Взгляд во вне. 13-й аспект понимания

Сложность первоначальной посылки равно пропорциональна степени возвышения акта итога до состояния интерсубъективной удовлетворенности.

III. Проблемные вопросы взаимодействий

Теперь рассмотрим то, о чем мы упомянули выше лишь вскользь. Имеется в виду проблема «соотносимости» и «несоотносимости» отдельных понятий между собой, понятий между словосочетаниями и предложениями, которые в конечном счете предстают в виде информационного потока взаимодействий и восприятий.

Вопрос: как и почему одни понятия объясняют другие и выявляют их суть, подразумевая под собой и фактически являясь иной уникальной информационной единицей относительно тех понятий, которые они призваны раскрывать? Если вспомнить немецкую классическую философию, то у И. Канта был поставлен вопрос «Каким образом и как в принципе возможны синтетические априорные суждения?». Нас интересует вопрос о том, как синтетические и аналитические, априорные и апостериорные виды понятий возникли и почему они соотносимы между собой таким образом, что в итоге предстают «для нас» как нечто, формирующее то, что мы называем смыслом?

Почему, например, понятие «выше» ассоциируется с «быстрее», «медленнее» с «больше»; «тише» с «мягче», «громче» с «быстрее» и т. п. Что представляет собой данная ассоциация? Каковы компоненты подобных взаимодействий?

Прежде чем ответить на поставленные вопросы, проясним некоторые аспекты категорий «воздействия» (влияния) и «взаимосвязи».

Воздействие – действие, направленное на кого-что-н. с целью добиться чего-н., внушить что-н.^[45]

Взаимосвязь – взаимная связь^[46].

Взаимная связь возможна по отношению к чему-то. Она существует лишь с тем условием, что данное что-то как минимум существует. Далее, условие взаимосвязи и взаимозависимости с неизбежностью актуализируется в противоположностях. Аксиоматическим основанием данного умозаключения является, по сути, такая посылка, как «не заденешь никого, если некого задевать». Таким образом, процесс взаимной реализации и вообще существования какого-либо понятия с необходимостью зависит от возможности и наличия этой взаимности. Взаимность порождает такой закон взаимодействия, как «соотносимость». Критерием «соотносимости» выступает акт долженствующей реализации такого состояния субъекта, как его существование, а значит, и восприятие. Если признать, что существование и восприятие – две неизбежные составляющие субъекта познания, то понятия являются неизбежностью существования акта восприятия субъекта.

То есть несуществующему нет необходимости в потребности.

Потребность порождает поиск консолидации, которая в свою очередь приводит в движение то, что мы называем взаимодействиями субъекта познания.

Например, почему понятие «ручка» взаимодействует и консолидирована с понятием «писать», почему «машина» взаимодействует с понятием «ехать», а не «летать» или «плавать»?

Антагонистом понятия (А) служат все остальные понятия, которые характеризуются как (не А), то есть все, помимо (А).

(А) как информационная точка занимает свое место в информационном пространстве и является уникальной информационной единицей не по отношению к себе (к А), но лишь по отношению к другим (не А).

Количество информационных точек должно, таким образом, соотноситься с возможностью их восприятия так: А (количество информационных точек) = В (количество возможных актов восприятия).

С онтологической точки зрения существования информационных точек все равно, в какой информационной составляющей акта восприятия и формы они предстанут.

А (информационная точка) = А,B,C,D…… бесконечность (∞) Q (форменная составляющая или понятие).

Само бесконечное число составляющих Q понятий реализуются в функциональном состоянии выражения того или иного явления. Необходимость выявления именно последнего элиминирует проблему форменно-атрибутивной реализации положений, которых миллионы и которые без потери данного функционала находят свое воплощение в нашей повседневной жизни. Функционал восходит в уровень тех состояний, которые ограничены возможностью восприятия их в постановке вопроса «что это?» Такая постановка вопроса вынуждена ограничиться так называемой констатацией существования и долженствования. Остается один возможный вариант развития данной темы в свете постановки вопроса «как и каким образом?». Именно в такой постановке вопроса мы бы хотели немного остановиться над тем, что выше назвали состояниями.

