись в своей сумке, он нашёл моток чистой белой тряпки, которая подходила, чтобы заменить бинт. Намотав её на руку, Евгений отправился дальше. После одного или двух десятков шагов он понял, что заблудился.
Озираясь по сторонам, он пытался понять две вещи: с какой стороны он пришёл, и почему ему в голову не пришла мысль взять с собой компас. Получить ответы на оба вопроса так и не вышло. В отчаянии Женя сел на случайно подвернувшийся пенёк. Зудящая рука ещё сильнее усугубляла сложившуюся ситуацию. Поэтому, ему не оставалось ничего, кроме как встать, и отправиться куда глаза глядят.
Медленно плетясь по лесу, он вышел на очередную прогалину, где лежало поваленное дерево. Он прошёл мимо него, подтягивая ослабший узел на повязке.
Спустя ещё несколько сотен шагов, Евгений увидел входную арку. Эта отличалась от остальных тем, что она была сделана из белого камня. Неужели она вела в Аллею? Если так, то ему очень повезло. Значит, он окажется не в огромном открытом пространстве леса, где прогуливается семиногая жуть, а в огороженном пространстве, в котором, правда, почти на каждом дереве висели тела людей.