4
Утром, едва чернильную ночь разбавило серым, оранжевым и жёлтым – цветами занимающейся зари, – Дервала разбудил противный, вечно злящий его, трезвон. То дребезжал старенький заводной будильник; звук его поразительно походил на голос миссис Мур, пятидесятилетней учительницы математики. Контрольные по алгебре и геометрии, как и последующие неприятные разговоры с отцом, представляли собой непрестанную угрозу душевному равновесию мальчика.
Вынырнув на мгновение из-под тёплого кокона одеяла, его рука прихлопнула железный колпак; будильник утих.
Прошло ещё несколько минут, прежде чем он, с трудом преодолев желание проспать до полудня, вылез из постели. Ноги его сами нащупали тапки на полу; Дервал включил свет и прошёл, едва не споткнувшись о порог, в туалет. Завтрак ему предстояло приготовить самому – более того, и для отца тоже. О’Райан-старший уже почти год доверял ему столь высокую честь – готовить сержанту полиции, проживающему в их доме.
Обнаружив в кофейнике с пол-литра кофе, заваренного вечером, Дервал поставил его на электроплиту. Сковорода, на которой предстояло разместить яичницу с беконом на двоих, проследовала тем же путём.
Теперь, выкроив свободную минутку, можно было, сделав щёткой по несколько движений взад-вперёд, торопливо почистить зубы. Едва он покончил с данным занятием, появился отец. В трусах и майке, выставив напоказ свой пивной живот, он неразборчиво пробурчал что-то и единственным нетерпеливым жестом прогнал Дервала на кухню. Подскочив к холодильнику, тот достал бекон и сливочное масло.
Вскоре их нехитрая трапеза началась. Кушали О’Райаны в полном молчании. Такой порядок стал нормой с тех самых пор, как мать Дервала покинула их. Миссис О’Райан не жила здесь уже более четырёх лет, с тех самых пор, как уехала в Дублин и подала на развод. Отец не любил говорить на эту тему, а Дервал старался не сердить его без нужды, и исчезновение матери стало для него состоявшимся фактом. Как и многое другое, это не подлежало обсуждению.
Отец довёз его до школы; едва Дервал покинул салон, автомобиль взвизгнул покрышками и умчался в направлении полицейского участка.
Весь день он пребывал в рассеянном настроении – голова была забита мыслями о предстоящем вечером мероприятии; как назло, учителя поспешили воспользоваться тем, что в книгах именуется «минутной слабостью», и стали вызывали его к доске. Трижды! Дервал схлопотал две оценки «удовлетворительно» и даже один «неуд». Последнее хранило в себе грозное предвестие отцовского гнева, но мальчик, погружённый в грандиозные замыслы, воспринял случившееся с удивившим его самого спокойствием.
Впрочем, перечень неприятностей, заготовленных ему на день средним учебным заведением, этим не исчерпался. На одной из перемен он столкнулся нос к носу с Бренданом Манганом, учившимся на два класса старше. Четырнадцатилетний Манган превосходил Дервала в силе – и немедленно этим воспользовался, оттолкнув того едва ли не к противоположной стене коридора.
– Смотри, куда лезешь, О’Райан! – оскалился Манган. Его дружки немедленно загоготали, словно увидели нечто жутко смешное.
– Не толкайся, дылда! – Дервал сжал руки в кулаки. Манган вновь толкнул его, сам оставаясь на недостижимом расстоянии.
– Ты ещё слишком мелкий, чтобы со мной спорить. – Лицо Мангана, обрамлённое шапкой тёмных волос, имело правильную, овальную форму – и от этого обладало несомненной красотой; сейчас оно презрительно кривилось. – Вечно вынюхиваешь что-то, как и все вонючие «гарды», а потом доносишь учителям! Вон уже идёт один – наверняка всё было подстроено!
То было неправдоподобное и совершенно надуманное обвинение. Дервал завертел головой, разыскивая учителя, о котором упомянул Манган. Мимо прошествовал учитель истории, мистер Маккеон – сухой, подтянутый, как всегда, в накрахмаленном воротничке.
Взоры свидетелей скрестились на О’Райане-младшем. Несмотря на искреннее желание пожаловаться, тот был вынужден промолчать. Крепко сжав зубы, он почувствовал, как краснеет; ногти его впились в ладони, оставив красные борозды.
Манган снисходительно фыркнул.
– Ладно, мы ещё вернёмся к этому, маленький доносчик. Но не здесь, не при людях…
Очевидная угроза не испугала Дервала. Решительно блеснув глазами, он пошёл в свой класс.
5
Вернувшись домой, Дервал не стал тратить время на возню с домашним заданием, а сразу пошёл к дому Мерфи. Тот был на год младше, и сегодня уроки у него заканчивались раньше.
Стоило нажать кнопку звонка, как дверь распахнулась, и показалась щекастая физиономия его приятеля. Сюрпризом оказалось увидеть её изукрашенной синяком. Область под левым глазом уже приобрела типичный красно-синий цвет, обещая на ближайшие несколько дней превратить Уолтера в объект всеобщих насмешек.