Начнем с того, что однородные понятия включают в себя такие состояния, которые взаимодействуют со многими схожими состояниями. Например, состояние «толковать» с таким же успехом взаимодействует с состоянием «разъяснять», как и с состоянием «понимать». При этом функция состояния указанных понятий выражается в процессе или акте понимания взаимодействия или коммуникации их смысловой составляющей. Состояние, в отличие от понятий, отражает функциональный окрас информационной единицы исследования, хоть он и выражен все тем же понятием.

Проще говоря, состояние есть функциональная составляющая акта информации, выраженная в понятийной форме.

Состояния подвержены четкой градации на таком уровне, который не доступен для акта восприятия множественной атрибутивности воплощения того, что мы воспринимаем. Множественная атрибутивность включает различного рода стилистические, видовые, количественные, форменные, временные и иные характеристики акта восприятия. Состояние не выражено множественной атрибутивностью, но выражено аксиоматически-телеологической составляющей акта восприятия. Таким образом, можно выделить последовательность состояний, выраженных тысячами видовых воплощений в виде конкретных понятий, и последовательность понятийную, которая очень хорошо показывает степень общественной привычки употребления тех или иных понятий.

Мы не говорим, например, что «удочка пишет», утверждаем, что «пишет ручка», в данном случае разграничение функционала идет на уровне состояния (писать). Там же, где разграничение ведется на уровне понятийно-стилистической составляющей понятия (синтаксической, грамматической, стилистической и т. п.), велика степень впасть в произвольные подразумевания относительно смысла какого-либо понятия. Например, сущность объяснения заключается в достижении определённого результата понимания вне зависимости от того, какими методами и способами, а уж тем более относительно места времени и других атрибутов, ее окружающих, она может потенциально реализовываться в ментальных образах субъектов исследования. Если же рассматривать объяснение с точки зрения понятия как атрибута описания состояния, заключенного в нем, то можно сказать, что оно есть толкование, и есть уточнение, и есть уяснение, а также точность, скрупулёзность, при этом скрупулёзность, реализующаяся лишь в первом чтении принятия закона парламентом РФ и т. п. Этот процесс сам по себе не плох и не хорош, но по отношению к акту объяснения выступает как запутанный клубок возможных подразумеваемостей и взаимодействий, распутать который может каждый, но только с такой долей субъективного восприятия, что от первоначальной информационной посылки может ничего не остаться.

Взять хотя бы понятийную стилистику. Например, в английском языке существует формула употребления в первую очередь подлежащего, затем сказуемого. В нашем языке, сказав «профессор зашел в аудиторию» и «в аудиторию зашел профессор», мы ничего не меняем с точки зрения функциональной и информационной составляющей состояния, отражающего конкретный факт действительности. Однако сказать, что изменений совсем нет, также будет неверно, они есть, но на понятийно-стилистическом или атрибутивном уровне. Ход и рамки развития комбинаций данных словосочетаний зависят от тысячи факторов: развития личности, ее воспитания, уровня образования, региона развития, традиций и т. п. Акт понимания же взаимодействует с итогом, который сохраняет преемственный информационный фон первоначальной посылки (стабилизирующий фактор акта понимания). Разрыв данной «преемственности» приводит к несовместимости того умозаключения, итогового состояния, которое исключает появление другого итога, исходя из посылки одного и того же первоначального состояния (первоначальной информационной посылки).

Таким образом, свойством восприятия является убежденность в том, что отсылка к наиболее общим или аксиоматическим состояниям бытия, выраженным, как правило, в акте абстракции, ведет к состоянию полноты удовлетворенности относительно поставленных целей. Данные цели порождаются потребностями и необходимостями. Они выступают единственным способом или инструментом объяснения смысла акта коммуникации, характеризуя их взаимодействия как некую ценность.

Степень полноты акта объяснение зависит от положения позиции акта его понимания.