– Я сейчас – только оденусь, – буркнул Уолтер и исчез за дверью. Прошло несколько минут, которые Дервал провёл, мучаясь бесплодными догадками, прежде чем Уолтер появился вновь. Он надвинул шапку на самые брови и, угрюмо посматривая по сторонам, вышел на улицу.
– Кто это тебя? – Дервала разбирало любопытство. – А то ты не знаешь?
В голосе Уолтера сквозило явственное недоверие. Он бросил на друга быстрый взгляд, словно ища признаки чего-то.
– Я думал, уже всей школе известно, – протянул он, наконец. – Это Кабан О’Нил – поймал меня уже у самого выхода. Один раз двинул… Я чуть не ослеп!..
– Да нет, зрение останется при тебе – я так думаю, – с искренним сочувствием ответил Дервал. Кабана О’Нила он знал – рослый, бездумный громила вечно крутился с Манганом; тут же пришлось поделиться и собственным опытом общения с этой шайкой.
– Тебе меньше влетело, – с завистью заметил Уолтер. – Я уже звонил своему старику; он говорит, всё дело в Монтегю. Тот как раз вернулся.
– Хромой Монтегю вернулся? – потрясённо переспросил Дервал. – Не может быть!..
В деревне все знали, что мать Мангана некогда водилась с Монтегю; она до сих пор привлекала внимание мужчин, но немногие, опасаясь Хромого, решались к ней подступиться – даже в его отсутствие. У Эдны Манган были длинные волосы цвета воронового крыла и большие серые глаза, выразительно поблёскивавшие с идеальной формы лица. Когда она говорила, её розовые губы чувственно изгибались, словно обещая неземные ласки. Стройная фигура, соблазнительно гибкая и с высокой грудью и пышными бёдрами, одним своим видом подтверждала: её владелица способна удовлетворить притязания и самого взыскательного мужчины. Брендан родился вне брака; отцом называли Хромого Монтегю, хотя, поговаривали, Эдна имела связь и с его отцом, Проклятым Монтегю. У кого же ещё ей было набраться всех этих колдовских умений? Деревенские женщины, несмотря на единодушную ненависть, частенько захаживали к Эдне – та, по слухам, умела не только гадать, но и готовить приворотное зелье.
Монтегю вернулся! Дервал бросил невольный взгляд на заброшенный двухэтажный особняк, одиноко возвышавшийся на отдалённом холме. Расположенный как раз рядом с границей – хотя граница эта являлась, скорее, условным понятием, нежели чёткой линией, – он казался нежилым. Тэхмор-менор11, принадлежащий роду Монтегю почти два столетия, пустовал с момента смерти Найалла Монтегю, прозванного Проклятым. Умер тот загадочной и, как все единодушно полагали, противоестественной смертью более десяти лет назад. Жерард Монтегю, его единственный сын, бросил всё и немедленно уехал неизвестно куда; ходили упорные слухи, что он умер.
– Хромой снова здесь. – Дервал заскрежетал зубами – ничего хорошего от любого из рода Монтегю ожидать не приходилось, тем паче от Жерарда. – Что ж, это многое объясняет.
– Пойдём, посмотрим? – Уолтер кивнул в сторону дома.
Они прошли несколько сот метров вдоль шоссе, а потом, едва не разорвав одежду, проникли через дыру в проволочном заборе на наследственные земли Монтегю. В прошлом те являлись крупными помещиками, однако репутация их сильно пострадала от разного рода тёмных историй. Люди открыто говорили о связях с нечистой силой и о способностях к колдовству и чёрной магии, которыми якобы обладали представители этого семейства. Монтегю давно растеряли большую часть своего состояния и уважения; Хромой считался последним представителем угасающего рода.
Мальчики шли по давно не возделываемому полю около пяти минут, прежде чем Дервал, резко остановившись, схватил своего друга за руку.
– Слышишь? – напряжённо спросил он.
Уолтер кивнул:
– Вроде молотки стучат.
Дервал потянул его в обратную сторону.
– Тогда уходим. Хромой действительно там, и он приводит дом в порядок. Но лучше чтобы нас никто не видел – этот дьявол из тех, что стреляет в гостей без предупреждения.
6
Они пошли назад, с каждой минутой, словно против своей воли, ускоряя шаг. К дыре в заборе мальчишки приблизились почти бегом и, едва не отталкивая друг друга, поспешно вылезли за пределы владений Хромого.
– Уф! – радостно выдохнул Дервал. – Я испугался – просто ужас! Думал, он смотрит на нас в прицел – и вот-вот пальнёт!
Уолтер, тщательно осматривавший себя в поисках грязи и репейника, промолчал. Впрочем, его едва ли не позеленевшее от испуга лицо говорило само за себя.