 

Позиционирование есть не что иное, как выражение степени. Вопрос и одновременно парадокс в том, что восприятие ограничено опытом, следовательно, нельзя объяснить то, что по природе не входит в суть объяснения и таковым не является. Объяснение есть лишь расширение понятий и их соединений с целью сужения концентрации представлений опыта субъекта познания до степени осознания достаточности. Достаточность приводит к состоянию ощущения правильности в ранге восприятия аксиоматической и необъяснимой данности. Данность определения взаимодействия разных и уникальных состояний, а точнее, их форменного выражения, коррелирует к такому понятию, как удовлетворенность. Последняя же предстает в виде акта ощущения полноты восприятия.

Удовлетворенность по отношению к объяснению выражается таким образом: «действие объяснения элиминируется отсутствием осознания в ее необходимости». Поэтому не стоит ее применять и возводить в ранг инструмента «надуманной» произвольности акта восприятия.

IV. Парадоксы взаимодействий

Подразумеваемости безграничны. Бесконечность проявления информационной составляющей акта восприятия есть в каждом человеке. Так, вы можете читать Г. Гегеля всю жизнь и всю жизнь выводить все новые и новые факты из его произведений, так как актов подразумеваемости того, что написано, и того, как вы это понимаете, бесчисленное множество.

Автор

Акты подразумеваемости > каждой отдельной информационной единицы высказанного-воспринятого.

Наше восприятие характеризуется наличествованием первоначального информационного посыла, функционал которого выражается в установлении направлений деятельности индивида. Действие само по себе предстает как характеристика существования акта восприятия вообще, а также телеологической составляющей любых проявлений действительности, включая самого субъекта познания. В нашем случае направление действия выступает в качестве основы соотношений всего, что поддаётся восприятию и выражается в акте коммуникации.

Направление действия есть мера отражения жизнедеятельности субъекта познания в самом общем смысле данного словосочетания. Оно есть мера оценки, мера и степень ощущений, мера восприятий и т. д. В самой основе направления деятельности можно выделить своеобразные закономерности, существующие в восприятии и в созерцании того, что воспринимается. Этих закономерностей тысячи. Что касается выражения или форменного закрепления этих закономерностей, то мы называем их понятиями. Понятие отражает факт восприятия, отражающий характеристику акта субъективного ощущения. Факт воспринятого в рамках направления деятельности фиксирует в своей форме то, что по логике вещей вообще-то не поддается фиксации или, точнее сказать, находится (должно находиться) в контрадикции причины и следствия тождественности акта его понимания. Например, каждый день мы наблюдаем свет, неизменный, тождественный, «тот же» самый. Отрицать неизменность и постоянство света бессмысленно, так как если бы он не был бы «одним и тем» же всегда, когда на него направлен акт нашего восприятия, то как бы мы его воспринимали: как свет, который был вчера, и свет, который есть сегодня. При этом свет вчера и свет сегодня не тождественен по отношению к акту и положению его восприятия, но тождественен самому себе как явлению воспринимаемому.

Акт восприятия всегда тождественен самому себе.

Воспринимаемый нами свет всегда тождественен самому себе. Однако при этом мы называем уникальным тот факт, что тождественное всегда самому себе восприятие и свет, тождественный самому себе, не есть постоянно одно и то же, то есть (свет). Временная градация, создающая разницу в восприятии, в данном случае не элиминирует факта восприятия явления как одного и того же и так же, однако она же говорит о том, что свет и восприятие вчера не есть восприятие и свет сегодня лишь по отношению все к той же временной градации. Если предположить, что разность есть фиксация явления в его мультиформенном выражении, проявляющаяся в свете восприятия, то свет и акт его восприятия будут всегда разные. Однако как можно воспринимать разрозненное и неповторимое нечто, элиминирующее опытную составляющую акта восприятия, так как воспринимать можно лишь то, что воспринимаемо в свете сопоставления нечто воспринятого с другим нечто воспринимаемым. Например, белый цвет мы фиксируем как белый лишь в связи с тем, что есть еще черный, зеленый и т. п. цвета. И наоборот, постоянство и тождество акта восприятия и факта фиксации света с необходимостью должно быть одно и то же, независимо от временной градации. Если это так, то тогда необходимо говорить о том, что свет и его восприятие а также иные миллионы состояний выражения и проявления бытия есть лишь неизменная данность восприятия, не обладающая уникальностью свойств и атрибутов, составляющих категорию уникальности.

Следовательно, уникальность выражается постоянным тождеством, а сущность постоянства выражена изменчивой уникальностью.

* * *

Сущность непостоянна, а атрибутивность сущностна. В то же время сущность есть сущность, а атрибутивность атрибутивна безотносительно того, как они проявляют себя вовне «для нас» в форме акта восприятия. С этой точки зрения, а именно с точки зрения дачи определения воспринимаемому, такое воспринимаемое не дает ровным счетом ничего, кроме разложения целостности этого «воспринимаемого» на составные элементы. Это не говорит о том, что не надо исследовать нечто воспринимаемое, но это показывает тот факт, что не стоит заблуждаться относительно ценности такого рода выводов данных исследований, так как сущность предстает уже перед нами во всем многообразии акта своего проявления.

Использование знаний и знание в акте понимания – две разные составляющие направленности человеческой деятельности.

Так, чаще всего в акте использования знаний мы стараемся сконцентрироваться на функциональной направленности полученного знания, субъективировать его в соответствии с нашим целеполаганием. Мы выделяем, например, у категории объяснения некую суть, выраженную в ее функциональной направленности, а именно направленности на установление акта понимания, где последний есть но не только выражение волевого акта индивида, но и является константой, зависящей от различных «объективных» факторов уместности, удовлетворенности, времени, места и т. п. Так, например, можно смотреть, но не видеть, можно слушать, но не слышать, можно знать, но не осознавать, можно объяснять, но не понимать и не добиваться состояния осознанности, выраженной в конечном результате акта объяснения.

Использование знаний (научных знаний) посредством их объяснения, верификации, фиксации и т. п. составляющих его компонентов всегда ведет в сторону от акта понимания (осознанности) самой сущности.

Так, например, глядя на айсберг, мы говорим (факт фиксации акта восприятия), что он голубого цвета. «Научный подход», применяемый по отношению к факту того, что айсберг голубого цвета, подводит нас к отрицанию воспринятого, а точнее, к отрицанию результата воспринятого, он вынуждает нас говорить, что мы знаем, что он сам по себе не голубого цвета, нам лишь кажется, что он голубой. «На самом же деле» это все есть свойство преломления света по отношению к кристаллам льда, что таким образом создает видимость того, что айсберг именно голубой. То есть голубой цвет не есть атрибут айсберга, но есть атрибут света и еще нескольких оптических состояний и их комбинаций.

С «научной точки зрения» утверждение, что айсберги голубые, равно настолько же обоснованно по отношению к утверждению, что голубизна айсберга появляется при условии преломления света.

В данном случае, во-первых, идет неверное сопоставление факта «айсберг голубого цвета» и того факта, как данный оттенок формируется при наблюдении нами за айсбергом. Сам процесс «преломления света», также не есть «голубизна» и, в конце концов, не есть цвет, так как свет объективно бел.

Во-вторых, факт наличия виденья голубого айсберга, безусловно, мало кем оспаривается, так как его «цветность» характеризуется наглядной составляющей акта восприятия, в то время как «преломление света» мы не фиксируем органами чувств, точно так же, как и различные свойства голубизны цвета, которое вообще есть не что иное, как чистый акт нашего субъективного восприятия, не существующий в действительности в отличие от айсберга.

Следовательно, разложение на составные части объекта и предмета действительности (акт объяснения) и выявление его сущности не есть одно и то же, что очевидно для внимательного наблюдателя.