Последующие несколько минут они провели на ходу, оживлённо обсуждая убийства, приписываемые Хромому. Наконец Дервал вспомнил об их планах на вечер.
– Ты всё взял? – спросил он Уолтера.
Тот похлопал себя по груди – там, где у куртки размещён внутренний карман.
– Всё здесь. А ты?
Дервал натужно рассмеялся:
– Тоже есть кое-что. Пришлось наведаться в святая святых моего старика – он мне голову оторвёт, если узнает.
Уже темнело, и они сочли необходимым поторопиться. Человек, за которым эти два отчаянных подростка решили проследить, всегда выходил из «Золотого четырёхлистника» в одно и то же время. Вернее, время менялось, но Негьеши – а речь идёт о нём – неизменно выбирал момент, когда начинало смеркаться. Дервал подметил ещё одну странную особенность в распорядке дня венгра: тот никогда не выходил на улицу в солнечную погоду.
– Он точно вампир, – возбуждённо прошептал Дервал. Правая рука его сама нащупала короткий деревянный кол, заткнутый за пояс. Он не знал наверняка, осиновый ли тот, но полагал, что хоть какой-то кол лучше, чем никакого. Такой же, обструганный собственноручно, при помощи ножа, кол имел при себе и Уолтер.
Также они прихватили с собой распятие, чеснок – и столовый серебряный нож. Тот был без острия и почти тупой, но считалось, что важнее всего сам факт того, что он серебряный. По крайней мере, именно к такому выводу пришёл Дервал, изучая все книги и фильмы о вампирах. Сейчас он молился о том, чтобы отец не вздумал вдруг проверить комплектацию сервизов.
– Что делаем с чесноком?
Дервал посвятил размышлениям на эту тему весь день и, как ему казалось, нашёл решение. Чеснока у них имелось пять головок – вполне достаточно, по его мнению.
– Оставим себе по одной дольке, а всем остальным натрём асфальт перед калиткой – и ручку.
Уолтер опасливо посмотрел на дом вдовы Маккарти.
– А старуха нас не увидит?
Дервал пожал плечами:
– Постарайся делать всё как можно естественнее, чтобы не привлекать лишних подозрений. В конце концов, она, даже если и застукает нас, не сильно разозлится. Ведь она сама пожаловалась, будто этот Негьеши – вампир.
Мальчишки тут же принялись за дело, и в считанные минуты выполнили задуманное. Судя по всему, им посчастливилось остаться незамеченными. Наконец, отойдя в тень росшей в отдалении яблони, друзья стали ждать.
Прошло более четверти часа – период, показавшийся Дервалу наполненным самой беспокойной разновидностью волнения и страха, – прежде чем вдали показался знакомый силуэт.
– Это он, – прошептал ему в самое ухо Уолтер.
Венгр, напившись, по обыкновению, пива, возвращался к ужину. Вдова Маккарти обычно готовила ему ирландское рагу или жареную рыбу с картошкой.
Дервал, наблюдая, как Негьеши приближается к участку улицы, намазанному чесноком, ощутил собственную дрожь. Кровь стучала у него в висках. Они не собирались вступать в бой, за исключением самого крайнего случая, но тщательно подготовились к подобному повороту событий. Оба имели колья, у Дервала дополнительно при себе был нож, у Уолтера – распятие.
Негьеши будто застыл, не решаясь опустить уже поднятую ногу. Наконец, покачав с некоторым удивлением головой, он присмотрел место, которое показалось ему подходящим, и совершил изящный прыжок.
Дервал едва не застонал от разочарования – венгр обошёл первую их ловушку. Впрочем, вторая и вовсе не составила для Негьеши затруднений – он попросту поднял валявшуюся неподалёку обломанную ветку и осторожно надавил на дверную ручку. Жалобно скрипнув, калитка открылась.
– Видишь? – Даже в темноте видны были белки расширившихся глаз Уолтера. – Он боится чеснока.
Дервал оттолкнул его коротким движением локтя. На самом деле это ничего не доказывало. В конечном итоге, кто-то мог проследить за ними – и сообщил Негьеши. Они сами могли стать жертвой розыгрыша.
Тем не менее, страх, вязкий и холодный, не отпускал. Дервал сжимал кол и нож так, что костяшки его пальцев побелели. Негьеши вошёл в калитку, и из груди мальчика уже готов был вырваться вздох облегчения, как венгр вдруг замер и обернулся. Его взгляд немедленно нащупал Дервала, несмотря на кромешную темноту.
Дервал, хотя и готовился к чему-то подобному, ощутил, как храбрость немедленно оставила его. Он был буквально обездвижен мощной, леденящей волной, исходившей от иностранца. Источником её, несомненно, выступили глаза – два источающих мертвенно-бледный свет огонька. Это было как увидеть на человеческом с виду лице пару электрических, бездушных лампочек.
Секунды, казавшиеся бесконечными, тянулись невозможно долго. Наконец, так и не сказав ни слова, Негьеши прошёл во двор и захлопнул за собой калитку.