Так, мы говорим «время года», «год», «месяц», «день», то есть соотносим «явление» с числовым состоянием его отражения. День предстает как взаимодействие света, исходящего от солнца (которое обладает своими взаимодействиями, влияющими и выражающими ее функциональный потенциал), до момента его перехода (движение) на другое полушарие, где на одном из них происходит состояние «ночи», на другом – состояние «дня». Таким образом, положение солнца относительно полушарий земли и их расположением мы связываем с универсальным понятием дня и света вообще. Следовательно, в абстрактном понятии «дня» мы выделяем наличие света как такового – это его существенное свойство, однако при этом свет как источник «дня» не принадлежит «дню», но принадлежит солнцу, точнее, они принадлежат абстрактному понятию дня, которое коррелирует к конкретному источнику (солнцу), создающему абстрактное понятие дня.

Состояние дня как взаимодействия солнца, движения и положения земли предстает как закономерный процесс и ход действительности, но согласимся, что данное взаимодействие не есть ни «год», ни «месяц», ни «день», однако предстает «как таковой» лишь в качестве ответа на поставленный нами самими вопрос «каким образом», где последнее характеризуется взаимодействиями компонентов (дня, света, солнца и т. п.).

То есть, беря конкретный предмет или явление, мы его объясняем в абстрактном понятии, отделяя атрибутивные, с одной стороны, и самодостаточные свойства, с другой, ставя зависимость между абстрактным и конкретным в отношение зависимости от актуального акта восприятия.

Девятый аспект. Удовлетворённость в рамках актов объяснения и понимания

В чем разница между восприятием иллюзии и восприятием не иллюзии? Восприятию все равно, а оценочному суждению по поводу воспринятого нет. Оценочное суждение есть порождение уже понятого, только неудовлетворительного.

Автор

А: Почему вам не нравятся эти желтые обои?

В: Какие, вот эти персиковые?

А: Вообще-то я спрашивал не про цвет, а про обои.

Все, что воспринимается, так или иначе проходит через «сито», называемое субъективным актом восприятия. Нам неизвестно, почему одни любят кофе, а другие чай, одни предпочитают ездить поездом, другие летать самолетом и т. п. Такого рода информационные «предпочтения» довольно часто завуалированы в акте объяснения под состояние «объективности», в которую могут верить только люди искренне верующие.

Странная возникает порой ситуация по поводу того, что понятия описывают и отражают в итоге меньше, чем ощущения, вкладываемые в данные понятия, и все-таки выражаются только лишь с их помощью.

Удовлетворенность довольно особая и странная фигура, действующая в акте восприятия и познания чего-либо. Видя, читая, слыша, вообще воспринимая сколько угодно информации, вплоть до бесконечности, мы понимаем, что она всегда будет «алгоритмично» состоять и сопровождаться актом неудовлетворенности, который может быть преодолен лишь посредством своего антагонистического эквивалента, который недостижим ни при каких условиях в силу того, что только при его непосредственном участии возможен акт неудовлетворенности.

Парадоксальность алгоритмов восприятия факта нашего существования доводит до отчаяния многие пытливые умы. Всегда в процессе изучения и приобретения знаний присутствует ощущение того, что результат до осознания нечто и результат после его осознания совершенно не изменяет сущностной стороны результата и реализации «ответа», «выраженного в» вопросе: «как и зачем?» по отношению к нечто воспринимаемому или исследуемому.

Например, прочитав труды И. Канта, мы восхищаемся тем, о чем он пишет, мыслит, какие поднимает вопросы и т. п., однако удовлетворённость прочитанным создает лишь иллюзию знания относительно того, что вы прочитали.

Удовлетворенность накапливает опытную составляющую реализации «количественного» состояния информационного акта безотносительно постановки вопроса: зачем она вообще нужна и в каком виде реализуется?

Удовлетворенность есть акт познания того, с чем сообразен и «совосприимчив» образ нашего существования, представления, восприятия и в итоге понимания. Пытливость к достижению цели создает ощущение «правильной» постановки вопроса относительно характеристик сущего. Она действительно единственно правильная с точки зрения инвариантности акта восприятия и в то же самое время в корне ошибочная относительно количества потенциально возможных актов выражения самого мира (бытия).

«Вопросность» есть инструмент реализации алгоритма познания существующего. О том, что такое есть «вопросность», мы поговорим немного позже в отдельном аспекте.

Дело в том, что сама форма «вопросности» предполагает и состоит из вопроса: что есть форма, как не «отдельность» или «разность» по отношению к вопросности?

«Форменность» выражаема только лишь за счет существования ощущения нечто воспринимаемого и реализуемого посредством самого «выражения». Не зная «отдельности», «уникальности» и потенциальных способов проявления этих и многих других состояний, мы еще умудряемся ими оперировать и составлять такие алгоритмы «сущего», как «коммуникация» и «жизнедеятельность». Вопросность есть. Она есть по отношению ко всему, что к ней не относится, но выражается лишь посредством «есть», «быть», «существовать» и т. п. Последние представляют собой алгоритмы, явно заложенные в нас, в наш акт их понимания до акта их восприятия как таковых, так как «алгоритм поиска» так же «алгоритмичен», как и «ответность», «удовлетворенность» и т. п. категории.

* * *

«Алгоритмичность», как в принципе и все остальное, есть нечто, которое выражает то, что мы понимаем под ним. Если мы начнем давать ему определение, то неизбежно натолкнемся на «алгоримтичность отклика» как реализацию выражения поиска, мнения, суждения, точки зрения, акта восприятия и т. п., являющихся выражением удовлетворенности по отношению к тому, что воспринимается.

Что мы хотим сказать: то, что мы написали выше несколько секунд назад, есть суть нечто, прочитанное вами, при том, что реализация по достижению вами алгоритма акта удовлетворённости прочитанным нуждается в «пояснительности», выступающей в качестве следующей ступени проявления алгоритма понимания и удовлетворения. При этом само «проявление алгоритма» также является «алгоритом проявления» по отношению к акту его понимания и т. п. Как мы уже говорили в начале нашей работы, дело в том, что мы ищем точку опоры, обозначаемую чаще всего в виде рациональности, последовательности, сущности, структурированности, полезности по отношению к тому, что читаем и воспринимаем.

Такого рода «инвариантные необходимости» представляют алгоритм доказательства «невозможности» не выражать нечто. Невозможность предстает в виде «ощущаемого» эквивалента акта понимания, безотносительно акта определения ее как таковой.

Вопрос: если понимание характеризуется и функционирует до момента анализа и алгоритмов действия восприятия, направленных на его «понимание», каковы шансы на то, что сам акт понимания не зависит от нас?

Дело в том, что понятия в предложении строятся по определённому алгоритму, где каждое из них является его частью. Каждая часть понятия является частью понятия, а затем и предложения.

Однако если сказать, что каждая часть понятия (буква, символ) является «частью понятия» и в то же самое время является «частью предложения», зачем использовать «что она является частью понятия», если последнее в свою очередь является определением? Что мы хотим сказать?

«Алгоритмичность» актов «неудовлетворения» и «удовлетворения» лежит в основе так называемых логических умозаключений и «закономерностей», которые в своей основе и в своем позиционировании в качестве таковых (научного инструментария) противоречат сами себе.^[47]

«Противоречивость», безусловно, является неотъемлемым компонентом алгоритма восприятия и выражения нечто «вовне». Противоречивость в акте его восприятия, а точнее «ощущения», несет в себе нечто негативное, при том что негативность и противоречивость не одно и то же.

«Одинаковость» и «разность» составляют важную часть восприятия как такового, вот только важность и алгоритм ее действия неизвестны в своей сущности. Противоречивость не может оцениваться рационально или с «научной точки зрения», при этом она порождает то, что мы называем «ответной реакцией», выраженной в алгоритме поиска истинности или ложности, что в научном плане рассматривается как акт удовлетворенности и неудовлетворённости определённого порядка.

* * *

Если принять, что акт удовлетворённости результатом, вызванным в процессе восприятия, является исходной составляющей конечной цели данного акта, то восприятие и процесс ее реализации должны строиться и исходить из такой посылки, которая бы элиминировала все факторы, ведущие к уменьшению, или умалению акта удовлетворенности, то есть отсечению всего того, что потенциально вело бы к акту неудовлетворенности.

Соответственно, телеологической составляющей акта удовлетворенности является избежание и максимальное понижение уровня неудовлетворенности, действующего в рамках матричности акта восприятия и наоборот.

Вопрос в том, какие факторы повышают и понижают ту самую степень удовлетворенности, как и что на них влияет?

Так, немецкий психолог Г. Фехнер^[48] ставил зависимость между актами получения удовольствия и неудовольствия принцип «тенденции сознательных побуждений к стабильности». В нашем же случае мы говорили об определённости.

Определенность с точки зрения психологии характеризуется поиском стабильных зон, которые, по нашему мнению, обладают рядом характеристик, а в совокупности дают нам ощущение комфортного и, в общем, положительного самоощущения «жизневосприятия». Хаотичность и неопределенность, напротив, в противовес определенности, способствует тому, что называется актом неудовлетворенности. Хаотичность акта восприятия характеризуется отсутствием положительных зон комфортного самоощущения.

Данные места (зоны) можно назвать мечтаниями, а с психологической точки зрения «буферными зонами», «резервными бункерами» или «защитными полостями» положительного восприятия мира вообще, формируемыми с целью избежания негативного воздействия неопределенного и дискомфортного мировосприятия и в целом негативного влияния на человека вообще.

Чем больше вы потеряли, тем больше радости от приобретения малой доли того, что у вас было.

Данное психологическое состояние хорошо знакомо по примеру евангельского повествования о возвращении блудного сына (Евангелие от Лк., 79 зач., 15:11–32.), где радость небольшой утери при сохранившейся большей части остального вызывает ощущение достижения акта удовлетворенности.

Самому достижению как таковому неважно, какие факторы способствуют выработке акта удовлетворительности:

Как радуется пастух нахождению одной заблудшей овцы?

«Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? и если случится найти её, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся. Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих».

Евангелие от Матфея (Мф. 18:12–14)

«Но Он сказал им следующую притчу: Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет её? А найдя, возьмет её на плечи свои с радостью и, придя домой, созовет друзей и соседей и скажет им: «Порадуйтесь со мною: я нашёл мою пропавшую овцу. Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии».

Евангелие от Луки (Лк. 15:3–7)

То есть данность обладания, например, «стадом» не есть сам по себе акт удовлетворенности, но есть «довольствие», в то время как момент акта удовлетворённости коррелирует к поиску того, что, на наш субъективный взгляд, являлось той причиной, которая ослабляла чувство полноты обладания чаще всего того воображаемого «стада», если бы такая ситуация (потеря одной овцы) не произошла.

Мечты всегда желаннее действительности.

Аналогичный эффект «идеальной окраски воображаемого», выраженного обычно как: «если бы не одно обстоятельство, все было бы как надо, или если бы не то…» всегда присутствует в виде запасного пространства «позитивности».

Такого рода состояние можно встретить в постоянном превозношении заслуг тех людей, особенно молодых и не очень талантливых, умерших внезапно. Дело в том, что общество в целом и тенденции каждого индивида по отношению к их достижениям превозносит и ставит их в более высокую степень «ранговости» и какого-либо иного превалирования перед теми, кто еще жив. При этом степень идеализации и превозношения их заслуг (в том числе и того, чего не было ими достигнуто, но, несомненно, было бы сделано), несмотря на порой колоссальный полет фантазии, «если бы смерть не прервала их творческий потенциал», максимальна. Прибавим к этому и потенциальные заслуги, которых не было, но которые необходимо появляются, причем появляются, скорее, как степень реализации желаний самого индивида (того, кто хвалит и превозносит, таким образом как бы реализуя свой потенциал, свои потаенные и несбывшиеся мечтания с целью обращения внимания и вызова общественного восхищения тем, что он приписывает умершему, но на самом деле реализуя свои нереализованные психофизические и эмоциональные состояния, ощущения и пороки).